Текст книги "Квадратный треугольник"

Глава четвёртая

– И как вы его умудрились тупо профукать! – майор Леднёв не находил себе места и был на грани нервного срыва.

– Ничего поручить нельзя, а оттуда рвут и мечут, требуют результатов! Ну! Чего скажешь?

Карнаухов почесал затылок и вздохнул:

– Приехали в адрес, а соседи говорят: «Всё, опоздали, господа хорошие, смылся ваш маньяк, а куда – мы и сами точно не знаем».

Лицо майора вытянулось и посерело.

– То есть, как это «смылся»?! Как это «не знаем»?!

– Обыкновенно, – следователь виновато отвёл глаза в сторону, – уехавши, говорят, в неизвестном направлении, а в багажнике палатку видели и запас продуктов дня на три-четыре. Никто ведь точно не подсчитывал. И мобильник, сволочь, не доступен.

– Немедленно всех на уши поставить! – Леднёв старался держать себя в руках, но это у него получалось плохо. – Перекрыть проезжие дороги! И непроезжие тоже! По знакомым с граблями пройтись, по его дружкам с тяпкой… Короче, переполоть район так, чтобы ни один ему близкий сорняк без внимания не остался.

– А что, других версий уже нет? – робко спросила Елена Станиславовна. – Мне почему-то слабо верится в его стопроцентную виновность.

– Вы ещё про анализы расскажите, – осклабился Карнаухов и подобострастно посмотрел на майора, – тут всё сходится, и по срокам укладываемся, а у Вас он прямо не маньяк получается, а невинный ботаник. Вот мы его и пощекотаем грабельками, поглядим, кто последний смеяться будет.

– Ты не ёрничай, – осадил следователя Леднёв и обратился к женщине, – другие версии, конечно, тоже надо иметь в виду, но последняя на поверхности лежит, а значит, на данный момент является рабочей, приоритетной, так сказать, в том смысле, что нас тоже в рамки ставят, обложили со всех сторон – ни вздохнуть, ни… выдохнуть.

Словно в подтверждение его слов дверь скрипнула, и на пороге появилась миловидная девушка в сопровождении оператора с профессиональной камерой.

– Муниципальный телеканал, – представилась она и, удобно расположившись за столом напротив Леднёва, бесцеремонно сунула ему под нос дорогой микрофон в блестящем металлическом корпусе, – по поводу загадочных смертельных случаев с участием до сих пор неизвестного педофила.

– С начальством согласовали? – строго кашлянул Карнаухов. – А то ведь тайну следствия никто пока не отменял.

– Само собой, – корреспондентка вела себя не по годам уверенно, – общественность интересуется, когда ваши органы оградят наших детей от преступных посягательств со стороны неадекватных личностей.

– Ну, мы тоже не сидим тут, сложа руки, – майор Леднёв приосанился перед телекамерой и начал уверенно сыпать терминами, – благодаря вовремя принятым мерам и оперативно-разыскным мероприятиям, предпринятым по инициативе руководства города и области, нам удалось в рекордно кратчайшие сроки выйти на след опасного и дерзкого преступника, который, по сути, держал в страхе целый район.

– То есть, я правильно поняла, что телезрители теперь могут спать спокойно? – уточнила журналистка.

– Его арест – просто вопрос времени, – уклонился от прямого ответа майор, – по понятным причинам я не могу в интересах следствия предоставить вам полную информацию. Поверьте, это всего лишь вопрос времени, не сегодня-завтра маньяк будет нейтрализован. Это я вам говорю, начальник убойного отдела майор Леднёв.

После того, как незваные гости покинули кабинет, в нём на некоторое время воцарилось тягостное молчание, которое нарушила выпавшая из рук следователя Карнаухова шариковая ручка.

– У тебя они вместо ног, что ли растут, – раздражённо обронил Леднёв, покосившись на потные ладони следователя.

– Так теперь нам назад ходу нет, – стал оправдываться Карнаухов, – сначала по местным новостям пустят, а завтра уже всё СНГ в курсе будет, что мы наконец-то прищучили урода. Вот увидите, завтра с утра начнут телефоны обрывать.

На следующий день, во вторник, город потрясла очередная страшная весть – в том же самом овраге и почти на том же самом месте, где были обнаружены предыдущие детские трупики, ранние грибники нашли растерзанное тело девятилетнего мальчика, который на выходных должен был гостить в деревне у бабушки. Подавленная горем, зарёванная и опухшая от слёз мать пояснила, что сама лично проводила сына на автовокзал, купила ему билет до места назначения и попросила присмотреть за сыном деревенскую знакомую, торговавшую на местном базарчике зелёным луком, свежими яйцами и козьим молоком. После чего мамаша со спокойной душой поехала в соседний район устраивать свою личную жизнь с тамошним представителем одной известной фирмы, а торговка встретила дальнюю родственницу, отвлеклась, опоздала на автобус и решила ехать домой другим рейсом.

Жуткие слухи мгновенно распространились по всем углам и закоулкам и к обеду легли на стол полковника Каримова в виде рапорта майора Леднёва, протокола опергруппы с места происшествия и грозной телефонограммы из области. В ней взбешённое руководство требовало «немедленно принять действенные меры к поимке преступника и доложить об исполнении лично».

Положение усугублялось вчерашним интервью.

– Тебя кто за язык-то тянул! – в сердцах кричал при всех на майора полковник Каримов. – Выпендрился, мать твою так и разэтак! А где сейчас пропавшего злодея искать – никто не знает! Он, может, и не уезжал никуда, залёг себе, падла, на дно и терроризирует нас оттуда, и в данный момент наблюдает да посмеивается, шакал, как ты перед ним на экране ментовское шоу устроил и телезвезду местную корчишь. Шерлок Холмс, мать твою!

Леднёв ёжился зябко от обоснованных упрёков и, в конце концов, клятвенно заверил Каримова, что в течение суток возьмёт ситуацию под контроль и изловит безжалостного убийцу.

– Что там у нас по последнему эпизоду? – спросил майор у криминалиста после того, как, выйдя от начальства, собрал в своём кабинете внеочередную летучку. – Новые факты, там, ну, чтобы принципиально новые, присутствуют?

– Ещё какие! – с готовностью откликнулся эксперт. – Например, в этот раз мешок, в котором тащили труп ребёнка к месту обнаружения, был не из-под картошки, а из-под опилок. На теле следы древесных отходов обнаружены. Прилипшие к засохшей крови.

– Я же говорила, что хорошо бы близлежащие улицы прочесать, – с упрёком в голосе сказала Хорошевская и многозначительно взглянула на Карнаухова, – только меня не слушает никто. Зачем тогда сюда назначили, если мои слова всё равно, что пустое место?

– Начальству видней, – парировал Леднёв и переключился на криминалиста, – характерные особенности или различия имеются?

– Один и тот же почерк, – уверенно откликнулся тот, – раны колото-резаные, асфиксия с характерной странгуляционной бороздой, изнасилование в грубой извращённой форме… В общем, сначала детей замучили почти до смерти, а потом задушили синтетической верёвочкой. Почерк один в один, по отработанной схеме: передавлены сонные артерии, переломы рожков подъязычной кости, щитовидных хрящей и хрящей гортани, а характерность борозды в том, что она у всех обнаруженных трупиков синеватого цвета и имеет замкнутый круг. То есть, петля была затянута очень туго двойным оборотом при помощи так называемой «сахарной» бечёвки, отсюда и сама борозда имеет множественный вид.

– Ну, а насчёт подозреваемого? Что слышно? – обратился майор к следователю. – Хоть какие-то подвижки есть?

– Работаем, – лаконично ответил Карнаухов, – все вспомогательные службы и подразделения задействовали, агентуру мобилизовали, ориентировки размножили, всех, кого можно, привлекли и озадачили… Работаем, короче, на полную катушку.

В среду в городской газете появилась большая разгромная статья под названием «С преступностью пора кончать». Она заканчивалась такими словами: «Так сколько же ещё детей должно погибнуть, чтобы наша доблестная милиция приступила к своим прямым обязанностям?»

В обществе назревал грандиозный скандал.

Глава пятая

Как Саша и обещал Анечке, они с утра ушли в горы, причём, с ночёвкой; побывали в знаменитых пещерах, где познакомились с группой московских спелеологов, чья экспедиция сюда была широко разрекламирована районной прессой, и, наконец, поздним вечером влюблённые, усталые и счастливые, поставили двухместную палатку на зелёной опушке, одновременно являющейся и пологим берегом горного потока. В походном бивуаке, после насыщенного яркими событиями дня, бардовских песен под гитару (спелеологи расположились на соседней поляне) и вкусного ужина, приготовленного Сашей на костре, они и заночевали.

Вьюгин проснулся первым. Над рекой, пока солнце выкатывалось из-за гор, клубился белый пар, словно вода кипела всю ночь и к утру начала остывать, медленно отдавая окружающей природе накопленное тепло. Радуясь взошедшему светилу, в глубине лесной чащи защебетали весело и жизнерадостно многочисленные пичуги, и кукушка принялась деловито отсчитывать уходящему лету его последние беззаботные денёчки.

Стараясь не разбудить Аню, Саша осторожно выбрался наружу, попрыгал сначала на одной ноге, потом на другой, одновременно согреваясь и прогоняя остатки сна, несколько раз энергично нагнулся, не сгибая колен и доставая пальцами рук витые шнурки на импортных кроссовках, затем взял видавший виды закопчённый алюминиевый котелок и, подойдя к береговой кромке, присел на корточки, плеснул пригоршней из быстро бегущей водной струи себе на лицо, после чего зачерпнул котелком прозрачную глубину холодного синего неба. Через полчаса походный завтрак с горячим, пахнущим дымком цейлонским чаем, был готов.

– Как вкусно! – с неподдельным интересом и искренним восхищением Аня посмотрела на Сашу. – Где ты такому научился?

– В армии, – коротко и просто ответил Вьюгин, – там хочешь, не хочешь, но тебя всё равно чему-нибудь научат, – неожиданно, словно вспомнив что-то, он улыбнулся, – и хорошему, и плохому – всему.

– Здесь так спокойно, что даже домой не очень-то и хочется, – с лёгкой грустинкой сказала девушка, – если бы не мама, готова жить с тобой в лесном раю, сколько угодно. Ты и я – представляешь? Ты и я. Мы с тобой одни на всём белом свете, как Адам и Ева!

– Представляю, – кивнул головой Саша, – только мне к обеду в городе надо быть, но обещаю привозить сюда тебя при каждом удобном случае. Веришь мне? – он заглянул в её прекрасные изумрудные глаза.

– Верю, – вздохнула Аня, – тебе верю больше, чем себе, а насчёт поездок… Дай Бог, чтобы всё так и было, как ты мечтаешь… Искупаться хочу напоследок.

– Вода ледяная, – предупредил Вьюгин, – простудиться запросто можно.

– А меня любовь греет, – рассмеялась девушка, – или я не права?

Вместо ответа парень с нежностью притянул её к себе и крепко поцеловал в сладковатые, с привкусом фруктовых карамелек, полуоткрытые губы. Она на некоторое время замерла, затем ящерицей выскользнула из его объятий и стала раздеваться.

В ярких солнечных лучах гибкое девичье тело, облитое ровным загаром цвета кофе с молоком, приобрело матовый оттенок; маленькие, но тугие снежки грудей с розовыми пупырышками сосков, вырвавшись на свободу, озорно и вызывающе оттопырились в стороны и чуть кверху; аккуратная интимная стрижка на тщательно выбритом бугорке удачно подчеркнула изящность округлых бёдер и длинных и гладких стройных ног. Аня, прекрасно понимая, что Саша в этот момент любуется её откровенной женской красотой, встала на цыпочки, пританцовывая, собрала льняные волосы в пучок, закрепила их блестящей заколкой, повернулась и на цыпочках же, дразнящей походкой, соблазнительно виляя упругими ягодицами с белым незагорелым треугольником от купальных трусиков, направилась к горной реке.

Как заворожённый, Вьюгин смотрел ей вслед, упёршись взглядом в пикантную ложбинку ниже спины – аж слёзы выступили! Не выдержав, он тряхнул головой, быстро скинул с себя джинсы, футболку и плавки и, оставшись нагишом, нырнул с разбегу, рассыпая вокруг сверкающие фонтаны бриллиантовых брызг.

– Сумасшедший! – вскрикнула Аня и выскочила на берег, где сразу же покрылась гусиной кожей.

Быстро схватив одежду, она спряталась в палатке.

Через мгновение там очутился и мокрый Саша.

– Я же говорил, ледяная, – выбивая зубами дробь, сказал он и обмотался махровым банным полотенцем.

– Ну и пусть, – прошептала посиневшими от экстремального купания губами девушка, – зато я тебе самого главного не сказала, – она прижалась к любимому, обвила его шею тонкими прохладными руками и тихонько пропела: – уже в следующем году, в апреле, ты станешь папой.

– Не понял, – Саша глупо заморгал, – почему именно в следующем? Да ещё и в апреле?

– Потому, что я забеременела в конце июля, – Аня улыбнулась мужской наивности и горячо задышала в Сашино ухо: – да, да, именно так, после того случая, помнишь, когда мы с друзьями твоими всей компанией на горных озёрах отдыхали?

Глава шестая

– Гляди-ка, кажись, та «десятка», которая в розыске, – молодой гаишник поспешно выскочил на шоссе и полосатым жезлом указал приближающемуся серебристому автомобилю на обочину.

– Точно, она самая, – пробормотал его старший напарник и, колыхая пивным животом, неуклюже засеменил вслед за первым, доставая на ходу из белой кобуры табельный воронёный пистолет.

Аня первая заметила оранжевые жилеты и обеспокоенно потёрла пальцами чуть запылённое лобовое стекло:

– А им-то чё надо? Мы же ничего не нарушили.

– Мало ли, – пожал плечами Саша, одновременно принимая вправо и плавно притормаживая, – может, месячник очередной… С них тоже требуют план повысить.

– Просто тихий ужас какой-то, – вздохнула девушка, – лучше бы маньяка ловили, а не приставали ко всем подряд.

– Откуда мы знаем их заморочки, – Саша выключил двигатель и полез в «бардачок» за документами, – вдруг они сейчас поимкой как раз и занимаются.

Между тем, события стали стремительно развиваться, причём, так, будто и Саше, и Анечке одновременно снился какой-то дурной сон. По крайней мере, позже Ане так хотелось верить, что это именно сон, а не кошмарная реальность.

– Выйдите из машины и покажите багажник, – приказал молодой дэпээсник, выдернув из Сашиных рук через приспущенное дверное стекло водительское удостоверение и техпаспорт.

– Пожалуйста, – хмыкнул парень, затем отстегнул ремень безопасности и покинул салон. Он вразвалку, со спокойной уверенностью, обошёл легковушку, чтобы открыть обтекаемую крышку.

– Пожалуйста, – снова повторил он и отступил в сторону, давая возможность стражам дорог начать досмотр.

Молодой нагнулся, пошарил рукой в непромокаемом пакете, лежавшем сверху, залез под палатку, упакованную в брезентовый чехол, и неожиданно вытащил оттуда внушительный моток бельевой верёвки. Подбросив находку на ладони, словно прикидывая её вес, он повернулся к Саше и, глядя на него в упор, спросил вкрадчиво:

– Как понять?

– Верёвка, – в недоумении пожал плечами Вьюгин, – обыкновенная бельевая верёвка, чего ж тут непонятного.

– Без тебя видим, не дураки, – грубо перебил его толстый гаишник, – ты объясни сначала, почему она в твоей машине оказалась. Зачем её нормальным людям за собой повсюду возить?

– Мы с её помощью пещеры обследовали, чтобы не заблудиться, – никто не заметил, что Аня давно уже стояла рядом и с беспокойством прислушивалась к странным разговорам, а теперь вот ещё и решила лично вмешаться, – там такие лабиринты, что без верёвки мало не покажется.

– Вы, гражданка, вообще-то, кто такая будете? – строго посмотрел на неё патрульный, изъявший верёвку.

– Я вам не гражданка, а Сашина невеста, – возмутилась Аня, – у нас в октябре свадьба, а ездили мы отдыхать в «Междугорье», и сейчас домой спешим, тем более, что реально никаких дорожных правил не нарушали.

– Разберёмся, – сказал молодой дэпээсник и, упрятав изъятые документы Вьюгина в карман ядовито-яркого жилета, обратился к Саше: – А пока попрошу следовать за нами.

Через минуту патрульная машина с включёнными мигалками уже неслась по трассе в направлении города, за ней следовала серебристая «десятка», в которой Саша и Аня, встревоженные инцидентом, обсуждали дальнейший ход событий, такой запутанный и непонятный.

– У меня предчувствия тревожные, – всхлипывала девушка, – как будто нас в омут затягивает.

– Ты, главное, не волнуйся, – успокаивал её Саша, – тебе сейчас ни в коем случае волноваться нельзя, вот увидишь, всё будет нормально.

Городской отдел милиции гудел, как потревоженный улей. Полковник Каримов пожелал лично присутствовать на первичном опросе подозреваемого.

– Вы нам не доверяете, что ли? – оскорбился было майор Леднёв. – Хотя благодаря именно нашим мышеловкам дэпээсники вытащили из лесу этого нетопыря.

– Скажешь тоже, – успокоил его начальник, – просто хочу в глаза ему посмотреть. – Он открыл сейф и достал оттуда бутылку молдавского бренди, – вот, специально для такого случая берёг, загадал: когда возьмём маньяка, так, значит, и откроем с тобой мою заначку. Хороший коньяк, «Белый аист».

– Мне армянский больше нравится, – пошёл на мировую Леднёв, – но «Аист», в принципе, тоже ничё, клопами пахнет.

Раздался стук в дверь, и вот уже следователь Карнаухов, принятый начальством в свою тёплую компанию, строит план предстоящего фарса:

– Надо издалека начать, чтобы не спугнуть кровососа, а потом – р-р-раз! И верёвку в морду ему сунуть! Почему, мол, такие совпадения? Окурочек, само собой, предъявим, пусть обоснует, ну, и на десерт – кровь на панели, идентичная жертвам. Откуда? В общем, никуда не денется, собака, расколем как два пальца об асфальт!

– Так, по поводу верёвки – криминалист точно определил? – переспросил Каримов. – Именно та самая, которой… Ну, в смысле трупы душили.

– Ну, как точно, – замялся Карнаухов, – в заключении написал, что «аналогична с большой долей вероятности», но мы же все его знаем, как он перестраховывается по десять раз на дню, трясётся над каждым словом. Да он-то ладно, у меня сомнения насчёт Елены Станиславовны. А ну, как в позу встанет? Она, конечно, с первого взгляда овца овцой, но запросто может и в позу встать. Ведь чёрт её знает, как она свои мозги использовать решит. Вот что у неё на уме?

– Представляю, – хмыкнул майор, – как она позирует…

– Смотрите, – оборвал скабрезный намёк полковник, – уже рапорт наверхушёл, общественность в курсе, пресса… Как бы не обложиться ненароком.

– Не должны, – развеял сомнения начальства посерьёзневший Леднёв, – тут всё сходится в одной точке, как по заказу: кровь, окурок, верёвка, следы протекторов… Нет, не должны. Особенно, если явку с повинной из него выбьем.

– Да уж, постарайтесь, – подвёл итог начальник горотдела, – иначе все наши труды впустую, а про остальное даже и говорить вслух не хочу.

Глава седьмая

Камера предварительного заключения, куда поместили Вьюгина, представляла собой душный четырёхугольный каменный мешок с высоким потолком и небольшим оконцем под ним, забранным сваренной из толстой арматуры решёткой в два ряда. Почти половину тесного пространства занимали дощатые нары, поверхность которых отполировалась бесчисленными поколениями сидельцев.

Серые стены были оштукатурены таким образом, что на них оказывалось невозможным что-либо написать или нацарапать, потому что поверхность была не гладкой, как обычно, а рельефной и колючей, похожей на декоративную наружную отделку. Над железной дверью со стеклянным глазком посередине горела помещённая в специальную нишу тусклая лампочка, защищённая от непредвиденных ударов проволочной корзинкой.

После яркого солнечного света Саша не сразу разглядел трёх небритых мужчин, сидевших на нарах и внимательно его изучавших.

– Здравствуйте, – сказал Вьюгин, располагаясь на жёстком лежбище, с краю, возле серой стены.

– Здоровей видали, – откликнулся полуголый сосед с татуировками на спине и груди, – закурить есть?

Саша вытащил из кармана помятую пачку и протянул арестантам. Те, соблюдая очерёдность, взяли по сигарете, прикурили от одной спички, зажжённой полуголым, и легли на спину – одна рука под голову, в другой мерцающий огонёк. Выпустив к потолку несколько облачков сизого дыма, арестанты начали знакомиться.

Полуголый назвался Лёхой, двое других – один Кузьмой, другой Таксистом.

– Ну, рассказывай, – сказал Таксист, – чё таково замутил, што здесь оказался.

– Сам не знаю, – пожал плечами Вьюгин, – остановили на дороге, документы, блин, забрали, а потом сюда закрыли. Чё к чему, так и не понял.

– Это они могут, – прокомментировал Кузьма и закашлял от глубокой затяжки.

– Мы все тут ни за чё сидим, – мрачно сказал Лёха, – ково ни спроси, один ответ: «Не знаю, ни за чё повязали». А разобраться, у каждого рыло в пуху, только сам себе признаваться не хочет, страшно потому что, и ещё надеются некоторые выскочить отсюдова любым способом, вот и начинают темнить да изворачиваться, чтобы презумпцию невиновности на себя натянуть. А она не безразмерная, и бывает, что по швам трещит и на спине лопается.

– На допрос вытащат, сразу узнаешь, чево натворил, – предупредил Таксист, – менты – они мастера признания вышибать, так нарисуют и к носу приставят, што хошь не хошь, а всё равно подпишешь, как им надо. У них это хорошо получается.

– Особенно, когда свидетелей нету, – поддакнул Кузьма, – тогда им дела шить одно удовольствие, потому что опровергнуть некому и сам себе хозяин – сочиняй на полную катушку собственный детектив и заодно лепи себе звезду к погонам.

В это время снаружи загремели ключи, тяжёлая дверь открылась, и выросший на пороге конвоир сказал сипло:

– Вьюгин, без вещей на выход.

Карнаухов разложил бумаги по столу и, откинувшись на спинку стула, ковырял спичкой в зубах. Каримов расположился чуть поодаль, в кресле возле несгораемого шкафа, где хранились под ключом и пломбой уголовные дела. Саша сидел на скамье у стены напротив Каримова, вполоборота к следователю.

– Фамилия, имя, отчество, – бесцветным голосом стал задавать вопросы Карнаухов, одновременно записывая Сашины ответы в опросный лист, – год рождения, адрес…

Каримов не проронил ни звука, внимательно наблюдая со стороны, как протекает допрос и какова реакция подозреваемого. Но пока ничего такого, за что можно было бы зацепиться следствию, им не было выявлено: Вьюгин держался так, будто и на самом деле ни в чём не виноват.

– Значит, говоришь, спелеологией увлекаешься, – следователь в упор сверлил парня немигающим взглядом, – а вот администрация турбазы утверждает, что вы только одну ночь провели в номере, а потом вас никто не видел и (надо же, какое совпадение!) именно в это время от рук маньяка погибает очередное дитя. Как понимать такой спорт?

– Но ведь я уже говорил, что мы в палатке ночевали, – Саша в отчаянии стал нервно жестикулировать, – на берегу, возле речки, я и место показать могу, где наш костёр горел.

– Таких костров там до Москвы раком не переставить, – невозмутимо парировал Карнаухов, – здесь убойный отдел, а не лохотрон базарный, и тебя сюда привезли не сказки нам рассказывать про белого бычка, а чистосердечно и по существу дать исчерпывающие признательные показания: что! где! когда и как! Понял?

– Понял, – кивнул Саша, – только признаваться мне не в чем, потому что я ни в чём не виноват.

– А кто тогда?! – неожиданно заорал следователь, выпучив глаза и брызгая слюной. – Я, что ли, ребятишек насиловал и душил!

– Не знаю! – тоже повысил голос подозреваемый – Ищите! Причём здесь я?

– Вот, – следователь вскочил и стал размахивать зажатыми в кулаке бумагами, – экспертизой доказано, что твои отпечатки на ветках и окурок твой, и следы от колёс…

– Так никто и не отрицает! – встрепенулся Вьюгин. – Ведь я же первый кучу эту, ну, в смысле, в которой труп спрятали, ветками закиданный; я же первый ту девочку случайно обнаружил и сразу к вам приехал, сообщил… Всё, как положено… А так бы, может, их до сих пор не нашли.

– Твои уловки нам тоже давно известны, – давил на парня следователь, – в любом учебнике по криминалистике прочитать можно, как ваш брат изворачивается и стрелки налево закидывает, лишь бы от себя подозрение отвести. Потому и прибежал к нам, чтобы на тебя не подумали.

– Абсурд, – только и смог вымолвить Саша, а затем обхватил двумя руками голову и закачался из стороны в сторону.

– На всё про всё тебе сутки даём, – жёстко, металлическим голосом произнёс до этого не проронивший ни слова Каримов, – посиди, подумай хорошенько, но советую не темнить, а по-хорошему сознаться во всём, тогда и шанс у тебя будет на гуманное к тебе отношение. И про спелеологов больше не надо мозги нам пудрить, вся область знает из газет, что они у нас экспедицию разворачивали. Мы здесь не для того собрались, чтобы твои побасенки слушать. Вон, глянь в окно, народ возмущается, требует тебя им выдать. Ну, мы, конечно, постараемся не допустить самосуда, но, опять же, стопроцентно прогарантировать не можем, люди насиделись в страхе, теперь готовы хоть кого на куски порвать. Так что думай, думай, давай, помоги следствию, и мы тебе навстречу пойдём.