Текст книги "«От тюрьмы да от чумы…». Путь доктора Коффера"

Время бежало, а сон не шёл…

«Не спи, дружище…»

«Что? Почему, Андреас? Неужели опять мне угрожает какая-то опасность?»

«Скоро узнаешь сам…»

Проклятье! Опять мой защитник заговорил загадками! Теперь и вправду не уснёшь… Я сел на лавке и стал вслушиваться в звуки, издаваемые домом.

Сквозь щель между полом и дверью просачивалась тонкая полоска света. Брат Михель усердно читал Евангелие. Иногда он вставал и делал обход. Я подумал о том, что за всё время, которое нахожусь здесь, никто из монахов не позволил себе сон во время ночного дежурства, во всяком случае, я этого не заметил. Если кому-то из больных вдруг становилось плохо, дежуривший немедленно будил врача.

Сколько ещё будет длиться всё это безумие, тяготы и лишения? Пора безвременья, когда над городом царствует страшная болезнь, выворачивающая наружу всю грязь человеческого существа, его низменные страсти и пороки?.. Станут ли люди другими, когда уйдёт это несчастье? Будут ли они терпимее, добрее и милосерднее? Станут ли ценить дружбу и любовь, правду и честь?

Внезапно я услышал, как на лестнице скрипнула половица. Кто-то, крадучись, поднимался по ступенькам… Кто бы это мог быть? Все монахи, кроме дежурного, спали. Майбах – давно дома… Или кто-то из больных вдруг почувствовал такое облегчение, что решил прогуляться по дому? Свет между полом и дверью моей каморы заколебался – значит, в комнате дежурного пламя свечи «загуляло» под лёгким ветерком… Стало быть, отворилась дверь. Сердце моё забилось чаще. Я прекрасно знал, что Аурифабер не станет предупреждать меня о мнимой опасности… В комнате, где сидел брат Михель послышался лёгкий шум, сдвинулся табурет… Потом вновь наступила тишина…

Я ждал. Почему брат Михель никак не реагирует на появление чужого человека? Неужели заснул? Я хотел дёрнуть ручку двери и распахнуть её, но не мог пошевелить рукой… Сердце моё, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Все мои «чумные принадлежности» остались внизу. А мне сейчас так не хватало моего посоха или ланцета…

Минуты медленно текли одна за другой… Я не отрывал взгляда от полоски света, под дверью. Вот её затенили чьи-то ноги… Кто-то, стараясь не издавать ни звука, подбирался к моей комнатке… Я поднялся на ноги. Если будет нападение, меня не застанут врасплох! Но чем же защищаться?..

Моя келья не закрывалась ни на замок, ни на задвижку. И вот, дверь медленно поползла в сторону, расширяя пространство, сквозь которое поступал свет от свечи, стоящей на столе дежурного… Сейчас в открывшееся пространство шагнёт мой враг. В том, что это – именно враг, я уже не сомневался, но не мог пошевелиться. Все мои члены, казалось, были скованы страхом…

Внезапно я услышал, как скрипнула другая дверь, в тишине раздались чьи-то быстрые шаги, затем послышался шум борьбы и чей-то хрип…

Я мгновенно пришёл в себя и распахнул свою дверь… Моему взору предстал брат Август, в руках которого повис неизвестный человек, верно, уже бездыханный. За спиной великана на полу лежало тело брата Михеля…

– Что тут произошло, брат Август? – срывающимся от волнения голосом спросил я.

– Вот, – ответил тот и разжал объятия. Тело неизвестного рухнуло на пол. – Я собирался менять брата Михеля, – как бы оправдываясь, продолжал монах. – Но заметил, что кто-то поднялся с лавки, куда мы укладывали тяжело больных… Я сначала подумал, что Господь излечил несчастного, но потом решил, что кто-то специально занял место больного, чтобы остаться в клинике… Ну, и последовал за ним…, – Брат Август посмотрел на свои могучие руки. – Только не ожидал, что он так быстро и ловко расправится с братом Михелем, а затем начнёт подкрадываться к вашей комнате… У него в руках был нож, острый, как бритва… Это им он нанёс удар нашему брату… Я бросился на него и схватил за горло… Он не успел меня ударить…

– Ты спас мне жизнь, брат Август, – единственное, что я смог произнести.

Потом приблизился к распростёртому телу монаха и сразу понял, что тому уже не поможешь. Он лежал в луже крови. Ужасное оружие рассекло ему горло от уха до уха… Что же касается неизвестного, пытавшегося напасть на меня, то брат-великан просто-напросто свернул ему шею.

Теперь я понял предостережение Аурифабера. Проклятый демон нашёл меня и здесь, в кирхе Святого Духа… Интересно, в тело какого человека вселится он в другой раз для того, чтобы покончить со мной? И сколько времени пройдёт до момента следующего нападения?

– Ну, что ты стоишь, брат Август? Буди братию… Надо отпеть нашего славного монаха и похоронить его как подобает… Он погиб на посту…

Могучий брат Август перекрестился. В его глазах блестели слёзы…

Глава 8. Рождество в Инстербурге

Наступившая зима, вопреки ожиданиям бургомистра, не принесла Кёнигсбергу какого-либо облегчения. Чума продолжала забирать человеческие жизни, на улицах по-прежнему валялись трупы, по городу слонялись больные, обезумевшие люди, а также мародёры. И палачу, и мортусам работы хватало. Запасы продовольствия в городе таяли, лекарства, которыми врачи спасали людей от «чёрное смерти», заканчивались. Город до сих пор находился в блокаде.

Как известно, Кёнигсберг был охвачен двойным кольцом охраны, перед тремя городскими воротами рядом с эшафотами находились своеобразные рынки, которые народ прозвал «виселичными». Стоящие в оцеплении солдаты передавали крестьянам и горожанам товары и деньги, при этом бессовестно обсчитывая и тех и других. Но самым скверным было то, что торговля продуктами питания здесь велась между смердящей ямой палача и эшафотами с повешенными. Эта дикая обстановка так разгневала бургомистра Альтштадта, что он принялся прилюдно винить весь мир и даже роптать на Бога. Своему любимому городу он в сердцах возопил: «О, подумай только об этом, пусть твои дети знают, да, пусть потомки увидят, во что тебя превратили!..»

В конце концов, 21 декабря 1709 года король, вняв мольбам жителей Кёнигсберга, приказал разблокировать город.

– Надо что-то предпринимать, – заметил профессор Майбах. – Пчелиные лекарства у нас почти закончились, а они оказывают поразительный эффект в борьбе с чумой!.. Мой териак, к сожалению, здесь бессилен, а других средств для лечения больных, мы не знаем…

– Господь вразумил нашего короля, – ответил отец Иосиф, – и он открыл ворота Кёнигсберга. Надо поискать целебное снадобье в других местах…

Мы сидели в комнате, на третьем этаже клиники и пытались найти выход из сложившейся ситуации. Мы – это я, профессор Майбах и отец Иосиф.

– Можно проехать по монастырям, – добавил святой отец. – Монахи тоже занимаются пчеловодством. Возможно, у них имеются запасы не только мёда и воска, но и тех компонентов, кои вы вкладываете в состав целебных средств…

– Постойте! – мне пришла в голову дельная мысль. – Мой покойный дядюшка, научивший меня лечению при помощи пчёл, хранил у себя в доме запасы… У него были и забрус, и перга, и помор, и маточное молочко, и прополис, и, конечно, мёд! Я думаю, где-нибудь в его кладовках всё это в целости и осталось!.. Насколько мне известно, после его смерти, в доме никто не жил!

– Значит, нужно съездить туда и забрать все его припасы! – заключил профессор.

– Здравая мысль, дети мои, – кивнул головой священник. – А я попробую послать братьев в окрестные монастыри…

– Значит, решено! – воскликнул профессор. – Ты, Петер, немедленно собирайся в дорогу. Тёплую одежду мы найдём, а вот коня… Кстати, ты хороший наездник? Сможешь добраться до Инстербурга верхом?

Я пожал плечами.

– Наездник я неважный, но, если лошадь будет смирная, пожалуй, доберусь туда без особых хлопот.

– Ты поедешь не один, – заявил отец Иосиф. – Тебя будет сопровождать один из наших братьев.

О, это – просто замечательно!

– А коня я знаю, у кого раздобыть, – продолжал Майбах. – Где я купил его для твоего отца в конце лета, там же я достану и теперь!

– Да хранит тебя Господь… Дорога туда и обратно в такую пору нелегка… Но я дам тебе, сын мой, в попутчики брата Августа, который зарекомендовал себя с наилучшей стороны… Пресвятая Дева поможет вам обоим…

– Завтра же и отправляйтесь в путь, – добавил профессор. – Хотя… Сначала я вытребую от городского совета соответствующий документ, чтобы тебе не чинили препятствий в дороге… Думаю, много времени это не займёт!

В самый канун Рождества Христова, 24 декабря 1709 года мы с братом Августом на двух пожилых, но достаточно резвых лошадках выехали за пределы Кёнигсберга и направились вдоль течения Прегеля вверх. Плыть на плоту или лодке оказалось невозможным: движение по реке было закрыто, местами Прегель замёрз…

Мы оделись по-дорожному: башмаки, штаны, тёплые куртки, поверх накинули толстые плащи с капюшонами. У каждого к седлу были приторочены скатки одеял и сумки с нехитрыми припасами. Бумагу с подписью бургомистра Альтштадта и печатью города я бережно сложил и спрятал во внутренней одежде.

По пути мы заехали в Закхайм, где я посетил Дом Шпеера и взял из своей комнаты мои записи – «Заметки начинающего врача». Я отметил, что некогда шумное и весёлое жилище опустело и превратилось в унылую, холодную нору.

Я был рад брату Августу, ведь, не появись он так кстати в ту самою ноябрьскую ночь, когда ко мне в комнату лез убийца с острым, как бритва, ножом, трудно сказать, смог бы я сейчас писать для потомков эти строки…

Лошадь мне досталась смирная, но не без странностей. Неизвестно, какие мысли роились в её крупной голове, но иногда она могла свернуть с нужного пути, а то и пуститься в галоп… Поэтому, приходилось постоянно придерживать её, заставляя «чувствовать узду».

Впрочем, путешествие не причиняло каких-либо существенных неудобств. Конечно, земля промёрзла и была укрыта снегом. Однако, больших сугробов не было, зима в этом году, не в пример прошлогодней, словно капризничала, то и дело мечась между заморозками и оттепелями.

Мы намеренно обходили населённые места, поскольку полагали, что чума хозяйничает и там, и никому не понравится присутствие посторонних людей во времена царствования страшной болезни… Трактиры, обычно издали зазывающие к себе посетителей, были закрыты. Пришедшая «чёрная смерть» везде навесила свои замки и «поставила свои печати»…

Деревни, мимо которых мы проезжали, были безлюдны, даже собаки не лаяли. Веяло от них поистине кладбищенским безмолвием. Возможно, они вымерли. Поэтому мы ныряли под заснеженные лапы елей и углублялись в лес, благо, тропа была хорошо видна, и медленно, но верно, продвигались вперёд. Однажды на нашем пути встретилась довольно крупная лисица с отменным густым мехом. В другой раз, буквально из под самых ног лошади, выпрыгнул в сторону заяц-беляк и стремительно помчался, запутывая свои следы. А на какой-то опушке из густой травы на мгновение показалась черная бородатая голова глухаря…

Постепенно зимнее солнце опустилось совсем низко, свет его стал гуще, тени насыщенней, а ветер почти стих. Но с наступлением сумерек всё преобразилось. Эту жуть нужно было видеть – столетние сухие ивы с зеленоватым мхом на чёрных стволах – похожие на логово лешего, а запорошенные снегом сосны скрипели и хлопали своими ветками-крыльями, как чёрт знает что… Когда стемнело настолько, что дальнейший путь перестал быть виден, мы остановились передохнуть. Брат Август достал мешок с овсом и накормил лошадей, а я соорудил шалаш и принялся разводить костёр.

– Ну, далеко ещё до твоего Инстербурга, сын мой? – спросил брат Август, усаживаясь на еловые лапы, которые он надрал неподалёку от нашей стоянки, и доставая из недр своей одежды флягу.

Я прикинул в уме расстояние, которое мы прошли за сегодняшний день.

– Мы примерно на полпути, брат Август.

– Ого, значит, завтра снова весь день тащиться по заснеженным и пустынным лесам да полям?

– Зато завтра к концу дня будем уже дома…

Монах перекрестился.

– Хорошо, если бы Пресвятая Дева Мария оградила твой Инстербург от проклятой чумы…, – он откупорил флягу и приложился к ней губами. – Не желаешь ли вина, сын мой?

Словно отвечая ему, неподалёку раздался волчий вой. Лошади, привязанные к дереву, испуганно захрапели.

– Проклятье! – воскликнул я. – Здесь волки!

– Не волнуйся, сын мой, – брат Август излучал спокойствие, словно бывалый охотник.

Он освободил лошадей и перевёл их поближе к огню. От седла своей кобылы он отвязал сумку.

– Здесь два пистоля, – монах показал мне оружие. – Ты умеешь пользоваться ими? Нет? Ничего, я тебя научу… А волков не бойся. Пристрелим самого храброго, если осмелится приблизиться, остальные удерут… Только спать придётся по очереди. Будем дежурить по два часа. Согласен?

Конечно, я согласился. Брат Август показал мне, куда засыпать порох, как вкладывать пулю и чем затыкать дуло, чтобы она не выпала. Наука была нехитрой, я всё усвоил.

Потом мы запаслись хворостом. Костёр должен гореть всю ночь и отпугивать хищников. При виде весело горящего огня на душе становилось легче. Вокруг него распространялось приятное тепло. Похоже, лошади тоже успокоились.

Мы наскоро поужинали сухарями с салом и чесноком. Я выпил любезно предложенного братом Августом вина и, закутавшись в плащ, попытался уснуть. Монах взялся дежурить первые два часа.

– Ровно в полночь я тебя разбужу…. А ты меня, сын мой, – в два ночи… А я тебя… – он зевнул, – выходит, в четыре… Да хранит нас Пресвятая Дева Мария…

Я укрылся с головой накидкой, а брат Август принялся читать молитву.

Поначалу я никак не мог уснуть. Перед закрытыми глазами мелькала дорога: снег, испещрённый следами зверей и птиц, узкая тропа, еловые лапы, белки, скользящие по сосновым стволам… Затем мои мысли переместись в Кёнисберг, к Илоне. Как там она? Думает ли обо мне?

«Конечно, думает, не меньше, чем ты о ней…»

«О, дружище Аурифабер! Сколько ещё времени продлится этот проклятый мор?»

«Ты как раз и следуешь в Инстербург для того, чтобы это время сократить…»

«Да… И что там меня ждёт? Живы ли мои родители?..»

Я не заметил, как заснул. И словно через какой-то миг меня уже тормошили руки монаха.

– Проснись, сын мой…

Я вскочил в испуге.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, – ответил тот. – Наступила полночь. Лес тих. Сиди спокойно, подбрасывай сучья в огонь… И держи поблизости пистоли. Волки совсем рядом…

Он улёгся и вскоре захрапел. А я остался наедине с таинственной чернотой леса.

Первым делом я подбросил в огонь сухих веток, пламя приветствовало мои действия весёлым прыжком вверх и салютом искр. В свете огня тускло блестели стволы пистолетов. Я посмотрел вокруг… Кровожадных огоньков волчьих глаз я так и не заметил, поэтому успокоился. Да и неизвестно, что страшнее: голодный волк в лесу или чума в городе? Я сделал пару шагов от костра, зачерпнул ладонью снег и умыл им лицо, прогоняя сон. В кустах послышался шорох, словно кто-то, испугавшись взмаха моей руки, отпрянул вглубь чащи… Точно, хищники – здесь!..

Я вернулся к костру, поднял пистоль и взвесил его на руке. Приятная тяжесть внушала уверенность. «Завалишь одного зверя – другие разбегутся», – говорил брат Август. Что ж, пусть подходят, попробуем…

А над головой чернело высокое небо. Оно было усыпано звёздами. Хорошо любоваться ночным небом, лёжа летом на лугу, средь душистых трав, запах от которых дурманит и кружит голову. Набегаешься за день, а вечерком искупаешься в реке и лежишь, слушая, как стрекочут сверчки…

Лошади опять испуганно дёрнулись. Их уши настороженно задвигались, улавливая доносящиеся из глубины леса подозрительные звуки. И вдруг, совсем рядом раздался протяжный волчий вой – громкий, полный тоски и отчаяния, наводящий ужас… Лошади захрапели и вновь попытались освободиться от пут. Моё сердце замерло.

– Что, подкрались совсем близко? – услышал я шёпот в ухо. Это – проснулся брат Август. – Ну-ка, дай мне эту игрушку, – его рука схватила пистолет. – Пора пугнуть зверя…

С этими словами он выполз из шалаша и двинулся в лесной мрак. «Ты куда?..» – хотел было спросить его я, но тот уже скрылся в темноте.

Моя душа снова похолодела от страха. Что будет, если брата Августа сожрут волки? Кто станет следующим? Зачем он оставил меня и так опрометчиво полез неизвестно куда?

«Не переживай. Сейчас волки насытятся братом Августом, и тебя не тронут…»

«Ах, дружище Андреас! Умеешь же ты успокоить в минуту опасности!»

Вот захлопала крыльями какая-то ночная птица… Видно, сова…

Как только я собрался крикнуть: «Где ты, брат Август?», как в тот же момент грохнул выстрел и раздался торжествующий вопль:

– Я попал! Хвала Пресвятой Деве Марии, я ранил волка!

Ломая сучья, из чащи ко мне шёл монах. Я сделал вид, что сохраняю спокойствие, лишь проворчал:

– Мы же с тобой не для охоты тут оказались…

– Нет, охотиться я не собирался. Но выследить зверя и хорошенько его пугнуть надо было. А как лучше всего отпугнуть? Попасть в него! Вот я, кажется мне, в лапу ему и угодил!.. Теперь будут знать, что тут опасно! Надеюсь, что они уже далеко!

Такие охотничьи навыки брата монаха удивили меня.

– Ты, видать, бывалый человек, брат Август!

– Я, уважаемый Петер, в своё время был солдатом… Побродил и по полям, и по лесам… А потом обратился к Богу. С того дня Господь повелел мне служить только Ему… Что ж, ложись-ка спать, доктор. Теперь моя очередь дежурить…

Дальнейшая ночь прошла без происшествий. С утра мы немного подкрепились нехитрым завтраком и вином, затем сели на лошадей и продолжили свой путь.

К вечеру 25 декабря впереди показались башни и крыши Инстербурга.

Я помню свой родной город разным: солнечно-праздничным, торжественным и парадным, задумчиво-дождливым… Но таким обезлюдевшим и словно съёжившимся от страха я не видел его никогда.

«Пресвятая Дева, что с тобой, мой город? Отчего могильная тишина на твоих прежде оживлённых улицах? Где все люди? Откуда такое обилие воронья и крыс? Знать, и к тебе пришла беда… Видать, страшная „чёрная смерть“ прошагала и по твоей брусчатке…»

– Крепись, сын мой, – пробормотал брат Август. – Здесь – тоже чума…

Мы перебрались по мосту в Альбертхоф. Несмотря на Рождество, никто и не думал праздновать. Несколько прохожих долго и подозрительно смотрели нам вслед. А под стеной, едва присыпанные снегом, были сложены трупы. А вдруг я узнаю среди них кого-то из своих родных?.. Нет-нет… Скорее в дом, там уж я воочию смогу убедиться, кто жив, а кто…

К счастью, мама была жива. Она словно почувствовала мой приезд и выбежала на улицу, когда мы с братом Августом подъезжали к нашему дому.

– Петер! Сынок!

Я спрыгнул с лошади и бросился в объятья матушки. Вслед за мной спешился и монах. Вскоре мы, привязав животных в хлеву, дав им воды и овса, уже сидели в нашей тесной кухоньке, а я развязывал мешок и доставал из него нехитрые гостинцы, приготовленные мной как раз для такого случая.

– А где же отец? – спросил я. – Где наша Анхен?

– Отец лежит у себя, он очень плох… «Чёрная смерть» коснулась его своим поганым дыханием… а Анхен…, – мать зарыдала, закрыв лицо платком, и я всё понял…

Отец лежал в своей постели, у него был жар. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы поставить правильный диагноз. Конечно, чума. Но, не всё потеряно!

– Как твоё самочувствие, батюшка?

– Здравствуй, сынок… Вот видишь… Кажется, во мне поселилась смерть….

– Ты не умрёшь, это я тебе обещаю! – воскликнул я. – Твой сын сейчас – чумной доктор Альтштадта! И он ежедневно излечивает по десятку таких, как ты, отец.

– Хвала Создателю…

– Я приготовлю тебе лекарство, а эти бубоны вскрою сегодня! Но мне надо съездить в дядюшкин дом и найти его запасы лекарств!

Отец ничего не ответил. Я представлял, насколько ему тяжело.

Болезнь за считанные часы сделала из него жалкого измождённого старца. Некогда могучий человек превратился в маленького, худого несчастного, на впалых щеках которого серебрится седая щетина.

И я поспешил к своей лошади. Брат Август последовал за мной. Мама пыталась остановить нас, хотя бы накормить теми крохами, которые остались у них в доме.

– Матушка, нельзя терять время! – воскликнул я. – Отца ещё можно спасти, но надо торопиться! Мы вернёмся самое большее, через час, ставь кипятить воду!

Через луг, по которому я любил гулять в детстве, я свою лошадь погнал галопом. Старушка не подвела: через полчаса мы уже открывали дверь в дом дяди Клауса. Поскольку на улице стемнело, пришлось зажечь лампы.

– Здравствуй, дядюшка! – поздоровался я на всякий случай, памятуя о том, что дух хозяина вполне может находиться здесь, у себя в доме. – Я усвоил твою науку и спас множество людей от «чёрной смерти»! А теперь пришла пора спасать своего отца! Помоги мне, покажи, где у тебя хранятся твои пчелиные сборы! Собственно, я приехал именно за ними!

Брат Август покосился на меня и на всякий случай перекрестился.

Дом дяди Клауса теперь выглядел совсем чужим. Я с трудом узнавал эти стены, висящие пучки трав под потолком, давно остановившиеся настенные часы, стол, стулья, лавки…

Насколько я мог ориентироваться в хозяйстве дяди Клауса, то, что мы ищем, должно было находиться в подполе…

– Посвети, – я передал Августу лампу и потянулся за кольцо, открывающее люк вниз.

Долго искать не пришлось. Всё, что хранил у себя старый бортник, – это как раз то, зачем мы и пришли. А именно – мёд, перга, прополис, маточное и личиночное молочко, забрус, воск, помор, а также готовые лекарства с пометками дядюшкиной рукой, из чего они изготовлены и для чего применяются. Сигнатуры (59) были написаны на листочках бумаги, которые прикрывали сверху скляночки, баночки и коробочки.

– Не спеши, – только и смог сказать мне брат Август, бросая вниз мешки. – Не перепутай надписи к лекарствам!..

– Спасибо тебе, дядя Клаус, – счастливо улыбаясь, бормотал я. – Запасливый ты человек, я это всегда знал… И рад, что не ошибся в тебе!..

«Что бы ты делал без нас с дядюшкой?..»