Текст книги "Ядерная шамбала. Тайны атомного противостояния"

Находящиеся в северо-восточной части провинции Синьцзян китайские войска, преследуя казахов, вторгались на территорию Монгольской Народной Республики и обстреливали с самолетов, как этих казахов, так и населенные пункты МНР. Правительство Монгольской Народной Республики не могло не реагировать на такого рода грубые нарушения границ МНР и дало отпор вторгшимся синьцзянским войскам.

В связи с этим в руководящих правительственных кругах Монгольской Народной Республики твердо убеждены, что в случае, если подобные нарушения границ МНР со стороны синьцзянских войск будут иметь место впредь, то Советское правительство, в силу существующего между СССР и МНР договора о взаимопомощи от 12 марта 1936 г., будет вынуждено в целях ограждения безопасности территории Монгольской Народной Республики оказать правительству этой республики всю необходимую помощь и поддержку».

Уже 10 апреля на мелкий, казалось бы, приграничный конфликт в Центральной Азии отреагировала американская пресса. Журнал «Тайм», в частности, отмечал: «Внезапный интерес Москвы к этому неясному и не поддающемуся проверке инциденту, очевидно, должен был произвести впечатление на администрацию Китая и послужить предупреждением для генералиссимуса Чан Кайши. Но почему? Одно предположение: это может являться способом Москвы сказать Чунцину, что образец реинтеграции Синьцзяна с Китаем не должен быть применен к Внешней Монголии. Другое предположение: это может быть связано с некоторым новым усилением напряженности между коммунистами Китая и Чан Кайши. Третье предположение: это может быть ответ Москвы на ворчание Чунцина по поводу советско-японских договоренностей о Сахалине. При этом многие эксперты уверены, что как изменениями в отношениях с Японией, так и напряжением в отношениях с Китаем, советская Россия официально извещает всех, что с ней нужно считаться в Азиатско-Тихоокеанском регионе»[184]184
  «Time»: «Mongol Mystery».


[Закрыть].

К середине октября 1944 г. количество партизанских отрядов, входивших в подчинение Оспан-батыра, увеличились до девяти, а их личный состав достиг 2 200 человек. Из МНР продолжала поступать помощь: 350 винтовок, 100 автоматов, 20 тяжелых пулеметов, 30 легких пулеметов, шесть минометов, два противотанковых оружия, 100 ящиков гранат, 500 ящиков боеприпасов. По сообщению Линды Бенсон, в октябре 1944 г. казахские отряды, пришедшие со стороны Баркуля, совершили нападение на Урумчи. Конечно, захватить провинциальную столицу у партизан сил не хватало, но сама атака на город говорила об их решительном настроении.

В начале декабря 1944-го мятежники атаковали военное укрепление гоминьдановцев в местности Кумуш уезда Чингиль. Сражение затянулось на три-четыре дня. К его исходу враг потерял убитыми более 300 солдат из 500, в руки повстанцев попали 300 единиц стрелкового оружия и 100 ящиков патронов.

В первых числах марта 1945 г. алтайские партизаны в количестве 500 человек решили штурмовать укрепленный пункт китайской администрации в Сартогае, где сосредоточилось собранные из разных мест Алтайского округа ханьские войска численностью свыше трех тысяч человек. Но, не дожидаясь удара отрядов Оспана Ислам-улы, эта группа в сопровождении пяти танков и трех броневиков колонной из более 30 грузовых автомашин двинулась в сторону уезда Гучэн.

Вслед за уходящим противником устремился кавалерийский отряд повстанцев из 200 человек. Возле местности Орамбулак колонна китайских солдат попала под обстрел партизан. Гоминьдановцам пришлось бросить технику, сковывающую отступление: танки и броневики были облиты бензином и подожжены. Однако это не спасло их от разгрома: с трудом продвигавшиеся по ослепительно белому снегу при ярком солнечном свете, они стали прекрасными мишенями для казахских стрелков. В этом походе ханьцы потеряли более тысячи человек убитыми. Остальные только через двадцать дней ценой огромных усилий добрались до Гучэна.

К середине сентября 1945 г. отряды Оспан-батыра совместно с войсками Северного фронта ВТР, которыми командовал генерал-лейтенант Иван Полинов, полностью освободили Алтайский округ от гоминьдановских войск. 23 сентября Оспан Ислам-улы руководством Восточно-Туркестанской Республики был назначен губернатором Алтайского округа и вместе с Далелханом Сугурбаевым введен в состав правительства ВТР. Генерал Сугурбаев был приставлен к Оспану в качестве его заместителя. Также в ставку губернатора были направлены и советские представители.

Аксакалы рассказывали, что правительство Восточного Туркестана в знак благодарности за то, что казахский вождь выгнал гоминьдановцев из Алтайского округа, прислало ему медаль. Однако, мы помним, как местные кочевники испокон века относились к привилегиям и льготам со стороны официальной власти.

Оспан-батыр, когда получил награду, то осмотрел ее и со словами: «Бул адамдiкi емес, иттікі гой»[185]185
  «Это – не для человека, а для собаки» (каз.).


[Закрыть] повесил на шею своему псу.

В другом варианте легенды генерал Далелхан отправил к Оспану своего заместителя с орденами «Независимость» обеих степеней и подарками. Вождь долго не принимал посланца, а приняв, ответил жестко и кратко: «Я воевал не для того, чтобы усилить Красную армию. Не задерживайся здесь, возвращайся к своим. Эти погремушки носите сами. Я не вижу настоящей свободы Восточного Туркестана». В действительности же постановлением правительства ВТР № 260 от 13 апреля 1946 г. Ислам-улы и Сугурбаев были награждены орденами «Свобода»[186]186
  Подробнее о наградах ВТР – в главе «Марки, деньги, ордена».


[Закрыть].

Под резиденцию новому главе округа был отведен большой дом бывшего губернатора. Однако казахский вождь отказался жить в каменном здании. На окраине Шара-Сумэ на берегу р. Кран неподалеку от резиденции советского консула он приказал разбить лагерь из традиционных казахских юрт, охраняемый преданными ему бойцами.

Став губернатором Алтая, Оспан Ислам-улы приказал ввести в обиход нормы и меры наказания по шариату: не постившимся в Рамазан – 100 ударов плетью, не читавшим намаз – 50, чрезмерно отрастившим волосы – 40, употребившим алкоголь – 30, курившим табак – 20. Также для правоверных мусульман был ограничен просмотр кинофильмов. Характерен для Оспан-батыра был и запрет участия женщин в общественной жизни округа. По его представлениям, «женщины отличались длинными волосами и коротким умом» и предназначены были лишь для роли хозяек очагов. Он предложил освободить их от должностей в административных, общественных органах и школах и вернуть в аулы, видя в привлечении женщин к общественной жизни угрозу устоям ислама и древних традиций. Далелхан Сугурбаев пытался, было, вмешаться, но Оспан-батыр посчитал это непочтением его седины и святотатством.

Властолюбивый казахский вождь продолжал вынашивать идею создания на территории Алтайского округа уже не республики, а ханства, и себя видел главой этого государства. Более того, он открыто заявлял, что Премьер-министром МНР маршалом Чойбалсаном ему обещана поддержка в создании такого ханства.

И снова о легендах, кочующих из одного источника в другой. Например, казахстанская исследовательница Гульнара Мендикулова в своей в целом интересной монографии привела крайне любопытные сведения, почерпнутые ею у американки Линды Бенсон: «Чтобы как-то успокоить восставших, центральное провинциальное правительство в Урумчи решило освободить некоторых политических заключенных, в том числе казахского лидера Алена Вана, или Алена Торе (у него было имя Айлун Чун Ван, или Принц Ван, и был он женат на Хадише Кадван Ханым (Хатеван), позже ставшей первой казахской женщиной, занявшей пост генерального инспектора (мэра) в Урумчи».

К сожалению, в цитируемом фрагменте одна нелепица погоняет другую. Во-первых, ни одного нормального человека не могут звать «Принц Ван», хотя бы потому, что «принц» и «ван» – это титулы, а не имя. Поэтому они должны писаться со строчной буквы[187]187
  Впрочем, в научном труде Г. Мендикуловой многие звания и титулы вроде «уккурдай», «батыр» или «тайджи» превратились из приставок к имени человека в некое подобие его фамилии.


[Закрыть]. Во-вторых, Ален Ван, он же Ален Торе, он же Айлун Чун Ван, он же Принц Ван – ни кто иной, как уже упоминавшийся наследник ханов племени абак-керей Ален Кугедаев, в ряде источников именуемый как Ален-ван. А «Хадиша Кадван Ханым (Хатеван)» – это его супруга Хадиша Кугедаева. И хотя человеком князь абак-кереев был, по отзывам современников, никчемным и в казахские лидеры никак не годился, все-таки не он был «женат на Хадише», а она была за ним замужем. Мелочь, казалось бы, но в родоплеменных отношениях казахов мужчина всегда играл главенствующую роль, пусть даже порой номинально[188]188
  Хадиша-ханум была дочерью старейшины казахов племени абак-керей Тарбагатайского округа Мамыр-бек-уккурдая.


[Закрыть]. В-третьих, Х. Кугедаева уже занимала при Шэн Шицае пост губернатора Урумчинского округа. Должность генерального инспектора столичного округа она получила в январе, а кресло мэра Урумчи – в июле 1946-го.

Краеугольный камень евразийского центра

В свое время вождь мирового пролетариата В. Ульянов-Ленин четко сформулировал признаки наличия в государстве революционной ситуации. Во-первых, должен присутствовать «кризис верхов», т. е. невозможность для господствующих классов сохранить свое господство в неизменном виде. Во-вторых, выше обычного должны обостриться нужды и бедствия угнетенных классов. В-третьих, обязателен рост политической активности масс. События 1944–1949 гг. на территории северо-запада Синьцзяна в литературе часто называют «революцией трех округов». Но существовали ли здесь предпосылки для полномасштабной революции?

Советские историки на протяжении многих лет всерьез считали, что национально-освободительное движение народов Синьцзяна второй половины 40-х годов XX в. являлось составной частью общекитайской революции. Например, казахстанский исследователь Н. Мингулов еще в 1962 г. отмечал, что, «несмотря на большую отдаленность от Китая, Синьцзян не был изолирован от внутриполитической жизни собственно Китая. Отсюда можно заключить, что хотя в Синьцзяне и не существовало официального отделения КПК, но народно-демократическое движение нацменьшинств Синьцзяна не лишено было идейного руководства Коммунистической партии Китая». Но «можно заключить» – это еще не доказательство того, что коммунисты Поднебесной все же оказывали хоть какое-то влияние на положение в Восточном Туркестане. Ведь с таким же успехом «можно заключить», что ситуация была как раз противоположной: синьцзянские события оказали стимулирующее влияние на действия китайских коммунистов, ведущих гражданскую войну.

Как известно из марксистско-ленинского учения, революция является высшей формой классовой борьбы, в результате которой исторически отживший класс уступает место восходящему. В Синьцзяне в середине XX в. такой цели никто из политиков явно не преследовал. Тем не менее, немногочисленные современные русскоязычные исследователи темы до сих пор пытаются обосновать причины «революции» в Восточном Туркестане 1944–1949 гг. В частности, барнаульский ученый Иван Поликарпов отмечал, что больше половины аграрного населения Синьцзяна в то время составляли малоземельные и безземельные крестьяне, которые были вынуждены арендовать земли у помещиков на чрезмерно тяжелых условиях: феодальная рента поглощала помимо всего прибавочного продукта еще и существенную часть необходимого. Все крестьянство провинции платило помещикам огромную ежегодную дань за использование оросительной системы. На экономическом положении народов Синьцзяна отразилось также практическое отсутствие железнодорожного транспорта и огромная нехватка автомобильных дорог, связывающих центры провинции. Общий упадок экономики Синьцзяна определил тяжелое финансовое положение в провинциальном правительстве. Китайские военные нередко прибегали к открытому грабежу скотоводов и кочевников. Власти Синьцзяна издали указ о реквизиции у жителей провинции 10 тыс. лошадей на военные нужды армии. Это и стало поводом для мощнейшего в Китае национально-освободительного движения 1944–1949 гг., называемого «революцией трех округов».

Приведенные факты, конечно, имели место быть в середине прошлого века на территории Восточного Туркестана. Но крестьяне-арендаторы оросительной системы жили в тот период в основном в Кашгарии – южном Синьцзяне, не поддержавшем повстанческое движение севера. Костяк национально-освободительных сил составило кочевое население Джунгарии – казахи и киргизы, а также земледельцы из русской, татарской, уйгурской и дунганской диаспор. Транспортное сообщение в Синьцзяне, действительно, получило развитие лишь к началу 60-х гг XX в., но именно в этот период здесь также были отмечены сильнейшая засуха и, как следствие, резкое обнищание и голод населения. Однако понятия «революция 1962 года» не существует, поскольку из-за отсутствия необходимых предпосылок выступления народных масс в тот момент не было.

Поэтому прав И. Поликарпов, резюмируя свое исследование, что все вышеописанное было лишь поводом для повстанческого движения. Которое, как мы знаем, было задумано, спланировано и осуществлено по указанию из Москвы.

А вот следующий вывод барнаульского историка, похоже, оказался навеян десятилетиями советского агитпропа, открещивавшегося от любых упоминаний заинтересованности Кремля в недрах Восточного Туркестана: «Исследователи Соединенных Штатов Америки и Западной Европы указывают на непосредственное участие СССР в “революции трех округов”, которое, выразилось в поставках оружия и предоставлении квалифицированных военных специалистов-инструкторов. Нельзя, однако, не заметить, что все эти утверждения носят слишком общий и с точки зрения доказательности сомнительный характер, сами же попытки преследуют цель возложить всю ответственность за указанные революционные события в Синьцзяне исключительно на СССР. Кроме того, выдвигаются обвинения в создании планов аннексии Советским Союзом территории Синьцзяна с целью получения богатейших сырьевых ресурсов».

Но причина «революции трех округов» нам уже известна. Скорее всего, при организации повстанческого движения в Синьцзяне в середине 40-х гг XX в. Берия, как куратор спецслужб СССР и один из руководителей Атомного проекта, использовал теорию «перманентной революции» Троцкого: достаточно было создать «революционный очаг» и на его тепло слетятся все заинтересованные силы и партии. Весомым аргументом в такой революционной ситуации обязательно должно стать вмешательство заинтересованных государств, которое может выражаться как в подпитке восстания финансовыми средствами или оружием, так и путем деятельности разведки и даже прямой военной интервенции. Иначе успеха не достичь. Через два десятка лет это ценой собственной жизни доказал Эрнесто Че Гевара, пытавшийся раздуть пламя революции в Боливии.

Сам же И. Поликарпов в одной из своих работ приводит такие сведения: «Большое количество документов, сохранившихся в архивах и касающихся ситуации в Синьцзяне, адресованных в том числе Сталину, Молотову и Берии, говорит о важности происходивших событий для СССР. Среди них особое место занимают докладные записки и сообщения генерала Егнарова и генерала Лангфанга. В этих документах подробным образом рассматривается каждый шаг повстанческого движения с предложениями решения тех или иных проблем и корректировкой военных действий, которые вносили либо они сами, либо непосредственно министр внутренних дел Круглов и министр государственной безопасности Абакумов. В этот период появляется большое количество разведывательных данных и агентурных донесений по политическому и экономическому положению в провинции, подробнейшее географическое описание местности ведения вероятных боевых действий, а также сведения о состоянии путей сообщения и транспорта в Синьцзяне».

Конечно, классической революционной ситуации в 1944 г. в Синьцзяне не было. Цели и задачи национально-освободительного восстания, как известно, были сформулированы в мае 1943 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП (б), а сам переворот осуществлен с помощью агентов советской разведки и подразделений регулярной Красной армии. При этом местное население не всегда понимало, за что ему предстоит проливать свою кровь и попросту убегало от агитаторов с севера. О какой возросшей политической активности масс тогда можно говорить?

Например, бывший сотрудник Совета министров Узбекистана Рахмат Салимов, который в 1944 г. был отозван с фронта и заброшен в Кульджу, в одном из интервью рассказывал, как «трудно было уговорить простого мусульманина-кашгарца взять в руки оружие. Большинство населения провинции составляли уйгуры, они жили в городах или занимали лучшие угодья при острой нехватке земли и неплохо ладили с китайской администрацией».

К тому же, возможно, был еще один фактор, который трудно было использовать при подготовке беспорядков в мусульманском регионе – участие в восстании женщин. Коран гласит: «Мужчины являются попечителями женщин, потому что Аллах дал одним из них преимущество перед другими и потому что они расходуют из своего имущества». Мужчина и женщина в исламе равны, но в то же время все аспекты женской жизни должны отвечать мужским интересам: удовлетворению мужа, рождению и воспитанию детей.

А ведь еще в 1858 г. Карл Маркс в одном из своих писем написал: «Каждый, кто сколько-нибудь знаком с историей, знает также, что великие общественные перевороты невозможны без женского фермента». И в ноябре 1918 г. Владимир Ульянов-Ленин с трибуны I Всероссийского съезда работниц заявил: «Не может быть социалистического переворота, если громадная часть трудящихся женщин не примет в нем значительного участия… Из опыта всех освободительных движений замечено, что успех революции зависит от того, насколько в нем участвуют женщины».

К сожалению, история не знает ни одной представительницы слабого пола, занимавшей хоть сколько-нибудь значительный пост в политической жизни Восточно-Туркестанской Республики. У гоминьдановской администрации Синьцзяна такая фигура была – казахская княгиня Кадиша Кугедаева. Но этот факт скорее исключение из общего правила, тем более что и Кадуван не смогла сыграть какой-то заметной роли в руководстве провинции.

При этом в героических анналах истории уйгуров есть великая воительница XVIII в. Мамнури Азизи Ипархан. После казни китайцами ее мужа она создала в Кашгарии военный конный отряд и успешно сражалась с цинскими завоевателями. Попала в плен в 1763 г. и была казнена в возрасте 29 лет[189]189
  Китайский вариант этой легенды несколько отличается от уйгурского. Попав в плен около 1760 г., Пиар-хан поступила в гарем цинского императора Цаньлуня, но всегда мечтала вернуться на родину. Умерла, покончив жизнь самоубийством в 1788 г., ее тело было похоронено в сохранившейся по сей день родовой усыпальнице в Кашгаре.


[Закрыть]. Ее боевые подвиги и красота остались в памяти народной.

И в летописи ВТР есть славные женские имена. В одном из сражений за взятие Кульджи в ноябре 1944-го погибла 18-летняя медсестра армии ВТР Ризвангуль Вахиди[190]190
  Младшая сестра полковника НА ВТР А. Вахиди.


[Закрыть], также ставшая национальной героиней уйгурского народа. Посмертно она была награждена боевой солдатской медалью «Храбрость». Позже подвигу девушки советский композитор Куддус Кужамьяров посвятил первую уйгурскую симфоническую поэму «Ризвангуль», удостоенную в 1951 г. Сталинской премии.

По мнению Валерия Бармина, «национально-освободительное восстание коренных народов Синьцзяна в 1944–1945 гг. и создание Восточно-Туркестанской Республики, действительно, было в известной степени инициировано и пользовалось активной поддержкой со стороны Москвы. Однако при этом следует иметь в виду, что масштабность, широкая социальная база, наконец, успехи повстанческого движения явились следствием сложившихся в провинции объективных социально-экономических и внутриполитических условий.

Вместе с тем, учитывая все это и осознавая огромные потенциальные возможности будущего движения, советские руководители уже в момент подготовки этого восстания видели его конечный результат только в смещении Шэн Шицая и его администрации, замене их представителями коренных народов и предоставлении этому региону широкой автономии в составе китайского государства. Не известно ни одного правительственного или партийного документа 40-х годов, который содержал бы предложения об аннексии Синьцзяна или создании в его границах независимого государства».

К такому же выводу в ходе своих научных изысканий по истории отношений Москвы и Урумчи первой половины XX в. пришел и кандидат исторических наук Василий Шматов (Барнаул), отметив, что «советско-синьцзянские отношения в 1931–1943 гг. при всей своей неоднозначности и противоречивости вполне укладываются в общую канву внешней политики Советского Союза в первое 20-летие своего существования. В условиях японской агрессии, Синьцзяну была отведена роль важнейшей стратегической тыловой базы и коммуникационной артерии, по которой направлялись необходимые для фронта вооружение и материалы. Следует полностью исключить как несостоятельные выводы и рассуждения ряда зарубежных исследователей и политиков о том, что в планах советского правительства рассматривался вариант присоединении Синьцзяна к Советскому Союзу. Все архивные документы и материалы свидетельствуют лишь о том, что Синьцзян всегда рассматривался Советским Союзом только как выгодный торгово-экономический партнер».

Тем не менее, справедливости ради надо отметить, что в умах некоторых партийных руководителей Союза того времени все же витали идеи, если не по аннексии, то хотя бы по тесному вовлечению Синьцзяна в политическую и экономическую орбиту Москвы. Поэтому и нет у современных историков единого мнения по этой теме. Особенно в странах бывшего Советского Союза. Так, азербайджанский историк и общественно-политический деятель Джамиль Гасанлы считает, что, несмотря на торжественные заявления Сталина об уважении территориальной целостности Китая, сделанные им как во время обсуждений между союзниками, так и во время встреч с китайскими официальными лицами, секретные документы указывают на его намерения оторвать Синьцзян от Китая, по крайней мере о включении под советский контроль северных районов провинции, богатых природными ресурсами. А сотрудница института востоковедения им. А. Крымского Национальной академии наук Украины Иванна Отрощенко отмечала, что «еще во второй половине 1940-х – начале 1950-х гг. западные исследователи, эксперты, дипломаты предполагали вероятность того, что СССР продолжит консолидацию или распространение своей власти в приграничных китайских областях. По их мнению, в частности, эти процессы могли принять форму поддержки определенной федерации, например, монголы Внешней и Внутренней Монголии, Барги, Восточного Синьцзяна с Бурят-Монгольской АССР. Не исключалось также, что Синьцзян может повторить судьбу МНР, а то и Тувы».

И не случайно зарубежные аналитики так тщательно отслеживали все изменения ситуации в Восточном Туркестане. Например, 28 мая 1945 г. американский журнал «Тайм» отмечал, что «Синьцзян – эпицентр политического землетрясения, которое может изменить географию власти в Центральной Азии. Это связано с тем, что Синьцзян – краеугольный камень евразийского центра. Он имеет общие границы с российским Туркестаном, советским доминионом Внешней Монголией, британским доминионом Тибетом, Китаем и коммунистической областью Китая вокруг Яньани. Политические сотрясения здесь задевают все соседние страны.

Синьцзян – обширная территория, окруженная высокими горами, в которых находятся богатые золотые и вольфрамовые залежи. Его столица Дихуа[191]191
  Китайское название Урумчи, используемое и в англоязычных источниках. Встречается и вариант – Тихуа.


[Закрыть], является перекрестком маршрутов древнего Шелкового пути между Китаем и Западом. В прошлом апреле удивительно хорошо вооруженная и со знанием дела ведомая мусульманская армия, двигаясь с севера на юг, захватила ключевые гарнизонные города Тачэн и Инин[192]192
  Кульджа.


[Закрыть]. Посреди этого конфликта Чунцин отозвал из Дихуа генерала Шэна, заменив его Чжу Шаоляном и У Чжусинем. Оба они расценивались как более приемлемые для русских.

Похоже, в Азии, как и в Европе Москва создает своеобразный санитарный кордон из огромной цепи пророссийских буферных государств с собою в центре. И азиатская политика Москвы в Синьцзяне может быть пока в процессе развертывания[193]193
  «Time»: «Palpitations of the Heartland».


[Закрыть]».

К слову, американский исследователь Джеймс Миллуорд в своем эссе «Мощный сепаратизм в Синьцзяне. Критические оценки» так охарактеризовал создание ВТР: «К 1944 г. вялое недовольство местного населения в комбинации с жестким военным правлением властей провинции, экономическими затруднениями из-за эмбарго Гоминьдана на торговлю Синьцзяна с Советским Союзом и шовинизм чиновников привели к полномасштабному восстанию казахов и уйгуров в Северном Синьцзяне и киргизов в Ташкургане. На своей ранней стадии восстание характеризовалось межэтническим соревнованием, двусмысленной ролью ислама в событиях и советской военной поддержкой. Новый режим, названный Восточно-Туркестанской Республикой, появился в северном Синьцзяне летом 1945 г. Это было светское социалистическое правительство, в известной степени управляемое Советским Союзом, подобно Монголии после 1924-го».

Как отмечает современный российский политолог Николай Стариков, «чтобы массовые беспорядки переросли в нечто куда более серьезное, кто-то должен толпу направлять в нужное русло. Должны появиться агитаторы, призывающие пойти туда-то и сделать то-то. И главное – надо начать формирование новых органов власти. А еще для того, чтобы беспорядки разрослись в революцию – надо много и кропотливо работать, создавая негативное отношение населения к своим правителям. Для этого хороши любые средства: газеты, разжигание войн»… Эти постулаты остались неизменными на протяжении десятков и сотен лет человеческой истории.

Однако с провозглашением в Восточном Туркестане суверенного государства проблемы у его лидеров не только не уменьшились, напротив, – многократно возросли. Инспирированное «северным соседом» повстанческое движение было причудливо неоднородным. С одной стороны оно было представлено мусульманскими фундаменталистами (Алихан-тюре Шакирходжаев, Абдуламут Алихалиф, Сабит Абдулбаки и другие), пытавшимися объединить государство и религию. С другой – поддерживаемые Советским Союзом, получившие базовое образование в СССР и вернувшиеся в Синьцзян лидеры национально-освободительного движения, а также местные просоветски настроенные организации.

К числу последних относилась, в частности, и созданная в ноябре 1945 г. Революционная народная партия (Haliq ingqilawiy partiyasi), идеологической основой которой, по признанию ее руководителя Абдукерима Аббасова, являлись Уставы и Программы ВКП (б) и КПК. В состав Исполкома партии вошли Абдукерим Аббасов «Лутфи»[194]194
  «Великодушие».


[Закрыть], Сайдулла Сайфуллаев «Елдан»[195]195
  «Народная мудрость».


[Закрыть], Сайфудин Азизи – «Нур»[196]196
  «Луч».


[Закрыть], Асхат Исхаков «Ижат»[197]197
  «Творение».


[Закрыть], Мухамматимин Иминов «Нижат»[198]198
  «Избавление».


[Закрыть], Анвар Ханбаба «Чолпан»[199]199
  «Венера».


[Закрыть] и Абдулла Закиров «Илгар»[200]200
  «Прогресс».


[Закрыть], первые буквы партийнооперативных псевдонимов которых составляли на уйгурском языке слово «ЛЕНИНЧИ». К октябрю 1946 г. РНП насчитывала в своих рядах более 15 тыс. членов и вела работу не только во всех уездах трех округов ВТР, но и в контролируемых Гоминьданом остальных районах Синьцзяна.