Текст книги "Ядерная шамбала. Тайны атомного противостояния"

Боевые действия – прекратить!

Но не только Народно-освободительная армия Китая громила позиции войск Гоминьдана. Воодушевленные национально-освободительными лозунгами, подкрепленными вооружением, техникой и живой силой Красной армии, вперед рвались и бойцы Национальной армии Восточного Туркестана. В ходе боев синьцзянская армия теряла убитыми и пленными сотни и тысячи солдат и командиров. Часть военнопленных вставала под ружье революционных округов, остальные отправлялись в фильтрационные лагеря ВТР[202]202
  Один из таких лагерей, по данным П. Шейкина, находился в крепости Суйдун.


[Закрыть]. Однако к некоторым пленным внимание руководителей операции «Второй Дом» проявлялось особо.

8 сентября 1945 г. на территории Синьцзяна был арестован 47-летний командир радиоразведывательного отряда Квантунской армии в Северо-Западном Китае генерал-майор Комацу Мисао. Источники умалчивают о судьбе солдат и офицеров вверенного ему воинского подразделения, но в Москву японский генерал был отправлен один[203]203
  Из имеющихся сведений непонятна и цель отряда К. Мисао: занимался он разведкой с помощью радиоприборов или же вел радиационную разведку. В культурно-исторической Интернет-энциклопедии «Некрополь», а также Книге памяти жертв коммунистического террора его отряд также называется «исследовательским».


[Закрыть]. Как выяснилось, Мисао был хорошо знаком советской контрразведке. Еще в начале 30-х годов, работая во 2-м (Разведывательном) отделе штаба Квантунской армии, он успешно вербовал в Харбине руководителей местной Российской фашистской партии. Потому, видимо, в качестве носителя секретной информации оказался не интересен и уже 1 марта 1947-го Военной коллегией Верховного суда СССР бывший генерал-разведчик был приговорен к смертной казни за шпионаж. Расстрелян 13 марта и похоронен на территории Донского кладбища в Москве.

Вероятно, это был единственный задокументированный случай ликвидации шпионской сети Японии на территории Синьцзяна во второй половине 40-х годов. Во всяком случае, другие раскрытые конфиденты иноразведок работали в этом регионе на Англию и США. Впрочем, как вспоминал Петр Шейкин, на территорию «трех округов» проникали и другие непрошеные гости: «В то время наши контрразведчики задерживали агентов даже из Афганистана. Они пробирались к нам через Кашгар, чтобы ознакомиться с ситуацией, посмотреть, как развиваются здесь революционные события под знаменем ислама. Однако практически все они были выловлены и, как рассказывал генерал Можаров, расстреляны».

Тем временем Национальная армия ВТР наступала. Из рассказа Никифора Студенкова: «Мы освобождали от гоминьдановцев город за городом, первым взяли Шихо, потом Чугучак, Алтай… Вскоре были заняты полностью Алтайский и Тарбагатайский округа, а река Манас образовала демаркационную линию между нами и армией Чан Кайши. От столицы Синьцзяна Урумчи нашу кавалерийскую бригаду отделяло примерно 250 км. Мне поручили держать нижний край, левый фланг. Ходил за реку, приводил “языков”. И в других округах Синьцзяна произошли антигоминьдановские вооруженные восстания. Мы ждали приказа наступать и освободить весь Синьцзян. Но командование решило иначе».

Владимир Ляпичев вспоминал: «Цинхэ наши войска взяли, оставив для прикрытия полк Могутнова. Немного отдохнули, пополнили новыми бойцами части и тронулись делать наступление на Шихо. Но не дошли: китайцы оказали сопротивление в поселке Чепейцзы, однако не выдержали наших атак и отступили на Шихо. В Шихо нашим войскам пришлось четыре дня вести наступление. Здесь занимаемый рубеж переходил из наших рук в руки китайцев благодаря тому, что у гоминьдановцев были танкетки. А когда наши разбили пять их танкеток, китайцы решили отступить, хотя их войска было 10–12 тыс. человек пехоты. Они отошли на Урумчи, а наши войска воспользовались моментом и заняли Шихэцзы. И здесь началось перемирие. Меня снова наградили медалью, на этом война для меня кончилась».

Пытаясь закрепиться на западном берегу р. Манас, гоминьдановские власти прибегли к террору. В начале сентября 1945 г. в населенных пунктах Манас и Хутуби китайские солдаты жгли жилые кварталы местного населения и расстреливали жителей, сочувствующих «революции трех округов»

10 сентября части Национальной армии, действовавшие на Центральном фронте, с боями освободив город Шихо, достигли р. Манас и угрожали Урумчи. При взятии только двух городов – Шихо и Цинхэ – было захвачено в плен свыше четырех тысяч гоминьдановских солдат и офицеров, 19 станковых пулеметов, 18 минометов, 15 орудий, 1 800 винтовок, два танка, самолет, 332 авиабомбы, 68 ящиков мин, четыре радиопередатчика, а также много другого имущества. 15 сентября частями НА ВТР были заняты нефтепромыслы Душаньцзы, что позволило повстанцам в значительной мере обеспечить свои нужды в горючем. 19 сентября от китайских войск был полностью освобожден Тарбагатайский округ. Уездный центр Манас был оставлен гоминьдановцами без боя[204]204
  При этом по данным В. Бармина со ссылкой на «Особую папку» И.В. Сталина из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944–1953 г., уже 10 июня 1945 г. курировавший операцию «Второй Дом» Л. Берия на очередном докладе генерала В. Егнарова о действиях Национальной армии ВТР в Синьцзяне наложил резолюцию с требованием прекратить активные боевые действия на всех фронтах.


[Закрыть].

В это время начальник штаба Северо-Западного военного округа гоминьдановский генерал Тао Чжиюе направил срочную депешу Чан Кайши: «Мы в отчаянной ситуации. Части повстанческой армии приблизились к реке Манас. У нас недостаточно солдат, чтобы противостоять мятежникам, и нет никакой помощи извне. Над Урумчи нависла угроза захвата. Поэтому прошу перевести столицу провинции в г. Хами». Ознакомившись с телеграммой, Чан ответил: «Национальная армия дальше реки Манас не продвинется. Нет необходимости переносить столицу». К этому времени глава Китайской Республики уже имел согласие Москвы на свертывание боевых действий. Вскоре в своем выступлении по государственному радио он объявил о признании за Восточно-Туркестанской Республикой права на местную автономию в составе Китая.

Еще 14 сентября 1945 г. нарком внутренних дел Лаврентий Берия и первый заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский направили Сталину проект постановления ЦК ВКП (б) «О положении в Синьцзяне». В документе, в частности, говорилось: «1. В связи с заключением между Советским Союзом и Китаем договора о дружбе и союзе, ряда соглашений и обмена нотами о Синьцзяне признать нецелесообразным взять на себя посредничество между повстанцами в Синьцзяне и Центральным правительством.

2. Поручить советскому послу в Китае т. Петрову сделать вице-министру Гань Найгуан следующее заявление:

“В ответ на Ваше заявление от 7 сентября с.г. имею честь сообщить Вам следующее: советский консул в Кульдже довел до сведения Советского правительства, что к нему обратились руководители повстанцев с просьбой взять на себя посредничество между ними и китайскими властями в целях урегулирования возникшего конфликта. При этом руководители повстанцев заявили, что восставшее население не ставило перед собой задачу отделиться от Китая. Оно преследовало цель добиться автономии в той части Синьцзяна, где мусульмане составляют явное большинство населения, в частности в Илийском, Тарбагатайском, Алтайском и Кашгарском округах. При этом представители повстанцев указывали на бесправность мусульманского населения в Синьцзяне, а также на притеснения, беззакония и массовые репрессии со стороны китайской администрации, которая такими своими действиями вынудила мусульман выступить с оружием в руках на защиту своих прав.

Советское правительство, заинтересованное в установлении порядка на своей границе с Синьцзяном, готово поручить своему консулу в Кульдже оказать китайскому правительству возможное содействие, если оно этого пожелает, в урегулировании создавшегося в Синьцзяне положения на основе предоставления мусульманам в Синьцзяне автономии”.

3. Рекомендовать повстанцам до получения ответа китайского правительства на заявление советского посла и на время переговоров, если таковые состоятся, активные действия своих вооруженных сил приостановить».

По мнению ряда исследователей, достигнув поставленных перед собой целей, а именно, получив доступ к природным ресурсам северо-западной части Синьцзяна, Сталин передал приказ командующему Национальной армией генералу Полинову не двигаться дальше р. Манас. Воинские подразделения ВТР получили распоряжение прекратить боевые действия. Был даже отозван конный отряд, проводивший разведывательно-диверсионную операцию на восточном берегу Манаса, в тылу гоминьдановских войск. В результате образовалась линия фронта от предгорий Тянь-Шаня на юге до Алтая на севере.

Существует легенда, что узнавший об этом Алихан Шакирходжаев вызвал к себе генерала и прямо спросил его об основаниях прекращения наступательного движения вперед. На это Иван Полинов ответил, что он выполнял приказ, полученный из Москвы. Разгневанный Президент Восточного Туркестана со словами: «Полковник, не Москва, а я дал тебе генеральские погоны», – сорвал с него знаки отличия. Тем не менее, благодаря вмешательству советского «куратора», Полинов все же сохранил чин и должность, а вскоре получил и генерал-лейтенантские погоны.

Правы легенды или нет, но Кремль действительно ограничился установлением своего влияния лишь на три округа Синьцзяна – Илийский, Алтайский и Тарбагатайский. Дальнейшая аннексия территории союзника не предполагалась. С созданием боеспособной армии Восточно-Туркестанской Республики отпала необходимость и присутствия в регионе солдат и офицеров Красной армии.

22 октября 1945 г. руководители оперативной группы НКВД по Синьцзяну генерал-лейтенант Александр Лангфанг и генерал-майор Владимир Егнаров доложили в Москву, что все красноармейцы, подлежащие демобилизации, выведены из повстанческих формирований и отправлены к границе СССР. «Одновременно, – сообщалось в донесении, – с вооружения повстанцев снято все оружие, не состоявшее на вооружении китайцев, за исключением батальонных минометов. Оружие вывезено в Хоргос. Снабжение повстанцев боеприпасами прекращено. Наличие собственных боеприпасов обеспечивает оборону занимаемых рубежей. В повстанческих формированиях оставлено по одному советнику на каждую часть и радиостанции с расчетом».

В тот же день 22 октября правительственным постановлением № 114 Алихану Шакирходжаеву был присвоен высший воинский чин Республики – маршал, он же возглавил только что учрежденный Военный комитет, в который также вошли генерал-лейтенанты Иван Полинов и Исхакбек Мунинов, а также полковник Ахмеджан Касими.

Из рассказа Петра Шейкина: «Осенью 1945-го все военнослужащие Красной армии были отозваны в Союз. Моя жена Елизавета работала тогда в госпитале, так говорила, что даже раненых подчистую вывезли. Во дворе Главного штаба наши солдаты с неделю жгли документы, написанные на русском языке: приказы и распоряжения о назначениях и перемещениях, убытия-прибытия, учета военнослужащих… В штабе командные должности начали укомплектовывать местными кадрами. Акиф Насыров стал начальником нашего Строевого отдела, Александр Тимофеев – начальником Отдела кадров. Я через один чин получил “поручика”. Оружие, что нам подбрасывалось из СССР, а мы его выдавали за трофейное, в основном все осталось».

Тем не менее, в этот же период в Кульджу были направлены новые подразделения демобилизованных из Красной армии бойцов и командиров, состоявшие преимущественно из казахов, уйгуров, узбеков и киргизов. 20 октября, например, Берия информировал Молотова о переброске очередной такой группы. А генералы Егнаров и Лангфанг 22 октября 1945 г., сообщая о выводе советских военнослужащих из подразделений армии ВТР, в то же время доложили своему руководству, что «состав переброшенных отрядов в полном составе оставлен в повстанческих формированиях».

Следует отметить, что, проводя замену одних советских военнослужащих в «национальных туркестанских частях» на других, Кремль особо не рисковал потерять военное влияние в регионе. На тот случай, если правительственная армия вдруг перейдет в наступление на позиции войск ВТР и те не смогут сдержать натиск, в глубоком тылу СССР на самой границе с дружественным Китаем в этот период произошли некоторые перемены в составе и размещении военных округов.

Так, 9 июля 1945 г. Среднеазиатский военный округ[205]205
  Образован 4 июня 1926 г. путем преобразования Туркестанского фронта.


[Закрыть], дислоцировавшийся в Узбекской, Туркменской, Казахской, Киргизской и Таджикской ССР, был расформирован, а его территория и войска включены в Туркестанский и Степной военные округа. Однако Степной военный округ, как оперативно-стратегическое территориальное объединение Вооруженных сил СССР, просуществовал недолго. Он включал Казахстан без Западно-Казахстанской, Актюбинской и Гурьевской областей, но управление округа во главе с генерал-лейтенантом Павлом Курбаткиным находилось в Алма-Ате на базе штаба 4-й ударной армии. 4 февраля 1946-го СтепВО был включен в состав Туркестанского военного округа.

Вновьобразованный ТуркВО был создан на базе войск 1-й ударной армии. Штаб округа дислоцировался в Ташкенте, а охватываемый регион включал Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизию и южные и восточные области Казахстана: как раз те территории, что непосредственно граничили с Южным и Восточным Туркестаном. Командующим округа стал генерал армии Иван Петров (1945–1952).

С территории северного Ирана сюда были передислоцированы 39-я кавалерийская и 68-я горнострелковая дивизии, а с бывших театров военных действий Европы и Азии в Туркестан прибыли, в частности, 5-й гвардейский механизированный Зимовниковский орденов Суворова и Кутузова корпус из Германии, 80-я гвардейская стрелковая Уманьская ордена Суворова дивизия из Австрии, 344-я стрелковая Рославльская Краснознаменная дивизия из Восточной Пруссии, 357-я ордена Суворова, 360-я Невельская Краснознаменная и 201-я Гатчинская Краснознаменная стрелковые дивизии из Латвии, 203-я стрелковая Запорожско-Хинганская Краснознаменная ордена Суворова дивизия из Манчжурии.

Таким образом, по мнению доктора исторических наук Гоги Хидоятова (Узбекистан), «в Средней Азии Советский Союз создал мощный Туркестанский военный округ, который мог одним ударом оккупировать весь Синьцзян, населенный тюркским населением уйгуров, у которых были постоянные конфликты с китайским руководством, которое пыталось китаизировать весь регион. Воздушно-десантные части были сконцентрированы в Монголии, которые должны были перерезать основные коммуникации между континентальным Китаем и Синьцзяном».

Срочно нужна бомба!

Уже в 1943–1945 гг. появились первые сводки о наличии месторождений урансодержащих руд в Восточной Сибири, составленные М. Каршиной, А. Гусевой, А. Сулоевым, П. Сасимом и Г. Падалкой. В 1944-м в составе Восточно-Сибирского геологического управления была создана сначала Заганская партия, а затем экспедиция, которая в течение трех лет вела оценку ранее известной Заганской группы месторождений хлопинитовых руд[206]206
  Хлопинит – редкая разновидность минерала самарскита, обогащенная титаном, обычно встречается в срастании с колумбитом. Обнаружен в пегматитах, связанных с субщелочными гранитами, в ассоциации с монацитом, цирконом, ортитом и др.


[Закрыть] в пегматитах Западного Забайкалья (Байц-Кундуйское и Мало-Гутайское месторождения). В результате запасы урана в хлопинитовых рудах были подсчитаны. Однако вскоре рудники были полностью отработаны.

Поиск новых собственных месторождений радиоактивных руд в СССР продолжался. В октябре 1945 г. постановлением правительства было создано Первое Главное геолого-разведочное управление в составе Комитета по делам геологии при Совнаркоме СССР, на которое возложили организацию и руководство специальными геолого-поисковыми и разведочными работами по урану на территории СССР, а также в союзных или оккупированных странах.

10 октября 1945 г. на заседании Спецкомитета официальному уполномоченный Совнаркома СССР при Лаборатории № 2 Вячеславу Малышеву и генералу Авраамию Завенягину было поручено срочно дать предложения об организации Научно-технического совета по урану и торию при Первом Главном управлении Комитета по делам геологии, его составе и функциях, имея в виду, что НТС должен анализировать и оценивать данные геологоразведки, определять направления поисков и разведки, предусматривать наиболее рациональную расстановку сил и целевое финансирование. Соответствующее постановление СНК СССР принял 15 декабря 1945 г.

В это же время Девятое управление НКВД было ликвидировано, его подразделения – комбинат № 6 и НИИ-9 переданы из НКВД в Первое Главное геологоразведочное управление. Генерал Сергей Егоров возглавил вновьобразованное Второе (горнометаллургическое) управление ПГУ.

А тем временем мощь Соединенных Штатов, как единственной в мире ядерной державы, продолжала расти. И документы, полученные советской разведкой от «своих» людей в западных Урановых проектах, были тому подтверждением. По сообщениям от работавших в Северной Америке физиков Клауса Фукса (центр Лос-Аламос, США) и Бруно Понтекорво (лаборатория Чалк-Ривер, Канада), производство урана-235 и плутония в США позволяло изготавливать до восьми атомных бомб в месяц. В этих новых условиях советский Атомный проект стал для Сталина абсолютным приоритетом.

Фукс и практически одновременно Понтекорво прислали подробные описания и чертежи американской плутониевой бомбы того типа, что была взорвана над Нагасаки. Но в СССР в это время производство плутония еще даже не начиналось. Небольшой экспериментальный реактор только начали строить в Лаборатории № 2. Для этой цели использовали трофейный уран. В конце 1945-го возобновили работу урановые рудники в Чехословакии и Восточной Германии. Для эксплуатации немецких рудников в Саксонии было создано советское акционерное общество «Висмут». К работе на этих рудниках привлекли германских специалистов, интернированных на Балканах, и немецких военнопленных. На складах одного из городов Германии было найдено почти 100 тонн оксида урана. Вслед за ураном в Москву были отправлены и несколько инженеров немецкого уранового завода.

По мнению некоторых российских историков, поставка стратегического сырья в Союз из Германии, Болгарии, Польши, Румынии и Чехословакии в середине 40-х годов XX в. была продиктовано исключительно «державным подходом» руководителей советского Атомного проекта. Например, Сергей Кремлев (Брезкун), считает, что резон лидеров СССР был таким: «свои рудники мы всегда можем использовать на полную мощность, наше от нас не уйдет. А вот зарубежные месторождения с любой точки зрения надо разрабатывать максимально. Во-первых, сохраняем свое. Во-вторых, даем работу европейцам и тем их к себе располагаем и привязываем. В-третьих, истощая зарубежные месторождения, мы делаем те страны, где добывается сырье, менее привлекательным объектом для провокаций и экспансии наших западных противников».

К сожалению, в действительности все обстояло не так. Во-первых, страны Восточного блока так и остались весьма «привлекательным объектом для провокаций и экспансии наших западных противников», да и «привязал» их к себе СССР не очень прочно. Это наглядно проявилось менее чем через полвека. Но, самое главное: несомненно обладавший «державным подходом» Лаврентий Берия был весьма меркантильным менеджером и всегда знал, чего хочет добиться. Коль скоро в Восточной Европе есть возможность взять сырье для создания атомной бомбы, то сам Бог велел это сделать. Но вовсе не потому, что маршал «берег» советские рудники на перспективу. К 1946 г. разведанных урановых месторождений на территории Союза было крайне мало, а об их промышленной разработке и речи пока не шло. Я уверен, доложи геологи Берии, что урановое проявление обнаружено под Кремлем, назавтра туда бы уже пришли шахтеры с отбойными молотками. И дело здесь не в циничной расчетливости главы Спецкомитета: время поджимало, бомба нужна была срочно!

Согласно постановлению правительства СССР от 13 октября 1945 г. геологопоисковые и разведочные работы развернулись на Дальнем Востоке, в Восточной и Западной Сибири, Якутии, Красноярском крае, Казахстане и Средней Азии, северо-западных районах Союза, на Кавказе и Урале. Только в 1946 г. геологопоисковыми работами месторождений радиоактивных руд было занято около 320 партий от Средней Азии до Полярного сектора СССР.

19 декабря 1945 г. ликвидированное за два месяца до этого Девятое управление было вновь создано постановлением СНК СССР как Управление специальных институтов. Его начальником был назначен заместитель наркома внутренних дел СССР генерал-лейтенант А. Завенягин (по совместительству), а заместителем – генерал-майор В. Кравченко, одновременно возглавлявший Четвертый спецотдел НКВД СССР, в ведении которого находилось использование труда заключенных, имеющих специальные технические знания.

В конце 1945-го правительство приняло решение об организации и немедленном развертывании работ по всему комплексу создания предприятий атомной промышленности. 17 января 1946 г. Сталину был представлен «Доклад о состоянии работ по получению и использованию атомной энергии».

Теперь все зависело от того, как скоро в Союзе будет накоплено достаточное количество урана, чтобы Курчатов смог построить и запустить экспериментальный реактор. Проектирование и разработка собственно ядерного оружия были практически завершены. Физики были готовы собрать и испытать бомбу сразу же после извлечения плутония из урана, облученного в реакторе, и изготовления двух металлических полусфер. Согласно указанию Сталина, создать атомную бомбу необходимо было в 1948 г., однако этот срок советские ученые и военные специалисты выдержать не смогли. Все по той же причине – не хватало промышленного резерва урана…

Поэтому, не особо надеясь исключительно на политическую зрелость и большевистскую самоотверженность геологов при поиске месторождений радиоактивных руд, советское руководство широко использовало и материальные стимулы. Так, 21 марта 1946 г. было принято постановление Совета министров СССР № 628-259сс «О премиях за открытие новых месторождений урана и тория» за подписью И. Сталина. В этом совершенно секретном документе «для поощрения геологов за открытие новых месторождений урана и тория» устанавливались премии: первая – «за открытие новых месторождений урана с запасами металла не менее 1000 тонн при среднем содержании урана в руде 1,0 % и выше». Руководитель геологоразведочной партии, удостоенный первой премии, представлялся к званию Героя Социалистического Труда, а также получал звание «Лауреат Сталинской премии» первой степени, денежную премию в размере 600 тыс. рублей, двойной оклад жалования на все время работы в области специальных разведок, в собственность – дом-особняк с обстановкой в любом районе Советского Союза и легковую автомашину, право обучения своих детей в любом учебном заведении СССР за счет государства и право пожизненно для себя, жены (мужа) и для детей до их совершеннолетия бесплатного проезда в пределах СССР железнодорожным, водным и воздушным транспортом.

«Группа основных работников геологической партии (2–3 чел.), в том числе лицо, первым обнаружившее рудную залежь», получало денежную премию в сумме 300 тыс. рублей. Кроме того, каждый из этих работников представлялся к награждению орденом Союза ССР, получал по представлению руководителя геологической партии звание «Лауреат Сталинской премии» сообразно значению выполненной им работы, в собственность легковую автомашину, право обучения своих детей в любых учебных заведениях СССР за счет государства и пожизненно для себя, жены (мужа) и для своих детей до их совершеннолетия бесплатного проезда в пределах СССР железнодорожным, водным и воздушным транспортом.

«Для премирования остальных геологов, инженерно-технических работников, рабочих и служащих, принимавших участие в открытии, удостоенном первой премии», выделялось 300 тыс. рублей. Особо отличившиеся инженерно-технические работники, рабочие и служащие представлялись к награждению орденами и медалями Союза ССР.

Государственные ассигнования на разведочные работы по «продукту № 1» в 1946 г. были увеличены в 17 раз. И это быстро дало эффект. Положительные поисковые результаты на территории Киргизской ССР показали экспедиции Ак-тюзская (выявившая ториевое месторождение Куперлисай) и Южно-Иссыккульская (обнаружившая урановую минерализацию в углях в районе Согутинского месторождения). Тогда же для руководства поисками радиоактивных руд в Восточно-Сибирском геологическом управлении была создана специализированная Центральная геологическая партия (с 1947 – Комплексная геофизическая экспедиция), при которой организованы радиометрическая лаборатория и поисковая аэрорадиометрическая партия № 25, положившая начало опоискованию обширной территории Восточной Сибири при помощи авиационной техники.

В том же году при ЦГП для поисков россыпных месторождений монацита[207]207
  Безводный фосфат элементов ториевой группы, главным образом церия и лантана, которые замещаются торием. Он содержит до 50–60 процентов окисей редкоземельных элементов – иттрия и тория. Зерна монацита имеют зеркальный блеск, кристаллическую структуру, средний размер в 0,08 мм и могут быть окрашены в черный, желтый, зеленый, бурый или белый цвета.


[Закрыть]была организована Таежная экспедиция, которая за три года выявила и разведала ряд россыпных монацитовых месторождений (Михайловская, Леглиерская и Анамжакская группы), образующих уникальную Алданскую ториеносную провинцию. По существующим в то время кондициям месторождения относились к категории промышленных объектов.

В середине года при ревизии Желтореченского и Первомайского железорудных месторождений в Криворожском бассейне случайно обнаружилась урановая минерализация. Проведение опытных плавок этой руды показало, что криворожские месторождения на Украине действительно могут быть использованы для добычи руды, из которой после технологической переработки получается уран. В том же году в Эстонии было начато строительство комбината № 7 для добычи и переработки прибалтийских урансодержащих сланцев.

9 августа 1946-го СМ СССР издал распоряжение № 9693-рс о проведении геологопоисковых работ на уран и торий по Норильскому, Ухтинскому комбинатам и Дальстрою. В частности, назывались Мининская экспедиция (архипелаг Минина и побережье Таймырского полуострова), Котуйская экспедиция (бассейн нижнего течения рек Котуй и Меймечи).

Урансодержащие минералы были обнаружены даже на поверхности земли на перевале Волчьи ворота в районе курортного города Пятигорск. Оценка ураноносных зон с помощью скважин и горных выработок показала их пригодность для промышленного освоения. В 1947 г. внутри курортной горы Бештау заработал первый урановый рудник.

В 1946–1947 гг. только в Восточной Сибири работали уже десять поисковоревизионных, гамма-каротажных партий и отрядов, выполнявших ревизионные радиометрические работы по поиску урановых проявлений на различных месторождениях Прибайкалья, Алданского щита и Иркутского угленосного бассейна.

Мелкомасштабные радиометрические поиски проводились на севере Западного Забайкалья, аэрорадиометрические – в Восточном Забайкалье и Приаргунье, на Агинском срединном массиве и в северной части Витимского плоскогорья. Однако все эти поиски даже при самом благоприятном их исходе могли дать реальные результаты лишь через несколько лет. А уран нужен был сейчас! И при таком цейтноте важность месторождений радиоактивных и редкоземельных металлов Восточного Туркестана возрастала неизмеримо.