Текст книги "Квадратный треугольник"

Глава двадцатая
Выход в свет

– Вы – как хотите, а билеты на Дидюлю я всё равно купила, – Светлана Каминская порылась в сумочке и выложила на стол глянцевые бланки с портретом знаменитого гитариста, – ещё успеем до конца света классной музыкой насладиться.

– Между прочим, говорят, на его концертах люди оздоравливаются, – заметил Вадим Петрович, – давление в норму приходит, зрение улучшается…

– Хорошо, хорошо, – замахала руками Яна, – уговорили, хотя это и нечестно – двое против одного.

В драмтеатр поехали на такси. Специально для такого случая Коновалову купили новые джинсы из Турции и красивый польский свитер. У гардероба девушки повертелись возле огромного зеркала и остались довольны: две яркие блондинки в строгих брючных костюмах и на высоких каблуках действительно выглядели впечатляюще. Подхватив Коновалова с двух сторон под руки, дружная троица сразу направилась в театральный бар.

– Ой! А я Вас по телевизору видела! Можно автограф? – подружки Вадима Петровича ревниво осмотрели с ног до головы женщину лет сорока, которая перегородила им путь. А она их словно и не замечает совсем. – Вот спасибо! Пойду мужу покажу.

И в баре ещё одна встреча. Прямо на входе нос к носу бывшая супруга Вадима Петровича возникла собственной персоной в сопровождении уже знакомого воздыхателя в дорогом погребальном костюмчике.

– Ба! Кого я вижу! – фальшиво обрадовался тот. – Такое дело надо отметить.

– Знакомьтесь, – представил им Коновалов своих спутниц, – это моя жена Яночка, а это подруга её Светлана, местная телезвезда.

– Смотрели, смотрели ваше интервью, – скривила тонкие губы бывшая, – только учти, наследство твоё я ни с кем делить не собираюсь.

– А как же мой костюм похоронный? – поддел её Коновалов. – Закопали меня, чёрт знает в чём, а сами в нём на концертах фланируете.

– Так и расходов сколько, – завёл старую песню гражданский муж, – а тебе не всё ли равно, в чём там лежать.

– Тем более, ты там особо-то в костюмах и не нуждаешься, – его вторая половина выразительно посмотрела сначала на новый свитер, затем, по очереди, то на Каминскую, то на Яну, – весело на том свете живёте, как я погляжу!

– Красиво жить не запретишь, – съязвила Светлана, а Яна добавила:

– Мы, может быть, его ангелы-хранители.

В антракте Вадим Петрович спустился в курилку. Думал, две-три минуты и опять к барной стойке, где его ждали девушки, но не тут-то было. Грузный мужчина в просторном клетчатом пиджаке некоторое время смотрел на него пристально, потом подошёл решительно и сходу заявил:

– Много слышал о Вас, а беда моя, примерно, вот какая. Эти сволочи из системы исполнения наказаний совсем обнаглели. У меня там сын чалится. Не спорю, заслужил, каналья! Ну, я, как родитель, грею его, чем могу, на свиданки езжу…

Так они знаете, чего удумали? – мужчина, сделав несколько глубоких затяжек, бросил окурок в урну и тут же прикурил новую сигарету. – Деньги с родственников стали вымогать. Если, говорят, не внесёте нужные суммы, сынок ваш у нас из карцера до конца срока не вылезет, а там хлеб с водой – и то через день. А так, говорят, ну, если бабла им дать, будет сидеть в улучшенных условиях, как за каменной стеной.

В зависимости от сумм, режим содержания устанавливают и даже намекают отправить на поселение или вообще по УДО выпустить. Всё от сумм зависит. Такой вот у них теперь бизнес – на чужом горе своё благосостояние строить.

– И доказательная база есть? – не поверил Вадим Петрович.

– А как же, – засуетился жалобщик – вот, на сотовом, все разговоры достоверно мною записаны и даже скрытой камерой кое-чего заснял. В полное Ваше распоряжение передам, лишь бы их на чистую воду вывести.

– Выведем, – глухо пообещал Коновалов, пряча в карман сим-карту с оперативного мобильника, – это я вам лично обещаю.

Под впечатлением зажигательных испанских мелодий, исполняемых на протяжении вечера выдающимся музыкантом, Каминская, Яна и Коновалов не спеша шли по пустынному, освещённому жёлтыми фонарями, заснеженному тротуару, обсуждая приезжего маэстро и его виртуозную игру на гитаре.

– Надо же, какие эмоции! – восхищалась Яна.

– Да, такая музыка мёртвого на ноги запросто поднимет, – вторила ей Светлана.

– Так и есть, – подыгрывал им Вадим Петрович, – перед вами наглядный и, прямо-таки, убедительный пример.

Неожиданно за их спинами пронзительно завизжали тормоза, и через мгновение дорогая иномарка с затемнёнными стёклами оказалась прямо перед ними. Из неё вышли три парня, один из них с бейсбольной битой в руках, и встали стенкой поперёк тротуара.

– Чё, фраер, – развязно сказал самый высокий, демонстративно поигрывая битой, – нам тёлка на вечер нужна, а у тебя их аж две штуки. Поделиться не хочешь?

– А почему нет, – ответил, не раздумывая, Коновалов, затем резко шагнул вперёд, вырвал биту из рук парня и со всей силы огрел его по спине. Тот охнул, неестественно выгнулся и рухнул лицом в сугроб. Двое других попятились, затем один кинулся наутёк, а второй заскочил в салон иномарки и успел защёлкнуть за собой центральный замок.

Но это не смутило Вадима Петровича. Оказавшись рядом с автомобилем, он в слепой ярости разнёс битой сначала оригинальные бошевские фары, затем лобовое стекло и уже начал крушить всё остальное, когда раздался вой полицейской сирены, и машина с мигалками оказалась тут как тут как нельзя кстати.

Естественно, полицейские не стали разбираться, кто прав, кто виноват. Они вызвали на подмогу ещё один патруль и повезли всех участников конфликта в отделение. По дороге Светлана успела позвонить директору телеканала и вкратце обрисовала происшедшее. Кроме того, она, оказывается, сумела каким-то непостижимым образом заснять почти весь криминальный инцидент на свой телефон.

Глава двадцать первая
Судный день

– Плохо дело, – сокрушённо покачал головой подполковник полиции Курпеев, – это, получается, он сыну городского прокурора рёбра пересчитал.

– Да, – подтвердил следователь Галямов, – три перелома и машину дорогую искалечил. Не зря пострадавший биту с собой возил. Вот и пригодилась.

– То-то и оно, – вздохнул подполковник, – прокуратура все наши органы вверх тормашками перевернула и наизнанку вывернула, требует, чтобы мы этого Конокрадова на куски порвали.

– Коновалов, – вежливо поправил Курпеева следователь, – фамилия не Конокрадов, а Коновалов, и порвать его… э-э-э, как же сказать-то поприличней, в общем, как такового, его в данном эпизоде вообще не было, и нигде не было, давно уже, с лета нынешнего, когда он под машину попал.

– Не понял, – Курпеев сурово нахмурил кустистые брови, – а где же он тогда был, если его нигде не было?

– На кладбище, – развёл руками Галямов – как в июле похоронили по причине трагической гибели в ДТП, так до сих пор там и покоится, сам лично сегодня на его могиле побывал, а вот и «Свидетельство о смерти», изъяли при задержании. Подлинное, между прочим, и запись соответствующая в морге имеется, уже подтвердили. Всё по закону, как полагается, комар носа не подточит.

– По закону прокурор требует уголовное дело срочно возбудить, – занервничал полицейский, – как так? Сломанные вчера рёбра есть, а их виновника сегодня нету, потому что его, видите ли, пять месяцев тому назад похоронили. Нас не поймут.

– Ещё хуже не поймут, когда уголовное дело на мертвеца заведём, – не сдавался следователь, – та же прокуратура в возбуждении обязана будет отказать, да и где гарантия, что потом не выставят нас идиотами и крайними не сделают. Кстати, этот сынок сам напросился, у меня информация стопроцентная насчёт скандального телеканала. Их журналистка в свидетелях и что-то такое пакостное готовит, уже некоторые движения по интернету начались. Какие-то «Поминальные хроники» утверждают, что располагают неоспоримыми доказательствами виновности самого потерпевшего, что это он с дружками на девушек напал, а Коновалов их, девчонок этих, защищал.

– Ну… – замешкался строгий подполковник, – хроники не хроники, а интернет ещё не официально доказанные юридические документы, без которых что мы прокуратуре сказать имеем?

Следователь тут же засуетился, достал из папки несколько бумаг, исписанных от руки, и выложил на стол перед своим начальником.

– Как раз имеем, вот они, почитайте.

– Что это? – отстранился Курпеев.

– Заявления от потерпевших девушек, – по-военному чётко отрапортовал Галямов и добавил, снизив тон, будто извиняясь, – между прочим, официально зарегистрированные нашей дежурной частью.

В пятницу двадцать первого декабря, в день конца света по календарю майя, Вадима Петровича отконвоировали из КПЗ на судебное заседание для дальнейшего разбирательства. Появление в зале опального обвиняемого вызвало бурную реакцию: поддержать Коновалова пришли Шурик, Андрюха, Тёма и Чубарый, возглавляемые Николаичем; Яна с Каминской, причём, последняя привела телеоператора с профессиональной камерой; а также многочисленные интернетпоклонники Движения.

Сторона обвинения, не ожидавшая такого скопления народа, нервничала, поэтому сходу потребовала закрыть виновника по полной программе, которую предусматривает данная уголовная статья.

– Погодите, погодите, – встрепенулся адвокат, – вот мы как раз и выясним сейчас, кого закрывать, а кого нет. Мой подзащитный вообще не подлежит какому-либо силовому воздействию по той простой причине, что его не существует в нашем обществе, как живого индивидуума, но перед нами мёртвый человек, давно захороненный на городском погосте. И это мы докажем суду, исходя из имеющихся в нашем распоряжении неоспоримых фактов и на основе законов, исполнять которые обязаны все, независимо от рангов, чинов, званий и должностей.

– Я протестую! – немедленно заявил возмущённый прокурор. – Защита хочет увести суд в дебри демагогии и заморочить головы всем, присутствующим здесь, какими-то фактами и законами.

– Протест отклоняется, – парировал судья, – обвинение не может говорить от имени всех, здесь присутствующих, и протестовать против законов государства.

– Мы никого никуда уводить не собираемся, потому что факты наши подкрепляются документами и свидетельскими показаниями, – стала приводить свои доводы защита. – Например, протокол с места дорожно-транспортного происшествия. Прошу суд ознакомиться и допросить в качестве свидетеля дознавателя Тиунова, от которого и потянулась цепочка юридических казусов.

Суд рассмотрел протокол и выслушал дознавателя. Тот поклялся, что именно Коновалов погиб в тот злополучный июльский полдень, это, мол, подтвердила и опознавшая погибшего жена трупа и сосед по лестничной клетке косвенно согласился.

Пригласили бывшую жену, а ныне официальную вдову Вадима Петровича.

– Ну да, подписала я протокол, – стала путано свидетельствовать вдова, – так ведь если у него внутренности наружу вылезли, а хоронить как? Мы люди небогатые, собирали, кто сколько сможет на погребение – государство-то мизер выделяет, разве что кошку закопать на эти деньги, а тут человек… Обмыть, обрядить, памятник там, оградка, свечечки-веночки… А поминки? Девять дней, сорок дней, гостей напоить-накормить… Расходы понесли, в долги залезли, только на наследство и рассчитываем. А тут он, – вдова кивнула в сторону бывшего мужа, – надумал новую семью заводить. Ишь! Захотели на всё готовое! Нет уж! Умер так умер! И наследством делиться я ни с кем не собираюсь! Вот! Так и запишите!

Затем изучили протоколы вскрытия, заключение патологоанатома, копии заявлений Вадима Петровича в суд и в прокуратуру о признании его живым и копии отказов со стороны суда и прокуратуры признать покойника живым, опросили похоронную команду и чиновника из госзакупок, вызвали для дачи объяснений виновницу ДТП, внимательно и долго вертели в руках фотографии могилы Коновалова на городском кладбище.

Адвокат зачитал показания бывшей квартирной хозяйки: «Я присутствовать не могу по причине лечения сердечного приступа, а оный приступ случился из-за того, что в моей благоустроенной двухкомнатной квартире до глубокой осени проживал труп Вадима Петровича Коновалова, которого при мне выселил наш участковый, за что ему огромное спасибо, а с этого трупа денег я так и не получила».

Не забыли задать наводящие вопросы и самому усопшему, который с готовностью и в деталях все их раскрыл.

– Что касается моей трагической смерти, – Коновалов кашлянул деликатно в кулак и продолжил, – то я долго и безрезультатно пытался доказать по инстанциям мой обратный статус. А в оконцовке – ноль эмоций. Ну, раз у меня ничего не получилось, пусть они теперь, чёрт возьми, сами это доказывают, хотя… Теперь меня, вроде, всё устраивает.

Ну, вот, к примеру, случай с этими отморозками. Не скрою, я сам лично их отметелил и машину разбил. А как ещё с подонками, которые бейсбольными битами по темноте пьяной толпой порядочных девушек пугают, чёрт возьми, бороться? Откуда я знал, чего у них на уме. Они ведь всерьёз собирались участвовать в похищении. А иномарка их дорогущая в данной категории квалифицируется тоже как орудие преступления, ну, я и вывел её из строя, чтоб другим неповадно было. Только так и надо, с такими… Ну, мы же все понимаем, что менты их никогда трогать не станут, поэтому им всё и сходит с рук, а они, чёрт возьми, с каждым разом всё наглее и наглее. Очень надеюсь, когда уже дело получило общественный резонанс, что ситуация изменится в лучшую сторону. Ради этого я готов жить покойником всю оставшуюся жизнь и, чёрт возьми, ухаживать за своей собственной могилкой. Такие вот у меня алиби и хобби.

– Как видите, – подвела итог защита, – перед нами действительно покойник, утративший абсолютно все юридические взаимоотношения с обществом в момент своей смерти. А теперь пусть прокуратура сошлётся на хотя бы один пункт в каком-нибудь законе не только нашей страны, но даже в масштабе международного права или даже римского, который бы предусматривал ответственность мертвеца за свои действия или бездействия, будучи погребённым согласно ритуальным обычаям.

Прокурор аж позеленел от злости:

– Протестую! Причём здесь документы и свидетели! В зале сидит живой человек, дышит воздухом, улыбается, отвечает на вопросы… Мы это видим, слышим и не верим глазам и ушам? И алиби всерьёз воспринимаем? Хобби у него, видите ли, скоропостижное! Хорошо, давайте потрогаем это тело, убедимся, что оно живое и тёплое, что перед нами, в конце концов, не просто мошенник, а вполне дееспособный гражданин.

– Протест отклоняется, – невозмутимо сказал судья, – мы не можем, как говорится, подшить к делу взгляды, звуки, эмоции и другие тактильные ощущения. Мы обязаны доверять только тем доказательствам, которые прописаны в законе. Если господин прокурор этого не знает, то мы напомним и рекомендуем ему в частном определении впредь доказывать по существу, а не указывать суду, как вести процесс. Соберите веские доказательства, что Коновалов Вадим Петрович действительно жив, здоров, существует не в ощущениях, а на бумаге, и тогда мы рассмотрим и ваши доказательства тоже…

Выйдя на крыльцо, Коновалов прищурился от яркого солнечного света и увидел толпу, которая приветствовала его аплодисментами. На одном из плакатов красовался лозунг:

«Свободу Вадиму Коновалову – единственному живому среди мертвецов!», на другом: «Движению – ДА! Беспределу – НЕТ!», рядом: «Позор! Позор! Позор!» и один странный: «Мы не против, мы – ЗА!», а также: «Каждому пенсионеру – бесплатный гроб!»

По хрустящему от мороза снегу он прошёл в ожидавшее его такси. Яна шла рядом, держась за его рукав. Она светилась счастьем, хотя глаза её были влажными от слёз. Чуть позади их сопровождали Николаич, Шурик, Андрюха, Тёма и Чубарый, Каминская с деловитым телеоператором и все остальные.

Глава двадцать вторая
В которой всё только начинается

Новый год решено было отмечать в квартире Яны. За покупками к праздничному столу отправили Коновалова с Шуриком и Андрюхой в сопровождении Николаича. Тёму с Чубарым сперва закрыли на кухне и заставили чистить картофель, свёклу и прочие свежие овощи, потом решено было приспособить парней для выбивания ковровых дорожек и черновых работ, а подруги в это время по-детски увлечённо наряжали пышную пластмассовую ёлку.

– Ты знаешь, – озабоченно поделилась со Светланой хозяйка, – я готова за Вадимом хоть на край света, как в омут с головой, только… Ну, сама понимаешь, кто же нас распишет по справке из морга.

– Ему, кстати, сразу несколько стран предложили политическое убежище, а два государства готовы в любое время предоставить своё гражданство, – попыталась как-то успокоить Яну Каминская, – а что, покажешь пограничникам свидетельство, скажешь, что везёшь труп для захоронения согласно воле покойного, и всё, какие проблемы! Трупы через таможню, слава Богу, пока беспрепятственно пропускают, я узнавала – никакая виза им не нужна.

– Ну, ты, прям, скажешь тоже, – улыбнулась Белякова, – представляю, какой переполох вызовет появление на государственной границе живого мертвеца. И потом, не каждый в чужом краю сможет адаптироваться. Я после учёбы фельдшером работала в одном глухом райцентре. А там врача уже несколько лет не было – никто не хочет в такую дыру ехать. И вот, прислали одного, прикинь, а он – негр! Притом, самый настоящий, учился у нас, а после ему туда предложили врачом на полторы ставки, ну, он сдуру и согласился. Лучше бы в свою Нигерию медбратом на полставки уехал! Нет, так-то парень нормальный, язык более-менее знал… Ну, местные сначала как-то настороженно к нему, то, да сё… Потом привыкли, стали Ваней звать. Придут на приём, а он, как головёшка, сидит в белом халате: «Чито у Вас, бабышка, заболеваит?». Это пока зима не наступила. А потом уже та самая «бабышка» его самого травами лечила: «Пей, Ваня, выздоравливай, соколик!». И так до весны. Больница старая, холод – собачий просто, больные, как есть, прямо в валенках на кроватях лежат. А тут – африканец из Нигерии! Короче, полный фэшен по-русски. Ой! Чуть не забыла! Ты подарки-то привезла?

– Само собой, – кивнула Света, – Новый год без подарков нельзя встречать, не тот сюжет.

А в это время во дворе на детской площадке Тёма и Чубарый вели неравную борьбу с ковровой дорожкой. Сначала её перекинули через турник, чтобы отхлестать палками, но подлый ветер сорвал дорожку с перекладины и унёс в сторону автостоянки, где она очень удачно, по-домашнему, накрыла чей-то автомобиль. Тёма начал стаскивать беглянку с чужого авто, но тот, видимо, не захотел расставаться с новогодним приобретением и завопил на всю округу, часто мигая для острастки выпученными от злости фарами.

– Эй, вы, рукожопые, – высунулось из окна седьмого этажа крупное лицо со складками на щеках и подбородке, – какого рожна свои ремки на моей машине обтрясать!

– Дак, мы это, – задрав голову, стал оправдываться Тёма, – палками хотели, а тут ветер подул…

– Я щас выйду, – грозно пообещало лицо, – и так подую, что в этом половике вас и похоронят вместе с палками.

– Не ругайся, сосед, – миролюбиво обратился клицу из форточки Чубарый, – извини, Новый год же, а твоей иномарке ничего пока и не случилось, подумаешь, погрелась под ковром, вон, конец света – и то пережили, а тут…

Помятое лицо увяло на мгновение, проворчало громко: «Извини» не булькает» – и исчезло, хлопнув оконной рамой.

После похода за покупками вся мужская компания полным составом собралась в зале у раздвинутого, но ещё не совсем накрытого стола. В углу, рядом с телевизором, сияла ёлка, обвешанная сверкающей мишурой, разноцветными шарами и серебряными нитями праздничного серпантина.

Девушки у плиты изощрялись в приготовлении аппетитных блюд.

– Хорошо, что придумали искусственные ёлки, – сказал Андрюха, – а то, мля, сколько леса пропадает зря. Жалко!

– Логика есть, – согласился Николаич, разливая всем по «маленькой» за уходящий год, – одна беда – души нет в этих ёлках. Синтетика!

– А что такое душа? – неожиданно спросил Коновалов.

– Нет, я, конечно, понимаю, что в ней Бог живёт и так далее, но всё-таки…

– Это внутренний мир человека! – крикнула из кухни Каминская. – И чем он богаче, чем интереснее, тем значительнее сам человек, хозяин души.

– Хозяин души Творец, – возразил Каминской Николаич, повернувшись в сторону кухонного пространства.

– Тогда мне непонятно, – застыл со стаканом в руке Шурик, – почему божественная душа и у негодяев тоже бывает. Ну, вот Гитлер с Чикатилой, например, или другой какой убийца – у них что? Души не было?

– Почему же не было, – раздумчиво произнёс Вадим Петрович, – душа была, только чёрная, дьявольская душа. У всех негодяев чёрные дьявольские души, как будто их в чернила обмакнули. Поэтому от них на Земле только кляксы остаются… Или следы кровавые.

– А что, правда она бессмертная? – Андрюха даже стакан в сторону отставил. – Это ж, получается, если она вечная, её и не создавал никто, сама по себе, мля, в Космосе существует.

– Нуда, – подтвердил Николаич, – никто её никогда не создавал, потому что вечная, всегда была, есть и будет.

– Дак, если она сама по себе, – не унимался Андрюха, – почему тогда её называют божественной? Ну, если Бог сам по себе, а душа – сама по себе… Ну, вот в каком месте, тоись, они пересекаются, чтобы она стала божественной?

– Ни в каком месте они не пересекаются, – с уверенность подвёл итог Коновалов, – душа – это часть Бога, часть мироздания, и в этом всё дело, этим всё и объясняется: и её бессмертность, и её божественность, и всё остальное. И даже когда душу Дьяволу продают, она всё равно остаётся бессмертной, только уже как бы с отрицательным зарядом, чернеет и ядом сочится. Уж поверьте, я это точно знаю.

Пока шла дискуссия о вечном, Яна с Каминской успели сервировать стол, в соседней комнате, спальне, переодеться, почистить пёрышки и во всей своей красе явиться перед восторженными взорами мужчин.

– Ну, Вадим Петрович, – сказал Николаич, – это ж как повезло тебе. Не случилось бы ДТП, кто знает, как сложилась бы твоя судьба, а теперь у тебя всё есть, одна Яночка чего стоит!

– Да, – ответил Коновалов, – иногда стоит умереть, чтобы научиться ценить жизнь, простую, обыкновенную и от того настоящую, невыдуманную, такую, как есть, – он нежно обнял и прижал к себе юную жену, – никогда не думал, что после смерти у меня появятся замечательные друзья, готовые ради дружбы и в огонь, и в воду, и я научусь так любить эту женщину, как никогда никого до неё не любил.

– Мальчики-и-и! – пропела Каминская, профессионально оглядывая прилично накрытый стол; так, наверное, Наполеон смотрел в подзорную трубу на предстоящее поле боя. – Уже последние минуты щёлкают, пора наливать.

– Дак, это мы всегда-пожалуйста, – оживился Андрюха, – только давайте сначала тебя, Вадим, помянем, а то, если бы не ты, я так и не понял бы, куда в таком состоянии двигаться можно. Думал, у меня, мля, полный корнишон, а тут ещё конкретней, чем я думал, и ничего, приятно посмотреть на вашу ячейку со стороны.

– А я так скажу, – поднялся Николаич, – всё, чё делается, всё к лучшему. Всем желаю в Новом годе, чтобы каждый получил, чё хотел, чтобы не болел никто и… долго-долго не умирал. Всё равно жизнь, как ни крути, штука привлекательная. Пусть у всех у нас всё только начинается.

– Вот уж точно, – подхватила мысль Каминская, – прямо не в бровь, а в глаз, как говорится, особенно у Вас, Вадим Петрович, и у тебя, Яночка. Я так рада за ваши отношения! Действительно, пусть у вас всё только начинается и всё получается, чтобы детей нарожали, умных и красивых, и всё на свете преодолели, ну, а мы всегда поможем.

– Спасибо! – тоже встал в полный рост растроганный Вадим Петрович. – Уходящий год многому меня научил, судьбу мою перевернул. Ну, как перевернул? В правильное положение поставил, с головы на ноги. Как я до этого ДТП жил, уже так не смогу, да и, если честно, не желаю. Хотите верьте, хотите нет, но меня сейчас всё устраивает, абсолютно всё. Поэтому благодарю вас, друзья мои, за то, что вы, каждый по-своему, появились в моей жизни, причём, надо сказать, не зря. И вот, в новом году всех приглашаю на нашу с Яночкой свадьбу. Конечно, в ЗАГСе нас пока не примут с моим статусом, но мы туда и не пойдём, мы в церкви обвенчаться решили.

– Давайте, за любовь выпьем! – Яна слегка коснулась краем хрустального бокала с искрящимся шампанским рюмки Коновалова.

– Горько! – хором крикнули Тёма с Чубарым, и остальные весело подхватили: – Горько! Горько!

Яна на цыпочках дотянулась до губ Вадима Петровича и, прикрыв глаза, поцеловала их.

А по телевизору уже вовсю звенели куранты.