Текст книги "Рождество наступает все раньше"

Ностальгия

Новое жилище Винса размещалось в шикарном угольно-черном небоскребе, вестибюль был так огромен и аскетически суров, что каждый раз, входя сюда, Пиппа чувствовала себя неряхой. Она накрасила губы, глядя в зеркало в кабине лифта, и подтянула колготки. Консьерж, конечно, наблюдает за ней. Она царственно кивнула камере, как Гленда Джексон Стивену Сигалу с верхушки красного лондонского автобуса в фильме «С шиком».

Винс был по-прежнему слишком красив. Его квартира походила на зал ожидания в аэропорту. Она здесь уже в четвертый раз, а он все еще ей не заплатил, сегодня ей придется об этом упомянуть.

– Я думала подать документы на эту летнюю архитектурную программу, – сказала Пиппа ему через окошко в перегородке, споласкивая овощи. – Она будет проходить в Риме.

– М-м, – отозвался он с другой планеты. – Сигареты есть?

– Конечно – в сумке.

– Принеси мне, а? Я с ног валюсь. Ленивый паршивец. Она вытерла руки, достала пачку и бросила ему.

– Ментол! – сказал он с отвращением. Пиппа резала фенхель.

– Слушай – не нравится, не ешь – я такие курю.

– Ладно. – Он закурил. Она стряхнула фенхель в сковороду с оливковым маслом и засунула в печь. – Это все равно что, – он задержал дыхание и выдохнул, – вдыхать озеро.

Она принялась читать про менгиры.[9]9
  Простейший вид мегалитических сооружений, каменный столб высотой 4–5 м.


[Закрыть] Есть что-то устрашающее и величественное в одиноком камне посреди поля. Такое облегчение снова учиться, и ничего смешного.

– Все до единого в моей группе с сотворения мира знали, что хотят быть архитекторами, – призналась она Винсу, когда они сели за стол.

Он сидел, закинув голову, будто загорал, и ничего не ел.

– Так ты думаешь, что уже слишком старая?

– Нет, но мне многое придется нагонять.

– Ничего. Ты доучишься, выпустишься – и все равно никакой работы не будет. У тебя будет много времени для саморазвития.

– Спасибо. Очень обнадеживает.

– Я сам скоро останусь без работы. – Он поднял стакан шотландского виски, будто салютуя ей, проглотил половину и скривился.

– Ой, мне очень жаль, – сказала Пиппа. Он не платит ей, потому что у него нет денег. Он из богатой семьи, но у него, наверное, не хватает, чтобы за все это платить. – Что ты будешь делать? Или мне не спрашивать?

– Можешь спрашивать. Я не знаю.

Ему больше не нужно будет, чтобы она ему готовила. Они доели молча.

Пока кофеварка готовила кофе, Пиппа вымыла кастрюли, отметив себе прихватить жидкость для мытья посуды на следующий раз. Но она ведь больше не будет сюда приходить.

Он вдруг оживился, взял в руки колоду карт и стал тасовать.

– Джин?

– Конечно, – сказала она, споласкивая кастрюлю, у нее появилось ощущение, что приговор отсрочен. Они сели за стол, он раздал карты.

– Я снова курю, – сообщил Винс, вдруг преисполнившись энтузиазма. – Как здорово. Надо держаться вместе, – сказал он, держа ее за локоть, и она не поняла, почему он вдруг решил быть с нею очаровательным. – Они принимают законы против нас.

Он хлопнул порцию джину и налил себе еще чашечку эспрессо.

– Я чуть не наступил на кого-то у торгового автомата сегодня. Ты понимаешь, над этим городом уже не властен даже Господь, – грустно сказал он. – Это так угнетает – почему мы здесь все еще живем?

Было уже поздно, и ей надоел этот разговор. Она надела кеды и встала.

– Э-э, ты должен мне за пять дней.

– Тебе наличными? – Он встал, вид у него был пьяный и усталый.

– Как хочешь. Кредитных карточек я не принимаю.

Он вышел из спальни, пересчитывая банкноты.

– Еще тридцати пяти у меня нет. Мне придется остаться в долгу.

– Выпиши мне чек. Я не обналичу, пока ты не скажешь.

Он встал перед ней. Настоящая развалина. Глаза закрыты.

– Я так устал.

– Ладно, не беспокойся.

Винс положил ей голову на плечо. Через мгновение они обнимались, что было интересно, потому что все отчуждение куда-то исчезло.

Пиппа сняла куртку и уютно прижалась к нему. Его тело ее удивило – он оказался не таким высоким, как она думала, всего на пару сантиметров выше. Он громко дышал ей в ухо, и она почувствовала ностальгию по тем временам, когда он находился в противоположном конце комнаты и она его ее не знала.

Винс отстранил ее, положив руки ей на плечи.

– Я больше не могу. Ты должна уйти.

– Погоди. Ты сам начал это минуту назад. А теперь вышвыриваешь меня?

– Ну, если ты останешься, – жалобно заныл он, – мне придется лечь с тобой в постель, а я этого сделать не могу!

– Ладно, – сказала она. Но никто не пошевелился.

У нее не было парня – никаких отношений с кем-либо. Винс необыкновенно красив. Она ему как будто нравится. Пиппа положила голову ему на плечо и прижалась к его животу. Посудомоечная машина грохотала и вздыхала.

– Приятное напряжение, – изрек он. – Заставляет меня задуматься.

– Да? И о чем ты думаешь?

– О твоей груди.

– Ты меня дразнишь.

– Ты не думаешь, что нам надо на этом остановиться? – прошептал он с закрытыми глазами. – Я хочу сказать, будет неудобно, если у нас не выйдет длительных отношений.

– Ох, не выйдет у нас никаких отношений.

– Я рад, что ты согласна. Да, тебе пора, – искренне сказал он, но так и остался стоять, положив руки ей на задницу.

Это нечестно – сначала завести, а потом отпустить. Она попробовала его поцеловать, но он отдернул голову. Это совсем не походило на комплимент.

Ну и к черту его. Она вышла, завернула за угол и нажала кнопку лифта. Ей не хотелось завязывать с ним отношений. Ей не хотелось даже работать на него, но может ли она это себе позволить? Лифт не шел целую вечность. Из нью-йоркского небоскреба не сбежишь. Приходить ли ей готовить в следующий четверг? Пиппа повернула обратно и позвонила в дверь за разъяснениями.

Он открыл дверь, втащил ее и прижал к стене. Очень скоро они уже лежали в постели, разметавшись на темных простынях. Он не целовал ее и лишь зарывался носом ей в шею, если она пыталась его поцеловать. Все произошло очень быстро, никаких разговоров. Презервативы были у него прямо рядом с кроватью. Очень скоро все закончилось. Он лежал на спине, закрыв глаза.

Было холодно. Комнату наполнял шум с улицы. Он укрылся одеялом и отодвинулся от Пиппы. Она не знала толком, что делать. Она стояла у окна и курила свою последнюю сигарету. Было что-то зловещее в том, что она стояла в ночи так высоко над городом; мимо пролетали самолеты, столько всего происходило внизу, – это ее пугало. В окне дома напротив двое обнаженных людей скакали по комнате.

– Боже, Винс, смотри: этажом ниже, на два окна правее.

– А, да, – зевнул он. – Каждую ночь. Я наблюдаю за ними, они за мной. Такова жизнь в центре.

С тридцать седьмого этажа она услышала сигнал мусоровоза, который задом подъезжал к контейнерам.

– Мне не нравится мысль, что за мной наблюдают.

Его глаза были закрыты.

– Свет был выключен.

Было совершенно ясно, что он не хочет, чтобы она осталась. Она оделась, поцеловала его в макушку.

– Я сплю, – сказал он.

Она сама открыла дверь. Она только что протрахала работу?

Он не хотел разговаривать

Утром Винс нашел в раковине Пиппин волос, и его чуть не стошнило.

Легкая депрессия окутала «Мингус Ресник», как густой смог. Все, включая самого Ресника, старались убраться подальше. Клаудиа встала перед его столом.

– Хотела сказать, – резко заявила она, – я нашла новую работу. Это в «Парнасе». Значительно севернее, но платят столько же.

– Рад за тебя, Клаудиа. – Они не обсуждали это, но Винс считал, что она пойдет с ним. Конечно, ему-то идти некуда. – Придержишь мои звонки?

Он закрыл дверь, уселся за столом и начал мягко проваливаться в сон. Он напишет еще одно письмо, и тогда можно поспать. В животе урчало. Он лег на диван, и ему показалось, будто он не оправдал собственных надежд. Он лежал, но не спал, полчаса, все ожидая, когда его разбудит стук в дверь.

Зазвонил телефон.

– Я только хотела сказать, – произнесла Пиппа, не дав ему даже поздороваться, – что я думаю – ты потрясающий. Но будет большой ошибкой продолжать в том же духе, и извини, что говорю это по телефону. Ты был прав с самого начала.

– Хорошо, – рассмеялся Винс с облегчением. – Но ты все-таки будешь мне готовить?

– Ну, нам придется разработать постоянное расписание. Ты для меня все-таки слишком свободен в поведении.

– Хорошо. Приходи сегодня. Все равно я должен тебе денег.

– Извини. Мне надо работать.

– Мне и самому нужно много прочитать, – сказал он, не понимая толком, хочет ли он, чтобы она пришла. – Можем работать вместе. – Не нужно было и начинать с Пиппой, так зачем же он продолжает?

По дороге домой он купил новую книжку П.Д. Джеймс и бутылку виски. Когда появилась Пиппа, он уже был зол на нее. Она же прекрасна знает, что он не может переварить кукурузу. И она принесла суп в консервной банке.

– «Кэмпбелл»?

– У меня не было времени.

– За что я тебе плачу?

– Хороший вопрос, Винс, – быстро сказала она. – И платишь ли ты мне, тоже хороший вопрос.

– Я не могу есть кукурузу.

– Прекрати ныть! – прошипела она, очень злобно.

Весь смысл присутствия Пиппы заключался в том, чтобы не беспокоиться о еде. Но теперь ему нужно беспокоиться по поводу Пиппы, так что какая разница? Что ей нужно? Он закурил ее сигарету. Люди всегда ждут слишком многого. Зачем он настоял, чтобы она пришла? Он вскочил в ужасе:

– Ты открыла окно?

Она не подняла глаз от книги.

– Сейчас весна.

– У меня здесь центральная вентиляция. – Он с громким стуком захлопнул окно. – Никогда не открывай окна. Всякая гадость влетает в квартиру и откладывает личинки в обивку.

– Да ладно тебе, – отозвалась она, не отрываясь от книги.

– И все покрывается копотью.

Он открыл книгу на главе об официальных уведомлениях.

Пиппа рисовала что-то, свернувшись на диване в колготках.

– Значит, ты едешь в Рим?

Она пожала плечами, притворившись, что с головой погружена в книгу.

– Обязательно поезжай. Может быть, я поеду с тобой. – Он сел на диване у ее ног.

– Хм, не знаю, разрешат ли тебе. – Ее встревожило это заявление. – По-моему, тебе придется подавать документы отдельно.

Винс взял ее за руку и притянул к себе, чтобы обнять. Она не далась. Книга с громким стуком упала на пол.

– Я думала, мы это уже выяснили, – сказала она.

– Просто ты такая милая. Это-то мне можно сказать?

– Я не готова к такой дружбе, которая тебе нужна.

– Откуда ты знаешь, что мне нужно? – Винс резко встал. От этого все поплыло перед глазами. – Я сам не знаю, что мне нужно.

Пиппа повела себя так, будто он ничего не сказал.

– Хорошо. Но ты все еще должен мне денег. – Она снова принялась читать.

Он выхватил из кармана пиджака бумажник.

– Вот. – Он вытряс его содержимое на журнальный столик… – Бери. Бери, говорю. Забирай свои долбаные деньги.

Она сгребла свои книги и бумаги, пересчитала банкноты. Небось все это время подсчитывала, сколько он ей должен. Она гордо и сердито вышла из комнаты босиком, держа кеды и куртку в руках, и хлопнула дверью. Дверь, ударившись о косяк, снова открылась.

Он рванулся вперед, чтобы закрыть дверь, и ободрал подбородок о край столика. Стакан виски покачнулся и свалился на ковер, виски выплеснулось на кредитные карточки, а стакан покатился в сторону и стукнулся о стену.

Винс закрыл дверь. Прихрамывая, вернулся в квартиру.

Не нужно никому звонить. И не надо так много пить. И смотреть телевизор. Вот к чему это приводит. Нужно что-нибудь почитать. В Лос-Анджелесе он читал запоем. Книгу за книгой. Он читал на террасе. Там все шло хорошо. Он сел на диван и взял в руки книгу.

Но он не хочет читать!

Он выбежал в коридор. Когда он завернул за угол, Пиппа как раз садилась в лифт.

– Подожди! – Он схватил рукой дверцу лифта. Дверца громко лязгнула, а Пиппа посмотрела на него так, будто он свихнулся. Привлекательная женщина с темно-красной помадой на губах стояла в глубине лифта. – Привет, – сказал он.

– Что?

Она заставляла его объясняться в присутствии этой женщины.

– Мне нужно с тобой поговорить. Вернись на минутку. Прости меня.

– Можешь позвонить мне завтра. Сейчас мне надо работать. – Она отошла на шаг в глубину лифта и нажала кнопку. Женщина за ее спиной безразлично на него посмотрела. Дверь закрылась.

Он открыл новую бутылку виски и налил себе стакан, сидя на диване и перебирая каналы. По какой-то причине он застрял на ток-шоу. И вдруг понял, что смотрит «Болотную тварь», которую снимали в его родном городе. Темой передачи были люди, страдающие манией нанесения себе телесных повреждений. Человек в маске сидел рядом с женщиной, чьи глаза не открывались из-за огромных синяков. Груди у нее были тяжелые и неровные – там она себе тоже что-то сделала? Винс поежился и хлебнул виски. Сфокусировать взгляд было все сложнее.

Человек в маске сказал напыщенным тоном с сильным нью-йоркским акцентом:

– Я могу заниматься этим, только если знаю, что она меня слушает.

Винсу нужно было, чтобы все стало совсем иначе. Он понятия не имел, как этого добиться.

ГЛАВА 11

Сент-Риджис

В конце апреля Джастин закончила тендерное предложение для американской брокерской конторы от имени одного французского банка. Она встречалась с Барри регулярно, и новость обошла уже всю фирму. Она обдумывала черновик контракта для баскетбольной команды Ноя Клермана, когда вошел Никки и закрыл за собой дверь.

– Я только что перекинулся словом с Дриггсом, – начал он, поеживаясь. – Было примерно так: Лукаш, я бы хотел, чтобы ты поработал над этой сделкой. Честное слово, я бы с удовольствием, Дриггс, но я сильно занят тремя другими делами. Забавно, Лукаш, а то я тут говорил с Джастин – Джастин Шифф, – так вот, она сказала, что ты не особенно выкладываешься. Я не знаю, Лукаш, я несколько не в курсе, а ты бы назвал это определение точным?

Дриггс ввязывался в драки на площадке для гольфа. Он сидел в советах и комиссиях самых разных учреждений и заводил бучу на каждом заседании. Он рассылал служебные записки с жалобами на кражи фильтров для кофеварок и устраивал разносы жене на светских раутах.

Джастин воинственно проследовала к нему в кабинет.

– Рад тебя видеть, Джастин, – мягко сказал он. – Хочу, чтобы ты поработала над этой сделкой.

Тот факт, что он сейчас назвал ее по имени, означал, что она на испытательном сроке.

– Я слышала, ты заявил Никки, будто я сказала, что он не особенно выкладывается.

– Ничего подобного не говорил, – остатки темно-коричневых волос лежали у него на лбу, как полоски бекона. – Более того, на самом деле это Лукаш сказал мне, что ты не сильно напрягаешься, проверяя его работу. Что он чувствует себя беззащитным, Джастин, и что ему приходится работать с клиентом один на один с тех пор, как у тебя началось это… м-м… романтическое увлечение.

Она окинула Дриггса пронизывающим взглядом. Он не может не понимать, что она знает, что он лжет. Очевидно, ему наплевать. Перевес был на его стороне.

– Это новая, горячая сделка – ты должна быть польщена, что я тебя прошу. И у тебя прямо сейчас все равно ничего нет.

Его веснушчатое лицо было ей ненавистно. Горячая новая сделка заключалась в том, что намечалось слияние трех предприятий общественного пользования во Флориде с одновременным взаимным обменом фондами, стоимостью в 10,7 миллиардов долларов. Она согласилась этим заняться и ушла с неприятным осадком в душе.

– Дай-ка я тебе расскажу нечто занятное, – начала она и сообщила Никки последние новости.

– Я бы… ни за что… – ответил он, запинаясь, – не сказал такого про тебя.

– Конечно не сказал бы, – успокоила она его, набирая номер Аманды Мак-Брайд, младшей сотрудницы, которая работала в компании третий год и очень грамотно подходила к делу. – Он придурок, и мы никогда больше не будем на него работать. А сейчас мы закончим его сделку на раз, чтобы этот лжец к нам не цеплялся. Пойдет?

Появилась Аманда в рабочем настроении.

– Мы будем вести себя очень сдержанно и очень осторожно, – тихо сказала им обоим Джастин. – Вы не будете обсуждать это ни с кем из фирмы и даже не упоминайте об этом, если поблизости кто-то есть, особенно – Илана, чтобы вас не подслушали. И даже друг с другом обсуждайте это только по телефону или шепотом. Нельзя, чтобы слухи об этом просочились на рынок.

Они улыбались, их это забавляло. К концу дня, тихо и незаметно, они обеспечили платежное обязательство в 200 миллионов долларов на случай раздела и опционы, причитающиеся всем трем сторонам на покупку акций других участников, если сделку не удастся завершить. Когда-то от такого рода вещей у нее кровь закипала в жилах. Сейчас ей было почти все равно. Ей хотелось только лечь и проспать неделю.

В субботу в полдень Джастин оставила Никки и Аманду работать над договором по слиянию и направилась на запад, навстречу финальному эпизоду знакомства с родителями. Поправился ли ее отец, и насколько? Два года назад он прибавил килограммов двадцать и сидел, отгородившись от нее животом, похожий на не вовремя разбуженного медведя, скучный, медлительный, недосягаемый. В прошлом году он был стройнее, внимательнее, нетерпеливее, быстрее реагировал. Разговор у них тогда получился быстрым и рискованным, будто пытаешься взобраться на велосипед, который для тебя слишком велик.

Барри сидел на диване в вестибюле «Сент-Риджис» и наблюдал за людьми с таким видом, будто сейчас пошутит.

– Опаздывают, – заметил он, непринужденно и без напряжения.

– Наверное, она не помнит, куда положила остатки своего рассудка.

– Тогда они еще не скоро, – отозвался он.

– Такая маленькая вещица, – прошептала она. – Куда угодно могла закатиться.

Барри мяукнул почти беззвучно, держа ее за руку. Он кивнул, закатывая при этом глаза, будто ребенок, который так нахохотался, что у него схватило живот. Боже, спасибо тебе за Барри.

Они вышли из лифта. Алекс Шифф был в зеленовато-голубом свитере и зеленовато-голубых вельветовых брюках. Анжелика Шифф была в розовом свитере и розовых леггинсах, на лице слишком много краски, а губы пухлые до непристойности.

– Я слышал только хорошее. – Отец Джастин пожал Барри руку.

– От Джастин? – воскликнул Барри с наигранным удивлением.

– Не дурак, – сказала Джастин, и они прошли в столовую.

Анжелика прошептала ей:

– Вы поругались?

– Нет, – ответила Джастин, уже начиная сердиться.

Все в вестибюле задерживали на Анжелике взгляд на две секунды дольше необходимого, распухшие будто от пчелиного укуса губы притягивали их, как магнит. Но они, кажется, не мешают мачехе разговаривать. И отец находит ее привлекательной?

Анжелика заказывала за отца, отец разговаривал за нее. Он то и дело упоминал каких-то людей, как будто это должно произвести на них впечатление.

– Я втянул в это Джейка Кальмана, – со значением объяснил он Барри. Во что втянул? Кто такой Джейк Кальман? – А он говорил мне, что не имеет дела с многоразовыми.

Барри дипломатично кивнул, накладывая на тост кусочки яичницы.

– И я сказал ему: «Дай мне только десять минут. Только десять минут. И тогда, если вас это не заинтересует, поступайте, как знаете, я уговаривать не буду». – Отец Джастин хлопнул по столу ладонью. – И что, вы думаете, случилось?

Барри послушно отреагировал:

– Не знаю – что?

– Я усадил его, – изрек Алекс. – Я сказал: засекайте время. И вот я произношу мой монолог.

И через пять минут он говорит мне: «Все, хватит. Я понял, о чем вы. Я с вами заодно. Здесь никаких подвохов».

– Здорово, – похвалила Джастин.

Отец поднял вверх палец в знак внимания.

– Так я говорю: «И вы считаете себя деловым человеком?» – продолжил он, накладывая в чай заменитель сахара. – «Подвох есть всегда». А он говорит мне: «Ваши десять минут истекли!» – Анжелика расхохоталась. – Вот такой он парень, этот Джейк.

– Да, – понимающе кивнула Анжелика. – Джейк особенный.

Джастин дожевывала второй рогалик.

– Он сам по себе, – поведал Алекс. – Можно соглашаться или не соглашаться, но нужно отдать ему должное, потому что он – сам по себе.

Они говорят о каких-то людях. Хвалят этих людей за то, что те остаются сами собой. А кем еще они могут быть? Он всегда был таким? Джастин потянулась за третьим рогаликом, но остановилась. У них есть ребенок. Человек, за которым она когда-то ходила по пятам, исчез.

Ее отец задавал Барри вопросы о маркетинге. Барри отвечал прямо, говорил умные вещи и не выделывался. Барри был самим собой, он был таким надежным, что она пожала под столом его колено.

– И расскажите-ка мне, как идет жизнь в Палм-Спрингс, – попросил он Анжелику.

– Моя жизнь? – Та покраснела. – Так, ничего. То есть я же мама, и я присматриваю за домом и все такое. Я много хожу по магазинам.

– Она много ходит по магазинам, – подтвердил отец Джастин.

– Обожаю потребителей, – засмеялся Барри. – Вы покупаете много натуральных лакомств?

– Вы имеете в виду – вроде яблок без пестицидов?

– О, вы – покупатель моей мечты! Вы покупаете продукты в супермаркете или в магазине здоровых продуктов? Что вы думаете об искусственных подсластителях? Как насчет плодов рожкового дерева – вы считаете, у этой замены сахара приятный вкус?

– Вот что мне нравится в Нью-Йорке, – сказала чуть позже Анжелика Джастин в женском туалете. – Когда мы приезжаем сюда, у нас случаются такие интересные разговоры. – Мачеха обвела свои расплывшиеся губы коричневым карандашом. – С людьми в целом, но особенно с тобой.

Этот комплимент рассердил Джастин.

– А о чем вы говорите в Лос-Анджелесе?

– А, о спортзале, – отозвалась та. – Каким кремом для загара пользуешься. Все такое. – На Анжелике были розовые в мелкую клетку хлопчатобумажные кеды с розовыми шнурками и розовые кожаные часы. У Кэрол никогда не появлялось подобных вещей. – Какой потрясающий парень!

Джастин фальшиво улыбнулась. Мачехи это не касается. Но все-таки он – потрясающий парень.

– И? – начала Анжелика, взбивая волосы.

Джастин терпеть не могла, когда ее вот так загоняют в угол.

– И – что?

– И хорошо, – сдалась Анжелика. – Я рада.

– Как там Хлоя? – это единокровная сестра Джастин.

– Просто куколка. – Анжелика вытащила фотографии.

Они вышли вместе. Наверное, окружающие думают, что они подруги и пришли на двойное свидание. Барри и отец Джастин стояли снаружи, они, очевидно, неплохо поладили.

– Когда мы с вами сможем поесть по-настоящему? – спросил Алекс.

– Нам с Барри нужно работать, – твердо сказала Джастин.

– Мы понятия не имеем, где поесть. – Они стояли в своих детских одежках и, только что проглотив последний кусок, планировали следующую еду. Ее утомляла их пассивность.

– Как насчет «Стейдж»? Мы, бывало, на всех парах мчались по Хатчинсон-ривер парквей за копченой говядиной в десять вечера, – рассказала она Барри.

– Он у нас сидит на диете доктора Орниша, – шепнула Анжелика.

– А помнишь, как тебе понадобился какой-то особенный фотоаппарат, и он продавался только в одном месте, на 45-й улице! И мы опять помчались по Хатчинсон! А магазин был закрыт.

Анжелика вдруг как-то заметно постарела.

– Ну, а как тогда насчет культурной программы? – спросил Алекс, будто это не он прищемил руку, резко захлопнув дверцу машины, когда узнал, что магазин закрыт. – Выбирай ты, Тини, ты же знаешь, чем тут в этих краях можно заняться.

Это же Нью-Йорк, а Алекс Шифф не знает, чем бы заняться! Но он же не в Миссури вырос!

– Почему бы вам не пойти, скажем, в музей? – предложила Джастин. – Я бы вас сводила, но в эти выходные мое время мне не принадлежит.

– Похоже, мы опять идем по магазинам, милый, – грустно улыбнулась Анжелика.

– Я понимаю, как просто было бы ее возненавидеть, – говорил Барри, когда они шли вдоль по Пятой сквозь легкую морось. Было довольно тепло, и на ней один жакет.

Джастин была не в настроении ни обливать грязью мачеху, ни объяснять, насколько иным человеком был когда-то ее отец.

– Кого? Коллагеновую Барби? Я ее не ненавижу.

– Знаешь, если сравнивать вторых жен, то твой отец определенно преуспел больше моего.

Такси врезалось в лимузин, все повыскакивали из машин и принялись поносить друг друга. Как может ее отец проводить время с женщиной, у которой рот размером с лимон и которой любую информацию нужно разжевывать, причем несколько раз. И как может ее мать проводить время с любителем сигар, который разговаривает только в том случае, если обратиться к нему лично, а лучше для верности еще и взять его за горло. Она сама, наверное, все это время подавляла в себе что-то, чтобы поддерживать в Барри интерес.

Но почему она так цинична? Барри, наверное, пойдет ради нее на все. Она почувствовала, что ей очень повезло. Они вошли в парк.

– Так мы больше не будем с ними встречаться?

– Хватит! Мы пообедали, а они хотят ужин. Если бы мы поужинали бы вместе, они захотели бы еще и позавтракать. Ты познакомился с ними, они – с тобой: все.

– Как скажешь, Ледышка. Но я думаю, он приходил повидаться с тобой. Ему очень хочется побыть с тобой подольше.

– Поздновато спохватился.

Джастин сидела в своем кабинете, чувствуя себя растерянной и толстой. Даже нежный бриз центральной вентиляции не приносил облегчения. Они разгребли эту сделку с трехсторонним обменом фондами за шесть дней, и большую ее часть они провели по телефону, пока другая группа подавала заявки из Чикаго. Представители этой группы вызовут их в Дэлавэрский суд совести, но сделка уже заключена. Даже Дриггс остался доволен.

Ей хотелось оказаться подальше отсюда. Стоит ли так выкладываться? Дэннис Делани сказал ей, что, за вычетом налогов и обязательных капиталовложений, как партнер он получает сейчас меньше, чем зарабатывал на восьмом году работы младшим сотрудником. И к тому же он обязан вертеться, чтобы приносить компании новые дела.

Дриггс заглянул к ней и демонстративно оглянулся.

– Партнеры на этом этаже обычно по выходным не работают, не правда ли? – самодовольно заявил он и удалился, не дожидаясь ответа. В прошлом году он проработал, согласно своему табелю, 3590 часов и проследил, чтобы все об этом узнали.

Его детям было, скорее всего, значительно лучше в интернате, куда он их сплавил при первой же возможности, чем дома.

Джастин шла к тому, чтобы стать партнером. Относительно этого она планировала свои дела, этим она измеряла время, таким образом она собиралась оставить свой след в этом мире. Сейчас – не лучший момент для того, чтобы начать испытывать отвращение к своей работе.