Текст книги "Ядерная шамбала. Тайны атомного противостояния"

Мятеж партизанского хана

По мнению советских геологов, объемов необходимого сырья Чугучакского уранового рудника в Тарбагатайском округе Синьцзяна должно было хватить до 1950 г. Одновременно разведывались и месторождения соседнего Алтайского округа, где в Коктогайском уезде уже велась добыча вольфрамовых и урановых руд. Однако вскоре после того, как Алтайский округ полностью перешел под контроль правительства Восточного Туркестана, внезапно обострились отношения с Оспаном Ислам-улы.

Провозглашенному старейшинами племени абак-керей хану предложили кресло губернатора Алтайского округа. К слову, в конце 30-х годов этот пост занимал потомок ханского рода Шарипджан Кугедаев, казненный в 1942-м по приказу Шэн Шицая. Но высокая административная должность не удовлетворила амбиции лидера повстанцев, и между ним и руководством Республики сразу же начались трения. Оспан отказывался подчиняться требованиям правительства, а его отряды не выполняли приказы командования армии.

Уже в октябре 1945 г. ситуация с Оспаном Ислам-улы настолько вышла из-под контроля, что руководитель НКВД Лаврентий Берия вынужден был обратиться со специальным письмом к наркому иностранных дел СССР Вячеславу Молотову, предложив согласовать действия в отношении казахского «батьки Махно» с монгольским маршалом Чойбалсаном. Берия, в частности, сообщал в своем письме: «По имеющимся сведениям, руководитель повстанцев Алтайского округа Оспан-батыр после освобождения Алтая не намерен признавать правительство Восточного Туркестана, созданное в Кульдже, и Алтай считает самостоятельным государством, а себя ханом Алтая. Оспан-батыр заявляет, что в 1944 г. во время его встречи с Чойбалсаном, последний обещал Алтай превратить в самостоятельное государство, а его назначить ханом Алтая, поэтому Оспан-батыр считает обязательным для себя только указания Чойбалсана.

По предложению нашего представителя, Оспан-батыр приступил к исполнению обязанностей губернатора Алтая и заявил, что будет руководствоваться его советами, однако заявил, что Чойбалсан обещал Алтаю самостоятельность, а ему звание хана. Учитывая решение о переговорах между кульджинским и китайским правительством, считаю целесообразным дать указания Оспан-батыру прекратить активные боевые действия против китайцев, перейти к обороне и содействовать кульджинским повстанцам в переговорах по мирному урегулированию конфликта с китайцами».

На первый взгляд ничего странного в переписке Лаврентия Берии и Вячеслава Молотова нет. Обсуждаемая ситуация сложилась на территории соседней страны, в нее втянуто третье государство. Все три государства связаны договорами о взаимопомощи. Кроме того, косвенно затронуты интересы Советского Союза… Кому как не наркомам иностранных и внутренних дел СССР решать эти вопросы? Однако отчего так обеспокоен был Берия поведением какого-то командира повстанцев на далеком китайском Алтае?

Все дело в том, что в уже упоминавшемся постановлении Государственного Комитета Обороны № 9887сс/оп от 20 августа 1945 г. «О Специальном комитете при ГКО» пункт 13-й гласил: «Поручить т. Берия принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА и др.)».

Председателем Специального комитета для руководства всеми работами по использованию атомной энергии был Берия, но официально Атомным проектом в правительстве руководил Молотов. И ситуация на границе СССР, Китая и Монголии маршала Берию волновала исключительно в разрезе добычи полезных ископаемых для создания первой советской атомной бомбы. И переписывались в данном случае не только два наркома, но и руководители Атомного проекта. Собственно, поэтому личность и судьба мятежного казахского вождя Оспана Ислам-улы обсуждалась на столь высоком уровне, что еще раз подчеркивает значимость последнего в развитии военно-политической ситуации на территории Синьцзяна.

Однако попытки командующего Национальной армии Восточного Туркестана, советских офицеров при правительстве ВТР и работавших в Алтае при ставке самого Оспан-батыра, убедить его подчиниться приказам о прекращении боевых действий не возымели успеха. Не подчинился Оспан и непосредственным указаниям Чойбалсана. Более того, в 1946 г. он, сославшись на болезнь, оставил губернаторский пост, свернул свой юрточный комплекс на берегу р. Кран в Алтае и вернулся к роли руководителя вооруженного отряда. Однако теперь он принялся нападать как на подразделения и обозы гоминьдановских войск, так и на населенные пункты, находящиеся под контролем администрации ВТР. Под угрозой оказались и советские рудники в Коктогайском уезде, откуда только в 1946 г. в Союз грузовым транспортом было отправлено около 2 тыс. тонн вольфрамовой руды.

Радикализм партизанского хана стал серьезной помехой на пути урегулирования политической ситуации в Синьцзяне[208]208
  В Сети даже мелькала информация, что, якобы, «в феврале 1947 г. вышло секретное постановление Политбюро ЦК ВКП (б) за подписью Сталина о физической ликвидации Оспан-батыра». Вряд ли судьба казахского лидера решалась на таком высоком уровне, но он действительно начал мешать СССР в его действиях на территории Синьцзяна.


[Закрыть]. Советский Союз больше не нуждался в дестабилизации обстановки в провинции. Главная цель операции «Второй Дом» была достигнута: начиная с 1946 г., после освобождения трех северо-западных округов Восточного Туркестана, в Советский Союз в регулярные рейсы отправлялся транспорт, груженный монацитом, торианитом, уранинитом и настураном. И Москва, вовлеченная в безумную гонку за обладание ядерным оружием, больше была не намерена отвлекаться на проблемы национального самосознания народов Синьцзяна. Тем более что лидер Китайской Республики Чан Кайши был готов к конструктивному диалогу между властями провинции и администрацией «трех революционных округов» при посредничестве Советского Союза.

Давайте мирно договоримся…

В сентябре 1945 г. Чан Кайши сообщил о своем признании легитимности правительства Восточно-Туркестанской Республики и предоставлении Синьцзяну «местной автономии». В Урумчи для переговоров с правительством восставших округов в октябре был отправлен начальник Главного политического управления Гоминьдана Чжан Чжичжун.

По мнению Кахармана Кожамберди, Чжан, как «опытный политик-прагматик, понимал, что без улучшения жизни истинных хозяев земли – уйгуров, других местных народов, сохранение Уйгурстана в составе Китая станет невозможным. Поэтому он на начальном этапе своего правления открыто не препятствовал отдельным реформаторским начинаниям Ахметжана[209]209
  Имелся в виду Ахмеджан Касими.


[Закрыть] в социально-экономической среде. К тому же, этот незаурядный политик преклонялся перед интеллектом и талантом своего главного противника и порой делал большие уступки Ахметжану».

На самом деле, как позже выяснилось, этот высокопоставленный гоминьдановский генерал был одним из глубоко законспирированных агентов советской разведки и Компартии Китая в высшем военном руководстве республиканского Китая. Его завербовали еще в 1925 г., когда он работал преподавателем Военной академии Вампу. В своих мемуарах Чжан вспоминал: «Летом 1925 г. я был полностью на стороне коммунистов, и меня называли “красным учителем” и “красным командиром”. Я хотел вступить в партию и сказал об этом господину Чжоу Эньлаю». Однако один из лидеров КПК Чжоу Эньлай поручил ему тайное сотрудничество с партией, оставаясь в рядах националистов. Одновременно Чжан Чжичжун начал тесное сотрудничество с представителями советского полпредства в Нанкине[210]210
  Нанкин – в 1927–1937 и 1946–1949 – столица Китайской Республики.


[Закрыть]. Будучи в августе 1937 г. начальником Шанхайско-Нанкинского военного гарнизона, именно Чжан спровоцировал столкновение своих солдат с японскими войсками, что привело к полномасштабной войне Японии и Китая, чего и добивались его советские кураторы, стремившиеся отвести острие удара Императорской армии от СССР. Вскоре был заключен советско-китайский пакт о ненападении и началась отправка вооружения и военных советников СССР Гоминьдану. В сентябре 1937 г. Чан Кайши своим приказом отправил Чжан Чжичжуна в отставку и перевел на административную работу, однако тот по-прежнему оставался среди доверенных лиц генералиссимуса.

13 сентября 1945 г. Чжан прибыл в Урумчи. Его сопровождали известные в Восточном Туркестане уйгурские лидеры Масуд Сабри и Иса Юсуф Алптекин, а также последний хотанский эмир Мухаммад Амин Бугра. После совещания с местными руководителями, где правительственного эмиссара ознакомили с ситуацией в регионе, Чжан Чжичжун отправился в консульство СССР. Уже назавтра генерал телеграфировал Чану о том, что положение гоминьдановской администрации и Вооруженных сил в регионе отчаянное, имеющимися средствами продолжать войну с Национальной армией Восточного Туркестана практически невозможно, нет никакой гарантии успеха обороны столицы провинции в случае продолжения наступления повстанцев. Особо генерал подчеркнул, что советский консул Петр Евсеев согласен с ним в возможном мирном решении вопроса путем переговоров с правительством Восточно-Туркестанской Республики. Чан Кайши принял предложение своего посланца и санкционировал начало переговоров.

2 октября в Кульдже под председательством Алихана Шакирходжаева состоялось заседание правительства ВТР о предложенном Китаем и Советским Союзом мирном урегулировании взаимоотношений двух противоборствующих сторон в Синьцзяне. Мнения членов кабинета разделились на диаметрально противоположные. Радикально настроенные Алихан Шакирходжаев, Рахимжан Сабирхаджиев, Абдурауф Махсум, Гани Юлдашев, Зунун Тайпов, Салихжанбай Бабажан и другие выступали против ведения каких-либо переговоров с Гоминьданом и за продолжение победоносных боевых действий до полного контроля над всей территорией провинции. Просоветская группа – Ахмеджан Касими, Абдукерим Аббасов, Далелхан Сугурбаев, Сайфудин Азизи и другие – предложили пойти на переговоры при посредничестве и контроле со стороны СССР и мирным путем добиться государственного суверенитета Восточного Туркестана. Победила вторая точка зрения и делегацию «трех округов» на предстоящих переговорах возглавил министр иностранных дел ВТР Ахмеджан Касими.

Кремль тщательно отслеживал ситуацию. Сообщение из Синьцзяна «О благополучном переходе делегации Восточно-Туркестанской Республики по переговорам с китайцами через линию фронта и приеме ее представителями у китайских властей» было направлено Сталину, Молотову, Берии, Маленкову и Микояну.

На первую же встречу с Чжан Чжичжуном 12 октября 1945 г. посланцы Кульджи Касими, Рахимжан Сабирхаджиев и Абулхаир-тюре явились в зеленых мундирах Национальной армии со знаками отличия и наградами Восточного Туркестана. Как отмечал 1 ноября королевский генеральный консул в Урумчи Джеффри Торэлл в своем сообщении руководству, представители Кульджи «ясно дали понять гоминьдановцам, что представляют независимое государство и будут вести переговоры как равноправные партнеры». Однако Чжан отказался принять мандат от Ахмеджана Касими как одного из руководителей независимого правительства. Делегация ВТР была вынуждена вернуться в Кульджу за новыми инструкциями.

Из воспоминаний Маргуба Исхакова: «после консультации с советским консулом пришли к единому мнению: китайская сторона – представитель центрального народного правительства, наша – представитель народа. В этих рангах переговоры возобновились 17 октября. Переговоры проходили трудно, не раз прерывались, взгляды не совпадали, основной спор возник вокруг вопроса о правительстве и армии ВТР».

Тем временем Сталин, получив доступ к природным богатствам Джунгарии, решил не портить отношения с центральным Китаем и через нового посла СССР в Чунцине Аполлона Петрова передал гоминьдановскому правительству ноту следующего содержания: «По сообщению советского консула в Кульдже, недавно несколько представителей коренного населения, назвавших себя руководителями синьцзянских повстанцев, обратились к нашему консульству с просьбой оказать содействие разрешению синьцзянского вопроса мирным путем. Они заявили, что у них нет цели отделения от Китая. Основное их требование сводится к тому, чтобы китайское правительство предоставило автономию местным народам Синьцзяна, составляющим подавляющую часть населения провинции. Вышеупомянутые представители повстанцев подробно рассказали о произволе и насилиях со стороны правителей по отношению к местному населению. Поскольку Синьцзянская провинция граничит с нашей территорией, советское правительство, будучи заинтересовано в сохранении безопасности своих границ, готово, если это приемлемо для китайской стороны, послать в Кульджу своих представителей и оказать помощь Китайскому правительству в деле мирного разрешения синьцзянского вопроса об установлении мира в этой части Китая».

Со стороны Гоминьдана посредником между Чунцином и Москвой в решении вопроса о Синьцзяне стал Цзян Цзинго[211]211
  Сын Чан Кайши от второй жены Мао Фумэй, который под именем Николая Елизарова с 1925 г. учился, жил, работал и даже женился в СССР. В 1937 – арестован НКВД в Свердловске. 3 марта 1937 г. Политбюро ЦК ВКП (б) согласилось удовлетворить просьбу Чана, обменяв его сына на арестованного гоминьдановской контрразведкой советского резидента в Шанхае Якова Бронина.


[Закрыть], который побывал в Урумчи с посланием от Чана еще 13 апреля 1945 г. Во время переговоров с губернатором Синьцзяна У Чжусинем личный представитель Президента Китая предложил использовать национальные меньшинства провинции в урегулировании конфликта, порекомендовав назначить вице-губернатора и глав ряда провинциальных департаментов из числа лидеров местных национальностей. Обсуждал эту проблему посланец китайского генералиссимуса и с советскими официальными лицами, работавшими в Восточном Туркестане.

В декабре 1945-го Цзян Цзинго в составе правительственной делегации Китая прибыл в Москву. Встречи с ним Иосифа Сталина состоялись 30 декабря 1945 и 3 января 1946 г. В этих беседах был затронут не только широкий круг основных вопросов советско-китайских отношений, но и темы внешней и внутренней политики Китая. Здесь же были решены и вопросы, касающиеся Синьцзяна и интересов СССР на территории «трех округов».

В частности, беседа 30 декабря, в которой кроме руководителей переговоров приняли участие нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов и посол Китая Фу Бинчан, началась в 21.00 и продолжалась сто минут. Во время встречи Цзян решил поговорить о Синьцзяне: «Китайское правительство получило сообщение от советского посла, что представители повстанцев обратились к советскому консулу в Кульдже с просьбой посредничать в деле урегулирования конфликта. Представители повстанцев уже приезжали в Урумчи. Китайское правительство крайне заинтересовано в наискорейшем решении синьцзянского вопроса, ибо в результате прекращения торговли с Советским Союзом северная часть Китая оказалась в трудном экономическом положении.

Повстанцы выдвинули одиннадцать условий, которые в основном были приняты правительством. Состоялось соглашение о том, что новое синьцзянское правительство будет состоять из 25 членов, из которых 15 будут избираться населением Синьцзяна, а 10 – будут назначены. Однако сейчас представители повстанцев выдвинули новые требования о том, чтобы войска центрального правительства были в течение месяца выведены из Синьцзяна. Конечно, центральное правительство выводит свои войска из Синьцзяна, но оно не хотело бы указывать в договоре, что войска будут выведены в течение одного месяца, ибо это несовместимо с престижем центрального правительства».

Когда Молотов поинтересовался, «отвода каких войск требуют представители повстанцев, Цзян ответил, что они требуют отвода тех войск, которые были присланы с Синьцзян для ликвидации восстания».

На вопрос Сталина, «хочет ли Чан Кайши, чтобы советское правительство вмешалось», прозвучал ответ: «Чан Кайши хочет, чтобы советское правительство было посредником». В протокол беседы были внесены следующие слова главы СССР: «советское правительство сделает все возможное. Повстанцы не отвергают посредничества советского правительства. Тов. Сталин обещает дать окончательный ответ после того, как будет получена информация от советского консула».

Далее Цзян Цзинго обратил «внимание генералиссимуса Сталина на положение в Синьцзяне. В свое время там было много советских специалистов. Он, Цзян Цзинго, думает, что нужно восстановить прежнее положение.

Тов. Сталин отвечает, что Шэн Шицай стал арестовывать советских специалистов, и советское правительство отозвало их из Синьцзяна. Если с советскими специалистами будут хорошо обращаться, то можно их туда послать».

Три месяца шли переговоры между представителями Гоминьдана и Восточного Туркестана в Урумчи. В итоге гоминьдановским делегатам пришлось пойти на уступки. 3 января 1946 г. было подписано Мирное соглашение «О прекращении военных действий и мирном урегулировании спорных политических и экономических вопросов» из 11 пунктов.

Из воспоминаний очевидца событий: «Переговоры были сложными и длились долго. В конце концов, текст проекта соответствующего соглашения был подготовлен и осталось его подписать. Место проведения мероприятия – здание «Синьдалоу»[212]212
  Правительственный комплекс «Новая башня».


[Закрыть] – по приказу Чжан Чжичжуна оформили лозунгами с приветствиями на уйгурском и китайском языках. Документ был подготовлен для подписания и разложен на столах по два экземпляра для каждой стороны. К назначенному времени были зажжены свечи.

В 19.00 в зал вошел главный представитель ВТР Ахмеджан Касими, его сопровождали члены правительства ВТР Рахимжан Сабирхаджиев, Абулхаир-тюре и другие. Вслед за ними последовали генеральный консул СССР в Урумчи Петр Евсеев и его заместители. Не успев зайти в зал, генконсул велел Ахмеджану Касими вслух прочитать соглашение попунктно. Когда тот дошел до статьи, где было сказано: «руководители звена выше начальника отдела уездного правительства вносятся уездным советом», П. Евсеев своей авторучкой внес изменение «назначает хаким уезда лично». Другую статью, где говорилось о назначении Центром 15 членов провинциального правительства от местных», П. Евсеев изменил на «назначаются не Центром, а народными представителями этих районов».

Выходка советского консула вызвала недовольство у присутствующих гоминьдановцев. Чжан, прервав церемонию, собрал нескольких важных персон для узкого совещания, однако потом все же решил уступить русским и согласился с формулировкой о назначении хакимом уезда непосредственно. По второй формулировке у Чжана и Евсеева каких-либо принципиальных разногласии не было, китайцы уговорили генерального консула оставить эту статью в первоначальном виде. Текст соглашения был снова переделан и официально подписан около 21 часа».

Согласно договоренности, в Синьцзяне создавалось коалиционное правительство с участием делегатов трех революционных и остальных семи округов, а также Гоминьдана в составе 15 министров, избранных народом из местного населения, и 10, утвержденных Центром. Пост генерал-губернатора (дубаня) провинции упразднялся. Чжан Чжичжун был назначен председателем правительства Синьцзяна, его заместителями стали уйгур Ахмеджан Касими и татарин Бурхан Шахиди. Должность министра без портфеля получил Иса Юсуф Алптекин. Кресло генерального секретаря правительства занял Лю Мэнчунь, Абдукерим Аббасов – его заместителя. Руководство «трех округов» согласилось прекратить военные действия, однако оставляло за собой право иметь собственную армию.

Десятый пункт документа отмечал, что личный состав Национальной армии трех округов комплектуется из мусульман. «Обучение личного состава, как и отдание приказов, будет осуществляться в этой армии на уйгурском и казахском языках. Офицерам этой армии будут сохраняться их должности, и они будут поочередно направляться в офицерскую школу для пополнения офицерского образования. Правительство оказывает этой армии содействие в подготовке, присылая инструкторов. Войсковые части центрального правительства в Синьцзяне не будут располагаться в тех местах, где расположены части Национальной армии. При этом они должны поддерживать между собой дружественные отношения. Национальная армия будет снабжаться провиантом, обмундированием и необходимым вооружением наравне с частями центрального правительства».

13 февраля 1946 г. гоминьдановское правительство Китая подписало протокол об установлении дипломатических отношений с Монгольской Народной Республикой. Оба генералиссимуса – советский и китайский – честно выполнили данные друг другу обещания.

Через месяц на пленуме ЦИК Гоминьдана в Нанкине Чжан Чжичжун сделал специальный доклад и представил свои предложения по дальнейшим действиям центрального руководства Китая в отношении ситуации в Синьцзяне. Признавая особенность сложившегося на северо-западе страны непростого положения, он убеждал членов ЦИК в необходимости сохранения за Центром главенства лишь во внешней политике, обороне, судебной системе и транспортной инфраструктуре, а все остальные сферы государственной и общественной жизни предоставить местной администрации региона. По его мнению, только таким путем Нанкин мог сохранить за собой Синьцзян. Однако идеи генерала не нашли поддержки у делегатов пленума.

Тем не менее, 6 июня, после утверждения текста центральным правительством Китая, Урумчинское соглашение «О прекращении военных действий и мирном урегулировании спорных политических и экономических вопросов» вступило в силу. 1 июля коалиционное правительство Синьцзяна приняло на себя всю полноту власти в провинции.

Из рассказа Петра Шейкина: «После того, как в 1946 г. было создано коалиционное правительство Синьцзяна, Национальная армия ВТР стала снабжаться со стороны Гоминьдана. Даже пришло распоряжение всем военнослужащим: выше нашей кокарды со звездой и полумесяцем на околышке фуражки – на тулью – прикрепить гоминьдановскую эмблему. Однако вещевое довольствие, в том числе обмундирование, мы по-прежнему получали из СССР».

В июне 1946 г. командующим сокращаемой Национальной армии Восточно-Туркестанской Республики был назначен генерал-лейтенант Исхакбек Мунинов, его заместителями – генерал-майор Далелхан Сугурбаев и полковник Зунун Тайпов. Бывший командующий генерал-лейтенант Иван Полинов уехал в Советский Союз. В 1953 г. он защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук по теме «Синьцзян в период китайской революции 1911–1913 гг.», жил в Ташкенте. Скончался после болезни в начале 60-х годов.