Текст книги "Вокруг света без виз"

Из Масьяфа наш путь лежал в сторону замка крестоносцев Крак-де-Шевалье. Английский путешественник Генри В. Мортон, путешествовавший по Святой Земле незадолго до начала Второй мировой войны, писал: «Не многие бывали в Крак-де-Шевалье, потому что до недавнего времени на дорогу туда и обратно из Бейрута уходило десять дней; кроме того, для этого путешествия требовалось множество лошадей и вооруженный эскорт. Но теперь, благодаря распространению автомобилей и существованию самой худшей дороги в мире (а также французскому обычаю немедленно и публично казнить дорожных грабителей), стало возможно – если, конечно, вы достаточно безумны – обернуться за один день, если покинуть Бейрут на рассвете».

За прошедшие с тех пор годы дороги стали еще лучше и еще безопаснее. Но транспорта на них не прибавилось. У нас, казалось, не было шансов добраться до Крака де Шевалье засветло. Но повезло. Попался удивительно добросердечный, даже по сирийским меркам, водитель. Он довез нас «сколько по пути» и даже чуть дальше, высадил на каком-то глухом повороте и уехал. Но вскоре вернулся и предложил: «Давайте я вас подвезу прямо до замка. Иначе вы здесь надолго застрянете».

Первые крепостные сооружения на вершине холма Джебель Калак появились еще во времена древних египтян и хеттов. Во время Первого крестового похода здесь была маленькая крепость Хосн аль-Акрад, «Замок курдов». Ее в 1099 году без труда захватил отряд крестоносцев во главе с Раймондом Сен-Жильским, графом Тулузским.

В 1142 году Раймонд II, граф Триполи, передал Крак де Шевалье под опеку ордена монахов-госпитальеров. Они и превратили полученный в подарок замок в самую мощную на всем Ближнем Востоке крепость.

Здесь располагалась штаб-квартира Великого Магистра ордена госпитальеров, а обороной руководил командир гарнизона – кастелян. Его каждые несколько лет переизбирали. Но задача у всех была одна – защищать замок.

Замок Крак де Шевалье (Сraс des Chevaliers – «крепость рыцарей») был образцом разнообразия фортификационных средств, оригинальности оборонительных сооружений, а с учетом своих огромных размеров (его площадь около 3 тысяч квадратных метров), – и самым грандиозным сооружением того времени.

Госпитальеры построили стены, составлявшие единый массив со скалой, на которой стоял замок. Их нельзя было ни взорвать, ни пробить тараном. Нападения можно было ждать только с юга, где скальный выступ сообщается с примыкающей возвышенностью. Здесь прорубили глубокий ров.

Внешнюю стену, высотой 9 метров и толщиной 5 метров, укрепили 13 башнями, установленными через каждые 50 метров. Эта стена была отделена от внутреннего замка рвом с водой, шириной до 15 метров.

В стенах – как во внешней, так и во внутренней – были проделаны узкие щели для лучников. Они могли вести оттуда огонь по нападавшим, оставаясь почти невидимы и практически неуязвимы.

На стенах были установлены навесные бойницы. Через них на головы нападающих было удобно лить кипяток или расплавленную смолу. Если же врагам удалось бы пробиться через главные ворота, то к внутреннему замку они должны были бы прорываться по 140-метровой извилистой рампе, которая с двух сторон была огорожена стенами с бойницами – под градом стрел.

Вся территория внутреннего замка была надежно защищена от неприятельских стрел и ядер каменными сводчатыми потолками и крытыми переходами. А если бы враги все же попали внутрь, то им пришлось бы долго блуждать по по нескончаемому лабиринту потайных комнат, узких ходов и просторных залов. И везде могла быть засада.

Взять штурмом такой хорошо укрепленный замок было практически нереально. Но и осада была делом бесперспективным. Гарнизон, в котором было от 2 до 4 тысяч человек, имел запас продовольствия и дров на пять лет. Защитники могли продержаться до подхода подкрепления или до тех пор, пока у осаждающих не истощится терпение.

Мамлюкский султан Бейбарс (1260 – 1277), решивший очистить Ближний Восток от крестоносцев, 29 марта 1271 года послал на штурм Крака де Шевалье 12-тысячное войско. Мамлюки с огромным трудом прорвались за первую линию обороны. Немногочисленные защитники замка укрылись под защитой высоких стен внутреннего замка. Там они могли бы продержаться еще очень долго. И нападающие это прекрасно понимали. Поэтому они пошли на хитрость.

Защитники замка получили письмо из Триполи от Великого Магистра ордена тамплиеров, в котором говорилось, что подкрепления не будет, и кастелян может в случае необходимости сдать замок. Потеряв всякую надежду на подкрепление, которого они ждали уже свыше месяца, крестоносцы начали переговоры о капитуляции – в обмен на право беспрепятственного прохода в Триполи.

В 1909 году Крак де Шевалье посетил Лоуренс Аравийский, который описал его как «пожалуй, самый восхитительный замок в мире». Генри В. Мортон, побывавший здесь перед Второй мировой войной, застал замок обитаемым: «Среди этих могучих руин в течение веков обитали полуголодные, дикого вида горцы. Нет сомнения, что сразу после того, как замок был оставлен крестоносцами, они устремились сюда с целью поживиться чем-либо. Теперь их потомки живут под разрушающимися арками и в осыпающихся бастионах». Сам же замок по его словам находился в полуразрушенном состоянии: «Зрелище запустения и разрушений, царивших в залах, величественной готической капелле, обширных конюшнях, помещениях стражи и сотнях комнат, было пугающим». И все же по мнению Мортона Крак-де-Шевалье – это «самый настоящий замок из волшебной сказки. Он высится на фоне неба, вздымая башни и стены; кажется, трубы крестоносцев только что отзвучали на его гигантских бастионах».

Туристы, тогда попадали сюда редко. А гидами для них становились жившие на территории замка берберы. Твердо установленной таксы не было – кто сколько даст или с кого сколько удастся стрясти. У того же Мортона описан характерный случай: «Старик, непрестанно болтая, дошел с нами до главных ворот. Я дал ему полкороны, половинку жареной курицы, пакет каштанов и два апельсина. Он тут же скинул образ милого старичка и продемонстрировал оборотную сторону своей натуры – схватил полкороны и обрушился на меня с упреками. Он заявил, что один французский офицер дал ему десять шиллингов. Он просил добавить денег и даже призывал на помощь Аллаха».

Мы же попали на территорию замка бесплатно. У меня с собой было рекомендательное письмо, переведенное моим другом Антоном Весниным на арабский язык. В нем сообщалось, что я, со своими помощниками (в их роли выступали Саша и Олег) собираю материал для того, чтобы написать книгу о Сирии. Если вы дочитали до этих строк, то должны признать, что это – чистая правда.

Ливан

Из Крака де Шевалье мы отправились по стопам отступавших из замка крестоносцев – в ливанский город Триполи.

На сирийско-ливанской границе нас ждал сюрприз. Оказалось, начиная с прошлого года, нужно платить не только за въезд в Сирию, но и за выезд. Совсем уж странное требование. Казалось бы проще увеличить поборы на въезде. Неужели в Сирии количество въезжающих и выезжающих иностранцев разное?

Еще одна странность – ни доллары, ни евро не принимают. Платить нужно только сирийскими деньгами – по 550 лир с человека (примерно 300 рублей). Да еще и оформляют все очень-очень медленно. У пограничников уже есть компьютеры, пусть и сильно устаревшие. Но таможенники, которые собирают пошлину за выезд, по-прежнему пользуются механическими счетными устройствами. Аппаратами, похожими на старые мясорубки. Чтобы сложить два и два, надо покрутить ручку.

Ливанские пограничники удивили меня еще больше. Как известно, россияне прямо на погранпереходе могут получить визу Ливана на месяц. Всего-то и нужно, что заплатить 30 долларов. А транзитную визу дают бесплатно. Но всего лишь на два дня. Время пересечения границы на штампе не ставится. Только число. Поэтому, если въехать рано утром, а выехать через две ночи поздно вечером, то получится даже не два, а три полноценных дня. Для нас этого было бы достаточно. Зачем тогда платить за месячную визу?

Три года назад во время «Азиатской кругосветки» мы с Михалисом Овчинниковым специально переночевали недалеко от границы в монастыре Святого Ильи (это было у другого погранперехода), чтобы въехать в Ливан рано утром. Правда, тогда за три дня мы все равно не управились и вылетели из Бейрут на Кипр аж через пять дней. Но пограничник на выездном паспортном контроле придираться к просрочке не стал.

На этот раз я тоже предлагал своим спутникам не рваться в Ливан на ночь глядя, а переночевать где-нибудь еще на сирийской стороне. Однако, очередной подвозивший нас водитель специально сделал крюк, чтобы высадить нас прямо на погранпереходе. Возвращаться назад очень не хотелось.

Будем пересекать границу вечером. Придется или сократить наше пребывание в Ливане или опять немного просрочить транзитную визу. Пограничнику я так и сказал.

– Мы едем в Ливан транзитом – на два дня.

Он кивнул головой и быстренько проштемпелевал наши паспорта. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что он поставил нам не транзитные, а обычные въездные штампы – на один месяц. Причем, совершенно бесплатно. Вероятно, россиян на этом погранпереходе он раньше не встречал. Поэтому и отнесся к нам как к европейцам – граждан ЕС пускают в Ливан без визы на месяц.

Сирийско-ливанскую границу мы пересекли уже в полной темноте. И, как водится, вновь оказались в новой стране без копейки местных денег. В деревушке у погранперехода не было ни обменника, ни банкомата. Сразу видно, что иностранцы этим переходом пользуются очень редко.

Карты Ливана у нас не было. Я только знал, что мы находимся где-то на дороге в Триполи. Ехать ночью в крупный город совсем не хотелось. Но и оставаться на ночь у погранперехода – тоже не лучший вариант. Проехать бы куда-нибудь километров на 20. Только как это объяснить? Ведь первый же вопрос, который задаст водитель, остановившийся подвезти попутчиков: «Куда?». А я и не буду знать, что ответить. Даже, если бы мне удалось по-арабски произнести фразу «куда-нибудь вперед, сколько по пути», меня бы все равно не поняли.

Вскоре уехали на попутном микроавтобусе. Не знали куда именно. Неизвестно где и оказались. В каком-то мелком городке, примерно в 10 километрах от границы.

Мы вышли на окраину и свернули с шоссе на первую попавшуюся боковую дорогу. Вскоре справа начался лес. При ближайшем рассмотрении, правда, оказалось, что это сад с лимонными деревьями. Туда мы и свернули. Легли под деревом, чтобы свет полной луны не мешал. Он и не мешал. Мешали звуки. Да еще какие!

Сначала где-то вдалеке застрочил автомат Калашникова. Потом чуть ли не из «нашего» сада (возможно это нам только казалось, ведь ночью звуки далеко разносятся) раздались отчетливые винтовочные выстрелы. Когда они замолкли, послышались выстрелы уже с другой стороны. Так мы и спали всю ночь как в прифронтовой полосе или на военном полигоне. А не возобновилась ли в Ливане гражданская война? Мы уже долго не следили за новостями.

После заполненной выстрелами ночи городок, на окраине которого мы спали, выглядел удивительно мирно. Но на подъезде к Триполи следы гражданской войны – то ли закончившейся, то ли временно приутихшей – были видны повсюду.

Вдоль берега Средиземного моря тянулись не отели или курорты, а кучи мусора и лагеря беженцев. Городские окраины тоже выглядели неказисто – одни дома лежали в руинах, другие несли на себе следы пуль и снарядов. Возможно поэтому Триполи удивительно напоминал боснийский Мостар. Ведь многие из старых зданий появились здесь в тот период, когда Ливан и Босния входили в состав Османской империи. На узких центральных улочках сохранились построенные в XIV – XV веках мечети, медресе, ханы, турецкие бани. На рынке торговали сувенирами, драгоценностями и традиционным медными изделиями.

В Триполи мы зашли позавтракать в традиционную закусочную. Прямо посреди обеденного зала раскатывали тесто. Именно оно и служит основой для всех традиционных блюд, которые принято есть по утрам. Были здесь и «Мануши затар» – тонко раскатанная лепешка, помазанная сверху затаром (смесь в основе которой сухой тимьян), пита со сладким сыром, шаурма с овощами в лепешке. И конечно, запивать это все можно было только настоящим ливанским кофе. Никакого чая!

Триполи или по-ливански Трабулюс – крупнейший порт и торговый центр севера Ливана – возник в результате слияния трех финикийских городов – Арада, Сидона и Тира. Отсюда и название – Триполи, «Тройной город».

В 1102 году город захватил отряд крестоносцев во главе с Раймоном Сен Жиль Тулузским, ставшим первым графом Триполи. Хронист Ибн аль-Каланиси описывает это событие так: «Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, правитель Триполи, направил нам послание, в нем он просил помощи в борьбе против графа Сен-Жилльского, осаждавшего Триполи с франкской армией, и обращался с настойчивой просьбой прислать ему в поддержку и подкрепление войска Дамаска; сия просьба была удовлетворена, и армия направилась в его земли. Он обратился с призывом и к эмиру – правителю Хомса, который тоже прибыл со своей армией. Эти великие числом войска собрались вместе и направились к Тортосе. Франки бросились на них, обе армии приблизились и сошлись в битве. Мусульманские войска были разбиты многобожниками и потеряли множество людей; те, кто смогли спастись, вернулись в Дамаск и Хомс, потеряв при этом своих воинов».

Впрочем, и после поражения объединенной мусульманской армии, защитники Триполи не сдались. Историк Гильом Тирский подробно описал, как крестоносцы постепенно брали их измором: «На расстоянии двух миль от города Триполи он (имеется в виду граф Раймунд) выбрал величественный холм и укрепил его, выстроив на вершине мощную крепость. Холм был назван Мон-Пелерен (холм Пилигримов), это имя он носит до сих пор. Благодаря этому замку он причинил столько бедствий живущим в Триполи и прочим туркам этой местности, что они более не могли ему противостоять; большинство, в конце концов, признали себя подданными доблестного графа. Не только жители окрестных городов, но и самого Триполи не осмеливались противиться его приказам и повиновались ему, как если бы он был властителем всего края».

Однако, жители Триполи совсем не сразу признали новую власть 12 сентября 1104 года, как писал тот же Ибн аль-Каланси, «Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, властитель Триполи, выступил с войсками и горожанами и двинулся на крепость, которую граф Тулузский построил, чтобы следить за ними; их нападение застало защитников крепости врасплох; они принялись убивать их, отдали крепость на разграбление, сея повсюду разрушение и пожар».

Постепенно крестоносцы все же сломили сопротивление горожан и укрепились в Триполи, сделав его центром нового графства. В память от них осталась возвышающаяся на вершине холма Пилигримов крепость Раймона Сен Жиля или, по-арабски – Калаат Санджиль. Впрочем, построенную крестоносцами цитадель разрушили в 1289 году мамлюки. Позднее они же ее и восстановили. Турки-османы также много сил приложили для ее укрепления и расширения.

Период крестовых походов длился около двухсот лет. Но христиане жили на Ближнем Востоке до появления крестоносцев. Остались они здесь и после их бесславного бегства. Один из таких христианских анклавов находится недалеко от Триполи, в долине Кадиша. Там до сих пор живут марониты, последователи Святого Марона.

Преподобный Марон жил в IV веке в Сирии. На берегу Оронта, на вершине горы недалеко от города Кир он построил шалаш, но почти все время проводил под открытым небом: молился, соблюдал строгий пост, исцелял больных и изгонял бесов. Слава о добродетельной аскетической жизни и совершенных монахом чудесах постепенно распространилась по всей Сирии. После его кончины, на горе был основан монастырь, в котором жили близкие ученики и последователи святого.

В 694 году византийские войска напали на монастырь Святого Марона. Многие монахи были убиты, но еще большему числу удалось бежать. Они стали искать место, где их никто бы не мог достать. И они его нашли.

Скрывшись в долине Кадиша в горах Ливана, марониты оказались в полной изоляции от всего христианского мира. Они продолжали считать себя католиками. Хотя ни не подчинялись паре Римскому, служба в церквях шла не на латыни, а на сирийском языке, а священники имели право жениться.

В Бшари автобус остановился возле храма Святого Саба – его два шпиля мы видели еще задолго до того, как доехали до города. Прямо напротив стоит дом ливанского поэта-мистика Халиля Джебрана (1883 – 1931), одного из самых популярных, переводимых и читаемых авторов XX столетия – как на Востоке, так и на Западе. Именно в нем самый знаменитый маронит родился и провел первые двенадцать лет своей жизни. Потом он месте с матерью, братом и сестрами уехал в США, где уже и стал известным поэтом, писателем и художником.

Свои первые стихи Халиль написал на арабском языке, но затем стал сочинять и на английском. По его же собственным словам «Поэзия – это поток радости, боли, изумления и малая толика слов из словаря». Главными темами в творчестве поэта были религиозная вера и духовная любовь. Будучи воспитанным в семье христиан-маронитов, он сам не относил себя ни к какой организованной религии. В своих произведениях Джебран призывал к очищению духовности от пут религий, к общению с Богом напрямую, без посредничества священников.

Во многом его идеи были близки идеям бахаизма. Возможно, это и не случайно. Ведь Халиль Джебран был лично знаком с одним из основателей бахаизма – Абдул-Баха, написал его портрет, подолгу беседовал с ним на религиозные темы. Однако он все же не был бахаистом. Также как не был суфием или язычником. Не считал себя поэт и христианином. Хотя полученное в детстве христианское воспитание оказывало определяющее влияние на всю его жизнь и творчество. Он написал свыше 30 книг. Среди них и «Иисус, сын Человеческий», самое большое по объему произведение. Но самой известной его книгой стал сборник поэтических эссе «Пророк», опубликованный в 1923 году.

Сам поэт говорил об этом произведении так: «Пророк – книга, которую я задумал тысячу лет назад, но до конца прошлого года не написал ни одной главы». В этой книге, построенной в форме вопросов и ответов, рассматриваются различные аспекты духовной жизни. Она была переведена на десятки иностранных языков (в том числе и на русский) и до сих пор остается в США в списке бестселлеров.

Великий индийский мистик конца XX века Ошо писал: «Халиль Джебран – это чистая музыка, тайна такая, что одна лишь поэзия может изредка уловить ее – но лишь изредка. Он совершил нечто невозможное. Он сумел принести в человеческий язык, по крайней мере, несколько фрагментов неведомого. Он возвысил человеческий язык и человеческое сознание как никогда и никто другой».

Дом Халиля Джебрана в Бшари выглядит очень просто. При входе – заросший травой двор, в котором установлен скромный бюст поэта. Возле него выложенная каменными плитами дорожка сворачивает вправо к одноэтажному каменному строению. В нем всего одна комната, разделенная двумя колоннами на две примерно равные части, здесь же и очаг, и топчан, и застеленная белым покрывалом железная кровать под балдахином.

Ни книг, на картин Халиля Джебрана в доме нет. Как писал сам поэт в «Пророке»: «Ведь как ни красив и богат ваш дом, он не сохранит вашей тайны и не спрячет вашей тоски. Ведь то в вас, что не имеет границ, остается во дворце неба, чья дверь – утренний туман и чьи окна – песни и молчание ночи».

Дом поэта – это всего лишь пустая оболочка для тела, его настоящий дом – его стихи. Именно в них продолжает жить его душа. А задача дома-музея лишь в том, чтобы напоминать людям о том, что был на Земле такой поэт – Халиль Джебран.

Из Бшари прекрасно видно лежащую внизу долину Кадиша. Но как туда спуститься? Стали спрашивать местных жителей. Одни утверждали, что где-то есть ведущие вниз тропинки. Другие говорили, что они слишком крутые и доступны не людям, а только козам (которые их, собственно говоря, и протоптали). Но даже они не могли точно сказать, где их найти.

Пришлось нам самим отправиться на поиски. Вышли к стоящей на краю обрыва старой неказистой церкви (простое, сложенное из грубых камней здание с крестом). Вид оттуда был замечательный, но склон оказался чересчур крутым и никаких следов вниз видно не было.

Пошли дальше вдоль обрыва. По пути забрели в заброшенный по виду сад с одичавшим виноградом, яблоками и хурмой. И тут раздались выстрелы. С противоположного склона долины стреляли из крупнокалиберного пулемета. Пули свистели у нас над головой. В ответ зазвучали одиночные винтовочные выстрелы. Мы оказались где-то посредине между невидимыми стрелками. Звуки выстрелов эхом отражались от скал и было трудно понять, насколько высоко пролетают пули. На всякий случай мы поспешили вернуться в город, под защиту стен.

Из Бшари видно, что на противоположном склоне долины от шоссе отходит идущая вниз дорога. У поворота стоял указатель на монастырь Дейр Мар Элиша. До него оказалось всего пару сотен метров. Основанный в XIV веке монастырь недавно отреставрировали и превратили в музей. Так как рабочее время уже закончилось, монастырские ворота были закрыты на ключ.

Дорога у монастыря не заканчивалась, а шла дальше вниз. На каждом повороте – кресты, статуи Богоматери, сценки из Священного Писания, часовни.

Когда мы спустились в долину, уже стемнело. Стало быстро холодать, а наше туристическое снаряжение было рассчитано только на летнюю погоду (иначе было бы тяжело таскать его вокруг света).

Конечно, в Бшари есть гостиницы. Но возвращаться назад не хотелось. Здесь же, на дне долины, не было даже деревни – только несколько отдельных домиков. Постучали в ближайший из них. Там нас приняли с распростертыми объятиями, напоили чаем. Хозяин дома пожаловался, что места для нас нет, и предложил.

– Давайте я отвезу вас в Бшари.

От такого предложения мы конечно отказались. Рядом ведь было еще несколько домов. Попытаем счастья там. Пошли дальше. Вскоре дорога уперлась в здание маленькой электростанции. Охраны никакой видно не было. Заглянули внутрь. Там обнаружился единственный работник – возможно он был и охранником, и ночным дежурным по станции в одном лице.

Я попытался объяснить, что мы всего лишь просим разрешения переночевать прямо здесь – на станции. Почему бы и нет? Бросим свои коврики на бетонный пол у генераторов и заберемся в спальные мешки. Все же будет теплее, чем под открытым небом.

Мужик не говорил по-английски. Но и язык жестов не помогал. Он просто не мог понять, как это в принципе возможно? Спать в машинном зале? И все же он очень хотел нам помочь. Жестами объяснил, что лучше всего нам вместе сходить к человеку, который говорит по-английски.

Пришли в тот же самый дом, где мы недавно побывали. Хозяева встретили как старых знакомых и с радостью взялись переводить. Вернее, им это и не требовалось. Они и так уже прекрасно знали, что же именно мы ищем. Сторож электростанции обрадовался, что проблема и не такая уж большая. Но спать в машинном зале он нам не разрешил. Оказалось, у него в доме возле станции есть служебная квартира.

– Я с радостью уступлю ее вам. Сам я все равно буду всю ночь на дежурстве.

Квартира была двухкомнатная. Гостеприимный хозяин предложил нам спать в его спальне. Но мы не хотели совсем уж лишать его возможности прикорнуть хотя бы пару минут. Поэтому сдвинули в зале два дивана. Для троих места было предостаточно.

Рано утром мы попрощались со сторожем электростанции и отправились на исследование долины Кадиша.