Текст книги "Вокруг света без виз"

С руин Эблы мы отправились на руины Афамии (или Апамеи). Судя по карте, прямой дороги туда нет. Нам придется вернуться назад на главное шоссе, проехать по нему немного на юг, потом свернуть на запад и долго-долго петлять по мелким сельским дорогам.

В Сирии существует хорошо развитая сеть автобусов и маршрутных такси. Трудность состоит только в том, что направления движения на них написаны исключительно по-арабски. Стоит зайти на автовокзал и начать спрашивать, где маршрутка, идущая в какой-нибудь нужный нам город, как выясняется, что ВСЕ маршрутки идут именно туда. На практике же это означает, что любой водитель готов бросить свой маршрут и везти иностранцев именно туда, куда им нужно. Естественно, ожидая при этом, что ему заплатят уже не по расценкам маршрутного такси – они стоят очень дешево, а как за аренду всей машины – уже существенно дороже. Поэтому, когда мы уезжали с автостанции, приходилось применять сложную технологию.

На все вопросы «куда вам надо?», мы никогда не признавались в истинной цели нашего путешествия, а задавали встречный вопрос «А вы куда?». И так обходили всю стоянку до тех пор, пока не найдем маршрутку, идущую в нужном направлении.

Следующий вопрос: «Сколько стоит проезд?». Его также не стоит задавать водителям. Они часто имеют неадекватное представление о реальной стоимости проезда – правда, ошибаются всегда только большую сторону. Поэтому мы спрашивали не водителя, а пассажиров – тех, кто едет туда же, куда и мы: «Вы сколько будете платить?». А затем, уже прибыв на место, платили по «таксе». Только так в Сирии и можно доехать куда хочешь, и заплатить сколько положено.

К сожалению, эту сложную технологию можно применять только на автостанциях, на конечных остановках маршруток. А как разобраться с проходящими? Это нам как раз и предстояло выяснить, когда мы вернулись с руин Эблы на шоссе, связывающее Алеппо с Дамаском.

Время шло к вечеру, поэтому мы пытались остановить все, что двигалось в попутном направлении – легковушки, грузовики, автобусы… Первой остановилась маршрутка. Куда именно она идет, понять не удалось.

Я показал водителю на карте маленький городок Маарет ан-Нуаман, в районе которого от шоссе на запад уходит нужная нам дорога. Он согласно кивнул головой – довезет. Сколько нужно будет заплатить, мы не спрашивали, полагая, что все равно дорого не будет. Ехать-то было не больше тридцати километров.

В Маарет ан-Нуаман мы попали уже в темноте. И как мы поедем дальше? Судя по карте, нам предстояло несколько раз сворачивать, петляя по мелким деревенским дорогам.

Мы взяли рюкзаки и вышли из маршрутки. Водитель поинтересовался.

– А вы собственно куда едите? – даже ему ясно, что в Маарет ан-Нуамане нам делать было абсолютно нечего.

– В Афамию.

– А я как раз ИМЕННО ТУДА и еду, – конечно, говорил он по-арабски, но мимика и жесты были понятны и без перевода.

В кромешной темноте мы долго кружили по сельским дорогам. Машин не было совсем – ни попутных, ни встречных. Несколько раз водитель сбивался с пути. Затем, что совсем уж было странно, уточнял направление у прохожих. Так мы кружили около часа. Но в конце концом прибыли именно туда, куда нам и было нужно.

Маршрутка остановилась у входа на руины.

– С вас 600 лир, – сообщил водитель будничным тоном.

Все же мы попались! Очевидно, что шофер совсем и не собирался ехать в Афамию и сделал крюк, чтобы специально нас сюда завести. Но больше всего меня удивила реакция пассажиров.

Салон маршрутки был забит битком. Усталые после длинного рабочего дня люди очевидно возвращались к своим семьям. Куда именно они ехали нам так и осталось неизвестно. Но уж никак не в Афамию! И ведь никто не возмущался!

Олег, конечно, сразу сдаваться не хотел и стал торговаться с шофером. Хотя со стороны их общение напоминало скорее перепалку, чем мирное обсуждение справедливой цены.

К нам подошел мужчина, стоявший у входа на руины. На хорошем английском языке он объяснил.

– Шофер просит, чтобы вы заплатили ему не по расценкам маршрутного такси, а за аренду всей машины.

– Хорошо, что не просит платить еще и за аренду пассажиров, – Олег всегда возмущался, когда считал, что нас хотят обманным путем развести на деньги.

– Я понимаю, что вы не собирались ехать на такси. Ну, недоразумение получилось. Когда не знаешь местного языка, такое случается, – прямо-таки философское замечание.

Так мы познакомились с Наджибом, который, как позднее выяснилось, оказался кем-то вроде директора или шефа охраны Афамии. Мы всерьез настроились переночевать прямо на руинах – о чем так прямо и сказали. Он стал нас отговаривать.

– Ночью здесь холодно. Давайте лучше поедем ко мне домой. Будете моими гостями.

Однако, мы хотели переночевать прямо руинах, под звездным небом.

Наджиб уехал на мотоцикле, а мы забросили рюкзаки в кусты и пошли бродить по руинам. Здесь не заблудишься даже ночью. Направление задавали длинные ряды мраморных колонн, освещенных светом полной луны.

Казалось, мы были совершенно одни во всем разрушенном античном городе. Но вскоре увидели, что к нам движется человек с фонариком – вероятно, Наджиб не был здесь единственным охранником, потому-то так легко и покинул свой пост.

Я думал, что охранник был привлечен вспышками фотоаппаратов – света полной луны все же было недостаточно для того, чтобы фотографировать. Однако, судя по тому, что он ничуть не был удивлен, увидев ночью троих европейцев, его наверняка предупредил Наджиб (в Сирии мобильные телефоны есть почти у всех).

Так у нас появился гид. В качестве указки он использовал мощный фонарь, свет от которого направлял на элементы зданий, на которые хотел обратить наше особое внимание. Например, на барельефы на капителях в форме эрегированного мужского члена. Днем их мы могли бы и не заметить. Но вырванные из мрака мощным фонарем члены вспыхивали как картинки на экране монитора.

После экскурсии по освещенным луной руинам мы попрощались с охранником и отправились в город. Хотя вряд ли так можно назвать маленький поселок с единственной улицей, протянувшейся у основания холмов. Свои рюкзаки мы оставили в кустах, намереваясь после ужина вернуться и переночевать на руинах, как и собирались.

Еще во время первой поездки по Сирии я был поражен, какой здесь удивительно гостеприимный народ – по крайней мере, по отношению к иностранцам-европейцам. Постепенно к этому привык. Но жители поселка у руин Афамии все равно меня удивили.

Пока мы бродили по единственной улице в поисках открытой в этот поздний час закусочной, почти КАЖДЫЙ встречный – а их было около двадцати человек – непременно спрашивал: «Где вы собираетесь ночевать? Не знаете?» – и тут же приглашал к себе в гости.

Мы вежливо отказывались. Говорить, что собираемся ночевать на руинах не стали – нас бы здесь не поняли. Пришлось придумать, что мы уже остановились у нашего «друга». Каждый расстраивался, что его уже опередили. Но никто даже не пытался настаивать – переманить к себе гостя, без разрешения хозяина, было бы верхом неучтивости.

Поужинав в еще не закрытой закусочной, мы пошли назад в сторону руин. Перед нами из ворот углового дома выехал мотоциклист и на удивительно хорошем английском языке спросил.

– Не хотите ли зайти ко мне в гости, выпить кофе?

Не знаю почему, но я сразу же согласился. Хотя до этого легко отшил два десятка аналогичных предложений.

Конечно, чашечкой кофе дело не ограничилось. На стол хозяева (у мотоциклиста были жена и несколько детей разного возраста) поставили вазу с фруктами, вазочки с орехами, сладости – здесь любят и умеют принимать гостей.

Мы сидели не на полу, а за большим обеденным столом – это было одно из проявлений интереса хозяина ко всему европейскому. Мусаб Хамади закончил университет в Дамаске, а и работал учителем английского языка в школе. А в свободное время он подрабатывал переводами.

– Я уже несколько романов перевел на арабский язык, с гордостью сообщил он, – Сейчас, например, перевожу Джейн Остин, – он показал книжку в бумажном переплете и стопку распечатанных на принтере листов. Затем продолжил, – Я возможно и не такой знаток английского языка, как какой-нибудь профессор из европейского университета. Но и за работу мне платят в разы меньше, чем европейцам. А для меня переводы – это не только солидная прибавка к зарплате учителя, но и хорошая возможность улучшить свой английский. Да и сам думаю взяться за перо и написать роман. Пока единственное мое произведение, которое можно назвать «литературным», – знак кавычек он показал пальцами, как это часто делают европейцы и американцы, – Это брошюра по грамматике английского языка.

В разговоре мы затронули широкий спектр тем. Мусаб Хамиди явно наслаждался возможностью попрактиковаться в разговорном английском, а у нас появилась возможность поговорить с англоязычным местным жителем о сирийских делах.

Мусаб считал, что Сирия – светское государство, где все религии пользуются одинаковыми правами.

– Если вы увидите женщину, закутанную с головы до пят в черную одежду – в полном соответствии с ортодоксальным исламом – то не думайте, что это ее муж заставляет. Многие в закрытой одежде чувствуют себя более защищенными, чем в европейском платье. А так как у нас, коме мусульман живут еще и христиане, то на улицах можно встретить женщин не только без хиджабов, но и без платков. А девушки часто ходят в джинсах и кроссовках.

Мы поговорили о литературе, религии, о политике – сами впрочем, эту тему старались не затрагивать и не развивать. Уже прощались, вежливо отказавшись от очередного предложения переночевать в доме, когда Мусаб вспомнил, что у него уже гостил путешественник из России.

– Он также, как и ты – он обращался ко мне, – не только путешествует, но и пишет книги. Кстати, одну из них подарил и мне. Она до сих пор у меня.

Мусаб сходил в комнату (мы распевали чаи в большом внутренне дворе) и принес книгу Кротова «Автостопом в Судан». Вот уж действительно, мир – тесен. Вернувшись в Москву, я рассказал Антону, с которым знаком уже пятнадцать лет, что его в Сирии помнят.

Отказавшись от всех приглашений в гости, мы пошли назад на руины. Днем было по-летнему тепло. Но с наступлением темноты становилось все холоднее и холоднее. Палатки у нас нет. А спальные мешки рассчитаны на тропики. И что мы будем делать, если температура опустится до нуля? Разводить костер? Прямо на руинах?

Оказалось, решение уже давно принято – и без нашего участия. У входа на руины топтался охранник. Но не тот, который проводил нам экскурсию, а другой. Он явно терпеливо ждал, когда же мы вернемся из поселка.

Сухой, поджарый, невысокого роста старик с заросшем щетиной постоянно улыбающимся лицом сделал то же самое, что и почти все жители этого поселка – пригласил нас переночевать. И мы согласились.

Абдул Саид, так звали старика, повел нас к своей сторожке – каменному домику с плоской крышей. Как оказалось, руины Афамии находятся под круглосуточной охраной. У другого входа, с противоположной стороны, есть еще одна сторожевая будка, а в ней – еще один охранник. Они с Абдул Саидом регулярно, но по очереди обходят руины, проверяют, все ли на них спокойно. Так что еще неизвестно, удалось бы нам где-нибудь спрятаться, чтобы нас не нашли. Конечно, руины охраняют не от любителей ночевать под звездным небом, а от черных археологов. В Сирии за незаконные раскопки карают очень сурово – вплоть до высшей меры.

В сторожке Абдул Саид угостил нас чаем – на Ближнем Востоке без этого никак. Но общаться нам пришлось преимущественно на языке жестов. Никакими иностранными языками охранник не владел.

Домик был таким маленьким, что на полу едва-едва хватало места для четверых. Олег сразу же заявил, что пойдет спать на крышу – под звездным небом. Я предпочел бы сделать то же самое. Но Саша заупрямилась. Она боялась, что ночью замерзнет и была настроена остаться в сторожке. Пришлось и мне оставаться на ночь в домике. Иначе Абдул Саид был бы очень удивлен, увидев, что двое мужчин отправились спать на крыше, а женщину оставили с ним наедине. На Востоке так не принято.

Абдул Саид ночью несколько раз вставал, обходил руины и возвращался. А как только едва-едва рассвело он потащил нас с собой, чтобы показать спрятанные от глаз обычных туристов сокровища. Провел по храмам, которые стоят в стороне от главной улицы и поэтому редко удостаивается внимания праздных посетителей. Там, как оказалось, сохранились фрагменты мозаичных полов. Но для защиты от непогоды и вандализма они присыпаны слоем земли. Охранник аккуратно очищал какой-нибудь участок мозаики, на который хотел обратить наше внимание, а затем вновь тщательно засыпал его, чтобы скрыть от случайных глаз.

В античные времена Апамею окружала 6-километровая крепостная стена с семью воротами. Шестнадцать параллельных и поперечных улиц делили город на кварталы. Сейчас уже раскопана и частично восстановлена главная улица – Кардо Максимус, шириной около 40 метров и протяженностью почти два километра.

Как и в любом античном городе колонны здесь сохранились значительно лучше, чем все остальное. Стены обычно разбирают на стройматериалы, крыши при падении разбиваются в крошки – если были сделаны из камня или покрыты черепицей, или идут на дрова – если были из дерева.

Уже готовые, тщательно выравненные камни, из которых были сложены стены – отличный строительный материал. Из них можешь строить, что хочешь. Хоть церковь, хоть мечеть, хоть баню, хоть загон для овец. А колонны? Ну кому они нужны? Из них и сарая-то приличного не сложишь. Вот они и стоят до тех пор пока сами не рухнут. А потом лежат себе тихо, зарастая чертополохом и постепенно погружаясь в землю.

На руинах античных городов чаще всего только колонны и сохранились. Если у властей есть деньги не только на раскопки, но и на реставрацию, то рядом на месте древних зданий появляются сложенные из неестественно ровных камней сооружения. Если же бюджет ограничен, то все ограничивается тем, что колонны поднимают и ставят на пьедесталы, с которых они попадали – на том считают работу законченной.

И в Афамии на всем протяжении улицы тянутся в один-два ряда 10-метровые мраморные колонны. Но никаких стен и, тем более крыш, и в помине нет. Как будто никогда и не было. Поэтому город и производит такое сюрреалистическое впечатление. Больше всего он похож на окаменевший лес.

Афамия – это искаженное и переделанное на новый взгляд название античной Апамеи. Но город упоминался в хрониках и под другими именами. Самые древние из них – Каркар и Фарнака. Александр Македонский переименовал его в Пелу – так называлась родина его отца Филиппа Македонского, а правитель Сирии Селевк I Никанор – в Апамею.

Афамия прославилась не ратными подвигами его жителей, а художниками, учеными, врачами и философами. Например, один из местных уроженцев философ-стоик Посидоний (135 – 51 гг. до н.э.), основатель Родосской философской школы, был наставником многих знатных римлян. В числе его учеников были и такие известные люди, как, например, Цицерона и Помпей.

Закончилась античная эпоха, началось мрачное Средневековье. Во всем цивилизованном мире угасал интерес к науке, наблюдался общий упадок культуры. Апамея также стала быстро хиреть. Именно в эти годы, согласно преданию, здесь побывал Святитель Николай, который изгонял из местных жителей бесов.

Город без боя сдавался на милость победителей – вначале арабов, затем – крестоносцев. Новые здания не строились, старые постепенно разрушались.

Во времена Османской империи Афамия уже лежала в руинах. Но по крайней мере ее не разобрали на стройматериалы. Как справедливо отмечал Генри В. Мортон «отдадим должное природной лености турок: они никогда не потрудятся поднять то, что упало, но точно так же не станут ломать то, что само по себе не разрушилось». Поэтому в распоряжении реставраторов и осталось так много колонн. Их здесь чуть ли не больше, чем на руинах всех других античных городов вместе взятых.

Мы попали на руины с заднего входа. А главный находится на противоположном конце улицы с колоннами. Там и сторожка в три раза больше, чем та, в которой мы провели эту ночь. Вернее, это даже не сторожка, а настоящий офис. У уже известного нам Наджиба там есть свой отдельный кабинет. Конечно же он отпустил нас только после того, как напоил чаем. Отказаться было бы невежливо.

На выходе мы проходили мимо кассы. Оказалось, что входной билет здесь стоит 250 лир. А ведь нам даже ни разу не заикнулись о необходимости заплатить. Как-то так получилось, что Наджиб, а за тем и все охранники, приняли нас не как туристов, а как своих личных гостей.

Проведя ночь и утро на руинах Афамии, мы отправились дальше на юг Сирии. Даже и не подумали искать автовокзал. В сельской местности, с мелкими городками и поселками, где как раз и пролегал наш путь, самый удобный способ передвижения – автостоп.

На дороге останавливался даже не каждый второй, а каждый первый. Проезжали мимо только те, кто не мог взять нас по уважительной причине. А к ним здесь не относится ни отсутствие места в машине – мы ехали в открытом кузове или забирались втроем даже в самую маленькую кабину, ни необходимость свернуть с дороги – нас подвозили и на 200—300 метров.

Как-то мимо проезжал мотоциклист. Он наверняка стал бы уговаривать поехать с ним, будь нас хотя бы двое. Но посадить на заднее сиденье мотоцикла сразу троих, да еще и с рюкзаками, было нереально даже в Сирии где представления о загрузке транспортного средства значительно шире, чем у нас. Но и просто проехать мимо он не мог.

В Сирии встреча с европейцем считается удачей, в встреча сразу с тремя – почти как выигрыш джек-пот в лотерее. Мотоциклист долго крутился около нас, уговаривая хотя бы на пять минут зайти с ним в кафе, чтобы он смог угостить нас чашечкой кофе или стаканом чая. Пришлось согласиться. Нельзя же обидеть человека. Естественно, на прощанье он настоял, чтобы мы записали его адрес и телефон.

– Будете проезжать мимо, заходите в гости!

Точно так же поступали и водители всех без исключения машин, на которых мы проехали хотя бы 100 метров. Вскоре моя записная книжка распухла от имен и адресов. Хотя я понимал, что вряд ли удастся к ним попасть. По единственной причине. Стоит в Сирии спросить у кого-нибудь дорогу к нужному дому, как сразу же в ответ услышишь: «Зачем тебе туда идти? Переночевать? Можешь и у меня остановиться. Я приглашаю!».

Из очередной попутки мы вышли у замка Масьяф – полуразрушенной крепости, возвышавшейся на скале посреди города. Внутри было много зданий, переходов, внутренних двориков, сводчатых подвалов и уходящих далеко вглубь каменных лестниц. Но важнее не камни, а связанная с ними история.

Политическая остановка в Сирии всегда была сложной и, с точки зрения европейцев, крайне запутанной. В борьбу местных кланов и религиозных групп всегда вмешивались соседи. Нападали и с юга – из Египта, и с востока – из Ассирии, Персии, Средней Азии и даже Монголии, и с севера – из Европы.

Христиане и мусульмане разных сект и направлений так активно поддерживали своих единоверцев, что здесь никогда не было чисто внутренних конфликтов. Победа или поражение той или иной воюющей стороны зависели не только и даже не столько от жителей Сирии, сколько от общего расклада сил на мировой арене.

В XII веке на территории Сирии появилась армия крестоносцев. Христиане пришли на Святую Землю с целью освобождения Гроба Господня от мусульман. Однако, здесь уже были свои христиане – греки, сирийцы, армяне. Они совсем не обрадовались появлению «освободителей». Для них это означало лишь подчинение новым хозяевам, пришедшим из Западной Европы. Но и мусульмане не выступали против крестоносцев единым фронтом. Они были раздроблены на несколько враждующих между собой направлений и сект.

Большинство мусульман – сунниты («люди веры»), или традиционалисты; меньшинство, обитающее преимущественно в Ираке и Иране, – шииты, которых сунниты считают «раскольниками». У каждого направления есть своя религиозная иерархия, свои святые, свои священные места, свои праздники и своя собственная интерпретация Корана.

Шииты делятся на большое число сект и направлений. Среди них есть умеренные – шииты-двунадесятники и радикальные – исмаилиты, алавиты, алевиты и другие. Они составляют сравнительно небольшой процент от общего числа мусульман, но отличаются большей решительностью и организованностью. Шиитские секты, несмотря на свою сравнительно малую численность, имеют большое политическое влияние и представляют из себя хорошо организованную военную силу.

Во время появления в Сирии крестоносцев самой известной и влиятельной шиитской сектой была секта исмаилитов, известных также как низариты и ассасины. Ее штаб-квартира находилась в замке Аламут в Западном Иране.

В Сирии исмаилиты владели несколькими хорошо укрепленными замками, и главным из них был Масьяф. В 1169 году из Аламута сюда прибыл Синан ибн Салман ибн Мухаммед, также известный под именем Рашид ад-дин Синан аль-Басри (1162 – 1192). Он был не только духовным лидером и храбрым воином, но и опытным политиком. Оценив сложившуюся в Сирии обстановку, он понял, что в окружении сильных врагов его маленькая секта сможет уцелеть только с помощью нетрадиционных методов ведения войны.

Синан занялся созданием, как сказали бы сейчас, отрядов специального назначения. В них набирали фанатичных убийц-смертников – фидаи. Говорят, что в процессе подготовки боевиков использовался гашиш. С его помощью вызывали галюциногенные переживания. А адептам говорили, что они краешком глаза заглянули в рай, в который попадут насовсем, если пожертвуют своей жизнь ради общего дела. Именно поэтому исмаилитов стали называть хашишины или ассасины. А в ряде европейских языков слово ассасин стало обозначать «убийца».

Никакая личная охрана не могла гарантировать защиту от фанатиков, готовых выполнить приказ на уничтожение даже ценой собственной жизни. А в «черный список» попадали все, кто представлял угрозу интересам исмаилитов – как мусульманские халифы и визири, так и князья и бароны крестоносцев. К ним отправляли убийц-смертников.

Пользуясь хитростью и коварством, ассасины близко подбирались к вельможе и наносили смертельный удар отравленным кинжалом. После выполнения свой миссии убийцы даже не пытались скрыться с места преступления. Они либо погибали от рук охранников, либо сами кончали жизнь самоубийством. Ведь их на совершение террористического акта толкало стремление погибнуть героем – и сразу же попасть прямиком в рай, минуя чистилище.

В августе 1176 года на Масьяф напал знаменитый полководец, ставший к тому времени уже султаном, Салах-ад-Дин. Однако вскоре он без всяких видимых причин снял осаду и увел свои войска. В качестве объяснения такого странного поступка рассказывают такую историю. В лагерь Салах-ад-Дина пришел личный посланник Синана. Он сказал, что послание он может сообщить лишь наедине. Султан отослал своих придворных, оставив при себе лишь двух телохранителей. Посланнику он заявил, что безгранично им доверяет: «Эти двое мне как сыновья. Я и они – одно». Тогда посланник обратился к охранникам: «Если бы я от имени моего Учителя приказал вам убить этого султана, выполнили бы вы мой приказ?» Они тут же обнажили клинки: «Приказывай!». Неудивительно, что такой случай, если он действительно имел место, произвел неизгладимое впечатление на султана. Он снял осаду Масьяфа и позднее никогда даже не помышлял о нападении на исмаилитов.

Убийцы – ассасины использовались и в разборках между враждовавшими кланами среди крестоносцев. Так, например, в 1192 году, незадолго до смерти самого Синана, два фидаи (убийцы-ассасины) под видом христианских монахов пробрались во время службы в церковь и убили Конрада Монферратского, короля Иерусалимского.

После Синана исмаилиты продолжали политику лавирования между враждовавшими кланами крестоносцев и сунитов. Для сохранения своей независимости они заключали временные союзы то с одной политической силой, то с другой – как с христианскими баронами, так и суннитскими вождями.

В 1271 году султан Египта Бейбарс узнал, что исмаилиты готовят на него покушение, и предпринял решительные действия. Сирийский орден ассасинов был официально распущен, а замки разрушены.