Текст книги "Ядерная шамбала. Тайны атомного противостояния"

В 1944 г. Москва согласилась продать здания и промышленные площадки советского авиастроительного завода № 600, расположенного на окраине Урумчи, Китаю для организации там американского производства. Стоимость покупки была определена в 500 тыс. долларов США наличными и на 3 500 тыс. долларов США овец в живом весе, которые должны быть поставлены советской стороне в Чугучаке. По данным доктора исторических наук Валерия Бармина (Барнаул, Россия), технологическое оборудование предприятия вместе с рабочими и служащими было переведено в Ташкент, где с 1944 г. вступил в строй авиастроительный завод.

С псевдонимом «Садык»

Однако смена руководителя провинциального правительства Синьцзяна уже ничего не решала в свете выполнения задач операции «Второй Дом». Механизм «народно-освободительного восстания» был запущен и начал приносить первые плоды.

«Товарищу И.В. Сталину – нарком Л. П. Берия». Письмо с таким адресом из «Особой папки И.В. Сталина» хранится в Государственном архиве РФ. Направлено в Государственный Комитет Обороны Иосифу Сталину и в Наркомат иностранных дел Вячеславу Молотову. Докладывалось: 23 сентября 1944 г. мусульманское население Нилхинского[81]81
  Так в оригинале.


[Закрыть] уезда провинции Синьцзян восстало против местной китайской администрации, разгромило войсковой отряд в триста человек и 7 октября заняло уездный центр Нилхэ. Начальник уезда, начальник полиции и другие 11 человек расстреляны.

Как рассказывал автору бывший прапорщик Национальной армии ВТР Николай Могутнов, в 1944 г. он был в Нилках. «В октябре пронесся узункулак, что скоро будет война и китайскую власть кончат. Назывались фамилии – Петр Александров и Фатых Муслимов. И в ноябре мы услышали автоматную стрельбу. А китайцы были вооружены музапанами – старыми винтовками. Десять выстрелов из такой дал и вместо пуль сопли летят. Через сутки кончили всю китайскую власть в Нилках. Убили и начальника полиции».

Глава НКВД и Атомного проекта Берия, внимательно отслеживавший развитие ситуации в Северо-Западном Синьцзяне, сообщал Сталину, что во время восстания в Нилки погибло более ста китайских военнослужащих из состава местного гарнизона и около двадцати чиновников. Повстанцы заняли уездный центр. Таким образом, восстание, подталкиваемое людьми, оружием, боеприпасами и продовольствием из СССР, начало разрастаться.

Повстанцы направились затем в соседние уезды «для привлечения к восстанию трудящихся мусульман». При этом активно проявил себя агент НКВД-НКГБ[82]82
  Оперативный псевдоним неизвестен, фамилия рассекречиванию не подлежит.


[Закрыть]. Заняв крупный город Синьцзяна Кульджу, говорится далее в донесении, повстанцы создали Комитет Республики Восточного Туркестана во главе с Алиханом Тюря[83]83
  Тюре или торе – раньше потомок Чингисхана, здесь приставка к имени видного мусульманского деятеля. Тюря – уйгурское произношение титула.


[Закрыть], главным муллой Кульджи. В обращении в советское консульство они подчеркивали, что «взяли власть в свои руки, но не располагают достаточными средствами для ее удержания». Под обращением подпись Алихана Тюри и еще 13 человек Комитета.

По просьбе новой власти в помощь восставшим направлены советники во главе с генералом Бочаровым с необходимыми средствами связи и специалистами по подрывному делу. В районы восстания переброшены подготовленные ранее пять конных отрядов численностью 590 человек из бывших жителей Синьцзяна и из народностей Средней Азии. Поставлена задача обрасти людьми. Подписано: народный комиссар внутренних дел Лаврентий Берия, народный комиссар государственной безопасности Всеволод Меркулов.

В следующем донесении на имя Сталина и Молотова сообщались уже подробности. Например, председатель Временного правительства Восточного Туркестана Алихан Тюря Шакирходжаев – узбек[84]84
  В источниках встречается – уйгур.


[Закрыть], 1887[85]85
  По другим данным – 1885.


[Закрыть] года рождения. До 1931 г. жил в СССР, за антисоветскую пропаганду был осужден на 10 лет, бежал в Синьцзян, где стал авторитетным толкователем Корана и, наконец, главным муллой Кульджи. Войско повстанцев к марту 1945 г. насчитывает 8 300 человек, может быть быстро увеличено до 12 тыс. Генералу Егнарову надлежит обучить их, сделать боеспособными, усилить вооружением, восполнить недостаток квалифицированных военных кадров, учитывая, что у гоминьдановского правительства Китая в данном районе сосредоточены 70 тыс. солдат регулярной армии.

Мнение НКВД: национально-освободительное движение в Синьцзяне поддержать и оказать помощь в организации военных действий. Вывод: «в случае удачи в Синьцзяне возникнет независимое от Китая дружественное СССР мусульманское демократическое государство».

По некоторым данным, создать и возглавить антигоминьдановское подполье непосредственно в Илийском округе Алихану Шакирходжаеву предложил в начале 1944-го вице-консул СССР и резидент НКГБ в Урумчи Петр Евсеев, поскольку главный мулла Кульджи уже был участником созданной в 1943 г. «Организации свободы Восточного Туркестана». Тогда же Алихан Шакирходжаев получил оперативный псевдоним «Садык».

Практическую помощь подпольщикам оказывал советский разведчик Хаким Яруллабеков. Он происходил из знатной уйгурской семьи. Окончив Московский медицинский институт по специальности «акушер-гинеколог», работал врачом участковой больницы. Арестован по причине «княжеского происхождения» (1932). Пробыл полтора года во внутренней тюрьме НКВД. После освобождения переведен во Фрунзе. В 1934 г. впервые в истории Киргизии произвел успешное переливание донорской крови больной с кровотечением по поводу внематочной беременности прямым способом в акушерском отделении Фрунзенской городской больницы. Прошел курс подготовки Фрунзенской разведшколы НКГБ. В 1943 г. направлен главным врачом Кульджинского Центра Красного Креста. Получил чин майора медслужбы армии ВТР, работал в тесном контакте с советским разведчиком, полковником НКГБ Игнатом Степанко, занимавшим должность вице-консула в Кульдже[86]86
  Оперативный псевдоним – «Василий Борисов».


[Закрыть]. Награжден орденом «Знак Почета».

В геологоразведке случайностей нет

Как отмечалось, руководителем советского консульства в Илийском крае, так называемого «Второго Дома», был в это время Григорий Добашин. Выпускник Московского геологоразведочного института имени Серго Орджоникидзе, он успел поработать в полевых экспедициях на Урале и Керченском полуострове. В 1939 г. тридцатитрехлетнего Добашина направили на дипломатическую работу в Синьцзян. В 1940–1944 гг. он работал консулом в Чугучаке, а с 1944 по 1948 – в Кульдже. Может показаться странным, что на руководящую должность в советских представительствах в Восточном Туркестане был назначен профессиональный геологоразведчик… Но, учитывая особенности возникновения и развития народно-освободительного движения того периода в Синьцзяне, понимаешь, что ничего удивительного в этом нет, все события строго подчинены одной цели и потому легко укладываются в рамки Атомного проекта.

Тем более что в 1944 г. Григорий Добашин, не участвовавший в военных действиях[87]87
  В 1941 г. Григорий Добашин и его супруга Мария, врач по специальности, подали рапорты с просьбой отправить на фронт, но получили отказ. По инициативе консула в течение всей Великой Отечественной войны сотрудники советского представительства отчисляли часть своей зарплаты в фонд Красной армии.


[Закрыть], был награжден боевым орденом Красной звезды, а в 1945 – медалью «За победу над Германией» и «за успешное выполнений заданий Правительства во время Великой Отечественной войны»[88]88
  Из характеристики члена КПСС с 1928 г. Добашина Г.С., выданной ректоратом и парткомом Московского геологоразведочного института в 1968 г.


[Закрыть] – орденом Трудового Красного знамени.

И еще одно столь же любопытное совпадение: в 1941 г. геологоразведочный институт имени С. Орджоникидзе был, как и многие стратегические учебные заведения Москвы, эвакуирован в глубокий тыл страны. Но его место дислокации оказалось в Семипалатинске, практически на границе с Синьцзяном. Как раз в том городе, чье имя навсегда слилось с названием первого ядерного полигона СССР.

Впрочем, здесь нет ничего странного. Именно в этом ВУЗе и ковались кадры квалифицированных советских инженеров – поисковиков и разведчиков – для проведения поисковых работ на урановые руды. Еще в 1930 г. в МГРИ была создана кафедра радиометрии под руководством профессора Владимира Баранова, одного из создателей прикладной радиологии, автора первых учебников по радиометрии. И, как отмечал в своем выступлении в дни празднования 70-летия урановой геологии России[89]89
  13 октября 2015 г.


[Закрыть] ректор МГРИ-РГГРУ Василий Лисов, с «1944 г. выпускники МГРИ, подготовленные геофизики-радиометристы, направлялись в различные регионы для поисков уранового сырья».

И вовсе не случайно в 1943 г. в Семипалатинске диплом Московского ГРИ получил видный деятель советской урановой разведки Александр Ковалев, будущий дважды лауреат Сталинской (Государственной) премии СССР (1953, 1954), кавалер орденов Трудового Красного Знамени (1953, 1954). После окончания ВУЗа молодой специалист Ковалев был направлен на поиски вольфрама в Тянь-Шане, а с 1944-го – урановых месторождений в районе Северо-Восточной Ферганы, откуда отправился на разведку Джильского (1946–1947) и Кавакского (1948–1950) урано-угольных месторождений. В 1951 г., возглавив Джергаланскую экспедицию, занимался поисками и оценкой урано-угольных и свинцово-цинковых месторождений хребта Терскей-Алатау. В 1952-м его перевели в Казахстан на должность главного геолога Курдайской партии Волковской экспедиции, где он руководил разведкой первого в Казахстане Курдайского месторождения урана. Уже в 1953 г. Александр Ковалев был назначен главным геологом Волковской (урановой) экспедиции Министерства геологии СССР. В этой должности он в течение почти полутора десятков лет руководил поисками и разведкой как урановых месторождений, так и «массовыми» поисками урана при всех геологоразведочных работах на территории Казахстана. Темой его докторской диссертации стали «Урановые месторождения Южного Казахстана и Северной Киргизии» (1970).

Весомый вклад в реализацию Атомного проекта СССР внесли многие преподаватели, аспиранты и выпускники МГРИ. Я назову навскидку лишь несколько фамилий.

В 1932 г. диплом инженера-геолога этого ВУЗа получил Петр Антропов, в 1945-м ставший заместителем начальника Первого Главного управления при СНК СССР, а в 1949 – начальником Второго Главного управления при Совете Министров СССР, на которое было возложено руководство всеми уранодобывающими предприятиями в СССР и странах Восточной Европы.

Один из основоположников сейсмической разведки в СССР Григорий Гамбурцев преподавал в МГРИ (1933–1937). Организатор, а затем начальник Геофизической комплексной экспедиции, занимавшейся разведкой урановых руд (1946–1951). В 1945-м вел подготовку к созданию сырьевой базы для атомной промышленности СССР.

После окончания Московского геологоразведочного института (1934) будущий академик АН СССР Владимир Смирнов работал в Таджико-Памирской экспедиции (1934–1937) и одновременно в МГРИ (1934–1941 и 1944–1949; с 1946 – профессор), главным геологом Хайдарканского ртутного комбината в Средней Азии (1941–1944), председателем Всесоюзной комиссии по запасам полезных ископаемых (1946–1949) и заместителем министра геологии СССР (1946–1951). Основные его труды связаны с изучением геологии рудных месторождений. Им разработаны проблемы металлогении ртути и сурьмы, свинца и цинка, урана.

Бывший аспирант Московского геологоразведочного (1937–1939) Хабиб Абдуллаев в 1942 г. был назначен заместителем Председателя Совнаркома Узбекской ССР, а в 1944-м одновременно – председателем Госплана республики. Вел важные научные исследования по рудным месторождениям Средней Азии.

Уже упоминавшийся Дмитрий Щербаков создал курс лекций по геологии урановых месторождений, который читал студентам Московского ГРИ.

Геолог-геохимик Алексей Тугаринов окончил институт в 1940 г. В 1945–1949 работал в Министерстве геологии СССР, с 1949 – в Институте геохимии и аналитической химии имени В. Вернадского АН СССР. Его основные труды связаны с разработкой геохронологической шкалы докембрия и усовершенствованием методов измерения абсолютного возраста горных пород. Автор исследования «Уран в метасоматических процессах».

В 1950 г. МГРИ окончил Глеб Пелымский, проработавший четверть века в системе Министерства среднего машиностроения, в основном за рубежом. На урановых рудниках в ГДР он выявил зависимость продуктивности рудных тел от состава вмещающих пород. Николай Костин окончил МГРИ в 1951 г. по специальности «Геология и разведка полезных ископаемых». Участвовал в поисковых экспедициях на уран в Туве и ГДР. А выпускник МГРИ 1962 г. Виктор Гаврилов открыл месторождение урана в Болгарии…

Интербригады вступают в бой

Население Синьцзяна всегда было многонациональным. По мнению китайского социолога Чжан Симаня, к концу 20-х годов XX в. здесь жило более 4 500 тыс. человек, в том числе: уйгуров – 3 570 804, казахов – 438 575, ханьцев – 221 401, дунган – 99 607, киргизов – 65 983, монголов – 50 686, русских – 19 392, узбеков – 10 626, сибо – 10 626, таджиков – 8 210, татар – 5 614, солонов – 2 506, маньчжур – 762. В 30-х годах сюда бежало еще несколько десятков тысяч казахов и киргизов – от голода, а также русских – от коллективизации и раскулачивания. Ислам был общей религией для подавляющего большинства жителей провинции. Поэтому, чтобы построить задуманное Берией на северо-западе Китая «мусульманское демократическое государство», нужна была поддержка исламского духовенства и местных авторитетных лидеров. И то, и другое советской разведке удалось реализовать блестяще. Национально-освободительное движение народов Синьцзяна возглавили муллы и родовые князья, именитые просветители и видные торговцы, вожди повстанцев и бывшие военнослужащие Гоминьдановской армии.

Партизанские отряды, создававшиеся по всей территории Илийского, Тарбагатайского и Алтайского округов провинции, также были интернациональны. Общепринятыми языками для повстанцев стали казахский, уйгурский и русский. Практика интернациональных бригад, почерпнутая Павлом Судоплатовым и Наумом Эйтингоном в Испании, в полной мере была реализована на земле Восточного Туркестана. Мало того, забегая вперед, скажу, что Национальная армия ВТР не проиграла практически ни одного крупного сражения с регулярными войсками Китая. Сыграли свою роль боевая выучка советских специалистов, широкая поддержка повстанческих соединений вооружением, боеприпасами и техникой. И, конечно, стремление советской разведки обеспечить Атомный проект необходимым количеством урана, помноженное на желание местного населения освободиться от ханьского господства.

Как было отмечено, в сентябре 1944 г. военные действия против властей провинции начались в уезде Нилки Илийского округа. Здесь восставших возглавил предводитель рода шеруши племени абак-керей Далелхан Сугурбаев. Этнический казах, уроженец Баян-Ульгийского аймака Монголии, он, по некоторым источникам, к тому времени уже 15 лет сотрудничал с советской разведкой.

В 1929 г. китайские пограничники арестовали Сугурбаева за перекочевку казахов его рода с территории Монголии в Синьцзян. Однако в судьбу тайджи[90]90
  В период правления династии Цин для управления казахским населением Синьцзяна властями Китайской империи использовалась маньчжурская военно-феодальная система. Низшую административную ступеньку занимали занге и залыны. Над ними стоял уккурдай, в чьем ведении находилось до пятисот семей. Уккурдаи подчинялись уездному начальнику сяньчжану, назначаемому из числа китайцев или маньчжур. Наиболее видным представителям казахской родо-племенной знати присваивались дворянские титулы тайджи (6-я степень), гун (5-я степень) и бейсе (4-я степень). Княжеский титул 1-й степени ван, по данным авторов романа-хроники «Черный Иртыш» А Мина и Р. Петрова, носил Ален Кугедаев. Впрочем, по информации автора книги «Мятежное ’’сердце” Азии. Синьцзян: краткая история народных движений и воспоминания» В. Петрова, Президент Китая Юань Шикай даровал наследнику ханов племени абак-керей титул не 1-й, а всего лишь 3-й степени – бейле. Титулы вана и цзюнь-вана (2-я степень) после падения Цинской династии не присваивались никому.


[Закрыть] шеруши вмешались сотрудники ОГПУ СССР, которые освободили его и переправили через Монголию в Казахстан. После окончания военных курсов Далелхан вновь появился в Синьцзяне. В сентябре 1939-го генерал-губернатором Синьцзяна Шэн Шицаем он был назначен руководителем делегации от провинциального правительства на переговорах с восставшими против местных властей казахами Алтайского округа. Есть сведения, что в 1941 г. в качестве китайского офицера Далелхан учился на Высших командирских курсах в Алма-Ате.

А австралийский историк Дэвид Д. Ван в своей монографии «В советской тени. Ининский инцидент. Этнический конфликт и международное соперничество в Синьцзяне 1944–1949» утверждал, что в 1942 г., после того, как китайскими спецслужбами была обнаружена причастность Далелхана Сугурбаева к заговору против Шэн Шицая, консул СССР в Алтае тайно вывез тайджи через границу в грузовике советской географической экспедиции. Возможно, на самом деле эта операция была проведена бывшим завхозом «Синьцзянолово» подполковником НКГБ Кириллом Орловским. Впрочем, секретная эксфильтрация советской агентуры из гоминьдановского Китая в грузовиках в то время могла быть обычным делом…

После этого Сугурбаев обучался военному делу и революционной теории в Алма-Ате и осенью 1944-го вновь вернулся в Восточный Туркестан.

Значительную роль в дестабилизации ситуации в Илийском округе сыграли также местные жители Сайдулла Сайфуллаев, Фатых Муслимов, Хамит Муслимов, Рафик Байчурин, Нурум Обулов, Хошур Маметов, Усман Ибрахимов и Курбан Бурханиддинов. Кроме этнического уйгура Сайфуллаева все остальные члены группы были татарами. Ее руководитель Фатых Муслимов[91]91
  Оперативный псевдоним – «Газиз».


[Закрыть] подобрал только проверенных людей. Хамит Муслимов являлся его племянником, Рафик Байчурин – двоюродным братом. Курбан Бурханиддинов ранее учился в военном училище в Урумчи. Нурум Обулов, Хошур Маметов и Усман Ибрахимов в прошлом были подсобными техниками у советских инструкторов, работавших в Кульджинском летном училище. Все эти люди были скрытно переправлены в район Медео под Алма-Атой и прошли специальную подготовку на курсах НКВД-НКГБ. В августе 1944 г. их забросили на территорию Синьцзяна, где они приступили к созданию партизанских отрядов и подготовке восстания в Илийском округе.

Продовольственное обеспечение, а также снабжение повстанцев лошадьми взял на себя местный старейшина Абулхаир-тюре. Однако в сентябре 1944 г. сотрудники полиции уезда Нилки посадили его под домашний арест.

Уроженец Джаркента Фатых Муслимов был одним из активных агентов НКВД в Джунгарии в 30–40 годах. Его сын Фарит рассказал, что «в 1943 г. отцу было приказано создать в горах отряды, в которые следовало вербовать социально опасные элементы – бандитов, воров, конокрадов, контрабандистов. За несколько дней до начала восстания китайцам стало известно о планах повстанцев. За Муслимовым из советского консульства пришла машина, его спрятали под сиденьем и переправили в Алма-Ату. Но наша семья попала в руки китайцев. Отцу было предложено сдаться, в противном случае грозили расстрелять семью. Для нас уже были вырыты могилы. Но за день до казни, выполняя приказ отца, нас освободил отряд Гани-батура[92]92
  Имелся в виду Гани Маматбакиев.


[Закрыть]».

После начала восстания Муслимов, уже известный среди местного населения как Фатих-батур[93]93
  В новейшей истории Восточного Туркестана он часто фигурирует под этим именем без упоминания фамилии.


[Закрыть], возглавил отряд из выпускников второй группы курсантов Алма-Атинской спецшколы, прошедших специальную подрывную подготовку, и с боем отбил у ханьской армии ряд населенных пунктов. К концу сентября 1944-го число повстанцев возросло настолько, что они уже вступали в сражение с крупными китайскими частями. Так, в районе Карасу повстанцы уничтожили до 400 гоминдановских солдат и захватили богатые трофеи. Молва об их победах с молниеносной быстротой распространилась далеко по округе.

На Майкапчагайском участке успешные боевые действия вел повстанческий отряд выпускника Алма-Атинской специальной школы Арыспека Заурбекова, состоявший из более 250 казахов, уйгуров и монголов, которые также использовались для распространения среди местного населения пропагандистской литературы. На территории Илийского и Алтайского округов против Гоминьдановской армии сражался кавалерийский отряд «Связисты» в составе 115 бойцов, созданный из числа казахстанских коммунистов и комсомольцев в мае-июле 1944 г. в Алма-Ате. Командовал отрядом майор Гайса Дюсембеков, его заместителем был Габдрахман Урекенов. По данным архива внешней разведки Республики Казахстан, руководство другими повстанческими отрядами и диверсионными группами осуществляли кадровые чекисты Петр Евсеев, Али Мухамедшин, Ахмет Абузаров, Хаджи Авасбакиев, Амин Амирбаев, Иван Иванов, Аубакир Арстанбеков, Григорий Марченко, Шуй Фуй, Иван Кузнецов и другие.

Как отмечалось на сайте СВР Казахстана, «одновременно Первый отдел госбезопасности КазССР резко усилил разведработу в указанных округах путем активизации деятельности легальных резидентур и агентурных позиций в правительственных органах, среди религиозных деятелей и национальных авторитетов, а также представителей русской иммиграции. Под прикрытием сотрудников советских загранучреждений казахские разведчики вербовали агентуру и через них добывали ценную секретную информацию о настроениях населения и происходящих событиях в провинции, а также способствовали деятельности оперативных групп, распространявших пропагандистские материалы».

В первой половине октября новый правитель Синьцзяна У Чжусинь, стремясь снизить накал вооруженных выступлений, распорядился освободить из местных тюрем около 300 политических заключенных. Среди вышедших на свободу оказались, к примеру, Ахмеджан Касими и Зия Самади, которые сразу же включились в борьбу за свободу Восточного Туркестана.

22 октября 1944 г. повстанцами был занят уездный центр Нилки. Из-под стражи были освобождены Абулхаир-тюре и его сподвижники. В решающем бою за город особо отличился отряд Хамита Муслимова. По воспоминаниям очевидцев, сам командир показал пример храбрости и отваги, снискав всеобщее уважение. При штурме военного штаба в повстанцев полетели гранаты. Зная, что гранаты взрываются с некоторой задержкой, он хватал их и бросал обратно. Но на тринадцатой гранате промедлил, и та взорвалась у него в руках. Тяжелораненый, без должной медицинской помощи, Муслимов 23 октября скончался.

Вскоре несколько партизанских отрядов объединились. 8 ноября 1944-го они подошли к центру Илийского округа – Кульдже, где шли жестокие уличные бои между восставшими городскими подпольщиками и гоминьдановцами. Как вспоминал Зунун Тайпов, «план восстания сводился к следующему: ударом врасплох захватить штаб командующего войсками округа (сылинбу) и губернаторское управление; захватить живым Лю Бинди[94]94
  Гоминьдановский губернатор Илийского округа этнический дунганин Лю Биндэ, бывший заместитель начальника Главного жандармского управления Синьцзяна.


[Закрыть] и судить его народным судом, что должно помочь повстанцам завоевать доверие и симпатии населения; вооружив народ, разгромить гоминьдановский гарнизон и занять казармы в Айранбаге[95]95
  Северо-восточная часть Кульджи Айрамбаг, где находилась основная часть китайского гарнизона города.


[Закрыть]».

На момент восстания в Кульдже были расквартированы три батальона китайских войск: 1-й и 2-й 19-го полка и 3-й – 21-го, а также резервные части, плохо обученные и слабо вооруженные[96]96
  В источниках приводятся разные данные о составе и численности гоминьдановского гарнизона Кульджи. По воспоминаниям 3. Таипова, «два батальона 382-го полка, батальон 4-го полка и курсанты авиационного училища – всего не более полутора тысяч человек», по данным К. Хожамберди: два кавалерийских и один пехотный полки, несколько подразделений 128-й и 7-й пехотных дивизий и авиаотряд из почти 50 самолетов, всего около трех тысяч человек.


[Закрыть]. Здесь же находились и небольшие силы провинциальных ВВС с проходящими подготовку пилотами, которые использовали для учебных полетов старые самолеты. В близлежащих городах стояли дополнительные войска. Общая численность всех военных сил правительства Синьцзяна в Илийской долине составляла 10 тыс. солдат. Население города в то время составляло примерно 149 тыс. человек, в том числе 92 тыс. – уйгуров, 22 900 – казахов, 15 тыс. – китайцев, 7 700 – дунган и 4 500 – «белых русских».

Что характерно, некоторые бывшие белогвардейцы и их дети считали, что вступая в ряды повстанцев, они тем самым становятся советскими солдатами. Из воспоминаний уроженца Кульджи Владимира Уразовского[97]97
  Его отец Михаил Уразовский начал службу вестовым у генерала И. Полинова, а затем продолжил ее минометчиком Национальной Армии ВТР.


[Закрыть]: «Я родился 7 ноября 1945 г. в Кульдже. И в этот же день трагически погиб мой дед Иван Никандрович вместе со своим единственным сыном Павлом. Гоминьдановцы, очевидно, имели к нему какие-то претензии и поэтому, узнав, что в Кульджу для защиты населения могут подойти регулярные войска Советской армии, ворвались к нему в дом и схватили его вместе с сыном. Затем они подвергли их страшным пыткам. Пытки продолжались несколько суток. Под конец они залили им рты и глаза расплавленным оловом и разрезали их тела на три части. У моего деда остались вдова и семеро дочерей.

Деятельность и жизнь моего деда Ивана Ольшанского в Синьцзяне полна тайн и загадок, как и его трагическая смерть. Можно только предполагать, с какой миссией он находился здесь, в Кульдже, на северо-западе Китая. Когда для поддержки русского населения и гонсандановцев, или китайских красноармейцев, которых так называли в Синьцзяне по аналогии с гоминьдановцами, то есть китайскими белогвардейцами, из Панфилова сюда были переброшены регулярные войска Советской армии, то командир одного из советских полков Могутнов, войдя в Кульджу, сразу же прискакал с отрядом бойцов к его вдове в Аримбак[98]98
  Айрамбаг.


[Закрыть], чтобы выразить свои соболезнования в связи с трагедией.

Мой дядя Василий Ольшанский вступил, как и многие русские, в ряды Советской армии и до апреля 1945 г. воевал с гоминьдановцами до полного их разгрома. Ему выдали документ об участии в боевых действиях, отпечатанный на трех языках: китайском, русском и уйгурском».

В ночь на 8–9 января 1945-го при наступлении на Айрамбаг повстанцы потеряли 39 человек убитыми и 65 – ранеными. В числе погибших оказался и старший лейтенант НКГБ СССР Азбан Абдуллин[99]99
  Тело А. Абдуллина было похоронено в Джаркенте.


[Закрыть].

Во время отступления из Кульджи китайский отряд понес большие потери: на соединение с основными силами Гоминьдановской армии в сторону Цинхэ смогли прорваться всего около 800 человек. В боях повстанцы захватили 51 самолет, более 2 200 винтовок, 98 пулеметов, 2 зенитных орудия, 5 минометов и 16 автомашин[100]100
  По другим данным – 4 самолета, 618 винтовок, 56 пулеметов и 12 минометов.


[Закрыть]. Был убит и губернатор Илийского округа Лю Биндэ, у которого когда-то переводчиком служил Абдукерим Аббасов.

После взятия Кульджи, как вспоминал Маргуб Исхаков, «за горной грядой еще оставались части противника, которые создавали серьезную угрозу нашим силам. Мы провели несколько успешных боевых операций. Отряд Ногайбаева совместно с частью конных подразделений Суйдунского полка оседлал перевалы Сантайского района и нанес сокрушительный удар противнику. В этих кровавых боях конные отряды Ногайбаева, Байгельды Доскенова, Закира проявили истинный героизм. Несмотря на трескучие морозы, они вели боевые действия в течение двух месяцев, не позволяя противнику добраться до наших основных сил. Я был свидетелем и участником этих событий.

Отряд Фатыха Муслимова воевал в районе Дахиянзы. Отряд Фаттея Лескина в результате мастерской боевой операции уничтожил противника в Кенсае, в Сантае и открылась прямая дорога на Дахиянзы. Отряд Гани Маматбакиева прошел перевал Акбайтал и с боем освободил Арасан. В этих боях с ним взаимодействовали части местного монгольского полка (командир Ирда Болганбаев). Здесь был тяжело ранен Гани. На перевале Ачалы эскадрон Шавали Джалилева совместно с частью татарской сотни в жестоких боях удержал противника, расстроив его планы выхода на Кульджинский простор. В результате этих боев мы взяли много трофеев, в том числе пушки, пулеметы, автоматы, боеприпасы и т. п. Были разгромлены силы противника, непосредственно угрожавшие г. Кульдже».

В 1944 г. во главе диверсионного отряда «Буйгу» к антигоминьдановскому восстанию присоединился Исхакбек Мунинов. Один из будущих генералов Национальной армии Восточного Туркестана происходил из знатного и богатого киргизского рода села Нур Алайского района Киргизии. Тем не менее, в ранней юности столкнувшись с идеями большевизма, порвал со своей семьей и в 20-30-е годы принимал активное участие в операциях ЧОНовских отрядов против басмаческих формирований в Средней Азии. Кроме того, как отмечал в своей книге «Генерал Ысакбек» внук Исхакбека Мунинова, киргизский журналист Абдувахаб Мониев, «в конце двадцатых годов при его непосредственном участии был создан кавалерийский полк, который вел борьбу за свободу тюркских народов Шинджанской[101]101
  Синьцзянской.


[Закрыть] провинции Китая». Во время правления Шэна он дослужился до должности командира бригады в Кашгарском[102]102
  По другим данным, в Ташкурганском.


[Закрыть] округе. В конце 1940 г. Исхакбек был вызван в Урумчи, где попал под арест. Освобожден в январе 1942-го и назначен председателем Киргизско-казахского комитета. Однако с развертыванием антисоветской кампании в Синьцзяне начались репрессии и против национальных лидеров. Не дожидаясь ареста, Исхакбек в апреле 1943 г. перебрался на территорию СССР. В сентябре того же года создал подпольную организацию в городе Ташкурган[103]103
  Ташкурган – город в Синьцзяне на р. Ташкурган, притоке Яркенда. Транзитный пункт на автомобильной дороге. Добыча вольфрамовых руд.


[Закрыть].

Резонно предположить, что в Ташкургане Мунинов оказался вовсе не случайно. Как раз к этому региону и проявляли особое внимание сотрудники НКВД-НКГБ из группы полковника Наума Эйтингона, работавшей в регионе накануне восстания. По утверждению А. Мониева, в сентябре 1943 г. И. Мунинов побывал в Москве для встречи с И. Сталиным. Но состоялась ли эта встреча, – неизвестно.

Боевое крещение бойцы Исхакбека получили во время Илийского восстания осенью 1944-го. Его отряд принял самое активное участие в сражениях за Лян-шань, Суйдун, Кенсай, Цинхэ, Шихо и Тограсу, в которых Гоминьдановская армия понесла огромные потери. Только во время боев за Шихо повстанцы уничтожили более тысячи солдат и офицеров противника, пленили – три тысячи, захватили 27 артиллерийских орудий, 82 пулемета, более 1 700 винтовок и автоматов, танк, английский бронеавтомобиль и большое количество боеприпасов. Советником от СССР при отряде Мунинова был сотрудник НКВД Иван Александров[104]104
  Бывший офицер Белой армии, оперативный псевдоним – «Искандер».


[Закрыть]. В январе 1945 г. Исхакбек, став командиром Текесского кавалерийского полка, возглавил партизанские соединения, которые вели бои в южном направлении.

Однако поначалу вовлечь коренных жителей края в вооруженную борьбу и создание партизанских отрядов оказалось очень непросто. Бывшая медсестра Суйдунского госпиталя Валентина Полякова позже вспоминала: «Мобилизация местного населения в состав отряда “Батыр” шла трудно. Люди зачастую не готовы были воевать, поскольку толком не знали целей начавшегося восстания. Уйгуры, привыкшие больше торговать, чем сражаться, старались убежать от нашего отряда. А местные кержаки, которых призвали на службу, даже отказывались стричься и бриться, не говоря уже о том, чтобы взять в руки оружие. Но наше руководство смогло убедить местных старейшин, и отряд пополнился добровольцами».

В населенные пункты западного Синьцзяна были направлены многочисленные агитаторы как из числа симпатизировавших СССР местных уроженцев, так и советские политработники. Одним из них был сотрудник отдела пропаганды Ташкентского горкома КП (б) Узбекистана Яков Фридман[105]105
  Оперативный псевдоним – «Лазарь».


[Закрыть]. Позже он вспоминал: «Перед нами была поставлена задача привлечь население Восточного Туркестана на сторону начавшегося восстания. Приходилось когда на автомашине, когда верхом, а то и пешком добираться до приграничных сел, договариваться с местными властями и проводить собрания с жителями, раздавать листовки, газеты и журналы. Мне помогала моя семитская внешность и знание нескольких тюркских языков.

Конечно, задание было рискованным. Можно было нарваться и на засаду правительственных войск. В таких случаях меня страховала небольшая оперативная группа наших пограничников, остававшаяся на окраине села. И могу сказать, что какими бы жаркими споры на собраниях с уйгурами, киргизами или татарами ни были, ни разу мне не пришлось хвататься за ракетницу, чтобы вызвать помощь. Я и мои товарищи выполнили поставленную задачу. Люди, уставшие от китайского гнета, порой ждали только толчка, чтобы взять винтовку и пойти воевать за высокие цели…».

Тем не менее, дунгане, например, в большинстве своем долго еще наотрез отказывались брать в руки оружие и сражаться за «свободный Уйгурстан». Как отмечал участник тех событий, казахстанский историк Ибраим Явахунов, «горькие уроки прошлого были еще свежи в памяти людей. Дунгане говорили: народ наш 30 лет на западном берегу реки Или, 30 лет – на восточном, и никак не может осесть на одном месте. Народ больше не хочет войны, он хочет мира, мирного труда на одном месте, независимо от того, кто наш правитель». И без «подталкивания» с севера обойтись было невозможно.