Текст книги "Ядерная шамбала. Тайны атомного противостояния"

Разведка выходит из тени

Листовки, содержавшие призывы к борьбе за уничтожение китайской колониальной власти в провинции, в Алтайском, Илийском и Тарбагатайском округах Синьцзяна, непосредственно граничивших с Советским Союзом, массово стали появляться в первой половине 1944 г. Одновременно на территорию Синьцзяна были заброшены десятки советских кадровых разведчиков, обучавшихся в специальных учреждениях Москвы, Киева, Самарканда и Алма-Аты. Среди них были врач Хаким Яруллабеков[64]64
  В источниках встречается – Джаралубеков.


[Закрыть], полковник НКГБ Игнат Степанко, сотрудники НКВД Казахской ССР Абдулла Изабакиев, Ашимов и другие.

Они пополнили ряды советских агентов влияния и нелегалов, работавших против администрации Шэн Шицая с довоенных времен. Например, еще в 1931 г. в Синьцзян переехал уроженец села Хонихай под Джаркентом[65]65
  В 1942–1991 гг. – г. Панфилов, ныне Жаркент Жетысуской области, Казахстан.


[Закрыть] Зия Самади[66]66
  Настоящая фамилия – Саматов.


[Закрыть]. Будущий народный писатель Казахстана принял активное участие в народно-освободительной борьбе против гоминьдановского правительства на стороне Восточно-Туркестанской Республики. Служил в разведке Национальной армии ВТР, демобилизовался в чине полковника. Был репрессирован при маоистах и вернулся в СССР.

А сотрудник ИНО НКВД Казахской ССР Жакуп Токтабаев в 1937–1938 гг. находился в служебной командировке на юге Синьцзяна. В 1941-м ему поручили вернуться в уже освоенную им среду казахов-кочевников и возобновить старые контакты. С заданием чекист справился успешно. Под его руководством были созданы вооруженные группы из казахских партизан, принявшие позже участие в национально-освободительной борьбе против гоминьдановцев. Вплоть до декабря 1947 г. Токтабаев руководил сетью советских агентов в Кашгаре. После завершения командировки был отозван в СССР.

И в личном деле полковника госбезопасности Ахмета Абузарова отмечена его деятельность в качестве резидента НКГБ СССР в Алтайском округе Синьцзяна: «в 1943–1946 годах – создание вооруженных отрядов из прогрессивного населения Алтая и борьба против гоминьдановской реакции». Числился же разведчик вице-консулом СССР в Шара-Сумэ.

По данным казахстанского историка Кахармана Хожамберди, уже зимой и весной 1944 г. в центре Тарбагатайского округа Чугучаке[67]67
  В казахской транскрипции – Шаушек, в уйгурской – Чочек, в китайской – Тачэн. Расположен в южных предгорьях хребта Тарбагатай близ границы с Казахстаном. Транспортный пункт на автомобильном тракте Урумчи (КНР) – Аягоз (Казахстан). Добыча урановых руд.


[Закрыть] для борьбы с гоминьдановским режимом были созданы подпольные организации, во главе которых встали Маматнияз-кари, Аблиз Рахман и получивший образование в Советском Союзе Аблемит-хажим. Летом разрозненные группы объединились под руководством Касымахуна Исмаила в единую «Организацию борьбы за национальное освобождение». Вскоре с Касымахуном в пограничном пункте Бахты встретился и установил связь «представитель специальных и партийных органов СССР Абдулла Рамзан». В Синьцзяне он был известен, поскольку неоднократно с 1935-го посещал провинцию в качестве специалиста и советника, «работал в культурно-просветительских учреждениях и газетах, выполнял задания разведки НКВД». С осени 1944 г. Рамзан взял на себя «всю работу по идеологическому обеспечению и материально-техническому снабжению повстанческого отряда».

Из рассказа бывшего майора НА ВТР Никифора Студенкова: «В марте 1944 г. наш правитель Шэн Шицай издал приказ о сдаче населением коней для Гоминьдановской армии. Всего требовалось сдать десять тысяч голов. Те дворы, у которых не было лошадей, должны были уплатить взнос в размере, превышающем вдвое рыночную цену одного коня. Конечно, это возмутило население. И хотя у большинства кочевого населения лошадей хватало, мы провели работу и люди подняли оружие против китайской администрации».

Распоряжение о сдаче лошадей опубликовала 16 марта 1944 г. местная газета «Синьцзян жибао». Был установлен срок поставки скота – с 16 марта по конец мая 1944-го, оговаривались размеры и тип лошадей, пригодных для армии, а также их уход и кормление в ожидании сдачи правительственным агентам. Предусматривалась возможность замены лошадей денежным сбором в размере 700 синьцзянских долларов за голову, чтобы на собранные деньги купить недостающий скот в коневодческих районах Джунгарии[68]68
  По установившейся традиции с учетом географических особенностей территорию Синьцзяна или восточного Туркестана севернее Тянь-Шаньских гор до сих пор иногда называют Джунгарией, южнее – Кашгарией.


[Закрыть]. Согласно сообщениям «Синьцзян жибао», в марте-июле 1944 г. было собрано только денежных средств на сумму 1 695 860 синьцзянских долларов, в основном из неконеводческих районов Кашгарии и Турфана. Этих денег хватило бы на приобретение 2 365 лошадей по 700 долларов за голову, но куплено было лишь 282 при том, что цена средней лошади на рынке Синьцзяна в то время не превышала 350 синьцзянских долларов. Доля населения Кашгара составляла 1 500 лошадей, но по данным газеты «Синьцзян жибао», вышедшей 30 июня 1944 г., сдано было в общей сложности 1 050 тыс. долларов и 70 лошадей. Турфанский округ внес 113 400 долларов без всяких лошадей («Синьцзян жибао», 24 июня 1944 г.). Однако, после того, как указание провинциального правительства в полном объеме выполнено не было, никаких репрессий со стороны властей не последовало. Можно предположить, что объявленный сбор скота и денег был всего лишь попыткой Шэна упрочить собственное финансовое положение.

Бывший командир роты НА ВТР Казим Гатиятуллин вспоминал: «С революционно настроенной молодежью я познакомился в Кульдже. Я подружился с Маргубом Исхаковым, Маликом Гимадиевым. В 1944 г. Маргуб предложил мне вступить в подпольную группу для борьбы против гоминдановских властей. Это было большое доверие. Задания я получал обычно от Маргуба. Лишь позже Малик сказал мне, что нашими руководителями являются Абдукерим Аббасов и Асхат Исхаков. Как-то летом 1944-го Малик сказал, что Аббасов благополучно отбыл в Советский Союз за оружием. Я тоже загорелся поехать. Но Асхат-абый запретил нам это и посоветовал некоторое время не высовываться».

В соответствии с оперативным планом подготовки «народно-освободительного восстания на территории Синьцзяна», в марте 1944 г. силами НКГБ по Киргизии из числа курсантов Алма-Атинского военного училища связи, Фрунзенского пехотного и Ташкентского военно-политического училищ был создан отряд специального назначения «Батыр». Его база находилась на территории санаторно-курортного комплекса в окрестностях горного села Иссык-Ата на северном склоне Киргизского хребта, в 78 км от города Фрунзе. Численность отряда составляла 67 человек, командиром был назначен чекист Кутан Торгоев, имевший опыт в борьбе с басмаческими формированиями на территории Средней Азии. Начальником штаба стал фронтовик Дуйше Ногойбаев, после войны – секретарь Токмакского горкома партии. Медицинскую службу отряда возглавил Акматбек Айдаралиев, впоследствии – министр здравоохранения Киргизской ССР.

Из воспоминаний бывшего бойца спецотряда «Батыр», ветерана госбезопасности СССР, полковника Токона Усубакунова: «В составе нашего отряда было два кавалерийских, минометный и пулеметный взводы. Я был назначен помощником командира минометного взвода, а командиром – узбек Мамаджанов, мой однокашник по Фрунзенскому пехотному училищу. Подготовка бойцов носила общедиверсионный характер и включала в себя, в частности, обучение минновзрывному делу. Отряд “Батыр” был составлен в основном из казахов, киргизов и узбеков. Члены отряда одевались, как местные жители, лошадиную упряжь выдали тоже местную, какой пользовались в Кашгарии, оружие было германским и японским».

На юге Киргизии был сформирован аналогичный диверсионный отряд «Буйгу» численностью около 100 человек под командованием Исхакбека Мунинова. Бойцы и командиры этого отряда проходили подготовку в селе Гульча Ошской области.

Названия «Батыр» и «Буйгу» были одновременно кодовыми именами командиров отрядов. О том, какое важное значение придавало советское руководство реализации подготовки восстания на территории Синьцзяна, свидетельствуют частые визиты в расположение диверсантов занимавшего с 1938 по 1945 г. должность первого секретаря ЦК Компартии Киргизии Алексея Вагова и председателя правительства республики Турабая Кулатова. На нескольких фотографиях запечатлены моменты встреч руководителей Киргизии с бойцами отрядов «Батыр» и «Буйгу» и их командирами К. Торгоевым и И. Муниновым.

А урана по-прежнему мало…

Пока органы НКВД готовили антигоминьдановское восстание на территории легендарной Шамбалы, ученые Атомного проекта завершили подготовительные работы по организации Лаборатории № 2. 8 апреля 1944– го Государственный Комитет Обороны своим постановлением утвердил план работы Лаборатории на 1944 г. В документе было также дано задание промышленности об организации производства шестифтористого урана для проведения опытов по разделению изотопов урана диффузионным и электромагнитным способами. А также поручено разработать методы и организовать производство тяжелой воды для создания опытного атомного реактора.

По предложению Курчатова в план работ лаборатории внесли сооружение опытного физического уран-графитового реактора. Это было нужно, чтобы экспериментально проверить теоретические расчеты возможности получения цепной ядерной реакции и для изучения физических свойств урана-235, 238, плутония и других трансурановых элементов. По предварительным расчетам, для осуществления в реакторе цепной реакции необходимо было иметь около 100 тонн природного урана в виде чистого металла или солей урана. Игорь Курчатов еще раз напомнил правительству о необходимости проведения срочных работ по разведке урановых месторождений и организации добычи урана в больших масштабах.

В марте 1944 г. к начальникам тех геологических управлений, где уже были известны урановые рудопроявления, отправились специальные представители геологической службы, передавшие распоряжение высшего руководства немедленно развернуть широкие геологоразведочные работы на радиоактивные руды. 8 апреля ГКО СССР принял специальное решение о развитии геологоразведочных работ по выявлению новых месторождений урана в стране. Наркомату цветной металлургии поручалось принять меры по добыче в короткий срок на действующих рудниках первой партии урана в количестве 100 тонн[69]69
  В производстве ядерного оружия используются два делящихся материала: уран-235 или плутоний-239. Первая американская атомная бомба «Толстяк» была урановой, вторая, «Малыш», – плутониевой. Уран-235 присутствует в малых количествах в природе. Его содержание в природном уране всего 0,715 процента. Основную массу в руде составляет уран-238. Для ядерной бомбы содержание урана-235 нужно увеличить до 90 процентов, т. е. в 125 раз. Это так называемый высокообогащенный уран, который получают на заводах по разделению изотопов. Плутоний-239 в природе практически отсутствует. Ученые считают, что в земной коре его не более 50 килограммов. Плутоний-239 образуется в реакторах при облучении урана-238 нейтронами. Именно эта технология и легла в основу масштабного производства ядерных оружейных материалов.


[Закрыть].

25 июня 1944 г. в два часа пополуночи на Московском циклотроне в Лаборатории № 2 был впервые выведен «наружу» пучок дейтронов[70]70
  В научной литературе также используется термин «дейтоны».


[Закрыть]. В июле из облученного на циклотроне уранилнитрата Курчатов с группой сотрудников сумел впервые выделить «индикаторные» количества плутония и начать изучение его химических свойств.

С историей выведения пучков дейтронов связан один любопытный эпизод. В книге «Курчатов», вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей»[71]71
  Не путать с одноименной книгой Раисы Кузнецовой, вышедшей в той же серии в 2016 г.


[Закрыть], ее автор Павел Асташенков рассказал, как это происходило:

«Уже ночью, примерно без четверти два, увидели первый пучок. На лицах всех присутствовавших – восторг: первый в Европе пучок дейтонов выведен! До этого и у нас и в других европейских странах мишень помещали в зазоре между дуантами, внутри разгонной камеры. Теперь пучок дейтонов выведен наружу, чтобы всей его мощью бомбардировать мишени, покорять энергию ядра… От потребности поделиться успехом с Игорем Васильевичем все подбежали к телефону. Леонид Михайлович[72]72
  Л. Неменов, сотрудник Лаборатории № 2.


[Закрыть] просит наркома позвать Курчатова…

– Слушаю, – раздался в трубке голос Игоря Васильевича.

– Получилось, – одним выдохом сказал Неменов».

В процитированном эпизоде фамилия наркома, у которого в два часа ночи находился Курчатов, не называется. Конечно, в 1967 г., когда была опубликована книга, та фамилия либо не упоминалась вообще, либо – только с уничижительными эпитетами. И нетрудно понять, что человеком «Чье Имя Называть Нельзя», был «великий и ужасный» Лаврентий Берия, который в качестве заместителя председателя правительства, курировавшего производство вооружений и боеприпасов, официально возглавил и работу по созданию атомного оружия.

28 сентября 1944 г. СНК СССР обязал Наркомцветмет Союза сдавать уран и урановые соли в Государственный фонд и возложил их хранение на Лабораторию № 2. На следующий день руководитель Лаборатории № 2 Курчатов отправил письмо Берии: «В течение последнего месяца я занимался предварительным изучением новых весьма обширных (3 000 стр. текста) материалов, касающихся проблемы урана. Это изучение еще раз показало, что вокруг этой проблемы за границей создана, невиданная по масштабу в истории мировой науки, концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, несмотря на большой сдвиг в развития работ по урану в 1943–1944 году, положение дел остается совершенно неудовлетворительным.

Особенно неблагополучно обстоит дело с сырьем и вопросами разделения. Работа лаборатории № 2 недостаточно обеспечена материально-технической базой. Работы многих смежных организаций не получают нужного развития из-за отсутствия единого руководства и недооценки в этих организациях значения проблемы.

Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре».

Запись в дневнике Лаврентия Берии от 26 октября 1944-го: «Уран отнимает все больше времени, а его и так нет. Надо развивать поиск и добычу сырья, а это сейчас главное… Надо отматерить геологов».

По распоряжению Берии в Госкомитет по обороне была подготовлена специальная «Справка о состоянии работ по проблеме урана», в которой фиксировалось плачевное состояние дел: «За два истекших года из-за недостаточного внимания к этому вопросу и плохого материально-технического оснащения геологоразведочных партий разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места. Урановая промышленность в настоящее время базируется только на четырех месторождениях (Табошар, Майли-Су, Уйгурсай и Адрасман) с очень ограниченными разведанными запасами урановых руд (173 700 тонн руды с общим содержанием 240 тонн окиси урана). Свыше десяти других месторождений, где найдены проявления урана, вовсе не разведаны…».

По мнению специалистов, исправить положение можно было, только передав научно-исследовательские работы по урану, добычу и переработку основных урановых месторождений в ведение НКВД СССР. 3 декабря 1944 г. ГКО принял подготовленное Берией постановление № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР».

К слову, о разработке стратегического рудника Майли-Су существует забавная легенда, сочиненная, похоже, лишь в начале XXI в. Как известно, академик А. Ферсман еще в 1929 г. открыл здесь залежи радиобарита – в 100 км от областного центра Джалал-Абад и в 550 – от столицы Киргизии Фрунзе. За 22 года в Майли-Су[73]73
  Называлось это место поначалу – Москва, п/я 200.


[Закрыть] было добыто и переработано 10 тыс. тонн закиси-окиси урана. Естественно, в период, когда каждая кроха урансодержащих материалов была на счету, вся добыча рудника поступала на нужды Атомного проекта СССР.

Однако в августе 2005 г. в Майли-Су собрались представители полутора десятков экологических неправительственных организаций из Кыргызстана[74]74
  В эссе наравне используются разные написания этнонима: Киргизия, Киргизстан и Кыргызстан.


[Закрыть], Узбекистана, Таджикистана, Армении и Азербайджана, а также несколько ветеранов местного уранового комбината, сельские, городские и республиканские чиновники и функционер Всемирного банка, чтобы обсудить экологические и социальные проблемы города. И здесь была озвучена настоящая сенсация. Оказывается, «в 1943–1945 гг. в пойме реки Майлуу-Суу американские военные закупали урансодержащую руду у местных жителей, подвергали ее первичному обогащению и увозили на самолетах. Осталась небольшая площадка для самолетов из подручного плоского камня, вошедшая теперь в состав автодороги. Дети тех жителей, которые сдавали руду, рассказывают, что ее привозили в мешках на ослах, и получали за мешок приличную для того времени сумму, на которую можно было купить хромовые сапоги».

Кто придумал эту нелепицу и запустил ее в обращение, сказать трудно. Но представить американских атомщиков, закупающих (видимо, за доллары?) мешками у киргизских шахтеров урансодержащую руду и отправляющих ее по воздуху в Штаты, еще труднее. Действительно, руда в Майли-Су была, ишаки и мешки – тоже. Только авиации США здесь тогда быть не могло. Она появилась в Кыргызстане уже после распада Советского Союза.

Один Шэн ушел, а два – пришли

Надо сказать, что «организацию работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства» Берия понимал вовсе не в том контексте, что Курчатов. Он смотрел на проблему гораздо глубже и шире, нежели ученые Лаборатории № 2. Пришел момент реализации секретной части постановления Политбюро ЦК ВКП (б) от 16 мая 1943 г..

А ситуация в регионе развивалась довольно интересно. В июне 1944-го Шэн Шицай написал письмо Сталину с предложением принять Синьцзян в состав СССР при единственном условии, что он будет Председателем Совета народных комиссаров этой семнадцатой советской республики[75]75
  16-й в то время была Карело-Финская ССР.


[Закрыть], однако получил отказ. Ну как здесь не вспомнить уже упоминавшееся стихотворение Семена Кирсанова в газете «Правда» за 1 января 1941-го…

Любопытно, но меньше чем через два месяца правительство Советского Союза получило аналогичную просьбу из соседней Тувы. 17 августа чрезвычайная сессия Малого хурала Тувинской Народной Республики приняла Декларацию к Верховному Совету СССР с просьбой о принятии ТНР в состав Союза ССР. Эта просьба была удовлетворена, и Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 13 октября 1944 г. бывшее суверенное государство[76]76
  До 1912 г. Тува входила в состав Цинской империи. В 1914-м перешла под протекторат России в качестве Урянхайского края. После национально-освободительной революции 1921 г. была провозглашена народной республикой.


[Закрыть] вошло в Российскую Федерацию на правах автономной области.

Позже на территории Тувы были выявлены выходящие на поверхность рудопроявления и залежи урановых и редкометальных радиоактивных руд. Наиболее масштабные из них – Усть-Уюкское, Улуг-Ойское и Бай-Тайгинское месторождения урана, Карасугское и Улатайское железоурановые, Улуг-Танзекское и Арыс-канское редкометальные.

Впрочем, с Тувой дело тогда обстояло гораздо проще, нежели с Восточным Туркестаном. Маленькая соседняя Республика хоть и номинально, но являлась самостоятельным субъектом международного права, поэтому ее правительство могло решать судьбу страны. А Синьцзян – нет. И Советский Союз, хотя и был исключен из Лиги Наций еще до Второй мировой войны за агрессию против Финляндии, по дипломатическим соображениям никак не мог включить в состав своей территории часть земель соседнего государства. При этом, у генерал-губернатора провинции просто не было полномочий на такого рода предложение.

Впоследствии Шэн напрочь отказывался от своих слов и обвинял СССР в агрессии и планах отделения Синьцзяна от Китая. В своих мемуарах генерал писал: «О том, что такое поглощение всегда было в голове у русских, следует из их постоянного акцента на единстве четырнадцати национальностей Синьцзяна с их соплеменниками в советских республиках. Советские советники неоднократно заявляли, “что все народы вдоль советско-китайской границы – собратья и являются одной нацией. Современный раскол – это как арбуз, разрезанный пополам, который рано или поздно станет единым целым”. Подобные высказывания открывали истинную цель советской помощи. Ничего не значило то, что этот “арбуз” – Синьцзян – первоначально принадлежал Китаю. Именно из-за оккупации царской Россией части Синьцзяна в XIX веке этот “арбуз” был разрезан на две части. Сталину было бы лучше сравнить это со змеей, которая, проглотив половину рыбы, готова с жадностью проглотить всю жертву».

К этому времени внутренняя политика Шэн Шицая начала подвергаться резкой критике в кругах провинциальных функционеров Гоминьдана. Теряя опору в лице Москвы и не обретя ее у Чан Кайши, Шэн пытался удержаться у власти с помощью репрессий в отношении любого противника его режима. Тюрьмы провинции быстро заполнились до предела, стали практиковаться массовые казни. Террор набирал темпы, к 1944 г. было казнено 80 тыс. человек и арестовано 120 тыс. Только в Урумчи на 100 тыс. жителей приходилось 30 тюрем. По данным Среднеазиатского военного округа, «в них погибло более 12 тыс. лучших представителей различных национальностей Синьцзяна».

В надежде набрать очки перед властями США, дубань пригласил в регион американских журналистов. Первым репортером, побывавшим в ранее запретной для иностранной прессы провинции, стал сотрудник американского журнала «Тайм»[77]77
  Как позже будет видно, это издание оказывало особое внимание Синьцзяну, регулярно публикуя материалы из жизни провинции.


[Закрыть] Тэдди Уайт. 17 апреля 1944 г. он сообщал в своем издании: «В аэропорту Урумчи нас встречал торжественный вооруженный эскорт. Я обратил внимание на их винтовки и пистолеты, различные средства аппаратной связи. Синьцзян – жесткая страна и оружие там весьма уместно. Даже когда мы принимали участие в банкете у губернатора, где подавали устриц, было заметно, что все официанты в белых мундирах имели на поясе пистолеты системы Маузера».

Летом 1944-го Шэн санкционировал арест и казнь большой группы членов правящей партии. Действия распоясавшегося дубаня вызвали скандал, и Чан Кайши 31 августа освободил его от должности губернатора. Так закончилась карьера всесильного владыки северо-западной провинции Китая.

Здесь, к слову, необходимо еще раз отметить, что значительный ряд источников о событиях в новейшей истории Синьцзяна легендирован и порой больше дезинформирует, нежели информирует о том, что происходило здесь в действительности. Зачастую руку к созданию самого разного рода нелепых слухов приложили и продолжают прикладывать люди, имевшие по долгу службы некоторое отношение к ситуации в Восточном Туркестане, но по степени допуска к секретным материалам не полностью владевшие информацией. Как известно, «народные» предания являются альтернативой официальным мифологемам, но и те, и другие по отдельности вовсе не способствуют верному пониманию происходившего. А в случае с операцией «Второй Дом» положение усугубляется и наличием дезинформирующих легенд и мифов, рожденных в недрах спецслужб СССР, США и Китая. На это еще не раз будет указано в дальнейшем. Истина же, как принято считать, вообще находится где-то рядом.

Есть такое выражение: «врет, как очевидец». И, например, бывший личный переводчик Сталина в годы Второй мировой войны Валентин Бережков, закончивший жизненный путь в США, «вспоминал»: «Чан Кайши по-своему расправился с дубанем Шэн Шицаем, приказав обезглавить его, и окончательно вернул Синьцзян Китаю».

На самом деле 11 сентября 1944 г. Шэн живым-здоровым сел в самолет рейсом «Урумчи – Чунцин[78]78
  Временная столица Республики Китай в 1937–1946 гг., после оккупации Нанкина Японской армией.


[Закрыть]» и навсегда покинул Восточный Туркестан. Глава Гоминьдана назначил экс-дубаня на весьма незначительный пост заместителя министра земледелия и лесоводства в своем правительстве, хотя поначалу намеревался перевести на должность губернатора провинции Ганьсу.

Американцев, впрочем, устраивал любой шаг генералиссимуса против Шэна. Так, информируя Государственного секретаря США Корделла Халла о действиях Чан Кайши по Синьцзяну, посол Соединенных Штатов в Китае Кларенс Эдвард Гаусс, в частности, отмечал: «…было несколько причин для этого решения. Шэн особенно не устраивал правительство Советской России, ибо его режим делал все для увеличения напряженности между Советской Россией и Китаем путем постоянных притеснений советских граждан, проживающих в Синьцзяне. Необходимо было создать атмосферу доверия перед обсуждением жизненно важных для обеих сторон пограничных проблем. При существовавшем положении вещей в этом вопросе не было надежды на успех. Была опасность открытого разрыва с Советской Россией, если Шэн остался бы в Синьцзяне. И наконец, Шэн был потенциальной опасностью для единства Китая, а его режим – аномалией для современного централизованного Китая».

Любопытно, что когда в апреле 1933-го молодой полковник Шэн Шицай стал правителем далекой окраинной провинции материкового Китая, это прошло незамеченным ведущими международными средствами массовой информации. Но когда он был снят со своего поста, американский журнал «Тайм» 13 августа 1945-го откликнулся на это событие специальной статьей, в котором Шэн был назван «грустноглазым эпикурейцем, любящим морских устриц, шампанское и русские конфеты»[79]79
  «Time»: «Three Changes».


[Закрыть].

В ряде отечественных источников утверждается, что Шэн Шицай «в 1948 г. погиб при весьма загадочных обстоятельствах». На самом деле, это тоже – легенда. Бывший лидер Синьцзяна в 1949 г. уехал на Тайвань, где получил должность советника по государственной политике при Президенте Чан Кайши. Позже занимался коммерцией. 13 июля 1970 г. в возрасте 78 лет скончался от болезни в Тайбэе.

Казалось бы, смена руководителя одного из регионов Китая – факт ничем особо не примечательный. Тем не менее, это событие стало одним из эпизодов Большой Игры, в котором кроме Китая участвовали СССР, США и Япония. По мнению российского исследователя Кирилла Бармина (Барнаул), в деле смещения Шэн Шицая большая роль принадлежала Соединенным Штатам Америки, подтверждением чего могут служить материалы японских СМИ того периода. В момент отставки дубаня Восточного Туркестана они развернули целую пропагандистскую кампанию, утверждая, что все усилия американской стороны, направленные на эту отставку, преследовали только одну цель: укрепить свое влияние в Синьцзяне и поссорить между собой Китай и Советский Союз.

Так, 19 сентября 1944 г. токийская газета «Ниппон таймс» («The Nippon Times») опубликовала статью «Перемены в Синьцзяне», в которой указывалось, что в официальных и неофициальных американских кругах смену провинциального губернатора приветствуют как попытку удалить одну из причин недоразумений, возникших между Чунцином и Москвой. Однако в действительности, подчеркивал автор статьи, удаление Шэна с поста главы Синьцзяна было вызвано тайными политическими интригами со стороны США, преследующих цель облегчить проникновение в этот регион американского капитала, а также использовать Гоминьдан в борьбе не только против Японии, но и против Советского Союза.

«Теперь, когда Чан Кайши находится под влиянием американцев, и в Синьцзян назначен прочунцински настроенный губернатор, – писала газета, – что же может помешать американскому экономическому вторжению в этот район? Что помешает теперь соглашению между США и Чунцином в вопросе о расширении американского технического и экономического влияния в Синьцзяне – этой сокровищнице мира?»

В это же время японское агентство «Домей Цусин» («Domei Tsusin») распространило информацию, в которой, в частности, выражалось убеждение, что «заявление США о том, что удаление Шэн Шицая будет способствовать улучшению отношений между Чунцином и Советским Союзом лицемерно от начала и до конца. Проявление со стороны США заинтересованности во взаимоотношениях между СССР и Чунцином является маскировкой для того, чтобы скрыть их злостные замыслы по отношению к Центральной Азии. Однако Советский Союз имеет определенные интересы в Китае, от которых он вряд ли откажется».

Вот этот мотив и был в действительности главным в складывающейся на северо-западе Китая ситуации. Именно интересы Москвы, как верно заметило японское агентство, и были движущей силой всего, что происходило в этом регионе в середине 40-х годов XX в. А американцы, стремившиеся втянуть СССР в войну с Японией, лишь способствовали успеху операции «Второй Дом». И «злостные замыслы по отношению к Центральной Азии», которые вынашивал Белый Дом, в тот момент реализованы не были.

Из воспоминаний Шэн Шицая: «Готовя к выходу в свет свои мемуары, я опустил множество свидетельств заговоров советских и китайских коммунистов против меня и моих соратников. Действительно, заключительная попытка свергнуть мой режим в 1944 году, предпринятая Сталиным в Москве, а Чжоу Эньлаем и Панюшкиным в Чунцине, удалась. Но к вышесказанному я мог бы добавить и историю попыток разрушения моей семьи, когда мисс Лю Юн[80]80
  Жена Шен Шицая.


[Закрыть] стала двойным агентом и от восхищения мною перешла к многочисленным заговорам с целью отравить меня как в советском консульстве, так и в моем собственном доме. Но если бы я рассказал все, читателю пришлось бы провести с моей книгой вдвое больше времени».

С освобождением Шэн Шицая от должности правителя Синьцзяна была прервана традиция силой захватывать власть в этом регионе. Теперь прерогатива назначения руководителя провинции вновь принадлежала центральному правительству. Несколько месяцев обязанности губернатора исполнял генерал Чжу Шаолян. В конце 1944 г. его сменил У Чжусинь.

Назначение этого чиновника на высший пост в провинции было неудачным ходом со стороны Чан Кайши. Новый председатель синьцзянского правительства являлся непримиримым сторонником линии «Великого Китая» и был твердо уверен, что все население государства принадлежит к одной национальности – хань. Существующие же случайные различия культуры, религии и языка – не более чем временные заблуждения. Такая точка зрения находила горячую поддержку среди китайского населения, стремившегося осесть на территории Синьцзяна, но не смогла обрести сторонников среди неханьских народностей провинции. Именно в это время здесь родилась поговорка: «Один Шэн Шицай ушел, а два – пришли».

К середине 40-х годов XX в. численность китайского населения в Синьцзяне значительно выросла. Жители многих внутренних провинций Китая стали переселяться сюда еще в годы правления Ян Цзэнсиня. Большую часть их составляли выходцы из Ганьсу. Эта волна миграции продолжалась и при Цзинь Шужэне. В годы правления Шэна в Восточный Туркестан переехало немало ханьцев из Северо-Восточного Китая. В 1943 и 1944 гг. чунцинское правительство организовало две многотысячные партии переселенцев в Синьцзян, среди которых большую часть составляли выходцы из провинции Хэнань. Согласно британским источникам, в конце 1943-го только в Хами и Турфан на мелиоративные работы были переселены более 20 тыс. китайцев.

Западные исследователи отмечают, что во время Второй мировой войны лидеры Гоминьдана стремились представить обширный и малонаселенный, по их мнению, Синьцзян как «землю обетованную» для жителей Центрального и Южного Китая. Чунцин счел необходимым реанимировать старую идею переселения избыточного населения провинции Сычуань на северо-запад страны. При этом программа «Движение на запад» увязывалась с ростом патриотических чувств, поскольку укрепление Синьцзяна ханьцами, по мнению правительства, помогло бы стране бороться с японскими оккупантами. Как в официальной пропаганде, так и в правительственных документах Китайской Республики Восточный Туркестан описывался как девственная территория, могущая предоставить новым поселенцам место для жилья, природные ресурсы и новые надежды.

К этому времени регулярные войска Чан Кайши насчитывали здесь почти 70 тыс. человек. В состав сухопутной группировки Гоминьдана в Синьцзяне входили 3-я, 45-я, 46-я и 128-я пехотные, 7-я запасная пехотная, 1-я, 2-я, 11-я и 12-я кавалерийские дивизии, 18-я смешанная бригада и 4-й кавалерийский полк жандармерии, артиллерийский и разведывательный полки, танковый отряд и авиационная группа с частями и подразделениями материального обеспечения и обслуживания. Вскоре численность правительственного гарнизона в регионе достигла 100 тыс. военнослужащих, в основном дунган и ханьцев, среди последних значительную часть составляли ганьсуйцы, сычуаньцы и хэнаньцы. Они были размещены в Северном Синьцзяне.