Текст книги "Приманка"

Глава тридцать шестая

На следующее утро, проснувшись в своей постели, Клэр первым делом замечает, что привычного теплого комка нет. Кот Август взял манеру забираться среди ночи на постель, точить когти о ее спину, потом сворачиваться и засыпать. Теперь его нигде не видно.

– Наверное, тоже озлился на меня, – бормочет Клэр.

Она поднимается, идет в ванную комнату, переступая через кавардак на полу. Накануне вечером, вернувшись наконец в квартиру, она дала волю эмоциям. Телевизор валяется на полу. Шторы сорваны и брошены к стене. Шведская софа лишилась двух ножек и теперь стоит, накренясь.

Глядя на беспорядок, Клэр заявляет:

– И я его не виню.

Перед тем как принимать душ, она опускает в ванной комнате занавески и гасит свет.

Днем на занятиях по эмоциональной памяти Пол предлагает студентам наблюдать за Клэр. Когда она заканчивает, обращается к ней:

– Клэр, какое это было чувство? Гнев?

Она кивает.

– А действие?

– Я била кое-кого, – отвечает она. – Было очень отрадно.

Через несколько секунд Пол говорит:

– Поезжай домой, Клэр. Поезжай и отдохни.

Идя по тротуару, Клэр раз пять-шесть внезапно останавливается и оборачивается взглянуть, не идет ли кто за ней. Однако наблюдатели знают свое дело и ускользают из поля ее зрения за мгновение до того, как она обернется.

– Я знаю, что вы там, – шепчет она.

Клэр поворачивается к витрине магазина, небрежно, словно разглядывает выставленные товары, и смотрит на отражения прохожих.

Никакого результата.

Она входит в магазин, останавливается у полки с компакт-дисками, берет один. Пластиковый футляр блестит, как зеркало, и Клэр обращает его к двери.

Через несколько секунд входит мужчина в плаще и клетчатых брюках. Она знает, что уже видела его. Тот торопливо приседает, делая вид, будто завязывает шнурки на кроссовках. Это движение внезапно пробуждает воспоминание. Она встречается с Виктором в интернет-кафе. Человек в плаще следит за ними. Будет убедительнее, если включить компьютер, детектив.

Клэр идет следом за ним. В магазине полно детей, они толпятся у звуковых колонок, загораживая проходы, и ей приходится спешить, чтобы не терять коричневый плащ из виду. Когда мужчина останавливается, чтобы оглядеться, она ускоряет шаг.

– Почему вы, ублюдки, не оставите меня в покое? – бормочет Клэр так громко, что это слышат покупатели.

Полицейский внезапно поворачивается и направляется к выходу. Она за ним. Они идут рядом, их разделяет только полка с компакт-дисками. Он пускается бегом, Клэр тоже.

– Не на ту нарвались! – кричит она ему. На них смотрят уже многие. Выход в конце ряда, и мужчина успевает выбежать прямо перед ней. Она следует за ним. – Иди сюда, мразь!

Но позади нее раздаются резкие гудки, и, едва она собирается схватить человека в плаще за рукав, чьи-то сильные пальцы сжимают ее запястье.

Охранник из магазина указывает на компакт-диск в руке Клэр, которым она пользовалась как зеркалом, и рычит:

– Дама, на тротуаре у нас нет касс! Пойдемте обратно, сейчас вызовем полицию!

Клэр пытается оправдаться, но тщетно. Охранник лишь показывает надпись на стене, гласящую: «МЫ ВСЕГДА ВОЗБУЖДАЕМ ДЕЛО», и пожимает плечами.

– Никаких исключений.

Она пытается кокетничать, упрашивать, плакать. Все бесполезно. К ее удивлению, прекратить плач очень трудно.

Наконец появляется очень толстая женщина в полицейской форме, и Клэр удивляется, как ей удается патрулировать участок. Фамилия ее Райдер, она внимательно выслушивает объяснения Клэр.

– Вы знаете фамилию детектива, который за вами следил? – спрашивает Райдер, когда Клэр умолкает.

– Нет.

– Откуда вам известно, что он полицейский?

– Это долгая история.

– Неужели?

Клэр вздыхает.

– Проводилась операция по наблюдению за подозреваемым. Я помогала полиции.

– Клэр, в таком случае почему за вами установили слежку?

– О Господи! – раздраженно восклицает она. – Да ведь цена этому компакт-диску всего двенадцать долларов!

Лицо Райдер представляет собой непроницаемую маску.

– Почему этот детектив следил за вами?

Клэр чувствует себя очень усталой, и ей хочется скорее вернуться домой, заснуть и забыть обо всем.

– Послушайте, – говорит она, – они думают, что я убила кое-кого.

– Кого, Клэр?

– Если позвоните в отдел расследования убийств Фрэнку Дербану, он объяснит.

– Детективу Дербану?

– Да.

– Побудьте здесь.

Она оставляет Клэр с охранником и отправляется на поиски телефона и администратора.

Клэр ждет. Компакт-диск лежит перед ней на столе. Там запись оркестра, о котором она никогда не слышала.

– Вам повезло, – сообщает, вернувшись, Райдер. – Администратор согласился не возбуждать дело.

Клэр бормочет благодарности, но Райдер обрывает ее:

– Уплатите за компакт-диски, потом я отвезу вас туда, где, по вашим словам, вы живете.

Райдер настаивает на том, чтобы подняться вместе с ней.

– Хорошая квартира, – осматриваясь, произносит она. – По манхэттенским меркам большая. Какая плата за месяц?

Клэр пожимает плечами:

– Не знаю. Я за нее не плачу.

Райдер насмешливо разглядывает беспорядок на полу.

– Кто домовладелец?

– Очевидно, ваши люди.

– Городские власти?

– Полицейские. Это их квартира.

– Вряд ли, – сомневается Райдер. – Видите ли, я сама ищу жилье в этом районе. Неужели в таком случае мне пришлось бы искать?

– Она требовалась для операции, – объясняет Клэр.

– Вы проститутка? – спрашивает Райдер. – Тут нет ничего противозаконного. Можете мне сказать.

– Нет. – У Клэр все это в голове не укладывается. – Послушайте, вы не разговаривали с Дербаном?

– Его не было на месте. Расскажите мне еще раз об этой операции, – предлагает Райдер.

Клэр делает глубокий вдох.

– Вам это ничего не скажет, но вся эта квартира – я, собственно, живу не здесь – напичкана проводами, микрофонами, видеокамерами. Такими маленькими, что невооруженным глазом их не разглядеть.

Она умолкает, поняв, что говорит бестолково.

– Извините меня, Клэр.

Райдер отходит в угол и негромко говорит по рации, не сводя с Клэр взгляда. Потом слушает. Закончив разговор, обращается к ней:

– Клэр, я вызвала сюда одного своего коллегу. Хочу кое в чем разобраться.

Фамилия приехавшего полицейского Мерфи. Он младше и подтянутее, чем Райдер.

– Я принимала участие в операции по наблюдению за подозреваемым, – повторяет Клэр. – Эта квартира полна видеокамер. Ваши коллеги вели наблюдение из квартиры внизу.

– За чем конкретно они наблюдали?

– За мной и Кристианом Воглером.

– Мы говорим о делах… интимного свойства?

– О сексе. Дербан попросил меня заниматься сексом с Кристианом Воглером.

– Клэр, вы принимаете какие-нибудь лекарства? – сдержанно спрашивает Мерфи. – Прозак, литиум, инсулин, что-нибудь в этом роде?

– Нет. – Ее охватывает раздражение. – Послушайте, почему не позвонить Фрэнку Дербану и спросить его?

– Я звонил. Детектив Дербан в отпуске, – отвечает Мерфи. – Уже несколько недель.

Клэр кажется, словно она стоит в лифте, где кто-то незаметно для нее нажал верхнюю кнопку.

– Клэр, у вас в городе есть врач? Терапевт или другой специалист?

– Я могу доказать, что говорю правду. Понимаю, что мои слова вызывают у вас сомнение, но доказать могу. Давайте покажу вам нижнюю квартиру, где находился Дербан.

– Хорошо, – кивает Мерфи. – Пойдемте.

Клэр ведет их по лестнице на нижний этаж.

– Это здесь.

– Вы уверены?

– Совершенно.

Мерфи протягивает руку и стучит в дверь. За ней слышатся шаги. Клэр усмехается и произносит:

– Это будет очень забавно.

Дверь открывает невысокая кореянка.

– Да?

– Полиция, мэм. – Мерфи показывает значок. – Это ваша квартира?

Женщина, кивнув, отвечает на ломаном английском:

– Квартира мой муж компания.

– Давно вы живете здесь?

Женщина непонимающе смотрит, и он повторяет:

– Давно?

– Три года.

– Постойте! – восклицает Клэр. – Это неправда. Спросите, может быть, они уезжали.

– Покажете нам, где в вашей квартире находятся видеокамеры, – просит ее Мерфи.

Все трое молча поднимаются обратно. Клэр берется за край обоев и сдирает их, ища провода.

Ничего.

Она пытается вспомнить, где была камера, заснявшая Кристиана рывшимся в ее белье.

– В спальне, – бормочет она. – В спальне есть камера.

И слышит, как Райдер вздыхает.

– Должна быть здесь, – добавляет Клэр. – Возле подвески люстры.

Но камеры там нет.

– Ладно, – говорит наконец Клэр. – Я знаю, как доказать. В Куинсе есть дом, где расположились люди из ФБР.

– Из ФБР, вот как?

Она ловит взгляд Райдер, обращенный к Мерфи, и читает в нем: «Нужно ли тратить попусту на это время?»

– Отлично, – произносит Мерфи с каменным лицом. – Едем в Куинс.

Еще не добравшись до места, Клэр знает, что они там обнаружат.

Длинное, низкое здание пусто, двери заперты. На одном окне висит объявление торговца недвижимостью.

Райдер смотрит через это окно в темный кабинет и пожимает плечами.

– Здесь давно уже никого не было.

– В подвале есть лекционный зал, – с отчаянием сообщает Клэр. – Там вход в Интернет и телефоны. Они пользовались электричеством, черт возьми. Это должно быть видно по счетчику. – Она начинает плакать. – Извините. Сейчас перестану.

Но почему-то никак не может успокоиться.

Мерфи закрывает блокнот и достает сотовый телефон.

– Послушайте, – говорит он, – я устрою вам прием у врача. Думаю, так будет лучше всего.

Глава тридцать седьмая

После заупокойной службы по Рейчел, погибшей в автокатастрофе девушки, семью Хопкинса и его помощника пригласили на поминальное чаепитие. Выпив стакан содовой, Гленн выходит и ждет у катафалка. У него книга, и он спокойно читает ее под лучами солнца.

– Привет.

Он поднимает взгляд. Алисия Хопкинс вышла из дома и стоит перед ним. Одетая, как и он, в черное, но строгость ее траурной одежды смягчает светло-голубой джемпер.

– Что читаешь, Гленн? – спрашивает она, подходит и встает рядом с ним, тоже прислонясь к теплому капоту. Их плечи соприкасаются. Он внезапно понимает, что Алисия стоит чуть ближе, чем следовало. – Стихи?

Гленн, перевернув книгу, показывает ей обложку.

– «Собрание сочинений Шарля Бодлера», – читает она вслух. – Я его совсем не знаю. В школе моим любимым поэтом был Фрост.

Гленн вежливо улыбается:

– Бодлер совсем не похож на Фроста.

– Прочти вслух какое-нибудь стихотворение, – просит Алисия.

– Видишь ли, некоторые из них не подобают случаю.

– Я не буду шокирована, – говорит она, и ее глаза озорно вспыхивают. – Знаешь, не нужно судить нас всех по папиным меркам.

Гленн нервно улыбается.

– Давай найду какое-нибудь подобающее? – предлагает он, листая страницы. – Вроде бы…

– Любовных стихов он не писал? – перебивает Алисия. – Мне нравится слушать любовные стихи.

Гленн ненадолго задумывается.

– Есть вот такое, – бормочет он, забираясь в конец книги. – Называется «Задумчивость».

Откашливается и читает:

 
Остынь, моя печаль, сдержи больной порыв.
Ты вечера ждала. Он сходит понемногу
И, тенью тихою столицу осенив,
Одним дарует мир, другим несет тревогу.
 
 
В тот миг, когда толпа развратная идет
Вкушать раскаянье под плетью наслажденья,
Пускай, моя печаль, рука твоя ведет
Меня в задумчивый приют уединенья.
 
 
Подальше от людей. С померкших облаков
Я вижу образы утраченных годов,
Всплывает над рекой богиня сожаленья.
 
 
Отравленный закат под аркою горит,
И темным саваном с Востока уж летит
Безгорестная ночь, предвестница забвенья.[14]14
  Перевод С. Андреевского.


[Закрыть]
 

– Мне понравилось, – говорит Алисия, когда он дочитал. – Странное стихотворение, но понравилось.

Гленн кивает и сдержанно улыбается:

– Бодлер – замечательный поэт.

– Гленн, как люди реагируют на твою работу?

– Что ты имеешь в виду?

– Знаешь, когда я бываю в компании, кто-то непременно скажет: «Эй, смотрите, это Алисия, Похоронщица». Однако никто не говорит: «Эй, это Фил, продавец, или механик, или еще кто-то».

– Люди насмехаются над тем, что связано со смертью, потому что она страшит их.

– Это верно, – соглашается Алисия. – Видимо, поэтому я уютнее чувствую себя с похоронщиками. Вроде того, как в стихотворении, что ты прочел: «Пускай рука твоя ведет меня в задумчивый приют уединенья». Как звучит строфа целиком?

 
В тот миг, когда толпа развратная идет
Вкушать раскаянье под плетью наслажденья,
Пускай, моя печаль, рука твоя ведет
Меня в задумчивый приют уединенья.
 

– Плеть наслажденья напоминает мне местную дискотеку в субботний вечер, – говорит Алисия. – Развратных толп там полно.

Гленн молчит.

– Может, сходим как-нибудь, поглядим на них?

– Хорошо, – отвечает Гленн, снова раскрывает книгу и листает страницы.

– Это какой-то рисунок? – неожиданно спрашивает она.

– Что?

– Там. Вернись назад. – Алисия переворачивает несколько страниц, касаясь руки Гленна. – Ты рисовал? Что это?

– Так, этюд. К одному из… из стихотворений.

– Красивый. Я знала, что ты художественно одарен.

Она склоняет голову набок. Рисунок представляет собой фрагмент обнаженной женщины, полулежащей на постели.

– Рисовал с натуры? – Она хихикает. – Глупый вопрос. Натура тебе не нужна. Ты как Леонардо да Винчи, так ведь?

– Почему?

– Потому что он изучал анатомию по трупам.

Алисия улыбается Гленну и неторопливо идет в дом.

Глава тридцать восьмая

Полицейский врач направил Клэр к психиатру Баннерману – молодому, слегка располневшему, со скверной кожей мало бывающего на воздухе человека. Он долго проверяет ее рефлексы и светит ей в глаза. К своему удивлению и стыду, Клэр начинает дрожать.

– Страдаете вы от какого-нибудь физического стресса или травмы? – спрашивает доктор Баннерман и вновь светит ей в глаза маленьким фонариком.

– Я уже вам рассказывала. Я принимала участие в секретной работе.

– Ничего наподобие автомобильной аварии? Или попытки грабителя-наркомана задушить вас?

– Ничего, – отвечает Клэр, стуча зубами.

– Страдали от травматического стресса ранее?

– Никогда.

– Какие-то нервозные состояния? Эпилепсия, приступы гипогликемии, психотические эпизоды?

– Однажды убила врача.

Фонарик гаснет.

– Шутка, – добавляет Клэр.

Баннерман не улыбается.

– Были мысли о членовредительстве или самоубийстве?

Клэр смотрит на свои руки.

– В последнее время нет.

– Принимали какие-нибудь психотропные препараты или отпускаемые без рецепта лекарства в течение последнего года?

– Изредка немного «экстази».

Психиатр делает пометку в блокноте.

– Послушайте, – говорит Клэр, – кто-то убил женщину по имени Стелла Воглер. Меня хитростью заманили к женщине-психиатру, она подвергла меня целой серии тестов. Очевидно, я не сняла с себя подозрений, так как она снова хитростью заставила меня дать целую кучу подписок, чтобы меня могли снимать на пленку и использовать эти пленки как улики. Заставили уйти из своей квартиры, снимали днем и ночью.

Она умолкает, поняв, что чрезмерно разволновалась.

– Какие были тесты?

– Прошу прощения?

– Вы сказали, она подвергла вас тестам. Каким?

– А-а… – Клэр старается припомнить. – Мы просто разговаривали. Главным образом о моих родителях и моей работе.

– Шкала памяти Вешлера? Миннесотская анкета для характеристики личности? Тесты Бентона? Электроэнцефалограмма?

– Она предлагала гипноз. Я отказалась.

Психиатр делает еще пометку.

– Вы мне верите? – спрашивает Клэр.

– Конечно, – отвечает доктор.

– Правда? – Она удивлена. – Слава Богу. Знаете, мне самой это показалось странным.

Записывая, Баннерман говорит:

– Один мой пациент считал, что у него в желудке растет дерево. Он думал, что проглотил сердцевину яблока и семечки проросли. Страдал от мучительных желудочных колик. Когда мы дали ему болеутоляющее, он забыл о дереве. Убедил себя в том, что оно погибло и было извергнуто.

– Но он остался сумасшедшим, – произносит Клэр, не понимая, к чему клонит психиатр.

– Сумасшедшим? – Баннерман кладет ручку в нагрудный карман. – Клэр, мы все живем в своей реальности. Наподобие, – его взгляд падает на компьютер, – компьютерной сети. У включенных в нее компьютеров разное программное обеспечение. Иногда возникают мелкие накладки, если угодно, проблемы совместимости. Тогда компьютерам требуется техническая поддержка. Понимаете, о чем я?

– Не совсем, – отвечает Клэр.

Он смотрит на часы.

– Я скажу так: в вашем организме есть небольшие химические дисбалансы, их нужно прищемить. После этого будете совершенно здоровы.

– Что значит прищемить?

– Клэр, я помещу вас на несколько дней в больницу. Там для вас будет создан наилучший режим. Иногда требуется какое-то время, чтобы избавиться от этих расстройств.

Глава тридцать девятая

Больница Гринриджа. Местный психиатрический стационар в двадцати милях к северу от Нью-Йорка. За год, проведенный в этом городе, Клэр находилась за пределами Манхэттена всего дважды: один раз – с Кристианом, другой – по пути из аэропорта имени Джона Кеннеди. Ничто за время пребывания в Америке не подготовило ее к мерзости здешних бесплатных лечебных учреждений.

Палата, где находится Клэр, запирается электронными замками. Теоретически она и другие пациенты помещены в условия, в которых не могут причинить вреда ни себе, ни другим. Практически они заключенные. Один мужчина, громадный негр, которого санитары называют Балбес, проводит двадцать часов в сутки примкнутым к койке наручниками, почему – Клэр не удается узнать. Другие пациенты, можно сказать, подвижны, хотя шаркают ногами по натертым до блеска коридорам словно в невидимых кандалах, бормоча что-то на местном диалекте, которого она не понимает.

В отделении очень жарко, но все окна закрыты. Многие мужчины ходят голыми до пояса, и даже медперсонал не носит ничего под тонкими синими комбинезонами. По ночам мужчин и женщин разделяет только коридор. В первую ночь Клэр слышит вопли – девушка в соседней палате подверглась нападению в постели. Санитары оттащили напавшего, но через два часа он вновь появился там.

Доктор Баннерман приезжает в Гринридж к своим так называемым подопечным дважды в неделю. Встречи с ними включают в себя краткий негромкий разговор, пока он дополняет свои записи, затем следует лихорадочная деятельность по выписыванию новой пачки рецептов. Клэр совершила оплошность, признавшись ему, что страх перед другими пациентами мешает ей спать, поэтому в дополнение ко всем лекарствам ей дают снотворное, маленькие, заполненные гелем капсулы, от которых у нее на другой день до полудня кружится голова. Ее «стабилизируют» тем, что Баннерман именует «атакующими» дозами пимозида, проверина и иклимитола, лекарств, не имеющих, по его уверению, никаких побочных воздействий. Но они притупляют мышление Клэр, обволакивают сознание густым, липким сиропом медикаментов и вызывают у нее постоянный голод. Кажется, она проводит целые дни в комнате с телевизором, ожидая, словно вялая, обрюзгшая девчонка, когда появятся санитары с очередным подносом клейкой больничной еды.

Странно, что Баннерман одержим прописыванием лекарств, поскольку ясно, что злоупотребление ими и расстроило разум большинства его пациентов. Они сравнивают рецепты с изощренностью гурманов: «Получила метадон? Отлично, а мне он дал только две паршивых «тьюи» да выписал рецепт на «дет» – и рассказывают всем, кто готов слушать, о высшей реальности, которую они познали от «ангельской пыли», фенциклидина или крэка.

Глава сороковая

Гленн Ферниш заканчивает загружать автоклав, снимает нитриловый комбинезон с перчатками, бросает их в мусорный ящик.

– Доброй ночи, Харолд, – вежливо говорит он, просунув голову в дверь кабинета. – У меня все. Помочь тебе с похоронными лицензиями?

Харолд отмахивается:

– Не нужно, можешь идти. Ты тоже, Алисия, – обращается он к дочери. – Я сам все закончу. У вас, молодых, наверное, есть какие-то планы.

Харолд не особенно наблюдателен, однако замечает, что его дочь очень интересуется своим напарником. Может, если они уйдут с работы вместе, Гленн пригласит ее куда-нибудь?

– У меня вроде особых нет, – лениво произносит Алисия.

Но если она надеется, что Гленн предложит ей провести вечер вместе, то напрасно.

В отделении, где находится Клэр, у администратора в кабинете стоит компьютер. Пока администратор ужинает, она входит туда и осматривает его. Как Клэр и надеялась, компьютер подключен к Интернету. Включает систему поиска и ищет доктора Констанцию Лейхтман.

Появляется более десятка текстов. Клэр ожидала связей с насильниками и серийными убийцами, но получает материалы по социальной антропологии и семейной структуре у горилл. Возможно, существуют два доктора Лейхтман.

Тогда она входит в бодлеровский сайт и отстукивает один из переводов в сборнике «Цветы зла».

Столько помню я, словно мне тысяча лет.

Она уверена, что ответ скрыт где-то в этих стихах, только его нужно найти.

По пути домой Гленн останавливается у продовольственного магазина. Поскольку уже конец дня, рабочие снимают с полок скоропортящиеся продукты и несут их в холодильные камеры. Гленн подходит к рыбному прилавку и просит показать морского окуня. Продавец сует руку в пластиковый пакет, достает рыбу и показывает покупателю. Глаз у рыбы покрыт каким-то матовым веществом. Гленн привередливо нюхает ее, потом кивает. Кладет окуня в корзинку и подходит к прилавку с фруктами. Продавщица, привлекательная блондинка, отбирает перезрелые плоды. Гленн восхищается ее волосами, выбившимися из-под шапочки; несколько прядей касаются длинной шеи и воротника форменной одежды.

– Прошу прощения – негромко произносит он.

Молоденькая продавщица распрямляется. Да, внешность у нее приятная, как он и думал.

– Чем могу служить? – спрашивает она.

Гленн указывает на коробку с яблоками, в которых она роется:

– Я бы хотел взять их.

– О, боюсь, они портятся, – говорит продавщица.

– Правда?

– Да. Там, видимо, есть гнилые. Придется их выбросить.

– Не нужно, – тихо просит Гленн.

Он берет пустую сумку из раздаточного устройства и начинает наполнять ее побитыми, с коричневыми пятнами яблоками. Кое-где они треснуты, и кожица покрыта нежной белой оболочкой.

– Люблю перезрелые, – объясняет он. – Это дело привычки. Как пригорелые гренки.

На именной бирке он прочитывает, что продавщицу зовут Мэриэнн.

– Когда заканчиваете работу? – интересуется Гленн.

От внезапной смены темы разговора Мэриэнн принимает сначала недоуменный, потом оборонительный вид.

– Я работаю допоздна.

– Тогда, может, в другой раз, – говорит Гленн.

Он сует руку в ящик с виноградом, берет горсть осыпавшихся перезрелых ягод и кладет в рот, словно орехи.

Мэриэнн не отвечает. Гленн уходит, волоча корзинку по краю прилавка, чтобы она тарахтела.

Шерил, администратор, вернувшись в кабинет, находит Клэр крепко спящей перед экраном компьютера. Стопка распечаток выскользнула из ее руки на пол. Администратор поднимает их и хмурится.

– Клэр, этого делать не следует, – мягко журит она пациентку. Та, вздрогнув, просыпается. – Компьютер установлен не для пациентов. Этот материал может оказаться вреден для твоего душевного состояния. Мне придется передать распечатки врачу.

Клэр, не понимая почему, снова начинает плакать.

Через час после разговора с Мэриэнн Гленн с автостоянки для служащих позади магазина видит, как продавщица выходит из служебной двери. Она идет к маленькой японской машине. Гленн смотрит, как Мэриэнн открывает дверцу – ключом, подмечает он, сигнализации нет, – пристегивает ремень безопасности и включает зажигание.

Гленн следует за ней до ее маленького дома в захудалом районе примерно в пяти минутах езды от магазина. Во дворе детские велосипеды, видимо, Мэриэнн старше, чем выглядит, или родила детей очень рано.

У Гленна возникает искушение найти какой-нибудь наблюдательный пункт и подождать, но времени нет. И он решает отложить это дело до другого вечера.

– Вам нужно забыть обо всем, – советует доктор Баннерман. Его голос звучит обеспокоенно. В руке он держит распечатки со стихами, которые Клэр получила из Интернета. – Это неподходящее чтение для пациента в вашем состоянии.

– Какое у меня состояние? – негромко произносит она.

– Как воспринимаете проверин? – спрашивает доктор, пропуская ее вопрос мимо ушей.

Клэр смотрит в окно.

– Отлично.

– Ага! – Впервые за весь послеполуденный прием доктор выказывает подлинный энтузиазм. – Я так и думал, видимо, эмоциональная разрядка от пимозида и иклимитола вызывала тошноту. Замечательно!