Текст книги "Крым. Ханы, султаны, цари. Взгляд на историю полуострова участника Крымской кампании"

Глава 8
Завоевание Крыма Россией

Любовь к могуществу и власти была преобладающей страстью Екатерины II, но далеко не единственной страстью. Екатерина каким-то образом умела сочетать самую грубую чувственность с самым дерзким честолюбием, которое когда-либо было чертой мужского характера. За время своего царствования она ставила перед собой три великие политические цели – разделить на части Польшу, завладеть Крымом и расчленить Османскую империю. Третьей из этих целей она не достигла, зато добилась успеха в двух остальных случаях. Для этого Екатерина применяла те способы, которыми обычно пользуются неразборчивые в средствах правительства, чтобы добиться своего: открыто применяла право сильного, когда это было разумно или необходимо, и пускала в ход скрытые механизмы гнусной интриги, когда это было дешевле или удобнее. Успехом второго из трех замыслов императрица была обязана Григорию Потемкину, который одно время был ее партнером в распутстве, а потом стал хозяином этого распутства и брал дань со своих преемников. До конца своих дней, уже не интересуя императрицу в личном смысле, он сохранял необыкновенную власть над ее умом, льстя ее гордости и поддерживая в ней надежду на успех ее третьего замысла: быть коронованной в Константинополе как владычица Востока.

Этот выдающийся человек родился поблизости от Смоленска. Его семья когда-то приехала из Польши, но уже давно жила в России и числилась среди низшей знати. Один из его предков приезжал к лондонскому двору как посланец Петра Великого. Потемкин сумел привлечь к себе внимание императрицы внушительным видом и вкрадчивой речью и быстро поднялся от самого низшего звания в конной гвардии до высших должностей в министерстве и армии. Почести, должности, поместья и подарки текли к нему непрерывным потоком. Он стал главнокомандующим всеми русскими армиями, гросс-адмиралом Черноморского, Азовского и Каспийского флотов, великим гетманом казаков, генерал-губернатором юга и кавалером всех орденов империи. Правители других стран награждали его почетными званиями и платили за то, чтобы его заинтересовать. Из Пруссии ему прислали орден Черного орла, из Дании орден Слона, а из Швеции орден Серафима. Все в этом фаворите императрицы было огромным – тело, дарования, доходы от должностей, могущество, удовольствия, пороки, хвастовство, низость и дерзость. На свете не было человека с более разносторонними талантами. Он с одинаковой легкостью мог планировать военную кампанию и вести интригу, быть военачальником, придворным и дипломатом, организовать спектакль и расстроить планы врага с помощью контрзаговора, быть кавалером с утонченными манерами и грубым мужланом, пировать как Сарданапал и поститься как монах, упиваться сладострастием, достойным худших дней Римской империи, и жить неприхотливо, почти как дикарь. Никакая трудность не отпугивала его, никакая опасность не страшила, и никакое преступление не останавливало его на пути к цели. Однако в его характере и проектах были очень странные противоречия. У этого честолюбца была возможность стать герцогом Курляндии, затем королем Польши, а еще позже правителем княжеств (очевидно, дунайских княжеств, то есть Молдавии и Валахии. – Пер.), и во всех трех случаях он ответил отказом: этой власти Потемкину было мало. И он же собирался стать священником, служить церковные службы и умереть в сане архиепископа. Он был в высшей степени суеверен и при этом вел самую беспутную жизнь. При своей величайшей расточительности он был скуп. Он проматывал миллионы – и прибегал к самым жалким и низким уловкам, чтобы вырвать у кого-то ничтожные суммы, торговался со своими кредиторами, обманывал их, если мог, и обворовывал казну империи. Таким был Потемкин – умный, дерзкий, плодовитый и совершенно беспринципный человек, который шестнадцать лет был почти самодержавным правителем России, назначал министров, генералов и временщиков.

Потемкин пришел к власти сразу после заключения Кайнарджийского договора. В третьей статье этого соглашения сказано: «Обе империи признают все татарские племена – крымские, кубанские и прочие без исключения – свободными народами, полностью независимыми от любого иностранного государства» (comme nations libres, entièrement indépendantes de toute puissance étrangère). Они должны находиться под управлением своего собственного хана из племени Чингисхана, который должен быть избран и утвержден по общему согласию всех татарских народов и обязан править ими согласно их изначальным нравам и обычаям, никогда не отдавая отчета никакому иностранному государству (sans jamais rendre compte а aucune puissance étrangère). Следовательно, Османская Порта никоим образом не будет вмешиваться в выборы или утверждение вышеупомянутого хана и в его внутригосударственные, политические, гражданские или домашние дела. Наоборот, она будет считать и признавать в своих гражданских и политических отношениях упомянутый татарский народ равным всем другим государствам, которые сами управляют собой и зависят лишь от Бога (qui se gouvernent elles-mêmes et ne dépendent que de Dieu). Религиозные обряды, поскольку они те же, что у мусульман, а его высочество султан – верховный халиф веры Мухаммеда, будут исполняться согласно предписаниям их веры, без каких-либо ограничений их политической и религиозной свободы». Статья завершается словами: «Блистательная Порта обязуется и торжественно обещает по примеру России не вводить и не держать гарнизона или иных вооруженных сил в названных городах, крепостях, странах и поселениях. Более того, она обещает на будущее не назначать в эти государства наместников или чиновников под какими бы то ни было названиями, но оставить татар полностью свободными и независимыми, как сделала Россия».

Этот текст не допускает неверного толкования. Согласно его положениям, обе империи явным образом обязуются не вмешиваться в дела Крыма, а оставить его под самостоятельным управлением местных властей. Народ полуострова должен быть свободен от контроля со стороны любого иностранного государства и зависеть лишь от Бога. При всех недостатках турок их нельзя обвинить в несоблюдении частных или публичных обязательств. Они постоянно выполняли свою часть соглашения даже после того, как другая сторона скандальным образом разорвала его и этим освободила турок от их обязательства. Русские, заявлявшие о своем усердии к православной религии, никогда не продолжали соблюдать соглашение, если им было выгодно его разорвать. Едва успели высохнуть чернила на мирном договоре, как они его нарушили и стали энергично работать для того, чтобы его цель не была достигнута. Доступ к Черному морю был лишь первой частью того успеха, которого желало добиться северное государство. Русские уже думали об установлении своего суверенитета над черноморскими водами. Для осуществления этой цели им было совершенно необходимо завладеть Крымом: полуостров включал в себя большой и выгодно расположенный участок побережья с великолепными гаванями, естественными укреплениями и лесом для постройки кораблей. Кроме того, он был передовым плацдармом для продвижения к Константинополю.

На полуостров прибыли политические агенты, готовые соблазнять мурз подкупом, лестью и обещаниями и сеять среди них раскол и междоусобную вражду для того, чтобы ослабить сопротивление и позволить России завладеть Крымом в результате добровольной уступки или под видом защиты его интересов. Россия была готова скорее рискнуть вступить в новую войну с Турцией, чем отказаться от этой цели. Однако, чтобы свести риск к минимуму, было решено посадить на крымский трон такого хана, которого можно было бы убедить, чтобы он отдался под защиту императрицы, или принудить его к этому, провоцируя его подданных на восстания. Этот замысел осуществлялся упорно и последовательно. В это же время русские, опережая события, собрали большое количество войск на границе с Крымом – около Таганрога, в Тамани и возле Перекопа. Эти армии были готовы при необходимости мгновенно вступить в действие. Отряд русских войск, по сути дела, оставался хозяином фортов Керчи и Еникале. Правивший тогда хан Сахиб-Гирей, сторонник русских, согласился на это открытое нарушение договора о независимости Крыма, за что возмущенные татары в 1776 году свергли его с престола, а ханом провозгласили его брата Девлета, противника русских. Но в начале следующего года знаменитый Суворов, в то время приобретавший известность офицер, находившийся на зимних квартирах возле Перекопа, вошел на полуостров, сверг нового хана и возвел на престол Шахин-Гирея. У этого принца были добрые намерения, но он имел склонность к роскошной жизни, был слабовольным и доверчивым, им легко было управлять. Поэтому его и выбрали как удобное орудие: он мог отдать свою страну под власть чужого государства. Василицкий, беспринципный агент Потемкина, появился при дворе хана в качестве эльчи-бея, то есть посла, и по его совету шесть мурз были посланы в Санкт-Петербург умолять Екатерину, чтобы она была другом их стране. Они были приняты с почетом, им показали все, что, по расчетам русских, могло создать у посланцев хана высокое мнение о богатстве, могуществе и величии Российской империи. Перед приемом у императрицы их одели в великолепные кафтаны, каждый из которых стоил 4000 рублей. Татары, раздраженные тем, что события принимают такое направление, снова восстали и провозгласили своим правителем Селим-Гирея – молодого, дерзкого и смелого принца. Русские войска снова вошли в Крым, теперь под командованием князя Прозоровского, и вынудили Селима укрыться в горах южного хребта, где он стал вести кровопролитную партизанскую войну.

Разумеется, турки имели достаточно оснований, чтобы вмешаться в события на стороне татарских патриотов, но их удержало от вмешательства иностранное влияние. Прежний посол Франции, господин де Вержен, спровоцировал предыдущую войну. Теперь его преемник, господин де Сен-При, помешал начаться новой войне, а 1779 году даже добился заключения договора, по которому султан соглашался признать власть Шахин-Гирея, если русские выведут свои войска из Крыма. Известно, что императрица тайно платила послу за его помощь. Кроме того, в награду за свои важные услуги он получил от Екатерины в подарок ее портрет, украшенный бриллиантами, орден Святого Андрея, векселя на общую сумму 50 000 рублей и ежегодную пенсию. Потемкин тоже прислал ему подарки, в том числе украшенные бриллиантами часы. Но даже в этом случае не были соблюдены условия, на которых был заключен договор: вместо того чтобы вывести войска из крепостей Керчи и Еникале, эти крепости сделали центрами оккупационных армий, очень вежливо объяснив, что это якобы необходимо из-за беспорядков на границе.

Шахин-Гирей не видел ни ловушки, приготовленной ему на погибель, ни того, что Российская империя надевает ярмо на его народ, а потому все сильней запутывался в расставленной ему сети. Забыв о своем высоком сане и независимости, он добивался, чтобы ему дали звание офицера русской армии, и стал подполковником Преображенского гвардейского полка. Хану прислали гвардейский мундир и вместе с ним орден Святой Анны. Его личная охрана состояла из русских солдат, и какое-то время Суворов был командующим его войсками. Поддаваясь окружавшим его иностранным влияниям, он полюбил европейское искусство, европейские новшества и европейские моды. Это удовлетворяло его вкусам и поощряло склонность к изнеженности и сладострастию. Скоро хан научился презирать обычаи своих подданных, отказался от старинного образа жизни, взял к себе на службу русского повара и приказал подавать себе блюда на дорогой европейской посуде. Он ездил не верхом на коне, как его соотечественники, а в закрытой карете, изготовленной в Англии. Этот экипаж везли восемь лошадей, хан отдыхал внутри, а лакеи в ливреях прислуживали ему. В Крыму были отчеканены серебряные и медные монеты по образцу русских денег. А чтобы понять, были или нет свободны министры хана, достаточно одного примера. Два члена дивана решительно воспротивились проекту, который Суворов должен был осуществить по приказу своего начальства. Тогда Суворов поставил у их домов солдат с пушками и держал министров под караулом, пока те не согласились. Татары – народ пылкий и отважный, и от таких поступков их гнев превратился в ярость. Средства, которые применяла Россия, чтобы победить в этой игре, могли принести выгоду лишь немногим, а большинство татар в душе оставались верны туркам – своим единоверцам, с которыми они долго жили в союзе и которые редко вмешивались в их местное управление. В результате было организовано мощное восстание с целью сбросить с крымского трона глупую марионетку императрицы и посадить на этот трон Селим-Гирея, хана горного края. К восстанию примкнули также кубанские татары и народы Кавказа, которые имели причины опасаться, что потеряют свою независимость из-за растущего влияния России, и желали создать, вместе со сторонниками Селима, единую преграду против вторжения русских. Главным пропагандистом и опорой этого движения был выдающийся и загадочный человек Элайджа Мансур. Он упорно трудился и прилагал много сил для того, чтобы объединить племена горного перешейка в союз: это дало бы им больше шансов на успех в борьбе с их северными противниками.

Подобно своему преемнику Шамилю Мансур-бею, как его обычно называли, был сразу воином, пророком и священнослужителем и стал предводителем кавказских племен благодаря тому, что был бесстрашным солдатом, красноречивым проповедником и непримиримым врагом московитов. Тайна, которой он был окутан, усиливала его влияние. Никто не знал точно, кто такой Мансур-бей и откуда он появился; точного ответа на эти вопросы нет и теперь. По мнению русских, это был перешедший в ислам поляк, последний из рода Пястов (Пясты – первая династия польских королей. – Пер.). И действительно, он свободно говорил по-русски и был прекрасно знаком с европейскими искусствами и науками. Его собственные последователи, разумеется, считали его азиатом, а турецкие историки считают его потомком султана Мансура, великого воина. Но кто бы он ни был, он намного превосходил Шамиля и одаренностью, и могуществом. Мансур в совершенстве владел тем родом красноречия, который воспламеняет души восточных людей. Своим словом он жег сердца, в поступках был бесстрашен, а в действиях быстр. Никто не мог заранее предугадать, что он сделает: в такой глубокой тайне подготавливались его планы и так быстро исполнялись. Верхом на своем любимом черном скакуне он со скоростью молнии переносился с берегов Каспия на берега Черного моря, из узких ущелий Кавказа на просторные равнины Крыма. Он всегда появлялся точно в нужный момент именно в том месте, где нужно было добиться преимущества против общего врага. Везде он отважно подставлял себя под вражеские удары, и при этом долгое время оставался невредимым, хотя враги шли по его следу упорно, как ищейки. Когда Мансур не участвовал в войне, он жил в своем доме в горах, и к нему приходили толпы людей, чтобы послушать его речи и получить пользу от его познаний в медицине. Его учение не было строго мусульманским. Халим-паша писал: «В характере этого выдающегося человека была черта, которую мы можем считать только своеобразной и странной: хотя он был имамом религии ислама, он ни в своих проповедях, ни объясняя своим последователям великие истины Аллаха никогда не говорил с характерным для истинных мусульман усердием о божественной миссии Мухаммеда». Кроме того, Мансур проповедовал более терпимую форму ислама, чем та, которую предписывает Коран; поэтому под его знаменем нередко сражались рядом христианин, еврей и мусульманин.

Слава Мансура распространилась далеко и широко – от Исфагана и Константинополя до Санкт-Петербурга. Ему начали предлагать высокие должности в обмен на будущие услуги. Османский султан предложил ему звание великого визиря, такое же предложение сделал персидский шах, но Мансур презирал земное величие. Однако он принял в подарок от горских вождей великолепную печать с надписью:

«Победоносный Мансур, шейх и имам! Покоритель московов! 1199 год Хиджры».

Судьба хранила его во многих опасных схватках, он много раз странным образом избегал угрожавших ему опасностей, народ восторженно приветствовал его, считая предсказанным имамом Аллаха. Неудивительно, что Мансур действительно считал, что его вдохновляет Господь Всемогущий, поручивший ему объединить народы Кавказа для борьбы против русских. «Помимо ханов, султанов и могущественных вождей, – писал Клапрот (вероятно, известный немецкий востоковед и путешественник конца XVIII – начала XIX века Юлиус Генрих Клапрот. – Пер.), – мудрецы и религиозные энтузиасты из самых отдаленных мест приходили увидеть и приветствовать этого необыкновенного человека. Они показали ему отрывок из своих религиозных книг, в котором он был упомянут. Там было явным образом сказано, что имам Мансур должен прийти с Кавказа, что он будет иметь успех как воин и прославится как пророк, что благодаря ему одному неверные захватчики будут истреблены, на всем Кавказе наконец опять настанет мир и будет восстановлена древняя империя татар. Они также много раз читали ему повторявшееся несколько раз заверение, что он – тот самый имам, пришествие которого в будущие времена когда-то было обещано верующим и который будет проповедовать всему миру истинную веру. Чтобы завладеть таким грозным врагом, каким был этот пророк, русские послали против него могущественную армию под командованием опытных военачальников. Но горцы, воодушевленные своей дикой отвагой и предсказаниями своего пророка, напали на эту армию в узких ущельях Кавказа и изрубили ее основную часть на куски. Уцелел лишь полковник Тамара с частью своего отряда. Этот беспрецедентный успех еще сильней возбудил умы диких орд Кавказа и Татарии, увеличил могущество пророка и усилил его влияние и стал причиной многих бед для русских армий». Позже Мансур был побежден в боях, но ради этого империи пришлось истратить горы золота и пролить реки крови. Екатерина использовала в этой борьбе не только генералов, войска и пушки. Она посчитала, что будет целесообразно атаковать бея его собственным оружием: в своем указе она громогласно процитировала для заграницы пророчества старинных греческих патриархов и служителей церкви – глупые, но благоприятные для ее честолюбивых замыслов.

Старая столица Крыма не была безопасным местом для Шахин-Гирея. Однажды разъяренный народ из-за оскорбления изрубил на куски почти всю его иностранную охрану. По этой причине хан переселился в Кафу, построил там себе дворец и перевел в этот город из Бахчисарая монетный двор. Кафа была удобно расположена: рядом с ней находились пограничные заставы русских. В 1782 году удачный переворот вынудил хана бежать в Россию. Остальной частью страны владели его соперник Селим и Мансур-бей. Несчастный беглец доехал до Таганрога, бросился в объятия Потемкина и стал умолять о помощи со стороны России. Именно в Таганроге представитель императрицы, генерал-губернатор южных провинций и гросс-адмирал российского флота расположил свой штаб. В его распоряжении была большая флотилия, готовая к перевозке войск. Его флаг развевался на мачте построенного в Британии катера. Его личная барка была великолепно украшена и обставлена наподобие тех судов, на которых плавали в торжественных случаях османские султаны. Получив известие о восстании, всемогущий фаворит не был удивлен: это было именно то, что в России давно предугадывали, желали и ради чего вели хитрую игру. Это был предлог для явного и активного вмешательства: снова произошли беспорядки на границе, и законный правитель просит у России помощи против своих непокорных подданных. Мощная армия, которую приготовили для этого случая, теперь была введена в страну, чтобы уничтожить узурпатора и вернуть народу благословенное законное правительство. Генерал Бальмен, сын шотландского пэра, носившего эту же фамилию, сторонника Стюартов, внезапным ударом захватил Кафу. Татары проливали свою кровь не жалея, словно воду, но у них не было ни боевого порядка, ни плана, ни артиллерии, и потому они смогли противостоять захватчикам только в труднопроходимых горах. Восстановленный на престоле хан въехал в Карасу-Базар триумфатором, но это лишь выглядело как триумф. Вскоре он убедился, что его обманули – во всем и полностью.

Эти военные операции были проведены по приказу Потемкина, хотя он не руководил ими сам. Предоставив эту работу своим генералам, уверенный в успехе фаворит в величайшей спешке помчался в Санкт-Петербург и добрался туда в два раза быстрее, чем доехал бы обычный человек. В результате советов, которые он дал министрам на заседании кабинета, появился манифест, датированный 8 апреля 1783 года, но публично объявленный только летом. В этом документе Екатерина, «милостью Божьей императрица и единственная монархиня всей Руси», объявила, что Крым отныне присоединен к ее владениям. Вот несколько отрывков из этого удивительного манифеста: «Печальный опыт каждого дня все яснее показывает, что если верховная власть Османской Порты над Крымом была постоянным источником разногласий между нашими двумя империями, то независимость татар поставила нас перед еще более многочисленными и крупными поводами к распрям. Причина их в том, что долгое рабство, к которому привык этот народ, сделало большинство людей в нем неспособными оценить преимущества нового положения, данного им этой независимостью, которую мы стремились им дать, но которая вынуждает нас быть всегда вооруженными и этим не только причиняет нам большие расходы, но также постоянно и неизбежно утомляет наши войска. Жизни людей не имеют стоимости, и потому мы не будем пытаться определить цену людских потерь; потери же денежные, по самым скромным подсчетам, составляют более 12 000 000 рублей. Поэтому искреннее желание упрочить и сохранить последний мир, заключенный с Портой, предотвращением постоянных споров из-за крымских дел, наш долг перед собой и поддержание безопасности нашей империи в равной степени побудили нас принять твердое решение и навсегда положить конец беспорядкам в Крыму. С этой целью мы снова присоединяем к нашей империи Крымский полуостров, остров Тамань и всю Кубань в качестве справедливого возмещения за понесенные потери и за расходы, которые мы вынуждены были нести, поддерживая мир и благосостояние на этих территориях». Утверждают, что Шахин-Гирей формально отрекся от престола и передал императрице свое предполагаемое право на власть над Крымом. Но в манифесте нет никаких упоминаний об этом. Предвидя немедленный разрыв дипломатических отношений с Портой, русские пополнили подкреплениями свои южные армии и подготовились к активным и мощным военным действиям. Но в возмущенном до предела турецком диване не было единства, и на захват Россией чужой территории Турция тогда ответила лишь гневными словами протеста.

Вооружившись указом своей государыни, Потемкин вернулся на юг и объявил там ее волю. 29 июля в Карасу-Базаре он вызвал к себе духовенство полуострова, мурз, а также представителей городов Бахчисарая, Ак-Мечети, Кафы, Козлова и других местностей для принятия присяги на верность императрице. Если верить нашему «Джентльменс мэгезин», датированному этим днем, они послушно явились на зов и «охотно и радостно навсегда отдали себя под власть ее скипетра». Но татары продолжали свою бессистемную войну, чтобы их страна не попала в рабство. Как только часть русских войск покинула Крым, был заключен новый союз с целью сбросить русское иго. Когда уехавший в Санкт-Петербург Потемкин получил известие об этом, он приказал князю Прозоровскому схватить и немедленно казнить главных заговорщиков. Этот военачальник с благородной твердостью ответил, что он не убийца. Но Потемкин нашел для кровавого дела другое удобное орудие – своего двоюродного брата Павла, и тот хладнокровно приказал перерезать 30 000 татар – мужчин, женщин и детей. В страх, охвативший татарский народ в эти дни последних попыток его сопротивления, самый большой вклад внесло уничтожение Летнего дворца ханов: народное суеверие неразрывно связывало существование крымского государства с существованием этого здания. Это была легкая постройка, похожая на сказочные дворцы, с высокими окнами из цветного стекла. В поэзии этот дворец увековечен словами «спустившийся на землю из рая». Он стоял на берегах Альмы, поблизости от Бахчисарая. Об одном из его залов – зале Роз – Халим-паша пишет так: «Здесь было представлено все великолепие Востока, которое можно вообразить. Стены были завешены пурпурным бархатом, пол покрывали ковры тончайшей работы, вокруг всей комнаты лежали, вместо диванов, богато украшенные вышивкой шелковые подушки. Из этой комнаты был выход в маленький сад, где росли розы, вечнозеленые растения и самые лучшие плодовые деревья Азии и Европы. Осенний холод не проникал в этот сад благодаря искусственным средствам. В центре этого миниатюрного Эдема стоял распространявший восхитительную прохладу мраморный фонтан с чистейшей прозрачной водой. От ваз с благовониями исходил приятный мягкий запах, наполнявший воздух теплым и целебным ароматом. Самые редкие и красивые птицы, выбранные за красоту песни или оперения, сидели группами на бархатной лужайке или на деревьях с золотыми плодами». Знаменитая надпись на арабском языке над входными воротами этого здания знаменательным и зловещим образом связывала с ним политическую судьбу татар, утверждая, что, если дворец когда-нибудь подожжет рука чужеземца, этот пожар погубит татарское государство. Надпись была составлена в стихах, и в ней было сказано:

«Защищай мои купола и стены от огня: когда они рухнут, Татария падет. И знай: предназначенный судьбой губительный факел может вспыхнуть только в руке чужеземца. Ужасная мощь яркой молнии не может повредить ни минарету, ни башне. Напрасно может разверзнуться дрожащая земля. Я заговорен против самой губительной бури в природе. Пожар, пожар! Вот рок мой и Татарии. Пожар, пожар! Вот могила моя и Татарии!»

Однажды ночью, во время сражения, Летний дворец был уничтожен ужасным взрывом, за которым последовал сильнейший пожар. Теперь место, где стоял дворец, нельзя найти без проводника.

После присоединения к России полуострову было возвращено античное название Таврида, а Кубани возвращено ее первоначальное название Кавказ. Потемкин получил от своей государыни новые титулы и должности, а также новые поместья, по большей части отнятые как военная добыча у несчастных польских дворян. Он стал губернатором новой провинции и получил почетное прозвище Таврический. В Санкт-Петербурге императрица построила специально для него Таврический дворец, который стоит на левом берегу Невы, ближе к восточной части города, и известен огромным размером своего главного зала – примерно 300 футов в длину и 80 футов в ширину. В этом зале устраивали балы и большие приемы. В центре с потолка свисала великолепная люстра на семьсот восковых свечей. Из зала можно пройти в зимний сад, который в шесть раз больше, чем зимний сад Эрмитажа. В этом саду можно было увидеть и услышать соловьев. Печи были загорожены зеркалами, которые стоили огромных денег, а светильники имели форму плодов и цветов. В центре сада возвышался храм с восьмью мраморными колоннами, в котором стоял бюст Екатерины с надписью «Матери своей страны и моей благодетельнице». Часть мебели для своего жилища Потемкин приобрел у герцогини Кингстон – особы слишком известной, чтобы жить в Англии. (Герцогиня Елизавета Кингстон – известная своим умом, предприимчивостью и авантюризмом британская дама, разбогатевшая благодаря замужеству. Ее обвиняли в двоемужии. Была принята при многих европейских дворах, в том числе при дворе Екатерины II. – Пер.) Принадлежавшие герцогине часы с музыкой он купил за 42 000 рублей.

Но, поскольку ему всегда не хватало денег, императрица купила у него свой подарок за 460 000 рублей. С тех пор Таврический дворец принадлежал короне. Обычно в нем принимали знаменитых иностранцев или делали его домом для придворных любимцев. В нем провел свои последние дни историк Карамзин.

Важность роли Крыма в честолюбивых планах имперского двора по поводу Константинополя трудно переоценить. Но для того, чтобы представить в самом выгодном свете свои заслуги в приобретении полуострова, Потемкин положил на стол перед своей государыней цветистые описания Крыма – его прекрасных романтических пейзажей, плодородия его равнин, многочисленности его жителей, верности властям его мурз и процветания недавно основанного Херсона. А ведь значительная часть Крыма – скучная монотонная равнина, которая тогда находилась в ужасном запустении после опустошительной войны. Под влиянием этих рассказов Екатерина решила побывать в недавно присоединенных к ее империи южных провинциях и быть коронованной как царица Тавриды в прежней столице ханов. Ее гордости и тщеславию льстило, что она имеет возможность оказаться так близко к Константинополю и показать султану, что она при желании может искупаться в Черном море. Но проект поездки был предложен одним из врагов Потемкина, а потому князь Таврический удивился и испугался, когда ему в первый раз сказали о намерении императрицы. Однако Потемкин был не из тех людей, которые отступают перед трудностями, и его растерянность продолжалась недолго. Князь, обладавший огромными возможностями, стал одним из самых горячих пропагандистов будущего путешествия, во весь голос говорил о его большом значении и обсуждал план поездки, уверяя, что мысль о ней возникла у него самого. Так он принял и превратил в свой триумф план, который был задуман ему во вред. Но для того чтобы успешно осуществить этот замысел, ему понадобились унизительное саморазоблачение и не менее унизительная просьба. Потемкин признался в том, что истратил на собственные нужды последние 3 000 000 рублей, полученные из имперской казны на улучшения в завоеванных провинциях, но заявил, что с самого начала был намерен вернуть эти деньги, затем попросил разрешения взять еще 3 000 000 рублей и обещал вернуть в казну всю сумму. Его влияние было так велико, что бесчестный поступок был прощен, а просьба удовлетворена. Теперь, имея в руках нужные деньги, Потемкин поспешно направил на юг войска из центральных областей империи и дал работу тысячам агентов, которые должны были осуществить его план. К тому времени, когда Екатерина была готова отправиться в путь, он старался сопровождать ее в путешествии по землям, текущим молоком и медом.