Текст книги "Кавказские евреи-горцы (сборник)"

На этот или следующий день семья жениха приглашает женщин, в числе которых должны быть и молодые женщины, вышедшие в тот год замуж и не открывшие еще для света своего лица. (Перед своими молодая открывается совсем через три-четыре месяца.) Каждая женщина, вступая на порог дома, произносит: «Приносим свое поздравление; да будут счастливы молодые, да будет счастлив час, в который они соединятся» и пр., на что мать, сестры и родственницы жениха отвечают: «Да будет и твоему (сыну, брату) такое венчание, да и тем всем родственникам и знакомым, кто не был еще венчан; милости просим, войдите!»

Женщина-гостья, входя в комнату, дает матери или сестре жениха, поставленным принимать гостей, серебряную монету. Деньги, собранные таким образом, идут частью для бедных, частью на покупку фруктов и сластей для женщин и мужчин.

Так как молодые женщины почти около полугода после своей свадьбы стыдятся выходить на улицу, говорить с посторонними и даже являться на свадьбы с закрытым лицом, то для того, чтобы сделать их развязными, молодежь выдумывает различные мимические представления и шуточные игры.

Одна из известнейших повсеместно игр называется пейливон (акробатическое представление на канате). Она состоит в том, что на дворе рядом с кругом, отведенным для танцев, натягивается канат посредством четырех бревен, наклоненных попарно, вышиною около четырех-пяти аршин и на расстоянии двадцати или более шагов одно от другого. На этом канате с большим балансом в руках танцует один опытный акробат лезгинку и дает представления. Акробат одевается в пестрое платье из игральных карт или цветных бумаг с металлическими блестками. Внизу под канатом бегают туда и сюда два одетых в шубы наизнанку и также в папахи думбой (комики), которых лица бывают закрыты шкурою с отверстиями для глаз, рта и с усами и бородой. Прежде всего представление дается в честь родителей жениха, от которых почти ничего не берут за это или берут очень мало, если они не жалеют припасов и ничего не скрывают от свиты жениха; в противном же случае их – мужа и жену – привязывают к одному и тому же столбу и не отпускают, пока они или сами, или кто-нибудь за них не уплатят трех-четырех рублей.

Представления даются под надзором шаха и следующим образом. Завидя кого-либо из аульных гостей или приезжих, чоучи (полицейские) передают об этом через визиря шаху. Тот приказывает чоучам, чтобы они схватили гостя и велели музыке играть. Думбой, услышав сигнал музыки, которая останавливается минут на пять, пока опять не получит приказания играть, идут под канат, начинают там прыгать, кривляться и кричать разными звериными голосами. Пехливон-чи (актер), сидящий на перекрестных концах пары бревен, встает и готовится представлять. В это время один из думбоев произносит громко, подняв голову вверх: «Пехливон, кардаш!» (друг, акробат!). Тот отвечает: «Хе-плей, жон-кардаш!» (к услугам твоим, дорогой друг!).

Думбой начинает: «Хÿнер-хÿнер учÿн, hÿнер яхши игит (имя такого то или такой то), то есть, если сказать тебе, в честь кого мы должны показать свой талант и искусство, то в честь такого-то храброго, доброго красавца и красавицы (имя)».

Пехливон-чи, повторив то же, что говорит думбой, начинает танцевать на канате под звуки зурны, а думбой скачут внизу, смотря по временам наверх, чтобы подать помощь акробату в случае его падения. Окончив свой танец, акробат садится на другом конце, а думбой бегут за деньгами к лицу, в честь которого играли, прыгают, кувыркаются и требуют большего и большего количества денег, которые затем кладутся на стол перед шахом.

Смотря, много ли даст гость, даются представления, различные по степени опасности. Из них известны несколько: например, танцы с привязанными к пяткам горизонтально кинжалами, с прикрепленными к подошвам саблями по лезвиям или плоскостям, с обутыми в маленькие котелки ногами, с завязанными глазами и пр. Представления эти оживляют думбой своими остротами, писклявыми голосами и циничными движениями, при которых все поднимают дикий смех, бьют в ладоши и кричат «Ура, ура!». Больше всего издеваются думбой над молодыми женщинами.

В ночь со вторника на среду невесту ведут на омовение в реку, купальню или баню, смотря потому, где происходит свадьба – в городе или ауле. Провожают невесту только ее подруги и одна молодая женщина, выбранная уже для невесты в должность куда-катун (посаженая мать). Вернувшись домой, подруги расплетают мокрые волосы невесты, чешут их гребнями и, разделив их на несколько прядей, заплетают в косы. В это время одна начинает распевать «Ие шевле мухмун деде», а другие затягивать «Ие дÿкле русмун деде (Еще одна ночь ты гостья у матери, еще остается тебе только одно веретенце выпрясти для матери)».

После уборки волос подруги принимаются за одевание невесты в чистое белье, приготовление ее вещей по порядку и ждут принесения от жениха подвенечных нарядов.

Каждая девушка от души помогает своей подружке-невесте и, зная, как тяжело ей расстаться навсегда с родными, утешает ее, веселит и танцует с ней.

На третий или четвертый (последний) день свадьбы происходит самый обряд венчания. До венца, утром, относят невесте наряды и подарки, приготовленные женихом. Все общество, сопровождаемое музыкой, отправляется к невесте. Мужчины, держа в руках сосуды, наполненные вином и водкой, поют: а-на-най, а-нап! Женщины и девушки, неся на голове подносы, на которых лежат наряды невесты, сарацинское пшено, куры, индюки, гуси, чуреки и пр., затягивают хо-ло-лой; зурначи дерет во все горло свое ердеп-куи, весь аул приходит в движение. Вручив все наряды и подарки родителям невесты, общество возвращается на прежнее место и занимается женихом.

Часа за три до отправления жениха в баню или на реку на кругу, где бывают танцы, происходит нечто вроде аукционного торга. Здесь продаются подвенечные одежды жениха, каждая порознь и притом только на то время, когда жених моется. Кроме того, продается право обуть жениха по выходе его из бани в носки и чулки, право надеть на него бешмет, право обрить ему голову, право поцеловать его первым в бритую голову, что считается большою честью.

Наконец, часов в двенадцать утра, жених, в сопровождении шаха, визиря, названого брата и всей свиты, отправляется в баню или хавуз (купальню). Процессию сопровождает музыка и, пока жених и брат его, нигде его не оставляющий, моются, вся остальная свита пляшет, и никакой мороз, ни ветер, ни гроза не могут помешать этим танцам. Между тем в предбаннике стоят женщины и торопят умывающихся своими песнями: «И чÿ дир омо ду-мор иму, гаи дир омо думор иму», то есть «Как это долго возится жених, как это поздно не выходит он!»

Когда жених кончит омовение, в предбаннике и между народом раздаются выстрелы, и его встречает купивший право поцеловать его в обритую голову, в знак большого к нему уважения. Затем, одевшись, жених становится у дверей, поникши головой и уткнув лицо от стыда в рукав шубы или черкески, а сопровождавшие его все подходят поочередно и целуют его в голову. Женщины же в это время осыпают его сарацинским пшеном и мукою, символом благосостояния, плодородия и чистоты семейного счастия, а все остальные члены свиты поют или татарские песни, или гимны на древнееврейском языке. В недавние времена после бритья головы жених садился на лошадь и выезжал джигитовать в поле со своими товарищами и свитой. Теперь это выходит из обычая.

Из бани вся компания отправляется за невестой. Здесь родители ее или другие родственники ожидают их у дверей дома. Жених падает перед ними на колени и целует их руки и ноги в знак полной покорности. Потом родители выводят невесту и отдают ее жениху, провожая со слезами свою «помощницу матери» и благословляя ее на счастливую жизнь с мужем. При этом мать целует жениха и дарит его серебряным или шелковым поясом, шелковым платком и кисетом. Опоясав его, она вешает ему свои подарки к поясу и, еще раз благословив его и дочь, следует за ними. Лицо невесты покрыто шелковым платком, окруженным двойным или тройным рядом крупных золотых и серебряных монет.

Отсюда жених и невеста отправляются, каждый отдельно и со своей свитой, к родителям жениха. Затем, если свадьба происходит в городе, где можно достать приличные экипажи, жених со своим нареченным братом и енгой (прислужница из сестер), держащей в руках восковые свечи, и невеста с посаженою матерью и какою-нибудь девочкою-родственницей садятся в экипажи, и процессия направляется в синагогу. В руках у посаженой матери и девочки горят также восковые четырехугольные свечи, окрашенные разноцветными красками; экипажи окружает свита жениха и духовая музыка.

Если свадьба происходит в ауле, то жених и невеста идут пешком, каждый отдельно, окруженные своей свитой, которая в это время распевает хором песни и гимны. К процессии присоединяются с обеих сторон родственники и друзья с наполненными вином стаканами в одной руке и графином в другой. Крики, шум, песни, неумолкающее «Ура!», хохот – все это сливается вместе, и встречные прохожие, выразив чете пожелания счастия, тоже присоединяются к ликующим. Между тем из дома невесты в дом жениха перевозится ее имущество, наряды, хозяйственные принадлежности и т. и. Все это обыкновенно справляется на калын, полученный от жениха.

Когда процессия достигает синагоги, музыка останавливается и играет лезгинку или другое что-нибудь веселое в этом роде. Жених выходит из экипажа и идет во двор синагоги, а невесту несет, как ребенка, на руках один из родственников ее или жениха. Нельзя не сказать здесь об одном суеверии, сильно вкоренившемся между евреями-горцами и имеющем громадное влияние, во-первых, на всю следующую двух-трехлетнюю жизнь вступающих в брак и, во-вторых, на поднятие значения и популярности знахарок и колдунов.

Горские евреи глубоко верят в то, что в брачные дела вмешиваются нечистые духи и колдуны, находящиеся под влиянием первых. По их мнению, в то время, как раввин соединяет молодых словами Священного Писания, дьявол старается расстроить брак и, вселившись в душу какого-либо злого человека, является на свадьбу и «связывает узел», который имеет такую силу, что молодые вовеки не соединятся, пока он не будет развязан. Но узел дьявола не так опасен, как узлы людей, врагов жениха или невесты, ибо узел первого можно развязать посредством молитвы к Богу, который принудит дьявола к этому, а узел вторых развязать невозможно, потому что они могут спрятать его где-нибудь и позабыть. Бросить же связанные во время венчания узлы боится всякий, потому что после этого скоро наступает смерть бросившего их.

Из узлов же, связанных во время венчания, имеют те только силу, которые сделаны как раз в то время, когда жених надевает невесте на палец кольцо и произносит девять слов из Священного Писания, соединяющие законным браком; а в продолжение произнесения их можно связать не больше десяти – двенадцати узлов, что также боятся делать, ибо тогда Бог уменьшает число годов жизни связывающих узлы в два раза столько, сколько узлов. Самый злой враг делает поэтому не больше трех-четырех и тем не дает соединиться молодым три-четыре года.

Странно то, что это суеверие было проверяемо стариками несколько раз, и результаты еще более подкрепляли суеверие. Связывали без ведома жениха узлы, пускали молодых на брачное ложе, и жених со стыдом выходил из комнаты невесты; развязывали через несколько дней или месяцев, и наваждение проходило.

Узлы можно связать не только ремнем, шнурком, веревкой, но и металлическими вещами, как, например, кольцом, кинжалом, саблей и т. и. Для этого нужно только перевернуть предмет и надеть наизнанку. Можно избавиться и от таких узлов; для этого нужно близким родственникам жениха и невесты быть предусмотрительными и самим постараться связать как можно больше узлов, так как те будут иметь большую силу, которые начали завязывать узлы при первом же слове, произносимом женихом. Число же их должно быть самое большое потому, что посторонние побоятся сделать много узлов и не развязать вовремя, а родственники развяжут свои узлы сейчас же, как отпустили жениха к невесте. Поэтому нередко можно видеть, во время венчания, какого-либо родственника жениха, который, внимательно слушая жениха, начинающего слова Писания, с усердием и каким-то самодовольством начинает делать несколько узлов и смотрит по сторонам, чтобы узнать, нет ли еще кого.

На дворе синагоги стоит балдахин, под которым должны венчаться новобрачные. Балдахин состоит из куска шелковой материи, натянутой на четыре жерди. Жерди эти держатся четырьмя родственниками невесты и жениха. Во время венчания раввин читает молитвы, а жених со своим нареченным братом и невеста с посаженою матерью стоят поникши головами под балдахином и слушают раввина[21]21
  В прежнем описании моем (Рассвет. 1881. № 18) было сказано, что невеста семь раз обходит жениха. Эта ошибка вкралась тогда, во-первых, по молодости моей и незнакомству с некоторыми обрядами нашего народа, так как маленькие вовсе не допускаются на такие торжества, где много народу; во-вторых, живя между русскими евреями и видя обряд венчания у этих последних, почти одинаковый с обрядом горцев, я не обратил внимания на это различие.


[Закрыть]. Балдахин окружает народ различных верований и племен, так как горцы-евреи не воспрещают никому присутствовать при своем богослужении, тем более на свадьбах.

Потом раввин берет полный стакан вина, произносит молитву и передает его жениху. Последний, так же как и невеста, постится с восьми часов вечера предыдущего дня и только теперь впервые отпивает немного вина и подает его невесте. Невеста, сделав то же, подает его раввину. Затем жених надевает невесте на палец кольцо или кладет ей в руку серебряную монету и повторяет за раввином слова Священного Писания. После этого раввин читает вслух брачное условие кетибо, в котором упоминается, какое приданое приносит с собою невеста и сколько, в случае развода, жених обязывается уплатить ей наличными деньгами.

После чтения раввин снова наполняет стакан вином, опять читает над ним молитву, но на этот раз подает его не жениху, а невесте. Та отдает его жениху, а последний, отпив немного, со всей силы разбивает стакан о камень, с этою целью лежащий здесь же под балдахином. Наконец балдахин снимается, и раздается дружное «Ура!» присутствующих. После венца жених и невеста с согдушами и енгами садятся в экипаж, который окружается поющею гимны молодежью и учениками с одной, девушками с другой стороны, и едут медленно в дом жениха, где для обоих новобрачных приготовляют отдельные комнаты, освещенные как можно большим количеством свечей.

Дорогой со всех сторон на молодых сыплются крупа, пшено и мука, которые бросают женщины, услыша шум проходящей мимо их саклей процессии и выбегая второпях навстречу молодым. Во многих местах раздаются выстрелы из ружья и пистолета и слышится «Ура!» и музыка.

Дома встречают молодых родители мужа и, снова благословив их и поцеловав, отводят их отдельно в приготовленные комнаты. На брачный ужин приглашаются все в городе или ауле: мужчины с их гостями, женщины и дети. Мужчины собираются в комнате молодого, который сидит на низеньком татарском стульчике и поднимается с места при входе каждого из гостей, ласково отвечая на пожелания счастия.

Перед молодым на полу ставится большой медный поднос, на котором лежат три чурека с узорами сверху и с яблоками и красными яйцами по три на каждом чуреке. В чурек втыкаются на одинаковом расстоянии три-четыре маленькие восковые свечки.

Каждый приходящий гость усаживается на полу, покрытом разноцветными коврами, наиболее же почетные садятся на мягкие подушки. Молодой сидит на первом почетном месте, так как он теперь в продолжение восьми дней считается выше всех в обществе. После жениха сидит раввин, перед которым ставят тарелку или расстилают большой платок, куда каждый кладет свое посильное пожертвование в пользу молодых, называемое хотор-хадио.

Жертвования начинаются родителями жениха и невесты. Брат жениха подает жертвователю стакан с вином и, громко произнося: «Хей-шобош, хей-шобош», говорит его имя и сумму пожертвованного. Кроме этого, пожертвованиям ведется подробная запись, которая хранится у новобрачного для того, чтобы и он мог пожертвовать такую же сумму, если не больше, на свадьбе каждого из жертвователей или его детей. Жертвования доходят от 50 руб. до 300, 400, смотря по тому, беден ли жених или богат. В первом случае сбор бывает маленький, а во втором большой, так как на свадьбу богатого, кроме односельцев, приезжает из других городов и аулов масса родственников и родственниц.

По окончании этой церемонии подается ужин, после которого рабби служит молебствие, за что и ему гости платят по состоянию и желанию. Затем общество расходится по домам. Почти то же происходит и на половине молодой, куда собираются женщины, но с тою только разницею, что для нее не собираются деньги, и если кто-либо из женщин дарит ее подарками за «открывание лица», то только одни родственницы. С молодой сидят согдуши и енга за занавеской, чтобы не все женщины видели, как ест невеста, и ужинают.

Когда старики уходят, молодежь садится ужинать с новобрачным, а девушки с молодой. Не стесняемая присутствием старших, молодежь предается неудержимому веселью. Шутки, песни и шумный говор не умолкают. К полуночи новообвенчанные оставляют шумное общество, а девушки, собравшись в комнате молодого, поют веселые свадебные песни. Покой новобрачных охраняет названый брат жениха. Часа через три жених возвращается к своей свите, а согдуши, куда-катуп и енга входят в комнату молодой и, узнав о благополучном исходе дела и прыгая радостно, скорее убирают ложе новобрачных. В это время друзья жениха стреляют из ружей, что извещает о благополучном совершении брачного акта.

Тогда шах со своей свитой отправляется смотреть, что делает молодая. Придя к невесте, он со свитой садится на полу, и каждому из них молодая подает стакан с вином, в который они, опорожнив его, кладут какую-нибудь монету. Согдуши и енга поют «Хей-шобош!», а посаженая мать невесты собирает эти деньги и дает юношам от имени молодой разные подарки: кисеты, обшитые золотом и серебром, шелковые, шерстяные платки и пр. Затем все расходятся, и сакля пустеет. Согдуши, енга и посаженая мать остаются с молодой девять дней, прислуживают ей в это время и утешают, так как она постоянно плачет об оставлении родительского дома. Тем более скучает она и горюет, если вышла замуж в другой аул или город и с ней нет никого из родных, кроме брата, провожающего ее.

После свадьбы новобрачная три-четыре месяца не выходит из дому и не снимает покрова. По истечении этого времени, выходя из дому на свадьбы или обручения, она продолжает носить покрывало около года, а дома снимает его и занимается хозяйством. На 10-й день после свадьбы делается «родственный обед», на котором присутствуют только родственники молодых и рабби, а вечером провожают нареченного брата молодого домой, дав ему приличные подарки от имени молодых. После этого молодым супругам дается свобода и они занимаются дома хозяйственными делами.

Нужно заметить, что горские девушки выходят очень рано замуж, так что в 15 лет они по большой части имеют уже и ребенка.

Глава 4
Сиделки у больного еврея-горца. Господствующие болезни и способы их лечения. Местные врачи и отношение горцев-евреев к медицине. Причины заразительных болезней. Похороны. Женщины-плакальщицы. Траур по умершим молодым и старикам. Девушка-невеста по смерти жениха. Поверья относительно явления смерти, относительно носилок, могил и воя собак. Кровная месть. Суды и управления у городских и сельских жителей. Случай убийства. Справление поминок. Поверья о бессмертии души и о загробной жизни. Высший верховный суд. Троны Бога. Гелгел (вращение). Ад. Рай

Еще задолго до кончины еврея-горца сакля его беспрестанно посещается стариками и старухами одного с ним аула, которые заботливо ухаживают за ним, исполняют малейшее его желание и даже остаются ночевать у него, так что у больного еврея-горца никогда, ни днем ни ночью, не бывает менее двух-трех сиделок.

Рассказывая об обычаях евреев-горцев покупать жену, делать помолвку детей в их младенчестве, о затворничестве женщин, о знахарях и колдунах и пр., я коснулся между прочим и вопроса о господствующих болезнях между горским населением. Из них я обратил внимание на чахотку и на болезни детей и показал причины, от которых проистекают такие гибельные последствия. Теперь же сообщу о некоторых болезнях, которые могут быть излечимы при правильном лечении, но благодаря невежеству евреев-гор-цев все-таки имеют очень дурные последствия для больных.

К таким болезням относятся: припадки (дул гурдеи), которые, повторяясь чаще и чаще, переходят в сумасшествие (шахадуни), золотуха (кечель), лихорадка (лерз), горячка (кизмиш), желтуха (савзи), оспа (овле), бугорчат – ка (зуве, думбель), ревматизм (вор) и многие другие, различные по местностям и густоте населения. Причиной припадков, сумасшествия, ревматизма и детских болезней, по мнению горских евреев, как было сказано, непременно является злой дух или дьявол.

Как показывают самые названия этих болезней: дул-гурдеи (хватание за сердце и сжимание его), шахадуни (схваченный дьяволом), нум пегир гурдей (держание в руках дьяволом), вор (ветер или дух дьявола), – они зависят главным образом от злых духов, которых должно умилостивлять, уговаривать отпустить на свободу свои жертвы. Нет человека, который убедил бы евреев, что все эти названия пустяки, что исход болезней не зависит от этих названий, которые созданы народной фантазией. Они призывают персидских цирюльников, знахарей и других проходимцев с массою трав в мешочках, вверяют им больного, который, узнав название своей болезни, еще более пугается и становится чем дальше, тем хуже, пока не наступит смерть или болезнь не превратит его в щепку.

Зная из практики кое-какие врачебные средства и не имея никакого понятия о медицине, эти персидские цирюльники называют себя хакимами (медиками, докторами), открывают лавочку в ауле или городе и занимаются продажей трав, которые держатся в висящих на гвоздях по всему потолку и стенам мешочках и грязных тряпках. Делаясь купцами, они в то же время исполняют роль врачей и разъезжают на практику по аулам. Чуть что случилось с человеком, они сейчас пускают кровь и прописывают ему какую-нибудь траву, из которой делают для него настой с водкой или чай.

Несмотря на явное шарлатанство, медики-цирюльники пользуются между евреями-горцами большим уважением и полным доверием, а доктора-ученые, которых, впрочем, не заманишь в аул, вовсе ими не почитаются. Во-первых, ученый доктор, по их мнению, очень мало говорит с больным, ни о чем обстоятельно не расспрашивает его, а только пощупает ему пульс, попросит показать язык и посмотрит на лицо, «будто там написано, что делается внутри», говорит горец, а во-вторых, прописав какие-то трефные лекарства (негодные по закону Моисея), спешит уйти, чтобы больше не приехать. А этот хаким говорит с больным без устали, расспрашивает его обо всем и дает такие лекарства, которые, как травы, не запрещены законами Моисея и не содержат свиного сала и свинины.

Еще интереснее, как лечат знахари желтуху, лихорадку и другие болезни так называемыми бабьими средствами. Однажды брат мой заболел желтухой, и все тело его и глаза пожелтели. Мать потребовала аульного знахаря, который сперва опоясал голую поясницу больного желтым шнурком, потом начал давать ему порошок из толченого янтаря в воде и, наконец, живых вшей, спрятав их предварительно в меде и не говоря об этом брату, чтобы ему не было противно принимать. Брат не умер, и благо, что мы жили тогда в городе, где можно было пригласить доктора, который и вылечил его.

Желтуха происходит, по мнению евреев, от досады. Если с человеком происходит удар, обморок или нечаянная болезнь, то это приписывают сглазу. Сглазить человека можно за его хорошие качества, и средством к лечению от этой болезни служит то, чтобы сглазивший плюнул или смазал бы своею слюною лицо больного. Для того чтобы узнать, был ли сглаз, или болезнь вызвана чем-нибудь другим, бросают на стену горсть муки, и если она пристала, то, значит, сглаз, если же нет, то причина болезни другая. А чтобы узнать, кто именно сглазил, делают из теста шарики и бросают в огонь, произнося при этом имена всех односельчан мужского или женского пола или тех, которых видел больной в последнее время. Если шарики горят, при этом не трескаясь и не выскакивая из огня, то, значит, никто из названных не сглазил, если же шарик выскакивает с треском при произнесении имени кого-либо, то сейчас посылают к этому лицу и просят прислать в блюдце своей слюны или же прийти самому и смазать слюною лоб больного, губы, щеки, подбородок и плечо. Шарик же, выскочивший из огня, превращают в порошок и дают больному с водою.

От лихорадки лечатся также или травами, настоями и хейкелями (талисман) или же посредством гадания, которое происходит следующим образом. Мальчик или девочка из родственников больного идет ночью под окна трех соседей и, разбудив кого-либо из их домашних, спрашивает, изменив голос, чтобы не знали от кого: «Какое нужно лекарство от лихорадки?» Там просыпаются и, зная обычай, говорят сразу, что придет в голову. Например, в одном месте назвали кашу, в другом шашлык и в третьем – хинкал. Три дня собирают тогда из этих трех домов по тарелке этих кушаний и потом, смешав их в одно, кормят больного.

От ревматизма лечат или натиранием различными маслами и купанием в минеральных водах и грязях, которые имеет Кавказ почти во всех уголках своих, или же – привязкой бус из различных горных камней, руд и металлов, на больное место. По мнению евреев, эти бусы имеют свойство выгнать газ, вселившийся по повелению злого духа в органы человека, и исцеляют больного.

Причиной лихорадки, бугорчатки, сыпи, золотухи и прочих заразительных болезней, от которых страдают большею частью молодые организмы, служат, конечно, узкие грязные улицы, теснота и нечистота жилищ, особенно женской половины, где преимущественно живут дети, и навоз, разлагающийся или тлеющий по временам около жилищ.

Интересен также у горских евреев способ лечения от испуга. Если кто кого испугал нечаянно или умышленно и тот заболел от этого сильно, то виновник должен вымыть руку и дать эту воду пить больному. Этот способ у нас, то есть в Восточном Дагестане, уже выходит из употребления и имеет силу в г. Кубе. Вместо него у нас испугавшемуся дают кусок земли, на которой он стоял во время получения испуга, растворив ее в воде.

Когда наступает минута смерти еврея-горца, весь аул приходит в движение. Сакля покойника наполняется стариками и молодыми, мужчинами и женщинами, знакомыми и незнакомыми, – все спешат отдать покойнику последний долг. Никакая спешная работа не может остановить их в этом. Торговцы на целый день запирают лавки, и будь у них в это время какой угодно выгодный покупатель, они без всяких церемоний просят его прийти в другой день, так как теперь религиозные обязанности не позволяют им медлить ни минуты. Ремесленники-кожевники, которых особенно много между евреями на Кавказе, как сказал я выше, и другой работающий люд бросают свои дела и поступают точно так же.

Женщины у трупа еврея-горца играют первенствующую роль. Как только слух о смерти кого-либо в ауле дойдет до них, они бросают все свои домашние работы и, поручив их старшей дочери или дочери соседки, которая никогда не откажет в этой услуге при таких обстоятельствах, собираются все вместе, чтобы идти к покойнику, да, кстати, предварительно, по женскому обыкновению, почесать языки о случившемся. Затем они одеваются в белые платки и желтые чувяки – знак глубокого траура – и отправляются гурьбой в дом покойника. Мужчины уступают им место в комнате умершего и выходят во двор, причем старшие и близкие родственники располагаются ближе к дверям сакли, а младшие стоят у ворот. Пятеро из молодых людей идут на кладбище копать покойнику могилу; остальные стоят молча с поникшими, в знак печали, головами.

Между тем женщины толпятся у постели покойника и оглашают его саклю раздирающими душу воплями, причем большинство из них немилосердно царапает себе лицо, рвет на себе волосы, так что во время похорон едва ли можно увидеть хоть одну женщину из родственниц покойника, у которой щеки и грудь не были бы окровавлены.

Покойника снимают с постели и кладут на землю, на которой он лежит до тех пор, пока один из ушедших копать могилу не сообщит, что она готова. В это время зажигаются свечи, а грамотные и рабби читают псалмы Давида и несколько глав из толкований Мишне, чтобы успокоить, утешить душу, порхающую беспокойно над своим жилищем.

Наконец возвращается один из могильщиков с известием об изготовлении могилы. Мужчины принимаются обмывать покойника, а женщины в это время сшивают покойнику из тонкого холста его последнюю одежду: рубаху, штаны, чулки, ермолку и перчатки. Поверх всего этого на умершего надевают саван и опоясывают его кушаком из того же холста. Такое одеяние получают только умершие естественною смертью, умершего же насильственною не обмывают и не снимают с него ни одной части платья, в котором он умер, а только завертывают его в саван. В этом случае с ним хоронят и оружие, которое он носил.

Обмывают покойника, смотря по его полу, мужчины и женщины. Обмывание происходит на дворе или под балконом в палатке, устроенной из нескольких бревен и покрытой одеялами. Рубашка, штаны, чулки и прочие одежды покойника пришиваются одна к другой и закрывают все части его тела за исключением лица, для которого тоже делают покрывало. Сверх этих одежд и под саваном покойника обертывают в большой сысыт (покрывало, которым покрываются евреи во время богослужения).

Когда покойник снаряжен для погребения, начинаются общие вопли мужчин и женщин, сопровождающиеся ударами в лоб, в лицо и в грудь, вырыванием волос на голове, царапанием щек, кусанием рук и тому подобными выражениями печали и сочувствия. Обществом плакальщиц управляет какая-нибудь родственница покойника. Ее можно узнать по наиболее растрепанным волосам и обезображенному лицу, и она громче всех завывает: «Уя! Уя! Вов! Вов!»

Является шесть человек с носилками, на которые укладывают покойника. Носилки окружают женщины в два ряда, взявшись за руки, и снова начинают оглашать двор воплями и страшными криками «Уя! Уя! Вов! Вов!». Наконец, проводив покойника со двора, они возвращаются назад, а процессия трогается к кладбищу, три раза останавливаясь на дороге. Во время остановок носилки опускаются на землю, и раввин читает над покойником молитвы. Носильщики меняются каждые двадцать пять – тридцать шагов, пока процессию завидят копавшие могилу. Тогда они направляются ей навстречу, заменяют последних носильщиков и несут покойника до самой могилы.

В могилу опускаются два, привычные к этому делу, человека и укладывают мертвеца головой к востоку. Голова покойника лежит на набитой землею подушке, а у ног его стоит выкрашенный яркими красками памятник, обращенный лицевою стороною также к востоку. На памятнике описывают добрые качества и благодеяния покойника, гостеприимство его, заступничество за бедных и др. Кроме этого на нем помещаются стихи из книг пророков и обозначается день, число и год, в который покойник потребован к Верховному Небесному Суду. В стихе говорится следующее: «Да пробудятся и встанут многие из спящих к жизни вечной».