Текст книги "Снежное дыхание любви"

12. Признание

Она скрестила руки на груди и в упор смотрела на него. В них то же, что и раньше. Внимание. Но что-то еще, чего она не видела до сих пор в глазах мужчин, обращенных на нее. Или не было таких глаз, в которые можно смотреть долго? Золотистые искорки на радужке светились не просто интересом. Казалось, ему нравится то, что он видит.

А если он хочет завладеть картой? Но у нее нет с собой карты.

Потом Нина поймала взгляд Фили. Он вел себя с Антоном так, будто тот кормил, поил и выгуливал его всю жизнь. А Филя не со всеми так себя ведет. Нина почувствовала себя лучше.

– Хорошо. Я вам скажу главное.

Антон не поменялся в лице, на нем не было ликования от победы – всегда приятно заставить другого сделать то, что ты хочешь, не подался вперед.

– Мне нужны деньги на операцию, – сказала Нина.

– Для вашей мамы? – тихо спросил он.

– Нет. Для меня.

Антон нахмурился.

– Что-то серьезное? Мне жаль, Нина.

Она отбросила волосы с правой щеки и повернулась к нему.

– Мне нужно избавиться от родимого пятна. Моя мама нашла доктора, но не в Москве, не в России. В другой стране.

– Европа? Штаты? – быстро перечислял он, прикидывая, где может стоить операция столько, сколько сказала Нина. Точнее, не сказала, а он сам вычислил по цене двадцати трюфелей…

– Нет. Это Тунис.

– Вот как? – Антон удивился. – Впрочем, эта страна на севере Африки особенная. Французы очень много вложили в нее. Вас должен оперировать арабский доктор?

– Он наполовину француз. Мама работала на конференции с его коллегой. Он учился во Франции. – Нина улыбнулась. – Вообще-то я могла бы ничего не платить. При одном условии.

Антон насторожился. Он не верил в искренние намерения тех, кто ставит условия. Его сердце забилось быстрее. Он поморщился, осуждая себя за необычную реакцию. Условия ставят Нине, не ему, а он видит ее первый раз в жизни.

Но не последний. Конечно. Она отдаст ему карту, он заставит ее это сделать. Значит, им придется встретиться в Москве.

Такая мысль ему понравилась.

– Какое условие?

– Скорее, предложение. Знаете, – Нина зарделась, – мама не стала мне говорить об этом, она знала, что я не соглашусь. Бабушка рассказала. Условие такое – я выхожу замуж за сына доктора, он хочет в жены русскую блондинку. Потом его отец делает мне операцию. Бесплатно.

– Хорошенькое дело – бесплатно! – возмущения такой силы Антон Метельский не ожидал от себя. – А знаете ли вы, что этот сынок должен платить солидный выкуп за невесту-соотечественницу?

Нина кивнула.

– Знаю. Бабушка рассказала.

– Понял. Значит, вы поедете в Тунис сразу, как только соберете деньги. – Губы под усами скривились. – Боюсь, ваш доктор уйдет на покой, прежде чем вы соберете столько денег с вашими работодателями. А хотите поехать прямо сейчас?

Нина открыла рот.

– Прямо отсюда? – нашлась она, чтобы унять собственную дрожь.

– Я открою вам кредитную линию, – он улыбнулся.

– Не-ет, – она наклонила голову и посмотрела на него с усмешкой. – Только на свои.

– Вы правы, если вам предлагают зависимость, это опасно. Хорошо, если отдадите мне карту, можете поехать прямо в каникулы. В феврале. На свои, как вы и хотите.

Нина запустила пальцы в волосы. На солнце, которое в середине дня решило осветить хмурый осенний день, они потекли золотым потоком между пальцами.

– Я должна подумать.

Нина отвернулась от Антона, указала на портрет мужчины, который она заметила раньше. Теперь, освещенный солнцем, он подстегнул любопытство.

– А кто это на портрете? – спросила она.

– Мой предок. Вот его работа по грибам, – он взял с полки книгу и подал ей.

– Профессор Бухгольц? – Нина не верила своим глазам. – Я читала эту книгу в Ленинке. Тысяча восемьсот девяносто шестой год.

– Я внучатый праправнук Федора Владимировича Бухгольца, – сказал Антон.

– На самом деле? Вы? Того профессора Рижского университета, который составил коллекцию грибов для графини Екатерины Павловны Шереметевой, в селе Михайловском Московской губернии? – на одном дыхании проговорила она.

– Вы это знаете? – он удивился. – Да, он мой предок. Это он меня толкнул в объятия к грибам. Когда я учился в школе, я проверил рецепты Федора Владимировича. Вы читали книгу, помните, что в ней есть рецепты для консервации образцов. Я убедился, что на самом деле в спирту грибы сохраняют форму, но обесцвечиваются. А цвет, как известно, важный признак при определении гриба. Я даже составлял консервирующую жидкость доктора Овена…

– … вода, соль, сулема и квасцы, – перебила его Нина. – Окраска сохранялась, но гриб разбухал. Так вот почему вы стали заниматься грибами?

– Пожалуй, – сказал Антон. – Потом мне понравилось – грибы не растут в офисе с девяти до шести… – Он засмеялся. – Значит, профессия миколога сделает меня свободным, как никакая другая. О чем я не думал, так это о том, что грибы станут предметом вожделения некоторых. – Он усмехнулся. – А все, что связано с этим чувством, привлекает большие деньги…

Нина порозовела, ей послышалось в его тоне что-то особенное. Она почувствовала жар под пижамой, вспомнила, чья она… Но больше всего ее испугало иное чувство – ей не хотелось уходить отсюда. Вот так сидеть, пить чай, который тебе подает этот мужчина, слушать его.

Она смахнула с лица волосы, которые мешали видеть его лицо. Она поймала себя на этом жесте, испугалась, хотела снова закрыться ими. Но… впервые с тех пор, как Дима перестал быть ее другом, она не боялась открыть лицо.

– Мои предки тоже занимались трюфелями. Они жили здесь, ходили в лес через эту речку…

Антон улыбнулся и сказал:

– Видите, мы нашли много общего, – сказал он. – Я рад.

Нина спросила:

– Так как мои вещи? Может быть, их вывесить на солнце?

– Пойду, посмотрю, – сказал Антон.

Он шел к двери не спеша, высокий, в туго сидящих черных джинсах и темно-серой толстовке. В дверях он наклонился, чтобы не удариться о притолоку. Он сделал это привычно, значит, в этом доме он появляется часто.

Нина, глядя в окно, пыталась понять, в каком поселке этот дом. Но то, что это не их поселок, точно. Иначе она бы слышала о Метельских, тем более, они – родственники профессора-грибника.

Он вернулся с Ниниными вещами.

– Высохло все, кроме ботинок, – сказал он. – Вы наденете мои сапоги.

– Ваши? У меня тридцать седьмой размер.

– В носы моих сапог сорок четвертого размера мы набьем газет, – сказал он. – Сейчас принесу.

Нина переоделась, вспомнила о своих сырых вещах под диваном, положила в карман куртки.

Антон принес сапоги, она надела их, прошлась по комнате. Он с незнакомым для себя умилением наблюдал за ней.

– Можете идти? – спросил он.

Нине уже не нравилось, что он до сих пор называет ее на «вы». Только однажды у него вылетело «ты». Но она молчала об этом.

– Могу, – она кивнула. – Спасибо за все.

Путь был не самый длинный – только до машины. Антон решил довезти Нину с Филей до их дачи.

– Ох, наконец-то, – вздохнула она с нарочитым облегчением, когда села рядом с Антоном в машину.

Филька забрался на заднее сиденье так ловко, будто всю жизнь с утра до вечера катался на черном джипе.

– Собакам идет машина, верно? – Антон кивнул на Филю.

– Ага, – согласилась Нина.

Они ехали не тем путем, которым Нина и Филя шли из дома до речки. Антон отправился кружным, по дороге. Если спросить Нину, она призналась бы, что готова ехать с ним до самой Москвы.

Антон молчал, Нина тоже. С самого детства отец приучил ее не трещать в машине.

– Где ваш дом? – спросил он, наконец.

– Вон, за забором из рыжего штакетника.

Он помог Нине выйти из машины, довел ее до крыльца.

– Сейчас я отдам вам сапоги, – пообещала Нина. Быстро сбросила их в сенях, нырнула в старые кроссовки и отдала сапоги Антону.

– Спасибо… За все…

Он кивнул, улыбнулся и уехал.

Когда машина скрылась за поворотом, Нина почувствовала незнакомую пустоту. Такой не было даже тогда, когда подслушала Димин разговор…

13. Когда блестят глаза

Мария Андреевна наблюдала за дочерью с некоторым удивлением. Еще недавно она не могла без боли в сердце смотреть на Нину. Опущенные плечи, понурое лицо, никакого блеска в глазах. Страх, который таился в глазах, когда звонил телефон. Она понимала, Нина ждет звонка от Димы, хотя ее дочь не из тех, кто после предательства готов вернуться к прошлым отношениям.

Она теперь забыла про Диму? Похоже, Нина забыла про все и всех, с тех пор, как вместе с Кирюшкой они занялись трюфелями. Какой он шустрый, думала Мария Андреевна. Правильно говорят о молодых людях из провинции – они не напуганы столицей. Они знают, чего хотят, не боятся, что у них не получится.

Мария Андреевна не удержалась и полюбопытствовала – а на самом деле, что это за такие бесценные грибы-трюфели? Однажды утром, сидя в своей библиотеке, прошлась по интернету. А когда увидела, сколько они стоят… В общем, едва смогла выдохнуть. Неужели?

Если на самом деле Нина с Кирюшкой кое-что заработают, тогда… Тогда Нина поедет в Тунис. Доктор, с которым Мария Андреевна работала на конференции, пишет ей по электронной почте, всякий раз спрашивает о дочери. Он показал фотографию доктору, тот готов заняться ею. Сын доктора тоже видел, и хочет написать ей, если она разрешит.

Мария Андреевна собиралась поговорить с Ниной о необычном предложении. Но не могла найти подходящий момент. Она не знала, что Нина с бабушкой уже посмеялись над этим возможным путем к успеху.

Марию Андреевну, надо сказать, приятно удивляло, что Нину не беспокоит ее лицо. А вчера Нина спросила:

– Ты можешь написать своему знакомому в Тунис? Тому доктору, с которым работала на конференции? Спросить, растут ли в Тунисе пустынные трюфели?

– Трюфели в пустыне Сахаре? – изумилась Мария Андреевна.

– В пустынных районах Африки всегда росли трюфели, – объяснила Нина. – Я читала в старых книгах, что там они выходят на поверхность в виде клубней, причем, очень крупных.

Мария Андреевна слушала дочь, смотрела на нее, ей показалось, что не только азартное увлечение трюфелями причина этого блеска в глазах. Она… влюбилась? Но… в кого? Неужели пропустила что-то, занятая своими делами и постоянными мыслями о том, как помочь Нине?

– Это нужно тебе? – осторожно спросила она.

– А кому же еще? – Нина засмеялась. Она догадалась – мама хочет спросить о чем-то еще. Но не рассказывать же ей о том, что произошло в воскресенье на реке, потом в доме у Антона Метельского.

Мария Андреевна больше ни о чем не спрашивала. Что ж, сердце Нины свободно, в нем нет больше места Диме, она уверена. Этот блеск в глазах что-то значит. Он появляется тогда, когда женщина готова что-то изменить в своей жизни.

Или уже изменила?

Мария Андреевна почувствовала, как сердце зашлось в тревоге.

– Я напишу ему. Спрошу.

14. Поклонение гармонии

– У тебя хороший вкус, – сказал Антон, окидывая Нину взглядом. Он хотел добавить, что именно это качество в людях он ценит больше всего. Вкус. Себя он относил к числу людей со вкусом. На самом деле, можно ли заниматься трюфелями, столь изысканными грибами, не обладая им?

Он улыбнулся. А ведь Нина, судя по всему, никогда их не пробовала. Или все-таки пробовала? Едва ли она отрезала кусочек от тренировочного экземпляра, обмусоленного Филькой?

Он пригласит ее в ресторан, где подают трюфели, решил Антон, и ему захотелось сделать это скорее. Он давно не водил девушек в ресторан. Почему? Да потому что ему попадались девушки без вкуса, осенило его.

А ведь Нина, когда он выловил ее в реке, была одета с удивительным вкусом. Казалось бы, обычная куртка, джинсы, ботинки. Под ними – свитерок, который намок так, что пришлось выжимать. Но под джинсами и свитерком надето белье одного цвета. Его подруга, с которой они прожили восемь с половиной месяцев, считала, что если она не собирается ни перед кем раздеваться, то какая разница, что под одеждой?

На Нине было черное термобелье, хорошего качества. Чтобы купить такое, надо обладать вкусом не только к вещам, но и к самой жизни. Если угодно – любить себя, свое тело. Тонкое, но сплетенное где-то на севере Европы, оно прекрасно облегало тело, согревало, не стесняло движений. Если честно, он расстался с последней пассией из-за ее пристрастия к красному безумству. Так Антон называл алые стринги, которые она надевала под джинсы.

Антон не раз спрашивал себя, почему для него так важен вкус. Однажды, глядя на звездное небо, догадался – мир вокруг создан с большим вкусом. Небо, земля, то, что на ней растет, и то, что в ней таится – настоящие чудеса вкуса. Человеку остается научиться замечать и развивать в себе то, что он чувствует, наблюдая за природой.

– Ты так считаешь? – спросила Нина, обдумав его похвалу. – У моей мамы вкус гораздо лучше, чем у меня. Ее все называют стильной.

Его глаза то и дело искали ее губы, крупные, полные, ему нравилось смотреть, как легко они двигаются, когда Нина говорит. Они как будто играют и дразнят тех, кто смотрит на них. А она сама знает, как действует на мужчин?

Он усмехнулся. Похоже, нет. Ему известно о жизни больше, чем ей. Для таких, как Нина, умных, гармоничных от природы людей, физический недостаток заставляет компенсировать его чем-то другим. Стать лучше других. Хотеть больше других. И очень часто им это удается. С ними интересно.

Сегодня Антон ждал Нину на обледенелых ступеньках библиотеки. Нина должна принести распечатку северной части карты.

– Хочешь пирожное? – спросил он, когда они свернули к бульвару. Нина шла легкой, скользящей походкой, как будто на ней были не ботинки на толстой подошве, а туфельки. Под ногами не обледенелый тротуар, а натертый паркет бального зала.

На Нине была черная пуховая куртка, черные джинсы. На плече висел рюкзачок, но на нем – это Антону нравилось больше всего – не болталась ни белочка, ни собачка, или еще какой-нибудь талисман, оберег или прочая ерунда.

– Пирожное? – переспросила она.

– Я знаю где, – полушепотом сказал он, наклоняясь к ее уху. Ему хотелось поймать аромат волос. – Так хочешь или нет?

– Хочу, – сказала Нина. Потом поморщилась.

На самом деле, у нее в кошельке совсем чуть-чуть. Все деньги, которые к ней попадали, она клала в шкатулку. На лицо, как говорила она себе.

Пирожные были крохотные, Нина старалась удержать себя от привычной торопливости, есть медленно, отпивать чай маленькими глотками. Она знала за собой такую особенность – когда волнуется, то ест очень быстро.

– Итак, – сказал Антон, – что ты принесла на эту явку?

Она улыбнулась. Антон достал цифровичок, маленькую плоскую камеру, которая укладывалась в бумажник, и переснял.

Потом достал из бумажника конверт и подал Нине.

– Это аванс. Он невелик, но подтверждает серьезность намерений клиента.

Она кивнула.

– Мне нужно еще четыре дня, – сказала Нина. Положила конверт в рюкзак. – А это не опасно? – спросила она, глядя на него.

– Для кого? – Он внимательно посмотрел на нее. – Для тебя – нет. Потому что ты имеешь дело только со мной.

– А для тебя? Если конкуренты твоего клиента узнают, что это ты работаешь на него…

Антон усмехнулся.

– Все, что вокруг больших денег – опасно. Но это не значит, что мы должны ходить по городу с пустым кошельком. И ты, и я – мы оба продаем свои знания. Для того, чтобы нам пополнять их, мы должны на что-то жить. А это значит – есть, пить, отдыхать, одеваться, покупать книги, приборы для наших исследований. Те, кому мы продаем информацию, перерабатывают ее в деньги. Мы с тобой вольно или невольно вошли в тот круг, в котором живут по таким законам.

Нина отложила ложечку и смотрела на Антона. Пирожное не было похоже на сырный торт, который они ели с Димой. Так же, как сам Дима ничем не похож на Антона. Этот взрослый мужчина разговаривает с ней, как с партнером. Ей нравилось.

А он смотрел на нее, и в который раз замирало сердце. Скажет ли он ей когда-то, что он сам облил дерево, переброшенное через реку, водой в ночь на воскресенье… И о том, как он рад, что это сделал… А если бы она перешла через реку? Он бы ее тогда не выловил…

Нина пила чай, Антон попросил еще пирожных. Они проскакивали внутрь сами собой.

Пожалуй, думал он, стоит отдать должное тем, кто решил заманить студентов в это дело. Первокурсники – азартные дети, они только что победили других, поступив в институт. Ощущение победы еще не отпустило их, они верили, что могут все. К тому же им давали деньги. Они не знали, что на каждый вложенный доллар работодатель получал отдачу в десятки раз больше.

– Очень вкусно, – сказала Нина. – Никогда не ела таких. А ты любишь пирожные? Никогда бы не подумала. – Она смотрела на него так пристально, что Антону захотелось наклониться к ней и коснуться ее губ пальцем. Сделать вид, будто надо смахнуть шоколадную крошку. Но в тот же миг, когда он уже поднял руку, кончик языка высунулся и слизнул крошку. – Спасибо, Антон.

– Тебя отвезти домой? – тихо спросил он.

– На чем?

– Я поставил машину в переулке.

– Ты знал, что я пойду с тобой есть пирожные? – Она удивилась.

– Конечно, знал.

– Какой ты… чуткий.

– Я догадливый. В буфете Ленинки таких пирожных нет.

– Если правда отвезешь, то спасибо, – сказала Нина, снимая рюкзак со спинки стула.

15. Меткий выстрел

– Антон, Антон, – кричала Нина в трубку. – Кирюшка… Кирюшка в больнице!

– Что случилось? – Антон похолодел. – С тобой все в порядке?

– Да. Но он… В него стреляли.

– Где это случилось?

– Под Дмитровом. Он поехал туда проверить одну поляну…

– Понятно. Жди меня возле метро «Университет».

Он засунул в карман мобильник. Значит ли это, что Кирюшке предложили войти в число «топтунов», как называл Валерий Сергеевич ребят, которых нанимали проверить данные старых карт?

Но неужели все началось, причем со стрельбой? Зачем трогать ребятишек, стреляют обычно в других?

Он ехал на своей не слишком юной «девятке» по Ленинскому проспекту, попадая на зеленый свет, радовался, будто ему обещали тем самым что-то приятное. Стоя у светофора, он представлял себе лес, в который поехал Кирюшка.

Погоди-ка, осадил он себя. Сейчас под Москвой сезон охоты, а это значит, каждый добычливый участок, по выходным дням особенно, полон охотников. Сезон трюфелей совпадает с этим временем. Кирюшка об этом, конечно, не знал. Может быть, стреляли по пролетным уткам или по рябчикам, а влепили в парнишку? По его данным, никакой трюфельной войны еще нет.

Нина стояла возле метро, глаза Антона сразу выхватили ее из толпы ожидающих. Трудно понять, чем она выделялась – черная куртка, капюшон, черные джинсы, ботинки на толстой подошве, рыжеватая прядь на лице. Но она красиво стояла – прямая спина, подбородок поднят, ноги вместе…

Чем больше он узнавал девушку, тем больше удивлялся гармонии – во всем. С ней приятно, легко. И если честно, ему даже нравилось, что у нее на щеке родимое пятно. А она думала, что мужчины видят его самым первым, когда смотрят на нее. И им это не нравится.

Но она ошибается. От пятна легко избавиться, нужны только деньги. А все остальное, все, что в ней есть, ни за какие деньги не купишь.

Она увидела его машину, быстро вскочила в нее, и пристегнулась ремнем.

– Привет, – сказал он. – Скажи, куда всадили дробь Кирюшке?

Она фыркнула.

– В то, на чем сидят. Поэтому он сейчас лежит.

– Понял. Ну что, убедилась, насколько трюфели опасное дело?

Она посмотрела на него и сказала:

– Я думаю, с тобой – нет.

Антон не посмотрел на нее, опасался, что такую улыбку не спрячешь в усах и в бороде.

– Поедем к нашему раненому другу.

Больница оказалась недалеко от университета. Бабушка постаралась, чтобы внука поместили к знакомому доктору.

Антон и Нина сдали куртки в гардероб, купили синие бахилы, надели на ботинки и пошли в палату к раненому Кирюшке.

Он лежал на боку, оберегая забинтованную ягодицу.

– Привет, – сказала Нина. – Как ты?

– Буду жить, – бодро ответил брат.

– Так сказал доктор или ты сам решил? – спросил Антон. Он видел испуганные глаза парня. – А теперь скажи, не видел ли ты кого…

– Нет. Ко мне уже приходил следователь. Бабушка расстаралась.

– Что он сказал?

– Что я сам нарвался.

– Как это? – Нина изумилась, мандарины из ее пакета высыпались со стуком на тумбочку.

– Приветствую вас, – раздался голос мужчины из дверей. – Я его сосед. Без всякого следователя я сказал парню, что он попал на закрытие охоты. Когда палят по птице, не глядя. У меня дом в деревне на берегу озера, так я на это время в Москву уезжаю.

– Ну вот, вы все слышали, – сказал Кирюшка. – Вы заберете меня домой?

– Не сегодня, – весело сказала пожилая медсестра, вошедшая следом за Кирюшкиным соседом. – А ну, подставляй площадку…

Антон и Нина быстро простились.

– По-моему, он ничего, да? – озабоченно спросила Нина.

– Нормально. Все обойдется, – пообещал Антон.

– А ты говорил, что это конкуренты.

– Но никто не сказал, что это не они, – он выразительно посмотрел на Нину.

– В общем, да. Легко списать все на охотников, – сказала она и поежилась.

– Тебя отвезти на занятия или домой?

– На занятия, – сказала Нина.

Они ехали молча.

– Нина, я приглашаю тебя за настоящими трюфелями.

– Нет! – она подпрыгнула.

– Почему нет?

– Я не хочу, как Кирюшка! – она поморщилась.

– Я приглашаю тебя на обед с трюфелями. В ресторан. Как только ты закончишь карту.

– В ресторан? Но…

– Не волнуйся. В ресторан моего клиента. Я отдал ему трюфель, который показывал тебе. Нам его приготовят. Принесешь карту и получишь деньги.

Нина вжалась в спинку кресла. Вот так все просто? Она карту – ей деньги? Значит, она может лететь в Тунис?

– Как-то… страшновато.

– А чего ты боишься? Я же с тобой, – сказал он и положил свою руку на ее. Она была холодная. – Ты на самом деле боишься? Но чего? Ты сделала большое дело, ты работала. Так получи столько, сколько стоит твоя работа.

– Но Кирюшка… Это он… это его связи. Без него никто бы мне не предложил…

– Согласен. Его усилия стоят десять процентов. Не думаю, что он обидится.

– Десять процентов? – она пыталась сосчитать. – Ого. Это больше, чем нам предлагали на двоих! – Она вытаращила глаза. – Ему хватит заплатить за целый семестр учебы!

Нинино лицо сияло. Ей хотелось, чтобы четыре дня пронеслись за одну ночь.

– Антон, но я никогда не была в ресторане. В кафе, да. Но в дорогом ресторане – никогда. Что я должна надеть?

– Я могу сказать, чего не стоит надевать. Это джинсы, свитер, спортивные ботинки.

Она шевелила губами, и он заметил, что она загибает пальцы.

– Я знаю что.

Он кивнул.

– Не сомневаюсь. Ты умеешь одеваться стильно, я уже заметил.

– Заметил? Но ты видел меня в одном и том же…

– Неправда. Ты меняла свитера, все они очень тебе идут.

– Ты такой тонкий знаток?

– Моя мама очень стильная женщина. Поэтому я никогда не подойду к девушке, которая с юбкой в клетку надевает блузку в цветочек.

Нина фыркнула.

– Вот уж не думала, что мужчины замечают все. Мой папа, я уверена, понятия не имеет, какие вещи есть у мамы. Она просто ему нравится во всех.

– Не сомневаюсь, что ему нет надобности следить. Если судить по ее дочери, то стиль у нее в крови.

– В крови? Сейчас я тебя удивлю насчет крови, – она засмеялась.

– Удиви, – он остановился на красный свет и посмотрел на нее.

– По бабушкиной линии в нашей крови есть итальянская.

– Никогда бы не подумал, – искренне признался Антон.

– От нее, похоже, ничего не осталось. Кирюшка рыжий, я светлая. У бабушки темные волосы и темные глаза. Но все-таки от итальянцев что-то осталось. Знаешь, откуда пошло название Фрязино?

– Нет.

– Фрязями называли выходцев из Италии. В семнадцатом веке сто итальянских мастеров четырнадцать лет подряд строили церковь Знамения Божьей Матери. Они первые нашли трюфели в окрестностях.

Светофор переключился, Антон перестроился в левый ряд, готовясь войти в поворот.

Эта девушка нравилась ему все больше. Нет, поправил он себя, она все больше места занимала в его мыслях.

Хотел бы он, чтобы в жизни тоже? Скоро он об этом узнает. Он это чувствовал.