Текст книги "Среди дикарей и пиратов"

Медж повернул лодку и мы поплыли от берега. Друзья сказали, что они думали было починить четверку, так как наша маленькая лодка была плохо приспособлена к дальнему плаванию. Но они опасались, что, если мы долго останемся на берегу, новоприбывшие дикари могут погнаться за нами в челноках, и потому решили отплыть подальше в надежде встретить какое-нибудь китобойное судно или добраться до острова с более гостеприимным народонаселением.

К несчастью, у нас не было паруса, а только два весла грубой работы.

Было у нас несколько соленых рыб и дичи, корзинка с яйцами и кокосовые орехи. В небольшом количестве запас воды хранился в двадцати скорлупках кокосовых орехов, из которых бедный Тамаку сделал бутылки. Провизии не могло хватить на много дней; если бы запас ее истощился до тех пор, пока нам удалось доплыть до какого-нибудь острова или встретить судно, мы были бы обречены на голодную смерть.

Вот каково было наше положение, когда мы отплыли от берега без карты и компаса, без чего-либо, что могло указывать нам путь, за исключением звезд ночью и солнца днем.

Глава VI

Мы идем к юго-западу. – Недостаток воды и пищи. – Ловим летучую рыбу. – Мучения от жажды. – Ветерок. – Парус. – Взяты на «Вайолет». – Посещение Новой Каледонии. – Прочь от австралийского берега. – Ураган. – Крушение брига. – Надежды на спасение. – Подходим к берегу на лодках. – Мой отец остается на бриге.

Всю ночь мы гребли по очереди. И на следующее утро с восходом солнца земля уже исчезла у нас из глаз. Медж решил идти к югу в надежде, что обитатели тамошних островов не такие варвары, как те, от которых мы бежали. Мы думали также встретить китобойное или купеческое судно с грузом сандала из Нового Южного Валлиса. Медж говорил, что такие суда часто посещают эти острова. Мы знали, что на островах к югу живут миссионеры, и надеялись на ласковый прием. В то время миссионеры работали на островах Товарищества; некоторые побывали на островах Тонга, Самоа и Фиджи; миссионеры из новообращенных туземцев проникали и к более диким племенам, не боясь угрожавших им опасностей.

Медж предложил, чтобы нам сразу выдавалась известная порция еды и воды; мы охотно согласились на это. Мы гребли целый день, но, хотя море было спокойно, мы делали не более трех миль в час и не знали, сколько миль нам придется сделать. Днем мы гребли каждый по часу сразу, а по ночам по два, чтобы поспать подольше. К счастью, погода была все так же хороша, и мы делали от шестидесяти до семидесяти миль в день.

Мы делали все возможное, чтобы поддержать бодрость духа: иногда мы пели, иногда рассказывали истории – и правдивые, и вымышленные. Будь жив бедный Дик Тилльярд, сколько он рассказал бы нам! Мы часто говорили о нем и оплакивали его смерть. Медж много видал на своем веку, но у него не было таланта бедного Дика.

Мы плыли уже несколько дней и с каждым днем все нетерпеливее смотрели во все стороны, в надежде увидеть землю или корабль. Запасы пищи быстро уменьшались; воды у нас оставалось только на два дня по стакану на человека. Но мало ли что может случиться за два дня? Медж уговаривал нас не падать духом. Томми ворчал по временам и выражал сожаление, что попал на море. Гарри и Попо не проронили ни одной жалобы. В свою очередь они гребли изо всех сил; сменившись, ложились на дно лодки и засыпали. Труднее всего бывало днем, когда лучи солнца падали на наши непокрытые головы. Тяжело было бы даже в том случае, если бы у нас был большой запас пищи и воды; в данное время мы страдали вдвое. Но наступала прохладная, освежающая ночь; два часа непрерывного сна нас оживляли, и к утру мы чувствовали себя гораздо лучше.

Не могу описать чувства, с которым мы выпили освежительную жидкость последнего кокосового ореха.

– Надеюсь, дети мои, что через несколько часов мы пристанем к земле, – сказал Медж насколько возможно веселым тоном, – а может быть, встретим какое-нибудь судно. Я предпочел бы последнее, в особенности если это будет английское судно с хорошим запасом воды.

– А что, если не встретим? – мрачно сказал Томми.

– Не надо и думать об этом, мой мальчик, – сказал Медж. – Мы смело можем продержаться еще сутки, и у нас есть еще несколько кокосовых орехов, которые можно пожевать для утоления жажды.

Мы считали часы. Пока еще мы не очень ослабели. Правда, руки у нас болели, но мы все же механически принимались за работу, лишь только садились на весла; сомневаюсь, однако, чтобы мы делали хотя три узла в час.

Следующая ночь была самая ужасная. Утром мы не завтракали; не было ни капли воды, чтобы освежить пересохший язык и омочить растрескавшиеся губы. Если бы мы были экономнее раньше, то воды могло бы хватить на лишний день, но теперь поздно было жалеть об этом. Жара стояла невыносимая. Том предложил окунуться, но взобраться назад на лодку было трудно. Медж посоветовал просто помочить нашу одежду в воде и потом надеть ее. Он запретил нам пить соленую воду, указав на ужасные последствия.

Солнце снова закатилось; мы попробовали грести, но еле могли двигать веслами. Медж, боясь потерять весла, велел Гарри и мне, которые пробовали грести, положить весла в лодку; все мы растянулись на дне и уснули.

Наступило утро; мало-помалу мы подымались, оглядывались вокруг и затем молча глядели друг на друга.

– Я предлагаю завтракать, – наконец проговорил Том, – мне очень хочется есть и пить.

– Нет ни пищи, ни воды, мой мальчик, – глухим голосом проговорил Медж. – Если Богу будет угодно, Он пошлет нам помощь. Я надеюсь, что мы сможем продержаться еще несколько часов, но если помощь не придет, нам остается только мужественно умереть. Это судьба многих; зачем мы будем жаловаться?

Эти слова не могли поднять нашего настроения. Мы все знали, что он говорил истину. Стоял полный штиль; никакое судно не могло подойти к нам, а мы не были в состоянии грести. Мы с Меджем попробовали было посадить Тома на руль. Но я сделал только несколько ударов и чуть было не выронил весла.

– Нужно дождаться ветра, – сказал Медж. – Подымется же он когда-нибудь, это единственная наша надежда.

Несколько времени он молчал. Он один продолжал сидеть; мы уже давно опустились на дно лодки, положив головы на скамьи. По мере того как подымалось солнце, жара становилась все удушливее.

– Ребята, не следует предаваться отчаянию, – внезапно крикнул Медж после продолжительного молчания. – Не может ли кто-нибудь из вас сесть и потолковать?

При этих словах я попробовал подняться и как раз в эту минуту услышал тихий всплеск воды невдалеке.

– Что это такое? – вскрикнул я.

– Стая летучих рыб! – крикнул Медж. – Они направляются сюда. Выньте весло, Рэйнер; мы попробуем перехватить их.

Отчаянным усилием я сделал то, чего он желал; он, со своей стороны, также вытащил весло.

– Вот так! – крикнул Медж. – Ну, ребята, попробуйте поймать себе завтрак.

Призыв его не остался тщетным; даже Том проявил признаки жизни. Через минуту несколько рыб упало в нашу лодку.

Больше мы не могли надеяться поймать и сейчас же принялись есть ту рыбу, которую нам удалось словить, с жадностью, напоминавшей хищных зверей, а не людей. Рыбы уснули, лишь только их вынули из воды; мне кажется, что мы не были в состоянии успокоить их ударом по голове прежде, чем запустить в них зубы. Люди в нашем положении проделывают вещи, от которых в другое время пришли бы в ужас.

Поймали мы восемь рыб; пять съели, а остальные три должны были быть разделены между нами позже. Но даже небольшое количество пищи придало нам силы; я чувствовал, что мог бы продержаться еще день, если бы можно было достать воды. Но дождя – единственного источника, из которого она могла появиться – не предвиделось.

– Если бы к нам в лодку упала птица, у нас было бы и мясо, и питье, – заметил Медж. – Будем надеяться; дождь же вряд ли пойдет.

Напрасно мы смотрели во все стороны в ожидании, не появится ли какая-нибудь морская птица. По отсутствию их мы со страхом заключили, что находимся очень далеко от земли. Хотя мы испытывали сильный голод, но страдали еще больше от жажды. Когда я наконец уснул, мне снились сверкающие фонтаны; я видел бутылки с шампанским, пивом и различными освежающими напитками – но каким-то странным образом я никак не мог поднести ничего ко рту.

Не буду больше останавливаться на мучениях, которые мы испытывали: воспоминания эти слишком тяжелы.

Медж не позволил нам съесть остальную рыбу, говоря, что она пригодится нам на завтрак на следующий день. Мы согласились с ним. Он не спал всю ночь, а большинство из нас дремало почти все время.

Когда я проснулся на рассвете, я увидел, что он поставил одно весло как мачту ёи к верхнему концу его привязал носовой платок.

– Вставайте, ребята, – сказал он, – и завтракайте; сегодня мы получим помощь, или я сильно ошибаюсь.

– Какую? – простонал я. Говорить я почти не мог.

– Налетает ветер. И взгляните на этих птиц – может быть, одна из них спустится и сделает нам визит. Ну, мы поступим очень бесцеремонно: хватим ее по голове.

Медж вынул рыбу и разрезал каждую из них пополам.

– Вы должны взять целую, – сказал я. – Вам нужно больше пищи, чем нам, и наша жизнь зависит от сохранения ваших сил.

– Нет, я оставлю эту половину на закуску, – ответил он. – Даже это лучше, чем ничего; все же можно ожидать кое-чего.

Рты у нас так пересохли, что мы едва могли разжевать рыбу сырой.

Мы снова опустились на места. Я чувствовал, что мне не выдержать и нескольких часов. Остальные казались еще более изнуренными.

Мы не говорили ни слова; Медж напрасно упрашивал нас поговорить.

– Скажите что-нибудь, братцы! – время от времени кричал он. – Это молчание вредно для всех нас. Я не прошу вас шутить или рассказывать смешные истории. Но говорите, братцы, говорите! – Мы отвечали только стоном.

С востока подул легкий ветерок; я сохранил настолько сознания, что чувствовал это и видел мужественного Меджа, который, сидя рядом со мной, постоянно оглядывался во все стороны.

Не знаю, сколько времени прошло, когда я услышал крик Меджа:

– Парус, ребята! Парус! Мы спасены!

Я очнулся от звука его голоса и увидел его. Он стоял, прислонясь к веслу, превращенному в мачту, и прикрывая глаза рукой.

– Он идет в эту сторону; продержитесь, братцы, часок-другой, и у нас будет сколько угодно пищи и воды, – продолжал он. – Ну вот вам закуска. – Он взял половинку рыбы и разделил ее на четыре равные части.

– Нет, нет, мне не надо, я продержусь и так, – ответил он, когда я знаками предложил ему взять рыбы. Остальные слабо протянули руки за порциями, но с трудом подносили кусок ко рту и проглатывали. Мы были так истощены, что, хотя знали о приближении судна, не были в состоянии сесть и наблюдать за ним. Я видел судно; когда оно подошло ближе, Медж крикнул, что это бриг под английским флагом; но я не верил, что это действительность. Несколько раз я слышал, как он говорил о приближении брига. Один раз он застонал и громко крикнул:

– Он держит круто к ветру и уходит от нас! – Через несколько времени он закричал: – Нет, нет, он видит нас! Слава Богу, мы спасены! Мы спасены! – Но его слова не оказывали никакого действия ни на меня, ни на остальных. Снова он крикнул, и в ответ ему раздался голос с брига. Я чувствовал только, что мы подошли к судну, и вскоре меня подняли на палубу. Но я не понимал, что происходит вокруг, и вскоре потерял сознание.

Не знаю, как долго я лежал так; когда я открыл глаза, я увидел наклоненное надо мной лицо; то было лицо моей матери. Я был уверен, что грежу, и снова закрыл глаза. Когда я опять открыл их, мой взгляд упал на милые черты моей молодой сестры Эдит. Она стояла у койки, на которой я лежал, и тревожно смотрела на меня. Я все-таки не верил, что это она. Я знал, как часто мне живо снились различные лица и вещи.

Я увидел себя в чисто прибранной каюте, как раз перед моими глазами висела картина, на которой был изображен наш дом в Клифтоне; рядом с ней женская соломенная шляпка и накидка. Я снова взглянул на стоявшую передо мной фигуру.

– Эдит, – пробормотал я, не рассчитывая получить ответ.

– Да, да, милый Годфрей, это я – Эдит! Как я рада, что тебе лучше и ты узнал меня!

Ответ был очень ясен, но это бывает и во сне. Вдруг я услышал повелительный голос, отдававший приказание экипажу через люк; это был, наверно, голос моего отца.

– Как все это случилось, Эдит? – спросил я. – Что это – действительность или сон?

– Уверяю тебя – действительность, – ответила Эдит. – Нужно позвать маму. Как она будет счастлива! Иногда нам казалось, что ты никогда не поправишься; бедный Пирс так страдал, да и я также. Но папа сказал, что ты поправишься и мы должны помнить, что он всегда оказывался правым. Теперь поправляйся скорее.

Я начинал убеждаться, что не сплю и передо мной действительно стояла Эдит. Я не удерживал ее, и через минуту надо мной наклонялась моя мать и обнимала меня, как в вечер накануне моего отправления в море. Вскоре явился и Пирс, но ему позволили остаться только на несколько секунд. Потом пришел отец и сказал в коротких словах, как он счастлив, что я спасен; потом Эдит вернулась с чашкой бульона, и мать напоила меня, как делала это, когда я был маленьким.

Я хотел знать, как все это произошло и почему моя семья очутилась в Тихом океане.

– Это длинная история, и ты еще недостаточно оправился, чтобы выслушать ее, – ответила моя мать. – Расскажем в свое время. Одно могу сказать: Провидение послало нас, чтобы спасти тебя и твоих товарищей.

– Что они? – спросил я. – Спасены ли Медж, Гарри, Том и Попо?

– Мистер Медж почти совсем поправился; остальные, надеюсь, вышли из опасности, хотя сначала они казались еще слабее тебя, – ответила мать. – Мистер Медж рассказал нам интересную историю Гарри. Твой отец знает капитана Гудсона – они старые сослуживцы – и сделает все возможное, чтобы возвратить мальчика родителям. Но теперь довольно говорить. Засыпай снова. В нашей медицинской книге говорится, что чем более спит истощенный человек, тем скорее он поправится.

Мать укутала мне плечи платком, сказала Эдит, чтобы она села в уголку, и выскользнула из каюты. На все мои попытки начать разговор Эдит отвечала: «Тс!» – и через несколько минут я уснул.

Не знаю, что было бы со мной и с моими товарищами, если бы мы попали в менее заботливые руки, но тут мы быстро поправились, несмотря на жару.

Когда я оправился настолько, что мог разговаривать, мать рассказала мне, как отец, видя, что коммерческие дела не идут хорошо, решил переселиться в Австралию, где, как отставной морской офицер, мог получить от правительства бесплатный участок земли. Он купил бриг и посадил на него всю свою семью, рассчитывая по дороге заняться торговлей, получить значительную сумму денег, оплатить покупку судна и потом уже окончательно поселиться в Австралии. До сих пор дела его шли довольно успешно, хотя не раз им угрожала опасность быть перебитыми коварными туземцами.

– Боюсь, что они стали такими, потому что с ними обращались дурно, – заметила мать. – Бог спас нас, и теперь мы направляемся в Сидней, где продадим бриг и начнем жить поселенцами. Но твой отец хочет сначала побывать в Новой Каледонии, а может быть, и в Новой Гвинее и на других островах.

– Я оставлю морскую службу и поселюсь с вами! – сказал я. – Я уверен, что и Медж, и Гарри, и Том, и Попо сделают то же и присоединятся к нам.

Через две недели с лишком мы остановились у северного берега Новой Каледонии. Отец хотел стать на якорь в такой пристани, где мы могли бы завязать сношения с туземцами и купить сандала и других местных продуктов. На берегу тянулись ряды довольно высоких холмов, большей частью покрытых лесами; между ними попадались и долины.

Наконец мы нашли гавань, вид которой с моря прельстил отца. Только что мы бросили якорь, как двойные лодки – такие же, как я описывал раньше, – с овощами и всякой провизией окружили нас. Отец слышал, что туземцы часто изменнически нападают на суда, и потому не позволил никому войти на борт. Экипаж стоял под ружьем, пока отец торговался с туземцами; вещи, которые он продавал, опускались в лодки, а провизия подымалась на палубу.

Некоторые из лодок состояли просто из четырех стволов какого-нибудь дерева, выжженных посредине и крепко связанных между собой. На носу и на корме сидело по человеку с длинными, заостренными веслами, похожими на острие копья. Обыкновенно в лодке сидел только один пассажир; иногда это бывала женщина, укутанная с головы до ног в покрывало из рогожи.

Так как на бриге было шесть пушек, а экипаж разгуливал по палубе с кортиками на боку и ружьями в руках, то туземцы выказывали мирные намерения и торговля шла хорошо. Они принесли большой запас сандала, за который отец заплатил цену, вполне удовлетворившую их.

Мы снова поплыли на запад. Отцу хотелось посмотреть некоторые малоизвестные местности на восточном берегу Австралии.

Я еще ничего не говорил о бриге и о тех, кто находился на нем. Бриг назывался «Фиалка» и был вместимостью около 200 тонн. Штурман и его помощник, выбранные отцом за хороший характер, не отличались ничем особенным. Боцман Нед Бертон занял в моем сердце место Дика Тилльярда, которого он, как оказалось, знал.

– Славный, честный малый он был, мастер Годфрей, – говорил Нед. – Если когда-нибудь попаду на остров, с которого вы бежали, непременно навещу его могилу. Мы с ним много лет служили его величеству; не будь мира, мы продолжали бы служить и теперь. Когда война окончилась и я вышел в отставку, то решил остаться на берегу. Так и было бы, если бы ваш отец, который делал со мной свое первое плавание, не попросил меня отправиться с ним на его судне. Он хотел было дать мне место помощника штурмана, но я не обучался навигации и потому должен был отказаться. Ну а когда он сказал, что возьмет меня боцманом, то я не мог отказать ему. Я думаю, что когда бриг будет продан, то, если местность понравится мне, я поселюсь вблизи вашего отца и пошлю за моей старухой и обеими нашими дочерьми.

Я сказал Неду, что он поступит очень умно и что сам я, не дожидаясь повышения, решил выйти в отставку, если капитан Бросуэлль отпустит меня.

– Нечего тревожиться об этом, мастер Годфрей, – со смехом ответил Нед. – Судя по опыту, я вижу, что мичманами не особенно дорожат; к тому же он, наверно, считает всех вас давно погибшими и не станет разыскивать вас в Австралии.

– Но я не хотел бы поступить бесчестно, – сказал я. – Если капитан станет настаивать на моем возвращении, я должен сделать это; да у меня там и сундук, и я должен получить жалованье.

– Я всегда считал жалованье мичмана ничтожным, мастер Годфрей, – сказал Нед. – А что касается сундука и его содержимого – наверно, все уже давно продано на аукционе, и вам трудно было бы вернуть ваши пожитки.

Я переговорил об этом с Пирсом. Он горячо советовал мне не покидать отца и уверял, что отец даст мне такой же совет, так как часто говорил, как ему хотелось, чтобы я был с ним.

Надо сказать несколько слов о любимой козе моей сестры – Нанни, которая давно уже снабжала сестру и мать молоком к завтраку и чаю. Нанни была чрезвычайно ласковое животное. Как только Эдит показывалась утром на палубе, Нанни подбегала к ней и, казалось, была в восторге, когда сестра ласкала ее; когда ее трогали другие, она бодалась. Однако она подружилась с Гарри, и, если Эдит не было на палубе, она подходила к Гарри и ждала, чтобы он приласкал ее. Но, завидев свою госпожу, она бросалась к ней и смотрела на Гарри, как бы говоря: «Я очень люблю тебя, но ее еще больше».

Мы плыли благополучно, и путешествие наше приближалось к концу. Я не описываю всех чудес океана – они описывались так часто, – но не могу не упомянуть об одном прекрасном явлении, виденном нами однажды ночью, когда мы подходили к берегам Австралии. Дул легкий ветерок, вздымавший небольшую зыбь, по которой скользил наш бриг. Звезд не было видно. Несмотря на тьму на небе, весь океан сверкал ярким светом; в некоторых местах видны были отдельные полосы света, в других – громадная освещенная масса воды; струи, выбрасываемые китами, казались жидким огнем, а бесчисленные громадные медузы словно сделаны были из расплавленного серебра.

– Удивляюсь, что бриг не загорится! – вскрикнул Том, который только что вышел на палубу. – Что бы мы стали тогда делать? Отчего это вода так светится?

Отец услышал его.

– Это явление называется фосфоричностью, потому что походит на свет, издаваемый фосфором, – ответил он. – Изучавшие этот вопрос говорят, что этот свет происходит от мириад крошечных морских организмов, иных – мягких и студенистых, других – жестких ракообразных. В действительности, при некоторых условиях атмосферы, все роды морских тварей, подобно вот этим медузам, светятся и в воде и вне ее.

Это зрелище продолжалось несколько часов. Я заставил Эдит, уже ушедшую в свою каюту, подняться на палубу. Она пришла в такой же восторг, как и мы, и попросила принести ведро с водой. К нашему великому удивлению, вода в ведре светилась почти так же ярко, как в океане.

На следующее утро ветер переменился и погода значительно ухудшилась. Ветер постоянно изменялся, дул то с одной, то с другой стороны. Я видел, что отец необычайно озабочен. Он чувствовал, что от него зависит безопасность судна и жизнь всех нас. Прошло много времени с тех пор, что он бывал в море, и эти берега были ему неизвестны. Я думал, следовало бы держаться на высоте земли. Но надеяться на то, что это удастся, было поздно, так как ветер стал переходить в настоящий ураган. Отец надеялся укрыться в пределах коралловых рифов, тянувшихся вдоль берега на протяжении от пяти до двенадцати миль. Тут чуть было не потерпел крушение капитан Кук на своем судне «Индевор» во время первого путешествия.

Вскоре после рассвета ураган разразился с двойной силой. Бриг держался хорошо, и мы надеялись, что находимся в тридцати и даже более милях от берега, так что подойдем к рифам, только когда утихнет буря. Однако мы с тревогой смотрели на подветренную сторону. Отец не сказал матери и Эдит об угрожавшей нам опасности и только просил их остаться в каюте.

Было около трех часов пополудни, когда шкипер, сидевший на брам-стеньге, спустился на палубу и сообщил отцу тревожную весть о том, что с подветренной стороны видна непрерывная линия прибоя, указывающая на существование подводного рифа.

– Чтобы доплыть туда, потребуется порядочно времени, – заметил отец, – а до тех пор ветер может спасть.

Штурман тревожно взглянул на восток.

– Не вижу никаких признаков, – сказал он.

– В таком случае положимся на Провидение, – сказал отец. – Я подымусь наверх, и, если нам удастся увидеть проход, мы попробуем провести судно.

Я пошел с отцом; мы поднялись на брам-стеньгу и в продолжение нескольких минут осматривали все вокруг. Наконец мне показалось, что в полумиле к югу океан не такой бурный, как в других местах. Я указал отцу на это пространство воды.

– Ты прав, – проговорил он после короткого молчания. – Это может помочь нам; если буря продолжится всю ночь, никакая человеческая сила не спасет нас: задолго до ее окончания мы налетим на риф.

Заметив направление пролива, он сошел вниз.

Отходить, когда судно лежало в дрейфе, очень опасная операция, требующая большой осторожности, потому что волны могут удариться о палубу и снести все. Экипажу было приказано стать по местам. Штурман с двумя надежными матросами стал к колесу.

– Руль на ветер! – крикнул отец, переждав, пока мимо нас прошла огромная волна. – Брасопить реи!

Приказание было исполнено, и бриг пошел к западу. Волны постоянно набегали на палубу, унося разбитые части и производя новые разрушения; но все бывшие на бриге ухватились за стойки мачты, и, к счастью, никто не упал за борт. Волны высоко взлетали над носом судна; впереди виднелся замеченный нами проход.

Мы продолжали лететь все с той же быстротой. Через несколько минут должна была решиться наша судьба. Громадные волны катились за кормой, грозя разбиться на палубе. Белые валы подымались на высоту наших мачт, грозя поглотить нас. Но мы летели по-прежнему, и я услышал выражение благодарности Богу, вырвавшееся из уст отца, когда белая пена волны показалась за правым бортом судна.

На некоторое время мы были в сравнительной безопасности; но наступала ночь, и берег был недалеко. Опять мы повернули к северу, потом легли в дрейф с подветренной стороны рифа, надеясь, что течение не вынесет нас ночью на берег. Все же наше положение нельзя было назвать безопасным. И тут волны были настолько высоки, что могли залить палубу. Отдали приказание держать якорь наготове, в случае если мы подойдем к берегу.

Никто не уходил в каюту, так как нельзя было сказать, когда понадобятся все люди. К концу первой вахты буря начала стихать и надежда на спасение возросла. Отец подождал до полуночи и потом велел сменившимся часовым сойти вниз, чтобы быть готовыми наутро к исполнению своих обязанностей. Утренняя вахта приходилась на мою долю; поэтому я повиновался и лег на свою койку, надеясь на рассвете увидеть берега Австралии, которые представлялись мне в самом радужном свете.

Я проснулся от зловещего треска, за ним последовал удар, от которого бриг задрожал с носа до кормы. На одно мгновение он приподнялся и затем опустился с грохотом; казалось, что судно разлетается в щепки. Я слишком хорошо знал, что случилось с нами: мы на берегу. В одно мгновение я представил себе весь ужас нашего положения. Долетавшие до меня крики с палубы не оставляли ни малейшего сомнения.

Я поспешно накинул платье и сбежал в каюту, где нашел мать и Эдит. Я молил их оставаться там, пока отец не позовет их, и поднялся на палубу, чтобы узнать худшее.

Бриг налетел на подводный риф и лежал мачтами к берегу, видневшемуся во тьме на расстоянии не более полумили. Отец стоял у главной мачты. Он вполне владел собой и отдавал приказания, как будто не случилось ничего особенного. Он приказал матросам убрать паруса, перенести лодки на правую сторону так, чтобы спустить их с подветренной стороны. Измерив глубину, мы убедились, что лодки можно спустить, не опасаясь, что они налетят на подводный риф.

Как только отец услышал мой голос, он велел мне вернуться в каюту и успокоить мать и Эдит, сказав им, что хотя бриг, может быть, и погиб, но отец вполне уверен, что мы можем благополучно добраться до берега; поэтому он просил их собрать вещи, которые могут пригодиться в подобных обстоятельствах.

Мать испугалась, но не поддалась страху. Эдит, видя ее сравнительно спокойной, не выказывала ужаса.

– Это, конечно, несчастье, – сказала мать, – но да будет воля Господня. Будем надеяться на Него. Скажи отцу, что мы исполним его желание и будем готовы, когда он позовет нас.

Я вышел на палубу. Отец, оба штурмана и Медж хлопотали вместе с экипажем, спуская на воду лодки. Наша лодка, к сожалению, была проломлена мачтами брига, упавшими на нее, когда бриг наскочил на риф.

– Всегда следует быть настороже и иметь лодки наготове, – заметил Медж отцу. – Если не ошибаюсь, капитан Кук в свое первое кругосветное путешествие чуть не погиб где-то вблизи; впрочем, кажется, дальше от берега. Его судно было в худшем положении, чем наше, потому что выбросилось на берег во время прилива и сдвинулось только после нескольких приливов и отливов, когда было сброшено много груза. Но как ни дурно было его положение, судно, в конце концов, продолжало свой путь и благополучно добралось до Англии.

– Слышите, что говорит мистер Медж? – заметил отец экипажу. – Это очень утешительно, но удастся ли стащить судно или нет, я вполне уверен, что мы без труда доберемся до берега.

– Не бойтесь за нас, сэр! – крикнул Нед Бертон. – Мы исполним свой долг; если бриг не тронется, то не по нашей вине.

Пока я был внизу, паруса убрали и измерили высоту воды в трюме. Вода подымалась с ужасающей быстротой и доходила уже до шести футов. К насосам сейчас же поставили людей, чтобы удерживать воду, насколько возможно.

Пока экипаж работал под руководством штурмана и его помощника, отец, Медж и я измеряли глубину воды вокруг брига. По-видимому, его перекинуло через гряду камней в какой-то бассейн, из которого было очень трудно, или невозможно вытащить его. Но так как волны не слишком сильно набегали на судно, то мы надеялись, что, в случае если ветер не усилится, оно продержится, пока мы успеем вынуть нужные нам запасы. Мы знали, что находимся очень далеко от всяких поселений; хотя можно было бы добраться до них в лодках, но путешествие вдоль каменистого, негостеприимного берега было очень опасно. Отец, может быть, нарочно не говорил того, что думал, желая поддержать дух экипажа и сделать все возможное, чтобы сдвинуть бриг. До прилива ничего нельзя было сделать, и на рассвете положение наше должно было определиться яснее.

Отец, Медж и я в свою очередь стали на работу у насосов и работали очень энергично, хотя и знали, что все наши старания могут оказаться бесполезными. Сколько раз ни измеряли уровень воды в трюме, оказывалось, что она подымается, несмотря на все старания. Однако мы продолжали работать, пока на небе не показались первые утренние лучи. Прилив был почти в полной силе, когда мы наскочили на риф; с тех пор вода убывала, и не было никакой возможности сдвинуть бриг. Мы боялись, что, если мы бросим работу, вода зальет судно и испортит провиант и груз.

Отец в первый раз за все время спустился вниз, и я пошел с ним. Мать и Эдит все еще укладывались.

– Печальное событие, милая жена, – сказал отец, – но надо перенести его терпеливо и сделать что можно в тех обстоятельствах, в которых мы очутились. Я хочу высадить вас сейчас же на берег и предлагаю, чтобы вы и мальчики отправились под покровительством мистера Меджа или одного из штурманов, взяв с собой палатку и провизии, насколько можно забрать в лодку, так чтобы быть в безопасности на случай дурной погоды.

– Я сделаю, как ты хочешь, – ответила мать, – но мне лучше хотелось бы остаться с тобой, пока ты не покинешь брига. Мне не улыбается мысль выйти на незнакомый берег без тебя, и я буду очень беспокоиться, как ты останешься на разбитом судне.

– Не думаю, чтобы мне грозила опасность; если же придется поспешно покинуть бриг, то это гораздо легче сделать, когда вы будете уже на берегу, – ответил отец. – Впрочем, если желаешь, можно подождать. Пока будут готовить лодки, вы можете позавтракать.

Спокойствие, с которым говорил отец, сильно подействовало на мать. Отец отдал приказание приготовить завтрак с таким беспечным видом, как будто мы были в море в хорошую погоду, и вышел на палубу.

С помощью Меджа мы собрали все, что хотели взять с собой; взяли также и паруса, и несколько брусьев для устройства палатки.