Текст книги "Сочинения"

 
Черное море голов колыхается,
Как живое чудовище,
С проходящими блестками
Красных шапочек,
Голубеньких шарфов,
Эполетов ярко-серебряных,
Живет, колыхается.
 
 
Как хорошо нам отсюда,
Откуда-то сверху – высоко-высоко, —
С тобою смотреть на толпу.
Красивая рама свиданий!
Залит пассаж электрическим светом,
Звуки оркестра доносятся,
Старые речи любви
К сердцу из сердца восторженно просятся.
Милая, нет, я не лгу, говоря, что люблю я тебя.
 

 
В зеркале смутно удвоены
(Словно мило-неверные рифмы),
Свечи уже догорают.
Все неподвижно застыло:
Рюмки, бутылки, тарелки, —
Кресла, картины и шубы,
Шубы, там вот, у входа.
Длинная зимняя ночь
Не удаляется прочь,
Мрак нам в окно улыбается.
 
 
Глазки твои ненаглядные,
Глазки, слезами полные,
Дай расцелую я, милая!
Как хорошо нам в молчании!
(Нам хорошо ведь, не правда ли?)
Стоит ли жизнь, чтобы плакать об ней!
Улыбнись, как недавно,
Когда ты хотела что-то сказать
И вдруг покраснела, смущенная,
Спряталась мне на плечо,
Отдаваясь минуте банально-прекрасной.
А я целовал твои волосы
И смеялся. Смеялась и ты, повторяя:
«Гадкий, гадкий!»
 
 
Улыбнись и не плачь!
Мы расстанемся счастливо,
У подъезда холодного дома,
Морозною ночью.
Из моих объятий ты выскользнешь,
И вернешься опять, и опять убежишь,
И потом, наконец,
Пойдешь, осторожно ступая,
По темным ступеням.
 
 
Мать тебя дожидается,
Сидит, полусонная, в кресле.
Номер «Нивы» заснул на столе,
А чулок на коленях…
Как она вздрогнет, услышав
Ключ, затрещавший в замке!
Ей захочется броситься
Навстречу тебе, – но она,
Надвинув очки, принахмурится,
Спросит сурово:
«Откуда так поздно?» – А ты,
Что ты ответишь тогда, дорогая?
 

 
Холод ранней весны;
Темная даль с огоньками;
Сзади – свет, голоса; впереди —
Путь, во мрак убегающий.
Тихо мы идем по платформе.
Холод вокруг и холод в душе.
«Милый, ты меня поцелуешь?»
И близко
Видятся глазки за тенью слезинок.
 
 
Воздух разрезан свистком.
Последний топот и шум…
«Прощай же!» – и плачет, и плачет,
Как в последней сцене романа.
Поезд рванулся. Идет. Все мелькает.
Свет в темноту убегает.
Один.
Мысли проносятся быстро, как тени;
Грезы, спускаясь, проходят ступени;
Падают звезды; весна
Холодом дышит…
Навеки…
 

6–7 марта 1895

 
Белые клавиши в сердце моем
Робко стонали под грубыми пальцами,
Думы скитались в просторе пустом,
Память безмолвно раскрыла альбом,
Тяжкий альбом, где вседневно страдальцами
Пишутся строфы о счастьи былом…
 
 
Смеха я жаждал, хотя б и притворного,
Дерзкого смеха и пьяных речей.
В жалких восторгах бесстыдных ночей
Отблески есть животворных лучей,
Светит любовь и в позоре позорного.
 
 
В темную залу вхожу, одинок,
Путник безвременный, гость неожиданный.
Лица еще не расселись в кружок…
Вид необычный и призрак невиданный:
Слабым корсетом не стянут испорченный стаи,
Косы упали свободно, лицо без румян.
 
 
«Девочка, знаешь, мне тяжко, мне как-то рыдается.
Сядь близ меня, потолкуем с тобой, как друзья…»
Взоры ее поднялись, удивленье тая.
Что-то в душе просыпается,
Что-то и ей вспоминается…
Это – ты! Это – я!
 
 
Белые клавиши в сердце моем
Стонут и плачут, живут под ударами,
Думы встают и кричат о былом,
Память дрожит, уронивши альбом,
Тяжкий альбом, переполненный старыми
Снами, мечтами о счастьи святом!
 
 
Плачь! я не вынесу смеха притворного!
Плачь! я не вынесу дерзких речей!
Здесь ли, во мраке бесстыдных ночей,
Должен я встретить один из лучей
Лучшего прошлого, дня благотворного!
 
 
Робко, как вор, выхожу, одинок,
Путник безвременный, гость убегающий.
С ласковой лаской скользит ветерок,
Месяц выходит с улыбкой мигающей.
Город шумит, и мой дом недалек…
Блекни в сознаньи, последний венок!
Что мне до жизни чужой и страдающей!
 

21 августа 1895

ME EUM ESSE
1896–1897

Одиночеству тех дней

 
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Какая странная нега
В мире холодного сна!
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
 
 
Проходят бледные тени,
Подобны чарам волхва,
Звучат и клятвы, и пени,
Любви и победы слова…
Проходят бледные тени,
Подобные чарам волхва.
 
 
А я всегда, неизменно,
Молюсь неземной красоте;
Я чужд тревогам вселенной,
Отдавшись холодной мечте.
Отдавшись мечте – неизменно
Я молюсь неземной красоте.
 

23 марта 1896

 
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.
 
 
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
 
 
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
 

15 июля 1896

 
…и, покинув людей, я ушел в тишину,
Как мечта одинок, я мечтами живу,
Позабыв обаянья бесцельных надежд,
Я смотрю на мерцанья сочувственных звезд.
 
 
Есть великое счастье – познав, утаить;
Одному любоваться на грезы свои;
Безответно твердить откровений слова,
И в пустыне следить, как восходит звезда.
 

26 июня 1896

 
Я действительности нашей не вижу,
Я не знаю нашего века,
Родину я ненавижу, —
Я люблю идеал человека.
 
 
И в пространстве звенящие строки
Уплывают в даль и к былому;
Эти строки от жизни далеки,
Этих грез не поверю другому.
 
 
Но, когда настанут мгновенья,
Придут существа иные.
И для них мои откровенья
Прозвучат как песни родные.
 

8 июня 1896

И ношусь, крылатый вздох,

Меж землей и небесами.

Е. Баратынский

 
Мучительный дар даровали мне боги,
Поставив меня на таинственной грани.
И вот я блуждаю в безумной тревоге,
И вот я томлюсь от больных ожиданий.
 
 
Нездешнего мира мне слышатся звуки,
Шаги эвменид и пророчества ламий…
Но тщетно с мольбой простираю я руки,
Невидимо стены стоят между нами.
 
 
Земля мне чужда, небеса недоступны,
Мечты навсегда, навсегда невозможны.
Мои упованья пред миром преступны,
Мои вдохновенья пред небом ничтожны!
 

25 октября 1895

 
Давно ушел я в мир, где думы,
Давно познал нездешний свет.
Мне странны красочные шумы,
Страстям – в душе ответа нет.
 
 
Могу я медлить миг мгновенный,
Но ввысь иду одной тропой.
Кто мне шепнул о жизни пленной?
– Моя звезда! я только твой.
 

25 января 1900

 
Есть древняя чистая ласка,
Прекрасней, чем буйная страсть:
Есть ласка святая, как сказка,
И есть в ней нездешняя власть.
 
 
Ее неземное значенье
Не тот на земле разгадал,
Кто, в дикой игре наслажденья,
Любовницы грудь целовал;
 
 
Не тот, кто за дымкой прозрачной
Ловил очарованный взгляд
И после в уста новобрачной
Вливал обольстительный яд.
 
 
Но кто уловил, хоть однажды,
Таинственный зов чистоты, —
Ничем не обманет он жажды
Своей озаренной мечты.
 
 
Он будет блуждать и томиться,
Искать отражений во мгле,
И прошлому свету молиться,
И жить неземным на земле.
 
 
Но в нашем вседневном тумане
Мечтам повторения – нет,
И только за гранью желаний
Мы встретим желанный ответ!
 

27 ноября 1895

 
Ты приняла мою книгу с улыбкой,
Бедную книгу мою…
Верь мне: давно я считаю ошибкой
Бедную книгу мою.
 
 
Нет! не читай этих вымыслов диких,
Ярких и странных картин:
Правду их образов, тайно великих,
Я прозреваю один.
 
 
О, этот ропот больных искушений,
Хохот и стоны менад!
То – к неземному земные ступени,
Взгляд – до разлуки – назад.
 
 
Вижу, из сумрака вышедши к свету,
Путь свой к лучам золотым;
Ты же на детскую долю не сетуй:
Детям их отблеск незрим!
 
 
Так! не читай этих вымыслов диких,
Брось эту книгу мою:
Правду страниц ее., тайно великих,
Я, покоряясь, таю.
 

15 июля 1896

 
Отреченного веселья
Озаренная печаль:
Это – ласковая келья,
Кропотливая медаль.
 
 
И, за гранью всех желаний,
Бледно-палевая даль:
Это – новых испытаний
Несказанная печаль.
 

17 марта 1896

 
Белая роза дышала на тонком стебле.
Девушка вензель чертила на зимнем стекле.
 
 
Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег.
Грезы томили все утро предчувствием нег.
 
 
Девушка долго и долго ждала у окна.
Где-то за морем тогда расцветала весна.
 
 
Вечер настал, и земное утешилось сном.
Девушка плакала ночью в тиши, – но о ком?
 
 
Белая роза увяла без слез в эту ночь.
Голуби утром мелькнули – и кинулись прочь.
 

8 января 1896

 
С опущенным взором, в пелериночке белой,
Она мимо нас мелькнула несмело, —
С опущенным взором, в пелериночке белой.
 
 
Это было на улице, серой и пыльной,
Где деревья бульвара склонялись бессильно,
Это было на улице, серой и пыльной.
 
 
И только небо – всегда голубое —
Сияло, прекрасное, в строгом покое,
Одно лишь небо, всегда голубое!
 
 
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно…
Волновалась улица жизнью минутной.
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.
 

22 апреля 1896

 
Один ее взгляд ярче тысячи звезд!
Небесный, алмазный, сверкающий крест, —
Один ее взгляд выше тысячи звезд!
 
 
Я встретил на миг лишь один ее взгляд, —
Алмазные отсветы так не горят…
Я встретил на миг один ее взгляд.
 
 
О, что за вопросы виделись в нем!
Я смутно померк в венце золотом…
О, что за вопросы виделись в нем!
 
 
Умрите, умрите, слова и мечты, – красоты
Что может вся мудрость пред сном красоты?
Умрите, умрите, слова и мечты!
 

17 мая 1896

 
И он взглянул, и ты уснула, и он ушел, и умер день;
И словно руки протянула огнем встревоженная тень.
Слова магических заклятий заветных снов не разорвут,
Ты будешь помнить бред объятий и все, и все мечты минут,
Когда же, властный и прекрасный, к тебе опять вернется он,
То будет только сон неясный, – неясный и ненужный сон!
 

18 января 1896

 
Она была в трауре с длинной вуалью;
На небе горели в огне облака.
 
 
Черты ее нежно дышали печалью;
Небесные тайны качала река.
 
 
Но яркое небо – мираж непонятный,
Но думы печали – обманы минут;
 
 
А строгие строфы скользят невозвратно,
Скользят и не дышат, – и вечно живут.
 

4 мая 1896

 
Венчальные платья мы сняли,
Сронили к ногам ожерелья
И в царственной Зале Веселья
Смущенной толпою стояли.
 
 
Почти обнаженные, все мы
Поднять наши взоры не смели.
И только надменно горели
У нас в волосах диадемы.
 

23 апреля 1896

 
Ветви склонялись в мое окно,
Под ветром гнулись, тянулись в окно,
И занавеска, дрожа, томясь,
На белой ленте ко мне рвалась;
Но я смотрел в окно мимо них,
Мой взор погасал в небесах голубых.
 
 
– Там, где движенья и страсти нет,
Там вечно светит нетленный свет;
О чем мы бредим во сне, сквозь сон,
Тем мир незримо всегда напоен;
Красота и смерть неизменно одно…
А ветви гнутся и рвутся в окно.
 

19 июня 1896

 
И снова бредешь ты в толпе неизменной,
Исполнен желаний земных.
Мгновения тайны, как тайна, мгновении,
И сердце не вспомнит об них.
 
 
Она у окна, утомленно-больная,
Глядит на бледнеющий день;
И ближе, и ближе – ночная, земная,
Всегда сладострастная тень.
 

27 апреля 1896

 
Пьяные лица и дымный туман…
В дымке туманной лепечет фонтан.
 
 
Отзвуки смеха и грубый вопрос…
Блещут на лилиях отблески рос.
 
 
Клонятся красные губы ко мне…
Звезды бесстрастно плывут в вышине.
 

Сентябрь 1896

 
Едва ли ей было четырнадцать лет —
Так задумчиво гасли линии бюста.
О, как ей не шел пунцовый цвет,
Символ страстного чувства!
 
 
Альков задрожал золотой бахромой —
Она задернула длинные кисти.
О да! ей грезился свод голубой
И зеленые листья.
 

16 мая 1806

 
День рассветает, встречая мечту…
В сумраке дня я молитву прочту.
 
 
Мутной зарей озарилось окно…
Господи! сердце тебе отдано.
 
 
Женская тень на постели бледна…
Нет! я не знаю недавнего сна!
 

Апрель 1896

 
Эту ночь я дышал тишиной.
По таинственен был ускользающий сон.
 
 
В эту ночь ты мечтала со мной.
Но ласкающий лик был луной озарен.
 
 
На заре умерла золотая луна.
На заре ты рассталась со мной.
 
 
Ты рассталась, ушла, но жила тишина…
На заре я дышал тишиной.
 

Апрель 1896

 
Стаял снег… земля, каменья,
Облака и облака…
Где же символ возрожденья,
Детский лепет василька!
 
 
Смутно сонный холод дышит
Вместо вешней теплоты,
И душа моя не слышит
Обновляющей мечты.
 

16 марта 1896

 
Холод ночи; смерзлись лужи;
Белый снег запорошил.
Но в дыханьи злобной стужи
Чую волю вешних сил.
 
 
Завтра, завтра солнце встанет,
Побегут в ручьях снега,
И весна с улыбкой взглянет
На бессильного врага!
 

16 марта 1896

 
Звон отдаленный, пасхальный,
Слышу сквозь завесу дней.
Тихо бреду я, печальный,
В мире вечерних теней.
 
 
Звон отдаленный, пасхальный,
Ближе, прозрачней, слышней…
Тихо бреду я, печальный,
С горестной думой о Ней.
 

21 марта 1896

 
Мерный шум колес,
Поле, ряд берез,
Много мутных грез;
Мчимся, мчимся, мчимся…
 
 
Мерный шум и шум,
Свод небес угрюм,
Много мутных дум;
Дальше! Дальше! Дальше!
 

12 апреля 1896

 
Месяц бледный, словно облако,
Неподвижный странный лес,
Там далеко шпиль – и около
Золотой, блестящий крест.
 
 
Поезд вьется быстро, медленно,
Скрылся лес, и нет креста, —
Но в лазури тайна месяца
Неизменна и чиста.
 

8 июня 1896

 
Четкие линии гор;
Бледно-неверное море…
Гаснет восторженный взор,
Тонет в бессильном просторе.
 
 
Создал я в тайных мечтах
Мир идеальной природы. —
Что перед ним этот прах;
Степи, и скалы, и воды!
 

12 июня 1806

Ореанда

 
О, плачьте, о, плачьте
До радостных слез!
– Высоко на мачте
Мелькает матрос.
 
 
За гранью страданий
Есть новые дни.
– Над морем в тумане
Сверкнули огни.
 
 
Желанья – как воды,
Страданья – маяк…
– Плывут пароходы
В таинственный мрак.
 

20 сентября 1896

Новороссийск

Но в стихе умиленном найдешь

Эту вечна душистую розу.

А. Фет.

 
Утомленный, сонный вечер
Успокоил тишью волны,
И померк далекий глетчер,
Вечно гордый и безмолвный.
 
 
Море темное простерто,
Ждет, в томленьи постоянства,
Скоро ль выйдет месяц мертвый
Целовать его пространство.
 
 
Мысль полна глухих предчувствий,
Голос будущего слышит…
Пусть же в строфах, пусть в искусстве
Этот миг навеки дышит!
 

27 июня 1896

Кавказ

 
Есть что-то позорное в мощи природы,
Немая вражда к лучам красоты:
Над миром скал проносятся годы,
Но вечен только мир мечты.
 
 
Пускай же грозит океан неизменный,
Пусть гордо спят ледяные хребты:
Настанет день конца для вселенной,
И вечен только мир мечты.
 

Июль 1896

Крым

 
Спит вагон, мерцает газ,
Поезд мчит, уносит нас.
Бесконечна даль полей,
Месяц горестный над ней.
 
 
С юга, с юга – в мир снегов
Мчится поезд мертвецов.
Смотрит месяц к нам в окно,
Только – мертвым все равно!
 

4 марта 1902

 
Лепесток отцветающей розы —
Не символ ласкательной встречи:
Прекрасны минутные грезы,
Едва прозвучавшие речи.
 
 
Отуманены тайной печалью,
Припомнятся эти мгновенья,
Как будто за белой вуалью
Сверкающий взор вдохновенья.
 

10 июня 1896, близ Симферополя в вагоне

 
Поезд врывается в древние скалы, —
Слева и справа гранит.
Вот на тропе пешеход запоздалый
Стал, прислонился, глядит.
 
 
Вырвались… Склоны, покрытые лесом,
Домики, поле, река,
Старая кирка под черным навесом.
Даль – хороша, далека.
 
 
Дальше… Опять надвигаются горы,
Замок сошел на утес,
Черные сосны, расщелин узоры…
Грохот и хохот колес!
 

31 мая 1897, близ Магдебурга

 
Мы ехали долго, без цели, куда-то,
Куда-то далеко, вперед, без возврата.
Поспешно мелькали кусты,
Вставали березы, поля убегали,
Сурово стучали под нами мосты.
 
 
Мы ехали долго. Нам дождь повстречался
И долго в оконные стекла стучался,
Угрюмо пророча печаль…
Но мы ускользнули за области бури,
И к чистой лазури мы ринулись вдаль!
 

Апрель 1896

 
И снопа дрожат они, грезы бессильные,
Бессильные грезы ненужной любви;
Как сестры, как братья, ряды кипарисные
Задумчиво слушают думы мои;
С упреком лаская тростинки росистые,
О будущем горе лепечут ручьи,
А в сердце дрожат невозможные, чистые,
Бессильные грезы ненужной любви.
 

5 июля 1806

 
Сквозь туман таинственный
Голос слышу вновь,
Голос твой единственный,
Юная любовь!
 
 
Тихо наклоняется
Призрак надо мной,
Призрак улыбается,
Бледный и земной.
 
 
Вот зажглись жемчужные
Звезды в небесах,
И слова ненужные
Снова на устах!
 

10 июля 1896

 
В лабиринте аллей,
Между скал и развалин,
Я тоскую о ней,
Я блуждаю, печален.
 
 
Миг заветный придет…
Сердце странно сожмется,
И она промелькнет,
И она улыбнется.
 
 
В полуночи аллей,
До луны и до света,
Я мечтаю о ней,
Я томлюсь от привета.
 

26 августа 1896

 
Я помню вечер, бледно-скромный,
Цветы усталых георгин,
И детский взор, – он мне напомнил
Глаза египетских богинь.
 
 
Нет, я не знаю жизни смутной:
Горят огни, шумит толпа, —
В моих мечтах – Твои минуты:
Твои мемфисские глаза.
 

22 июля 1896

 
Побледневшие звезды дрожали,
Трепетала листва тополей,
И, как тихая греза печали,
Ты прошла по заветной аллее.
 
 
По аллее прошла ты и скрылась…
Я дождался желанной зари,
И туманная грусть озарилась
Серебристою рифмой Марии.
 

24 июня 1896

 
Почему я только мальчик,
Бедный мальчик, так влюбленный
В это ласковое море,
В этот берег обновленный!
 
 
Почему я только мальчик,
В глубине души таящий
Радость странную, и горе,
И восторг любви томящей!
 
 
Почему я только мальчик,
Почему сказать не смею,
Как ее люблю я тайно,
Как в тиши любуюсь ею!
 
 
Почему я только мальчик,
Почему ее люблю я,
Почему во мгле случайно
Не встречаю поцелуя!
 

 
Меж скал разбитых, —
Один! один!
Блаженств забытых
Я властелин.
 
 
Там, у платана,
Прошла она,
Дождем фонтана
Окроплена.
 
 
Она глядела
Печально вдаль,
Где чуть темнела
Небес эмаль.
 
 
Она хранила
В руке цветок,
И обронила
Там лепесток.
 
 
Я у бассейна
Его поднял,
Благоговейно
Поцеловал.
 
 
Листок случайный,
Ты мой! со мной!
И кроет тайны
Навес ночной.
 

1896, Кисловодск

 
Это было безумие грезы,
Невозможное полное счастье,
В мире бледных желаний и прозы
Прозвеневшие струны бесстрастья.
 
 
Не ища ни привета, ни встречи,
Но в томленьи волшебной отрады,
Я ловил ее дальние речи,
Мимолетно-случайные взгляды.
 
 
Неизвестный, осмеянный, странный,
Я изведал безмерное счастье, —
Наслаждаться мечтой несказанной
И свободным восторгом бесстрастья.
 

27 августа 1806

 
Ангел бледный, синеглазый,
Ты идешь во мгле аллеи.
Звезд вечерние алмазы
Над тобой горят светлее.
Ангел бледный, озаренный
Бледным светом фонаря,
Ты стоишь в тени зеленой,
Грезой с ночью говоря.
 
 
Ангел бледный, легкокрылый,
К нам отпущенный на землю!
Грез твоих я шепот милый
Чутким слухом чутко внемлю.
Ангел бледный, утомленный
Слишком ярким светом дня,
Ты стоишь в тени зеленой,
Ты не знаешь про меня.
 
 
Звезды ярки, как алмаза
Грани, в тверди слишком синей.
Скалы старого Кавказа
Дремлют в царственной пустыне.
Здесь, где Демон камень темный
Огневой слезой прожег, —
Ангел бледный! – гимн нескромный
Я тебе не спеть не мог!
 

Июль 1896, 1910

 
Мы бродили, вдвоем и печальны,
Между тонких высоких стволов,
Беспощадные, жадные тайны
Нас томили, томили без слов.
Мы бродили, вдвоем и печальны,
Между тонких высоких стволов…
 
 
Желтоватый, безжизненный месяц
Над лугами взошел и застыл,
Мир теней – утомлен и невесел —
К отдаленным кустам отступил.
Желтоватый, безжизненный месяц
За стволами взошел и застыл.
 
 
Ты хотела сказать… Невозможным
Диссонансом раздались слова:
Стебельки закачались тревожно,
Трепеща, зашептала трава,
Диссонансом больным, невозможным
В тишине прозвучали слова.
 
 
И опять – набегающий сумрак
Отуманил молчанье кругом.
Отдаваясь мучительным думам,
Мы брели в полумраке лесном,
И безжизненный месяц – угрюмо —
Озарял нас с тобою вдвоем.
 

10 августа 1896

Пятигорск

 
Это матовым вечером мая
Ты так горько шепнула: «Твоя!»,
Что с тех пор я томлюсь, вспоминая,
Что и нынче волнуюся я.
 
 
С этих пор я боюсь трепетанья
Предзакатных, манящих лучей,
Мне томительны сны и желанья,
Мне мучителен сумрак ночей;
 
 
Я одною мечтою волнуем:
Умереть, не поверив мечтам,
Но пред смертью припасть поцелуем
К дорогим побледневшим губам.
 

9 сентября 1896

Москва

Последний день

Сверкал мне в очи.

Последней ночи

Встречал я тень.

А. Полежаев

 
И ночи и дни примелькались,
Как дольные тени волхву.
В безжизненном мире живу,
Живыми лишь думы остались.
 
 
И нет никого на земле
С ласкающим, горестным взглядом,
Кто б в этой томительной мгле
Томился и мучился рядом.
 
 
Часы неизменно идут,
Идут и минуты считают…
О, стук перекрестных минут!
– Так медленно гроб забивают.
 

12 января 1896

 
После ночи бессонной,
После тягостных дум,
Странен звон отдаленный,
Гармонический шум.
 
 
Полутьма не редеет,
И декабрьская ночь
Словно медлит, не смеет,
Отодвинуться прочь.
 
 
Сумрак дум без просвета.
Темны дали судьбы.
Я не знаю ответа
На призыв, на мольбы.
 
 
Все грядущее грозно,
Нет надежды в былом,
Беспощадное «поздно»
Прозвучало, как гром.
 
 
Эти слезы невольны:
Это – стоны души…
Чу! призыв колокольный
Вырастает в тиши.
 

8 декабря 1895

 
И я опять пишу последние слова,
Предсмертные стихи, звучащие уныло…
Опять, опять пишу унылые слова.
 
 
Но не забыто все, что грезилось и было!
Пусть будущего нет, пусть завтра – не мое,
Но не забыто все, что грезилось и было.
 
 
Теперь не жизни жаль, где я изведал все:
Победу и позор, и все изгибы чувства, —
Нет, мне не жизни жаль, где я изведал все.
 
 
Но вы, мечты мои! провиденья искусства!
Ряды замышленных и не свершенных дел!
Вы, вы, мечты мои, провиденья искусства!
 
 
Как горько умирать, не кончив, что хотел,
Едва найдя свой путь к восторгам идеала! —
О, горько умирать, не кончив, что хотел…
 
 
Так много думано, исполнено так мало!
 

23 июля 1896

 
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
 
 
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.
 

22 июня 1895