Текст книги "Сочинения"

 
Как страстно ты ждала ответа!
И я тебе свой дар принес:
Свой дар святой, свой дар поэта, —
Венок из темно-красных роз.
 
 
Мои цветы благоуханны,
Горят края их лепестков,
Но знает розами венчанный
Уколы тайные шипов.
 
 
Венок вовеки не увянет
Над тихим обликом чела,
Но каждый вечер снова ранит
Тебя сокрытая игла.
 
 
В венце, как на веселом пире, —
Ты мученица на кресте!
Но будь верна в неверном мире
Своей восторженной мечте!
 
 
Мой дар – святой, мой дар – поэта,
Тебя он выше всех вознес.
Гордись, как дивным нимбом света,
Венком из темно-красных роз!
 

11 января 1908

 
Отступи, как отлив, все дневное, пустое волненье,
Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Слышу, тихо грохочут с волной уходящей каменья,
Вижу, алый закатный туман превращается в дым.
 
 
То в алмазных венцах, то в венках полевых маргариток,
То в одеждах рабынь, то в багряных плащах королев,
То, как ветер, смеясь, то с лицом, утомленным от пыток,
Вкруг меня наклоняется хор возвратившихся дев.
 
 
Взор ваш ласков, как прежде, и шаг, как бывало, размерен…
Значит, тот я, что был, если прошлый мне мир возвращен!
Подходите, шепчите: я был вам и буду вам – верен,
Никому не открою я ваших священных имен!
 
 
К вашим ласковым пальцам прижму воспаленные веки,
К вашим грудям знакомым устало прильну головой…
Сестры! нежные сестры! я в детстве вам клялся навеки,
Только с вами я счастлив, и только меж вами я свой!
 
 
Затихает вдали успокоенный ропот отлива,
На волнах потухает змеиностей лунных игра,
И, в венке маргариток, склонясь надо мной, торопливо
Мне рассказ о прожитом в разлуке – лепечет сестра.
 

12 февраля 1907

 
Горят электричеством луны
На выгнутых длинных стеблях;
Звенят телеграфные струны
В незримых и нежных руках;
 
 
Круги циферблатов янтарных
Волшебно зажглись над толпой,
И жаждущих плит тротуарных
Коснулся прохладный покой.
 
 
Под сетью пленительно-зыбкой
Притих отуманенный сквер,
И вечер целует с улыбкой
В глаза – проходящих гетер.
 
 
Как тихие звуки клавира —
Далекие ропоты дня…
О сумерки! милостью мира
Опять упоите меня!
 

5 мая 1906

 
Свежей и светлой прохладой
Веет в лицо мне февраль.
Новых желаний – не надо,
Прошлого счастья – не жаль,
 
 
Нежно-жемчужные дали
Чуть орумянил закат,
Как в саркофаге, печали
В сладком бесстрастии спят.
 
 
Нет, не укор, не предвестье
Эти святые часы!
Тихо пришли в равновесье
Зыбкого сердца весы.
 
 
Миг между светом и тенью!
День меж зимой и весной!
Весь подчиняюсь движенью
Песни, плывущей со мной.
 

31 января 1907

 
День обессилел, и запад багряный
Гордо смежил огневые глаза.
Белы, как дым из кадильниц, туманы,
Строги, как свод храмовой, небеса.
 
 
Звезды мерцают, и кротки и пышны,
Как пред иконами венчики свеч.
Ветер прерывистый, ветер чуть слышный
Горестно шепчет прощальную речь.
 
 
Скорбные тени, окутаны черным,
Вышли, влекут свой задумчивый хор,
Головы клонят в молчаньи покорном,
Стелят над травами траурный флер.
 
 
С тенями вместе склоняюсь у гроба
Шумно прошедшего яркого дня.
Смолкните в сердце, восторги и злоба!
Тайна и мир, осените меня!
 

27 марта 1907

 
Веет нежная прохлада
Наступающей зимы.
Тело свежести так радо!
Взорам белости так надо
В четкой раме полутьмы!
 
 
Над равниной ярко-снежной
Месяц в небе ворожит.
Все, как в детстве, безмятежно;
Все, как в смерти, неизбежно,
Нет желаний, нет обид.
 
 
Путь мой вьется в бесконечность
Меж полей, как мрак, пустых.
В думах милая беспечность,
И мечты ласкает встречность
Рифм знакомых и простых.
 

2 ноября 1907

 
В лицо мне веет ветер нежащий,
На тучах алый блеск погас,
И вновь, как в верное прибежище,
Вступаю я в вечерний час.
 
 
Вот кто-то, с ласковым пристрастием,
Со всех сторон протянет тьму,
И я упьюсь недолгим счастием:
Быть без людей, быть одному!
 

Май – июнь 1907

 
В этом море кто так щедро
Сев утесов разбросал,
Кто провел проливы в недра
Вековечных скал?
 
 
Кто художник, словом дивным
Возрастил угрюмый бор
По извивам непрерывным
Матовых озер?
 
 
Кто в безлунной мгле столетий,
Как в родной и верный дом,
Вел народ на камни эти
Роковым путем?
 
 
Кто, под вопли вьюги снежной,
Под упорный зов зыбей,
Сохранил сурово-нежный
Говор древних дней?
 
 
В час раздумий, в час мечтаний,
В тихий отдых от забот,
В свете северных сияний,
У мятежных вод,
 
 
Кто-то создал эту сказку
Про озера и гранит
И в дали веков развязку
Вымысла таит!
 

Сентябрь 1906

 
Нежно веет свежий ветер,
Сладко млеет светлый Мэлар,
Солнце медлит над закатом,
Озарив огнями даль, —
В небе, слабо-розоватом,
И в воде, литой как сталь.
 
 
Здравствуй, прежний, свежий ветер,
Здравствуй, новый, светлый Мэлар,
Сосны темные по склонам,
Пятна яркие листвы,
И над берегом зеленым
Благость вечной синевы!
 

1906

 
Словно над глубями зеркала
Ты из гранита возник,
В зыби стремительной Мэлара
Свой разбивая двойник.
 
 
Сын вечно женственной родины,
Весь ты в любимую мать!
Трудно ль в осанке усвоенной
Нежность души угадать!
 
 
Ты, как сосна Далекарлии, —
Строен, задумчив и прям.
Годы тебя не состарили,
Снегом скользнув по кудрям.
 
 
Витязь пленительный Севера,
Ты головой не поник!
Весело в зеркале Мэлара
Твой ускользает двойник.
 

29 июля 1906

 
Снова долгий тихий вечер.
Снова море, снова скалы.
Снова солнце искры мечет
Над волной роскошно-алой.
 
 
И не зная, здесь я, нет ли,
Чем дышу – мечтой иль горем, —
Запад гаснет, пышно-светел,
Над безумно светлым морем.
 
 
Им не слышен – им, бесстрастным, —
Шепот страсти, ропот гнева.
Небо хочет быть прекрасным.
Море хочет быть – как небо!
 
 
Волны быстро нижут кольца.
Кольца рдяного заката…
Сердце! сердце! успокойся:
Всё – навек, всё – без возврата!
 

20 июля 1906

 
Ночью светлой, ночью белой
Любо волнам ликовать,
Извиваться влажным телом,
Косы пенные взметать;
 
 
Хороводом в плавной пляске
Парус старый обходить,
За кормой играя в прятки,
Вить серебряную нить;
 
 
И в припадках краткой грусти
(Лентой длинной сплетены)
Подставлять нагие груди
Золотым лучам луны;
 
 
А потом, дрожа от счастья,
Тихо вскрикивая вдруг,
В глубину ронять запястья
С утомленных страстью рук.
 

1906

 
На высях дремлет бор сосновый;
Глуха холодная волна;
Закат загадочно-багровый
В воде – горит, как сон лиловый;
Угрюмость, блеск и тишина.
 
 
Над гладью вод орел усталый
Качает крыльями, спеша.
Его тревожит отблеск алый, —
И вот на сумрачные скалы
Он пал, прерывисто дыша.
 
 
Ни паруса, ни дыма! Никнет
Свет, поглощаемый волной.
Порою только чайка крикнет
И белым призраком возникнет
Над озаренной глубиной.
 

Июль 1906

 
Тощий мох, кустарник чахлый,
Искривленная сосна,
Камень, сумрачный и дряхлый,
Белой пыли пелена…
 
 
Древней пылью поседели
Можжевельник и гранит.
Этот мир достиг до цели
И, как мудрый старец, спит.
 
 
А за гранями обрывов
Волн восторженный разбег,
И на камнях, вдоль заливов,
Пена, чистая, как снег.
 

8 июля 1906

 
Старый Висби! Старый Висби!
Как твоих руин понятны —
Скорбь о годах, что погибли,
Сны о были невозвратной!
 
 
Снится им былая слава,
В море синем город белый,
Многошумный, многоглавый,
Полный смехом, полный делом;
 
 
Снится – в гавани просторной
Флот, который в мире славен,
Паруса из Риги, Кельна,
С русских, английских окраин;
 
 
Снится звон веселый в праздник,
Звон двенадцати соборов,
Девы, всех цветков нарядней,
Площадь, шумная народом.
 
 
Жизнью новой, незнакомой
Не встревожить нам руины!
Им виденья грустной дремы
Сохранили мир старинный.
 
 
С ними те же кругозоры,
И все то же море к стенам
Стелет синие уборы
С кружевами белой пены.
 

Июль, сентябрь 1906

 
С шумом на белые камни
Черные волны находят,
Мерно вставая рядами,
Пенные головы клонят.
 
 
Море ночное – из дали
Вал за валами торопит,
Белые камни – телами
Мертвых воителей кроет.
 
 
Морем упорным, полночным
Властвует дух-разрушитель.
С шумом покорным, немолчным
Волны идут на погибель,
 

1 июля 1906

 
Между гор грохочет эхо
Убегающего поезда.
Лунный глаз то глянет слепо,
То опять меж сосен скроется.
 
 
Сумрак тайно сблизил ветви,
Сделал скалы смутно-серыми
И внизу развесил сети
Над проливами и шхерами.
 
 
Воздвигает ангел ночи
Храм божественного зодчества,
И прохлада веет в очи
Вечной тайной одиночества.
 

21 июля 1906

 
Морской залив, вошедший в сушу
Так далеко,
Твою мечтательную душу
Понять легко!
 
 
Скале недвижной и холодной
Ты весть принес,
Что есть безумье зыби водной
И буйство грез!
 
 
Но там, где сосны сонно-строги
И мягок мох,
Ты слил, без сил, свои тревоги
В единый вздох.
 
 
Приник лицом к зеленым склонам,
В истоме спишь,
И только чайки странным стоном
Тревожат тишь.
 

10–23 июля 1906

Nynäshamn

 
Взрывают весенние плуги
Корявую кожу земли, —
Чтоб осенью снежные вьюги
Пустынный простор занесли.
 
 
Краснеет лукаво гречиха,
Синеет младенческий лен…
И снова все бело и тихо,
Лишь волки проходят, как сон.
 
 
Колеблются нивы от гула,
Их топчет озлобленный бой…
И снова безмолвно Микула
Взрезает им грудь бороздой.
 
 
А древние пращуры зорко
Следят за работой сынов,
Ветлой наклоняясь с пригорка,
Туманом вставая с лугов.
 
 
И дальше тропой неизбежной,
Сквозь годы и бедствий и смут,
Влечется, суровый, прилежный,
Веками завещанный труд.
 

Январь 1907

 
Над простором позлащенным
Пестрых нив и дальних рощ
Шумом робким и смущенным
Застучал весенний дождь.
 
 
Ветер гнет струи в изгибы,
Словно стебли камыша,
В небе мечутся, как рыбы,
Птицы, к пристани спеша.
 
 
Солнце смотрит и смеется,
Гребни травок золотя…
Что ж нам, людям, остается
В мире, зыбком как дитя!
 
 
С солнцем смотрим, с небом плачем,
С ветром лугом шелестим…
Что мы знаем? что мы значим?
Мы – цветы! мы – миг! мы – дым!
 
 
Над простором позлащенным
Пестрых нив и дальних рощ
Шумом робким и смущенным
Прошумел весенний дождь.
 

13 июня 1908

И первый лист любезен падший.

Вяч. Иванов

 
Здравствуй, Август, венчан хмелем,
Смуглый юноша-сатир!
Мы ковры под дубом стелем,
Мы в лесу готовим пир!
 
 
Будь меж нами гость желанный
За простым лесным столом.
Груды груш благоуханны,
Чаши пенятся вином.
 
 
Заплелись багрянцы клена
В золотую ткань дубов,
Но за ними – небосклона
Синий круг без облаков.
 
 
Словно этот плод созрелый,
Лето соками полно!
Пей же с нами чашей целой
Вечно жгучее вино!
 
 
Ты, серпы точивший в поле,
Ты, поднявший первый цеп,
Славь недели полной воли,
Новый плод и новый хлеб!
 
 
Август милый! отрок смуглый!
Как и мы, ты тоже пьян.
Свечерело. Месяц круглый
Озарил круги полян.
 
 
Мы не спорим, не ревнуем,
Припадая, как во сне,
Истомленным поцелуем
К обнажившейся спине.
 

1907

 
Задремал пастух понурый.
Над унылостью равнин
Тучи медленны и хмуры,
Преет мята, веет тмин.
 
 
Спит пастух и смутно слышит
Жвачку ровную коров,
А над сонным осень дышит
Чарой скошенных лугов.
 
 
Спит пастух, но в тихом стаде
Есть другой сторожевой —
В белом дедовском наряде
И с венцом над головой.
 
 
Он пришел от ближней речки,
Где дрожали тростники:
Перед ним встают овечки,
На него глядят быки.
 
 
Лошадям он гривы гладит,
Жеребят сбирает в круг,
И со злой овчаркой ладит,
Как хозяин и как друг.
 
 
Спит пастух, и дышит тмином,
И во сне виденьям рад…
Тихо бродит по долинам
Древний пастырь местных стад.
 

Август 1907

 
В небе благость, в небе радость, Солнце льет живую
сладость, Солнцу – верность, Солнцу —
вздох!
Но листок родного клена, прежде сочный и зеленый,
наклонился и засох.
 
 
В небе снова ясность мая, облака уходят, тая,
в завлекательную даль,
Но часы тепла короче, холодней сырые ночи,
отлетевших птичек жаль!
 
 
Ах! где тихо ропщут воды, вновь составить хороводы
легких братьев и сестер!
Но никто не слышит зова, и гудит в ответ, сурово,
поредевший, строгий бор.
 
 
Веют струи аромата и по ниве, грустно сжатой,
и по скошенным лугам,
Но ни бабочек блестящих, ни стрекоз, в луче дрожащих,
не видать ни здесь, ни там!
 
 
Где вы, братья! сестры, где вы! наши пляски и напевы
отзвенели, отошли!
Сгибнуть эльфам легкокрылым, вместе с августом унылым,
вместе с прелестью земли!
 
 
Но сегодня в небе радость! Солнце льет, прощаясь,
сладость! Солнцу – верность, Солнцу – вздох!
В миг последний, с тем же гимном, здесь,
в лесу гостеприимном, упаду на серый мох!
 

Май 1907

 
Закат спокойный и огнистый,
Как пронизал лучами ты
И пруд, рубинно-серебристый,
И зелень ветел, и цветы,
 
 
Так озари и души эти,
Двоих на мир благослови,
Чтоб озарилось в кратком свете
Глухое озеро любви!
 
 
Закатный блеск! огонь алтарный!
Ты смело принимаешь тень,
И гаснешь, веря в лучезарный,
Жемчужный, бирюзовый день!
 
 
Но кто, под месяцем лукавым,
Сбежит с откоса в тростники
По темным и росистым травам,
Бросая в воздух огоньки?
 
 
Кто диким хохотом отметит
Тот миг, когда всплеснет вода,
И новую русалку встретит
Насмешками на дне пруда?
 

Июнь 1907

 
Семицветным полукругом
Ты взнеслась над влажным лугом,
Утвердив в траве края.
Мост, который в долы наши
Вел Ириду с горней чашей,
Знаю, – ты мечта моя!
 
 
Ты таилась в каплях влаги,
Словно в зыбком саркофаге, —
Луч зиждительный дробя.
Ясный взор мой, божье чудо,
Заглянув в струи, – оттуда
Вывел, яркую, тебя!
 
 
Но, как греза о нездешнем,
Ты горишь над лугом вешним,
В небе, радужным венцом.
И, творец перед твореньем,
Преклонясь с благоговеньем,
Я тебе пою псалом!
 

Июль 1907

 
Воспоминанье, с нежной грустью,
Меня в глаза целует. День
Струей чуть слышной льется к устью
И на душу ложится тень.
 
 
Вновь, как моряк, носимый морем,
Всю жизнь я вижу пред собой,
С ее надеждами и горем,
С ее безумством и мечтой.
 
 
И, заслоняя все другие,
Чуть зримы в жуткой тишине,
Двух женщин облики немые
Во мгле склоняются ко мне.
 
 
То с дерзкой дрожью сладострастья,
С бесстыдным отблеском в зрачках,
Манят меня виденьем счастья,
Забытого в холодных днях;
 
 
То смотрят нежно и любовно
И, не ревнуя, не кляня,
О всем погибшем плачут, словно
И обо мне, и за меня!
 
 
И снова я из бездны черной
Стремлюсь к далеким берегам, —
Но кто-то шепчет мне упорно,
Что жребий свой я выбрал сам.
…………………..
 
 
День потонул во мгле безбрежной,
Кругом прибой грозящих струй…
Воспоминанье, с грустью нежной,
Вновь близит страшный поцелуй.
 

20 ноября 1908

 
Опять весна. Знакомый круг
Замкнут – который раз!
И снова зелен вешний луг,
В росе – вечерний час.
 
 
Смотрю – как месяц в темный пруд
В зрачки любимых глаз,
Уста к устам, дрожа, прильнут…
Прильнут – который раз!
 
 
И будет миг, как долгий сои,
Качать, баюкать нас.
Я странно счастлив, я влюблен…
Влюблен! – который раз!
 
 
И в стройных строфах вновь мечты
Поют – который раз!
А месяц смотрит с высоты —
Веков холодный глаз.
 

Февраль 1907

 
Грустный сумрак, грустный ветер, шелесты в дубах.
Вспоминает вечер о далеких снах.
 
 
Ветер шепчет, шепчет грустно чье-то имя мне.
Звездам бесприютно в черной вышине.
 
 
Тот же ветер, гость осенний, все мечты унес.
В сумраке, как тени, образы берез.
 
 
Сумрак никнет, душу вяжет, вечер спит, я сплю.
В тишине кто скажет тихое: люблю!
 
 
Черен сумрак, ветер умер, умер гул в дубах.
В тишине что думать о погибших снах!
 

Июль 1907

Сны играют на просторе,

Под магической луной.

Ф. Тютчев

 
Спите, дети! спите, люди!
В тихой темноте,
У земной, родимой груди,
Преданы мечте!
 
 
Ваши грезы ночь уносит
В высь своей тропой.
Кроткий месяц отблеск бросит
На крылатый рой…
 
 
Что вам утро! Утром глянет
Беспощадный свет;
Утром душу снова ранит
Сталь людских клевет.
 
 
Труд и дряхлая забота
Днем вас стерегут,
Властно требуют отчета,
Произносят суд.
 
 
Днем стучат, стучат лопаты
У глухих могил,
И во глубь ваш дух крылатый
Падает без сил.
 
 
Ночь вас нежит, ночь уносит
В лучший мир мечты,
Где луна сияньем косит
Звездные цветы.
 
 
Спите, люди! спите, дети!
Грезам нет границ!
Пусть летают в лунном свете
Сны, как стаи птиц!
 

1908

 
Не дойти мне! не дойти мне! я устал! устал! устал!
Сушь степей гостеприимней, чем уступы этих скал!
 
 
Всюду камни, только камни! мох да горная сосна!
Грудь гранита, будь мягка мне! спой мне песню, тишина!
 
 
Вот роняю посох пыльный, вот упал, в пыли простерт.
Вот лежит, как прах могильный, тот,
который был так горд.
 
 
Может быть, за серым кряжем цель моих заветных дней…
Я не встану первым стражем у Ее святых дверей!
 
 
Не склонюсь, целуя свято в храм ведущую ступень…
Злые завесы заката растянул над входом день.
 
 
Солнце канет за уступом, ночь протянет черный шелк,
И сюда за новым трупом поползет за волком волк.
 
 
Долго ль взор мой будет в силах отражать их натиск злой?
Стынет кровь в замерзших жилах!
словно факел предо мной!
 
 
Не дошел я! не свершил я подвиг свой! устал! упал!
Чу! шуршат угрюмо крылья духов мести между скал!
 

1907

 
Ангел благого молчания,
Властно уста загради
В час, когда силой страдания
Сердце трепещет в груди!
 
 
Ангел благого молчания,
Радостным быть помоги
В час, когда шум ликования
К небу возносят враги!
 
 
Ангел благого молчания,
Гордость в душе оживи
В час, когда пламя желания
Быстро струится в крови!
 
 
Ангел благого молчания,
Смолкнуть устам повели
В час, когда льнет обаяние
Вечно любимой земли!
 
 
Ангел благого молчания,
Душу себе покори
В час, когда брезжит сияние
Долго желанной зари!
 
 
В тихих глубинах сознания
Светят святые огни!
Ангел благого молчания,
Душу от слов охрани!
 

7 мая 1908

 
Столетний бор. Вечерний сумрак зелен.
Мне щеки нежит мох и мягкий дерн.
Мелькают эльфы. Гномы из расщелин
Гранита смотрят. Крадется ликорн.
 
 
Зачем мой дух не волен и не целен!
Зачем в груди пылает ярый горн!
Кто страсть мне присудил? и кем он велел,
Суровый приговор бесстрастных норн?
 
 
Свободы! Тишины! Путем знакомым
Сойти в пещеру к празднующим гномам,
Иль с дочерьми Царя Лесного петь,
 
 
Иль мирно спать со мхом, с землей, с гранитом…
Нет! голосом жестоким и несытым
Звучит во мне, считая миги, медь.
 

11 июля 1908

 
Все кончено! Я понял безнадежность
Меня издавна мучившей мечты.
Мою любовь, и страсть мою, и нежность
Ни перед кем я не пролью, – и ты,
Моя душа, смиришь свою мятежность,
В напрасной жажде вещей Красоты!
 
 
Как сладостно на голос Красоты,
Закрыв глаза, стремиться в безнадежность
И бросить жизнь в кипящую мятежность!
Как сладостно сгореть в огне мечты,
В безумном сне, где слиты «я» и «ты»,
Где ранит насмерть лезвиями нежность!
 
 
Но в мире, где любовь на время, – нежность
Лишь оскорбленье вещей Красоты.
Не бейся, сердце! В этой жизни ты
Должно быть из железа! Безнадежность
Горит над обликом твоей мечты.
Смири, смири своей алчбы мятежность!
 
 
Достаточно позора! Всю мятежность
Своих порывов помню! Помню нежность
Своих признаний! Весь обман мечты!
И что ж! Во храме лживой Красоты
Я слышал, как смеется Безнадежность,
И сам, в отчаяньи, стонал: «Не ты!»
 
 
Царица дум и всех желаний! Ты
Не явишь лика. Взоров безмятежность
Мне не покажешь. Ты не примешь нежность
Моих усталых губ. Ты «безнадежность»
Дашь мне девизом. Тайну Красоты
Дано мне знать лишь в призраке мечты.
 
 
И буду я над пропастью мечты
Стоять, склоняясь, повторяя: «Ты?»,
Любуясь ликом вещей Красоты.
И пусть звучит в моих стихах мятежность!
Там вся любовь, вся страсть моя, вся нежность, —
Но их, смеясь, венчает Безнадежность.
 

1909

 
Близ медлительного Нила, там, где озеро Мерида,
в царстве пламенного Ра,
Ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг,
царица и сестра!
И клонила пирамида тень на наши вечера.
 
 
Вспомни тайну первой встречи, день, когда во храме
пляски увлекли нас в темный круг,
Час, когда погасли свечи и когда, как в странной сказке,
каждый каждому был друг,
Наши речи, наши ласки, счастье, вспыхнувшее вдруг!
 
 
Разве ты, в сияньи бала, легкий стан склонив мне в руки,
через завесу времен,
Не расслышала кимвала, не постигла гимнов звуки
и толпы ответный стон?
Не сказала, что разлуки – кончен, кончен долгий сои!
 
 
Наше счастье – прежде было, наша страсть —
воспоминанье, наша жизнь – не в первый раз,
И, за временной могилой, неугасшие желанья
с прежней силой дышат в нас,
Как близ Нила, в час свиданья, в роковой и краткий час!
 

1906, 1907

 
Не все ль равно, была ль ты мне верна?
И был ли верен я, не все равно ли?
Не нами наша близость решена,
И взоры уклонить у нас нет воли.
Я вновь дрожу, и снова ты бледна,
В предчувствии неотвратимой боли.
Мгновенья с шумом льются, как поток,
И страсть над нами взносит свой клинок.
 
 
Кто б нас ни создал, жаждущих друг друга,
Бог или Рок, не все ли нам равно!
Но мы – в черте магического круга,
Заклятие над нами свершено!
Мы клонимся от счастья и испуга,
Мы падаем – два якоря – на дно!
Нет, не случайность, не любовь, не нежность, —
Над нами торжествует – Неизбежность.
 

22 января 1909

 
Ее колени я целую. Тени
Склоняются, целуя нас двоих.
Весь мир вокруг застенчиво затих.
Мы – вымысел безвестных вдохновений,
Мы – старого рондо певучий стих.
 
 
Певец забытый! Брат времен святых!
Ты песне вверил жалобы и пени,
И вот сегодня мне поют твой стих
Ее колени:
 
 
«В венке из терний дни мои; меж них
Один лишь час в уборе из сирени.
Как Суламифи – дом, где спит жених,
Как Александру – дверь в покой к Εлене,
Так были сладостны для губ моих
Ее колени».
 

1908

 
Лишь одного: я быть с тобой хочу!
С твоей мечтой слить трепет свой – хочу!
 
 
Над глубью глаз повиснув в высоте,
Дышать их ночью, влажной тьмой – хочу!
 
 
В гробу объятий, в жуткой тесноте,
Услышать близко сердца бой – хочу!
 
 
Вдвоем спешить к мучительной мете
И вместе пасть у цели той – хочу!
 
 
Как палачу, отдаться красоте
И с плахи страсти крикнуть: «Твой!» – хочу!
 

Сентябрь 1905