Текст книги "Книга победителей"

Татьяна Навка
«Я плакала от счастья, что больше никогда не зайду в спортзал»

Как щедро одарена природой Татьяна НАВКА! Сколько в ней грации и обаяния! Никогда не забуду ее Кармен. Сильная, страстная, драматичная. Актриса с большой буквы на ледовых подмостках. Мы познакомились с Таней лет десять назад. Моего брата Игоря пригласили участвовать в проекте «Ледниковый период», и у меня была счастливая возможность наблюдать за олимпийской чемпионкой с близкого расстояния.

Теперь она еще и продюсер. Ледовые спектакли «Руслан и Людмила», «Аленький цветочек» – амбициозная стартовая площадка для Навки, выступившей в новом для себя качестве. Конечно, в своих проектах Таня исполняет главные роли, – а как иначе? Лед – ее стихия, которой она верна столько лет!

… Интервью и съемку для ОК! с Татьяной Навкой мы делали в Сочи. Она находилась там на гастролях. Во время фотосессии, в поисках интересного ракурса, Навка неожиданно вскочила на узкий парапет, а за спиной – огромная пропасть. И позировала она на этом парапете долго и увлеченно. Я, честно говоря, не мог смотреть на такую картину, – мне было страшно.

– Скажи, у тебя полностью отсутствует порог страха?

– Ну, во-первых, у меня прекрасная координация. А если говорить о пороге страха, то еще в детстве я была абсолютным сорванцом, росла бесстрашной, ничего не боялась. Если прыгнуть с трехэтажного здания в сугроб, то я первая в классе, если с «десятиметровки» в воду – прыгала практически не задумываясь. Все деревья, заборы были мои. В общем, я была за любой кипеж. (Улыбается.)

– Бедные родители!

– Да уж. Помню, мы как-то поехали на свадьбу к родственникам. Никто и глазом не успел моргнуть, как я оказалась на высочайшем дереве. Прибежали все тети, дяди, братья, сестры… Мама кричит: «Доченька, я тебя умоляю, подожди. Сейчас к тебе папа залезет и спустит тебя вниз». А я сверху командирским тоном: «Отойдите, не мешайте, я сама буду прыгать!»

– Люди приехали на свадьбу, а героиней становится маленькая Таня. Что ж вполне логично для тебя.

– Ты знаешь, никогда не было задачи оказаться в центре внимания, но то, что я всегда и во всем старалась быть первой, это точно. Если в садике ставили спектакль, то главную роль – Репки – играла я. (Улыбается.) Ну и так далее. Я стремилась быть первой, если мне этого хотелось, если это было моей какой-то целью. А вот, например, в детстве на занятия по фигурному катанию, куда опаздывать в принципе было нельзя, я умудрялась приходить последней. Я жила очень далеко от катка, просыпалась в пять тридцать утра и ехала на тренировку через весь город. Ровно в семь уже надо было стоять на льду. И так важно было прийти первой, чтобы занять самое лучшее, гладкое, чистое место на льду, где мы «рисовали» фигуры. Каждому на занятиях доставался свой кусочек льда. А чем дальше к краю, тем лед был более неровный и бугристый. И так получалось, что я всегда стояла под бортиком. Но я знала, что это не главное и что это не помешает мне стать лучшей.

– Ты приехала на нашу встречу с младшей дочерью, которой по-взрослому объяснила, что сейчас будешь занята. Она молча кивнула и пошла с няней к морю. У твоих дочерей какая разница в возрасте?

– Четырнадцать лет. Ну ты знаешь, я прямо наслаждаюсь сейчас, потому что это совершенно иное ощущение – вновь стать мамой через столько лет. Я уже много чего понимаю про воспитание. Жалею, что со старшей дочерью упустила какие-то важные моменты, когда она только-только начинала познавать мир. Я же тогда шла к олимпийским медалям: родила – и вперед. В общем-то, планировала, что ребенком займусь, когда ей исполнится пять лет, – как раз тогда я Олимпиаду выиграю.

– Постой, ты была так уверена в победе?

– Да.

– И никаких сомнений?

– Я как-то всё математически просчитала и понимала, что у нас с Романом Костомаровым нет соперников.

– Роман тоже был в этом уверен?

– Мне кажется, тоже.

– Получается, олимпийская победа не стала для вас каким-то высшим счастьем?

– Да ладно, «не стала»! У нас ведь очень субъективный вид спорта. Это же не то что ты пробежал быстрее всех, прыгнул выше всех и уже не придраться. Есть много подводных камней. Честно скажу тебе, на чемпионате Европы, за месяц до Олимпиады в Турине, Федерация фигурного катания предлагала нам с Романом вообще сняться с соревнований.

– С Олимпийских игр?

– Нет, с чемпионата Европы. Так получилось, что в начале соревнований, в обязательных танцах, мы оказались третьими. Хотя это чистая случайность, мы никогда не проигрывали в этом виде. Тогда наша Федерация устроила большое собрание, и нам посоветовали досрочно покинуть соревнования. Тогда мы с Романом и тренером Александром Жулиным, взявшись за руки, приняли решение идти до конца. Мы вышли на следующий день на лед и стали первыми. И тут, представляешь, нам – довольным, счастливым, непобедимым – говорят: «Вы, ребята, конечно, молодцы, а вот теперь вам точно лучше сняться. Это просто чудо, что вы выиграли сегодня, но дважды чуда не бывает. Очень сильное противостояние». Но мы всё равно вышли на лед. Это был как раз тот знаменитый прокат, когда на последней поддержке я сильно порезала руку. Видишь, у меня до сих пор большой шрам на руке. Мы танцевали из последних сил, по всему льду текла кровь. И несмотря ни на что, мы победили! После выступления меня сразу отвели в медпункт, потому что нужно было кровь остановить. Еще приставили специального «допингового человека», который следил за мной: те, кто получают призовые места, обязательно проходят дополнительный допинг-контроль. Обычно это делается в течение десяти минут после выступления, но мне не могли остановить кровь минут двадцать…

– …Что только подливало масла в огонь.

– Естественно. Тогда многие говорили, что я специально порезала руку, чтобы не попасть на допинг-контроль. С Олимпиадой тоже всё было непросто. К тому моменту, когда мы должны были вступить в соревнования, в фигурном катании уже были две золотые медали: у Тотьмяниной с Марининым и у Плющенко. Еще была Ира Слуцкая, которая весь сезон лидировала и на тренировках к Олимпиаде выглядела шикарно, что давало ей очень хорошие шансы на победу. Единственной зацепкой для недоброжелателей стали спортивные танцы, где нет прыжков и можно снизить балл за какие-то незначительные просчеты, – например, вращение не очень эстетично, нога поднимается не на девяносто градусов, а на восемьдесят девять, или поддержка по продолжительности не шесть секунд, а пять целых пятьдесят девять сотых. К моей маме подходили разные люди и говорили: «Пожалуйста, не переживайте, если ваша дочь не станет олимпийской чемпионкой. Ведь невозможно, чтобы все четыре золотые медали отдали России». На что моя мама отвечала: «Вы не понимаете. Либо она умрет здесь прямо на льду, либо как-то по-другому, но она будет олимпийской чемпионкой».

– Молодец, мама!

– Мне бог дал пластичность, эластичность, я с детства безумно растянутая, гибкая. Любые мостики делала, меня легко «складывали в книжку», шпагаты могла делать во все стороны, но что касалось шустрости… Мне всегда говорили: «Соберись. Что ты такая вялая, размазня?» Ты не представляешь, Вадим, сколько времени я тратила в зале, занимаясь со всевозможными резинками, гирями, чтобы добиться ускорения, ускорения, ускорения. Я всё это просто ненавидела! Когда я стояла на пьедестале на Олимпийских играх, то плакала от счастья еще и потому, что больше никогда в жизни не зайду в спортзал и не буду бегать сумасшедшие кроссы. Потому что я ненавидела все эти резинки, гири и кроссы всем своим нутром. И после Олимпиады я лет шесть, наверное, в спортзал вообще не заходила.

– Но от себя-то не убежишь!

– Не убежишь. Знаешь, Вадим, недавно одна моя подруга предложила открыть вместе с ней школу талантов под названием «Я». Эта тема меня саму волнует. Я прочитала автобиографическую книгу Ричарда Брэнсона, британского предпринимателя. Книга называется «К черту всё! Берись и делай!». Брэнсон потрясающий человек. Он всегда знал, чего хочет добиться. Даже бросил школу, потому что считал это лишней тратой времени. Начал вести свой бизнес и быстро достиг успеха. Но ведь пример Брэнсона не самый показательный. Вот ты когда выбрал профессию?

– Ну, я уже в пятом-шестом классе знал, в какую сторону буду двигаться. А у тебя самой это случилось намного раньше… Ты ведешь невероятно активную жизнь. Репетиции, выступления в разных городах… Твой муж Дмитрий с пониманием относится к этой ситуации?

– Он мною гордится, как и я им. Всем движет любовь, вот и весь секрет. А еще мне нравится знаменитая фраза Коко Шанель: «Нет женщин некрасивых. Есть женщины, которые не знают, что они красивы». Правда, теперь я говорю: «Нет женщин некрасивых, есть ленивые женщины». С возрастом ты внимательнее относишься к своему здоровью, потому что дают о себе знать травмы и ушибы, которые случались на протяжении спортивной карьеры. Почти всем нашим ребятам-фигуристам, с которыми мы выступаем в шоу, уже далеко за тридцать. Поверь мне, это очень тяжело, многие танцуют на уколах, практически у каждого есть свои проблемы. Я бы не хотела, чтоб наступил момент, когда я больше не смогу выступать на льду: не потому, что не хочу, а потому, что не смогу физически. Любимая работа – это тоже хороший стимул: ты себя держишь в прекрасной форме, самореализуешься, ездишь по всему миру.

– В общем, жизнь прекрасна!

– Жизнь прекрасна – это точно.

– Маленькое наблюдение. Мы встретились в десять ура. Сейчас пять часов вечера. За это время ты ничего не съела.

– Если нужно, я могу целый день оставаться без еды, мне главное на ночь хорошо поесть. (Улыбается.)

– Гениально! Ты прямо как мой брат. Игорь приходит после спектакля домой и готов проглотить весь холодильник.

– Ну вот видишь, кто хорошо работает, тот хорошо ест.

– На днях ты выложила в Instagram фотографию своего завтрака: кофе и сало.

– Да это была шутка, исключение из правил! Приехала моя подруга, и мы устроили себе праздник. Я, конечно же, придерживаюсь правильного питания.

– Есть на ночь – правильное питание? Это что-то новое.

– Каждый в жизни устанавливает себе правила и законы. А насчет питания, мое правило – не когда есть, а что есть и сколько.

– Тебя многие боготворят, но многие тебе и завидуют. Кого-то раздражает, что ты такая успешная, что удачно во второй раз вышла замуж… Впрочем, ты и сама всё это знаешь. Такое знание выбивает из колеи?

– Я такой человек, что с детства не замечаю плохого, оно ко мне просто не липнет.

– Завидую.

– А я никому не завидую и всегда только порадуюсь за человека, если у него что-то получилось лучше, чем у меня, и возьму на заметку. Своих детей я учу, что надо делать добро, ничего не требуя взамен. Как это было в школе. Если мальчику в третьем классе ты подарила на 23-е Февраля расческу, это не означает, что он должен на 8-е Марта подарить тебе платочек.

– Неужели ты это поняла в десять лет?

– Нет. В третьем классе я гадала, что же этот мальчик подарит мне в ответ. (Смеется.) Конечно, есть люди, которые живут интригами и их задача – сделать другим больно. Я этих людей обхожу стороной, стараюсь не впускать в свою жизнь. Я наблюдаю, как жизнь сама всё расставляет по своим местам и как всё возвращается бумерангом. Если ты посылаешь добро, то к тебе возвращается добро и любовь – меня так воспитывали, и я так воспитываю своих детей. А многие воспитывают детей в негативе, в убеждении, что нет любви, верности, дружбы. Ну сам посуди, каким вырастет такой ребенок, какие ценности он будет нести?

– Как говорится, век учись. В семейной жизни какие-то открытия делаешь для себя?

– Открытия?.. Недавно я посмотрела по телевизору интервью со вдовой офтальмолога Святослава Федорова. Она говорила: «Иногда мы с мужем о чем-то спорили, выясняли, кто прав, кто виноват, и многое другое. А сейчас его уже нет, и я думаю, что пусть бы он пришел и сказал мне всё что угодно, а я взяла бы его за руку, посмотрела в глаза и всё ему простила». Главное, что в отношениях появляется с возрастом, – это умение прощать, понимать, слышать и еще уважать друг друга и дорожить всем этим. Всё остальное такие мелочи.

Анна и Надежда Михалковы
Наследницы по прямой

Анна и Надежда МИХАЛКОВЫ абсолютно самодостаточные личности. В актерскую профессию сестры пришли не сразу, хотя росли на съемочной площадке. Аня после окончания школы два года училась истории искусств в Швейцарии и Италии, потом был ВГИК, а еще у нее есть диплом «юриста-международника», – второе высшее образование она получила в МГИМО. Там же, в МГИМО, училась и Надя: она окончила факультет международной журналистики, после чего пустилась в свободное плавание, даже пробовала себя в роли дизайнера. Но отцовские гены дали о себе знать.

В 2004 году вышел фильм Дмитрия Месхиева «Свои», и именно в этой картине родилась большая драматическая актриса Анна Михалкова, хотя к тому моменту она снималась в кино уже почти десять лет. Это было стопроцентное актерское попадание, а может быть еще и накопленный опыт самой Ани получил благодатную почву. У Нади Михалковой, как известно, громкое начало было в раннем детстве – в «оскароносной» картине Никиты Михалкова «Утомленные солнцем». Потом еще несколько знаковых ролей в кино. Я помню дебют Нади на театральной сцене – в спектакле режиссера Павла Сафонова «Утиная охота» по пьесе советского классика Александра Вампилова. Милая кроткая героиня Ирина была похожа на саму Надю. Я видел, как сильно волновалась она перед премьерой, и свою внезапную театральную историю считала отчаянной авантюрой. А мне казалось тогда, что по складу характера Надя совсем не авантюристка и достаточно осторожно выбирает свою дорогу.

С сестрами Михалковыми я делаю интервью второй раз. Впервые мы встретились в 2005 году, – это была телевизионная съемка для моей программы «Кто там…» на «Культуре». Николина Гора. Поздняя осень. На фоне опадавшей листвы дом-усадьба Михалковых выглядит роскошной картинкой из прошлого. Дух старины разлит повсюду и вызывает благоговение. А сестры всю эту помпезность старались перевести в шутку. Меня восхитило, как легко и элегантно они иронизируют друг над другом – в этом было столько любви и взаимной привязанности! По моей просьбе Надя показала домашние достопримечательности. Особо впечатлил самовар с фамильным гербом. Еще портрет совсем юного Никиты Михалкова, нарисованный его дедом – знаменитым живописцем Петром Кончаловским. Портрет висел в уютной комнате Нади: «Видишь, папа всегда за мной следит», – сказала она с улыбкой. Эта «слежка» наверняка продолжается и по сей день, – хотя девочки давно выросли и воспитывают своих детей: их трое у Ани и двое у Нади.

Мне было интересно, спустя много лет, поговорить с сестрами об отношениях друг с другом, семейных ценностях, точках соприкосновения не только в личном, но и в творчестве. Тем более что Надя недавно удивила всех своими режиссерскими амбициями, – она сняла дебютный полнометражный фильм «Проигранное место» и Аня сыграла там одну из ролей.

– Аня, скажи, какие чувства ты испытала, когда Надя сказала, что хочет снимать кино?

– Анна: Конечно, у меня были сомнения. Это почти то же самое, если бы Надя занималась чем-то еще и вдруг решила стать актрисой. Здесь неминуемо возникает история про сравнения с папой, надо быть всегда к этому готовой.

– Быть начеку.

– А.: Нет, не начеку, а просто быть готовой к тому, что тебя будут сравнивать, – не бояться этого, а рисковать. Поэтому когда Надя все-таки решила попробовать, я, с одной стороны, очень обрадовалась, а с другой, естественно, начала переживать, получится у нее или нет.

– Надя, а ты что скажешь: как вообще ты решилась на такой шаг?

– Надежда: Не знаю. (Улыбается.) До сих пор спрашиваю себя: «Зачем я это сделала?» Появилась даже шутка, что самое худшее, что можно было сделать с моей фамилией в нашей стране, – это снять кино. Чтобы в очередной раз услышать, кто и что думает о Михалковых и почему они все такие.

– Какие?

– Н.: Вот какие-то «такие». (Улыбается.) Каждый воспринимает нас по-своему.

– Хорошо. И все-таки: свое кино. Решила, что хочешь быть «владычицей морскою»?

– Н.: Нет. На самом деле это не из-за того, что я решила стать «владычицей морскою». Моя идея заключалась в том, чтобы как-то разнообразить и направить жизнь подростков, которые остались совершенно без внимания со стороны искусства. В российском кино очень мало проектов для молодых ребят и про молодых ребят.

– То есть это кино – точечное по направленности.

– Н.: Да. По сюжету старшеклассники рассказывают друг другу страшные легенды, и одна из них – про то, что в кинотеатре есть проигранное место: если сядешь на него, то умрешь. Парня-рассказчика все высмеивают, а потом платят за это. Фильм так и называется – «Проигранное место».

– У тебя перед глазами пример двух замечательных подростков, сыновей твоей сестры Ани. Ты с них срисовывала главных героев?

– Н.: Вообще, ребята сильно мне помогли, это правда.

– Они толковые парни, я знаю.

– Н.: Да-да-да. Помимо этого, у них хороший вкус, у них обоих есть свое мнение, и, что мне особенно помогло, они очень разные. Мне не надо было искать большое количество подростков – два представителя разных весовых категорий у меня уже были.

– Но племянников в своем фильме ты не сняла.

– Н.: Нет.

– А сестра снималась. Не могу не спросить, Аня: каково это – работать с режиссером Надеждой Михалковой?

– А.: Каково? Мне было очень комфортно. Оказалось, что Надя очень требовательный режиссер, и, пока она не добивается на площадке того, что хочет увидеть (а в ситуации, когда работаешь с подростками, это крайне сложно), она не останавливается и продолжает репетировать. Более того, она не просто использует твою органику, но и просит делать что-то другое.

– Надя, приятно слышать такое от сестры?

– Н.: Не то слово, особенно если вспомнить смену, когда Аня ругалась… Ане в принципе очень сложно делать замечания, в том плане что она в кадре всегда всё делает хорошо.

– Конечно, Анна Михалкова – первоклассная актриса.

– Н.: Да, она хорошая актриса. Ох, тяжело это произносить! (Улыбается.)

– А.: Спокойно, это наша шутка.

– Н.: Да мы шутим всё время. Мы еще смеялись, что я стала режиссером, просто чтобы отомстить Ане и поиздеваться над ней, когда она будет в кадре. На самом деле Аня – одна из немногих, чье мнение имеет для меня значение. Без преувеличения. Чаще всего мне всё равно, что скажут.

– Аня, а ты что-то подметила в сестре новое во время съемок?

– А.: Естественно, я не всё время была на площадке, но когда приезжала на съемки, мне очень нравились отношения внутри группы. Ведь чаще всего съемочные процессы – это все на грани истерики. А в Наде есть очень хорошее сочетание: с одной стороны, требовательность, с другой – очень выдержанная форма поведения. Изначально же все к ней отнеслись с настороженностью, несмотря на то что почти все члены съемочной группы – это и товарищи, и друзья: «Как будет?», «Что будет?», «Насколько она компетентна в этом деле?». А когда я приехала, через некоторое время после начала съемок, Надя уже была абсолютным капитаном корабля, все работали настолько слаженно и заинтересованно… Вообще, ситуация сейчас немного дурацкая: мы сидим с Надей и друг друга пытаемся хвалить.

– А вы говорите как есть!

– А.: Ну понятно, мы говорим как есть. Вообще, было бы смешно, если бы мы говорили, какой Надя бездарный режиссер и как Надя жалеет, что взяла меня на роль. (Смеется.)

– Хорошо, тогда поговорим на другую тему. Вот ты, Надя, младшая сестра, – ты чувствовала давление старшей, когда росла?

– Н.: До определенного момента мне было удобно и комфортно жить «за Аней». Прятаться. Быть немножко такой жертвой.

– Жертвой? Почему?

– Н.: Потому что всегда есть на кого пожаловаться, всегда можно сказать, что тебя недоуслышали, недолюбили. А потом в какой-то момент эта разница в возрасте перестала ощущаться. И теперь я уже просто на эмоциональном уровне завишу от Аниного мнения, от ее комментариев, настроений.

– А.: Мне кажется, это мы все зависим от твоих, Надь, комментариев, настроений и вообще… (Смеется.) На самом деле мы обе прислушиваемся друг к другу, друг друга дополняем. Мы уже какой-то единый организм. Здесь интересно вот еще что: у нас изначально был союз братьев и сестер – братья Пресняковы и сестры Михалковы. Мы спектакль делали вместе, и здесь тоже их сценарий. Поэтому ощущение, кто младше, а кто старше, всё время было перемешано: у нас и младшие становились старшими. Если говорить про себя, то я-то себя, конечно, чувствую старшей сестрой. Вот у Нади в телефоне я забита как Big mama. А так, есть у нас некая взаимозаменяемость, с одной стороны, а с другой – взаимовыручка. Большинство вопросов мы решаем коллективным мозгом.

– А почему Big mama, Надь?

– Н.: Я уже даже не помню, если честно. Мы были в Испании вместе, и Аню так кто-то назвал.

– А.: Я думаю, дело в размере и возрасте. (Смеется.)

– А у тебя, Аня, как сестра записана?

– А.: Надя у меня просто «Надя».

– Н.: Вот такая любовь.

– А.: Тупышка. (Смеется.)

– Надя, ты сказала, что в какой-то момент перестала ощущать разницу в возрасте. Когда это произошло?

– А.: Минут пятнадцать назад. (Смеется.)

– Н.: Где-то года два назад. Я просто начала ассоциировать себя с самой собой. Впереди перестала идти мысль – «а что подумает сестра?». Хотя Аня всё равно выскажет свое мнение – это понятно. (Улыбается.) А так, я шаг за шагом пыталась отсоединить себя от нашего клана: от всего прекрасного, что он дает, и от всего ужасного, что тоже он дает. (Смеется.) Я старалась понять, кто я есть и чего хочу. Не осознав этого, на съемочную площадку я бы не пришла. А как оказалось, это и есть мое комфортное состояние – быть на съемочной площадке в качестве режиссера. Там ты не имеешь права сомневаться.

– Это верно. Ты уже не имеешь права на ошибку.

– Н.: Нет, ты не имеешь права на сомнения.

– А.: Право на ошибку есть всегда.

– Н.: Да. Но ты не имеешь права не верить в то, что всё получится, не можешь сомневаться в тех людях, которых собрал.

– А кстати, ты советовалась с отцом?

– А.: Посоветовалась и сделала по-своему. Вот так.

– Н.: В течение съемок я высылала ему какой-то материал, папа даже что-то хвалил, мы общались по поводу картины: он высказывал свое мнение, а я осталась при своем. Потом, конечно, я что-то поправила, но только после того, как сама всё переварила, а не только потому, что мне так сказали сделать.

– У Ани сыновья значительно старше твоих детей. Сколько твоим сейчас, Надя?

– Н.: Старшей – 7, младшему – 5 лет.

– А.: У нас еще и Лида моя, которой тоже 5 лет.

– Да, девочки, вы же одновременно были беременными!

– А. и Н. вместе: Три месяца разница.

– Н.: Но я, если честно, даже не помню этого времени.

– А.: Надь, месяцев шесть мы вместе ходили беременные. (Смеется.)

– А как же ты этого не помнишь?

– Н.: Не помню, я же беременная была. (Смеется.)

– Ну ты даешь! Вы тогда много времени проводили вместе? Вместе гуляли…

– А.: …да нет, какое гуляли!

– Н.: Сумки таскали, обеды готовили.

– А.: В нашей семье рождение детей – это естественный ход жизни, поэтому скидок никаких никто не делает.

– Надя с такой установкой согласна?

– Н.: Даже если согласна, я всегда говорю: «Нет, я считаю иначе». (Смеется.) Ань, а где ты вообще тогда была? Я что-то тебя рядом не помню.

– А.: Я? На родах у тебя была. Надь, ты чего, ну где я была? Я всё время была рядом.

– Н.: А я действительно не помню. Ты же тогда путешествовала очень много.

– А.: Так это уже летом, после того как ты родила.

– Н.: Да что ты?

– А.: Так и было. Меня не было всё лето, я сначала была в Америке – Андрюху с Серегой отвозила, а потом поехала отдыхать, а ты к этому времени родила уже, кормила и стонала.

– Н.: Там уже не стонала, я первый раз только стонала. Ань, а я у тебя на родах тоже была?

– А.: Была. Ты сидела, уткнувшись в телефон, и была всё время чем-то недовольна.

– Н.: А, ну это очень долго, наверное, было. (Смеются.)

– Девочки, я рад, что благодаря мне вы вспомнили столько важных моментов в своей жизни. Надя, когда у тебя появился первый ребенок, ты обсуждала с сестрой, как и что делать, как вообще жить дальше?

– Н.: Да, конечно.

– А.: У меня один только совет на всё: «Забей!» Да нет, я шучу. По поводу чего ты советовалась-то? Надь, вспоминай!

– Н.: Вот это я хорошо помню. Для меня появление первого ребенка было волнительно-непредсказуемым, как выяснилось, событием. До этого мне казалось, что я буду идеальной мамой, буду очень сильно любить своих детей и вообще, вся эта жизнь только ради детей. А когда появилась Нина, случилась какая-то нестыковка с моим представлением о том, как я должна была ее встретить. Я была, безусловно, счастлива, но были всякие послеродовые кризисы, депрессии, и я не очень понимала, что мне делать с Ниной, почему я должна кормить ее, и вообще. У нее всё время болел живот…

– А.: Это связано с тем, что жизнь кардинально меняется с появлением ребенка.

– Вот, правильно старшая сестра расставляет акценты.

– А.: Нет, я просто пытаюсь сформулировать.

– Н.: Просто перебила меня, и всё. (Смеется.)

– А.: Ну давай, говори.

– Н.: В общем, всё, что происходило, не укладывалось в моей голове. Я уже начала себя просто съедать изнутри, старалась каким-то искусственным способом полюбить дочку так, как мне казалось, я должна была ее любить. Тогда я позвала Аню, и она мне сказала: «Послушай, ну с чего ты должна любить этого ребенка, когда он тебе еще не улыбнулся, ничего еще не сказал, пока он только бесконечно орет, ты недосыпаешь, плюс у тебя энное количество лишних килограммов – почему ты должна любить этого ребенка?» Я как-то успокоилась сразу и подумала: «Ну, значит, не у меня одной такие мысли».

– А.: Да, и потом я сказала, что ты его полюбишь гораздо позже. Я испытывала похожие чувства, когда у меня появились дети. У меня всегда была модель, что я в семье старшая сестра, а тут вот еще какие-то дети, но непонятно совершенно, какое с ними родство. Поэтому я Наде и сказала, что по этому поводу совершенно не стоит переживать – это гормоны. Всё придет в свое время.

– Надя, тебе стало тогда психологически легче?

– Н.: Да вот до сих пор жду, когда придет любовь. Шучу, конечно! Мы в этом смысле с Аней разные очень, потому что у меня при одной такой проблеме рушится мир, который вдруг стал не таким идеальным. А Аня видит мир в ярких красках, и, по-моему, у нее вообще всё отлично всегда – посмотри на нее!

– А.: Да, у меня вообще никогда не бывает депрессий. У меня бывают какие-то кризисы, но мои кризисы выглядят так, как у большинства – хорошее настроение. Иногда я могу… даже не загрустить, нет, а призадуматься.

– Н.: Вот. Я всё время думаю. (Улыбается.)

– А.: Надя может небольшую проблему раскрутить как воронку, а я, наоборот, всегда считаю, что проблем не бывает.

– Н.: У нас получается, что я говорю: «Аня, вот какой кошмар, там что-то сделали дети». А Аня: «Да какая разница, ну и что? Иди куда-нибудь выйди, погуляй, отвлекись». Я думаю: «Ничего себе, ведь и правда можно не париться».

– Просто на мир надо смотреть объемнее.

– А.: Нет, дело даже не в этом. Это как болевой порог, у каждого он свой. Можно просто упереться в стенку, как иногда делает Надя, а моя функция в том, что я ее разворачиваю в другую сторону и говорю: «Вот смотри, куда можно бежать, там так много интересного».

– Как Аня в этом похожа на моего брата Игоря! Хочу вспомнить детскую историю, которую Аня мне рассказывала: ты сорвала незрелую землянику, а бабушка Наталья Петровна уколола тебя в палец…

– А.: …она уколола меня и сказала, что незрелые ягоды собирать нельзя ни в коем случае. У нее были такие своеобразные, но действенные методы воспитания. Она учила нас брать на себя ответственность за поступки.

– К вопросу о воспитании. Надя однажды вспомнила, как на банкете после премьеры «Утомлённых солнцем» захотела спать, а отец сказал: «Ты бы могла и не ходить сюда, а если уж пришла, то веди себя по-взрослому, сиди до конца», а ей в тот момент было всего лет семь. Это ведь тоже пример того, насколько у вас было строгое воспитание.

– А.: Вообще в последнее время я начинаю поддерживать эту версию насчет того, что значение детства абсолютно переоценено.

– То есть?

– А.: Нас, в общем-то, никогда не спрашивали, не скучно ли нам, чем нас развлечь. А современные родители – абсолютные рабы своих детей в этом смысле. Я в последнее время начала действовать совершенно в противоположном направлении, поскольку поняла, что таким видом любви мы своих детей калечим.

– «Таким видом» – что ты имеешь в виду?

– А.: Гиперопеку, наверное.

– Н.: Извини, я тебя перебью. Вот Нина. Она привыкла, что мы организовываем их с братом досуг. И тут недавно – это вообще уже был высший пилотаж – она пришла убитая совершенно после школы, после занятий, везде «повисела», везде поигралась и потом сидит такая на диване и говорит: «Мам, как ты думаешь, что бы мне сейчас захотеть?» В этот момент я сказала: «Нин, ты вообще как себя чувствуешь? Ты хочешь, чтобы я тебе сказала, чего ты хочешь? Не сумасшествие ли это уже?!»

– Вот Аня как раз об этом и говорит.

– А.: Да-да. Поэтому я принципиальна сейчас и с младшими детьми – имею в виду с нашими с Надей, «последний помет» (смеется), – я с ними общаюсь достаточно ну не жестко, но сдержанно. Они, к сожалению, абсолютно не ценят то, что имеют. Среди всего этого изобилия им становится не к чему стремиться. Вот что меня радует в моих старших детях – они амбициозны. А новое поколение… Они не амбициозны, они очень дружелюбны, у них очень большой запрос на счастье. Это история про то, что счастье возникает, когда ты уже живешь в комфортных условиях и думаешь: «А вот хотелось бы еще, чтобы счастье было». Ты ведь не думаешь о том, что тебе есть нечего… Существует прекрасная история про то что, когда идет война, то ни у кого нет депрессий, никому не приходит в голову пойти к психоаналитику и порассуждать на эту тему. Конечно, это не значит, что надо искусственно создавать детям невыносимые условия, но стоит попробовать научить их быть интересными самим себе – это очень важно. Научить их принимать какие-то самостоятельные решения, не влезать в их отношения, не мешать им выяснять отношения друг с другом – потому что это такая эволюционная борьба, которая должна существовать, иначе после нас останутся красивые никчемные люди.

– С другой стороны, вы-то обе росли в абсолютно комфортных условиях. И ваши дети растут так же.

– А.: Я имею в виду немного не тот комфорт, о котором говоришь ты. Мы росли так, что нами никто в общем-то не интересовался, мы особо не были интересны своим родителям. А у нас: «Так, сейчас все тише-тише: ребенок хочет что-то спросить. Что ты хочешь, голубчик?» То есть воспитание превращается в выращивание комнатных цветов, которые и не цветут в принципе: зачем цвести и тратить на это свои силы и энергию? Сегодня мы рабы детей, вот о чем я говорю.