Текст книги "Я всегда была уверена, что главное для женщины…"

– Вот видишь, Шура, – выразительно сказала я, – с виду абсолютно нормальный мужик.

– Вижу, – охотно согласилась Шурка.

– Но это только с виду, – жестко продолжила я, – а внутри это типичный законченный эгоист.

– Почему эгоист? – заулыбалась Шурка, поправляя челку.

– Как почему? Он же кроме вершин ничего же не видит, – сказала я. – Один как перст, ни жены, ни детей.

– Это верно, жены у меня нет, – Серега, чуть хромая, подошел к краю крыши, – и детей тоже. Да и вершин у меня не осталось. Куда мне в горы с короткой ногой?

– И чем на жизнь зарабатываете? – спросила я. – По электричкам песни поете? О лавинах?

– Петь я не умею, – сказал Серега. – Я монтажник, сварщик, электрик, маляр. На любой высоте. Могу пройти и по отвесной стене, могу и по отрицательному углу, градусов в семьдесят. Все зависит от производственной необходимости.

– А по вертикали? – спросила Шурка. Она явно льстила. Я ее убью.

– Если есть штопорные крючья, то пройду и по вертикали. Даже по ледяной. За это мне и платят.

– Сереж, а у тебя машина есть? – Шурка прижалась к Сереге, заглядывая ему в глаза.

– Есть, – Серега поправил свои прозрачные очки с яркими вставками. – Внедорожник, в гараже стоит. Только медсправку мне не дадут. Цвета путаю. А до трещины не путал.

– А я, Сереж, на права хочу сдать, – вдохновенно соврала Шурка. – Мне бы потренироваться. Поможешь с практикой?

– Не вопрос, – кивнул Серега. – У меня коробка автомат, там все элементарно.

– Ты, Шура, в своем депутатском гараже попрактикуешься, с военными пенсионерами, – я оторвала Шурку от Сергея.

– Ты чего, Вер? – подняла Шурка брови.

– Ничего, – усмехнулась я. – Ты же чуть с крыши не загремела. И вообще, нам пора работать.

– А кстати, вы вниз не собираетесь? – спросил Серега. – Могу одну с собой прихватить. У меня руки сильные.

– Нет, – сказала я, – мы пойдем по лестнице.

– Не доверяете? – Серега улыбнулся, сделал шаг назад и мгновенно провалился вниз.

Мы с Шуркой схватились друг за друга.

– Видите, – спокойно сказал Серега откуда-то из пропасти, – я вишу только на одной руке. И могу висеть час. Я засекал.

– Тебе помочь? – спросила я, хотя от высоты тряслись поджилки.

Серега легко подтянулся и взобрался на кровлю. Он даже не запыхался.

Мы молчали, не в силах сказать ничего вразумительного.

– Ну, прощайте, – Серега помахал на прощание.

Его руки действительно выглядели по-настоящему сильными. Какими и должны быть мужские руки. Таких рук нет ни у Онегина, ни у Карачуна. Да и откуда им быть?

– Завтра придешь? – спросила Шурка.

– Завтра нет.

– А послезавтра?

– Был заказ на монтаж позолоченного флюгера, – Серега прикрыл ладонью глаза и посмотрел наверх. – Я его установил. Я быстро работаю.

– Жаль, что быстро, – вздохнула Шурка и достала апельсин. – Вот, держи на дорожку витамины. Для головы полезно. И вообще.

– Спасибо, – кивнул Серега, – везет мне на хороших людей.

Я взяла Шурку за руку и мы пошли к лестнице. Вначале шли, а потом побежали. И стали прыгать через две ступеньки. И отталкивать друг друга на поворотах.

Нам казалось, что Серега будет ждать нас внизу. Ну не может же все так просто закончиться! И мы бежали, задыхаясь и сбивая локти о стены.

А потом мы вылетели во двор и стали озираться. И нам все время казалось, что вот-вот мы увидим Серегу, улыбающегося, сильного и ждущего нас.

Но ничего этого не было.

Двор был пуст.

У нас не стало сил, и мы уселись на землю. И не хотелось ни о чем думать и ничего говорить. А хотелось сидеть на бескрайней земле и смотреть в далекое синее небо.

И еще хотелось ощущать себя позолоченным флюгером, радостно подчинявшимся силе случайного ветра. Хотя случайных ветров не бывает. Надо просто его дождаться.

Динь-дон, динь-дон

Динь-дон, динь-дон, разноцветные шары…

Я в чалме из бирюзовой персидской махры, подчеркивающей смуглость кожи. Сижу, как ханум, на корточках и достаю ёлочные игрушки из белой картонной коробки.

Пою ангельским голоском:

 
Новый год настает,
Что он нам принесет…
 

и представляю себе, что это и не коробка вовсе, а кованый волшебный сундучок с медными петлями и золотыми заклёпками. Я тянусь в глубину сундучка и достаю плюшевую красную морковку. Кладу её в откинутую крышку сундучка и снова забираюсь в свою сокровищницу.

Динь-дон, динь-дон, разноцветные шары…

Я вытаскиваю золотую рыбку. На голове рыбки хрустальная корона. Но нет петельки, за которую её можно повесить на елку.

– Здравствуй, Вера, – говорит рыбка, и корона на её голове загорается ярким синим светом. – Я говорящая китайская игрушка. Ни хао, Вера, цзай цзянь.

Я недоуменно смотрю на рыбку и пытаюсь вспомнить, когда я её купила?

– Не вспомнишь, – говорит рыбка. – Я подарок, меня тебе подарили. Я умею плавать, говорить и выполнять три желания.

– Целых три? – машинально включаюсь я в игру, гадая, чей же это подарок? Ужас. У меня очень нудная натура: пока не вспомню – не уймусь.

– Уже два, – сказала рыбка.

– Что «два»?

– Уже два желания, – рыбка сверкнула короной. – За год батарейки сели. Ожидание желаний жрёт много электричества. Думай быстрее.

– Выключи корону, – сказала я.

– Не учи китайцев экономить, – буркнула рыбка.

Я положила китайскую игрушку на стул, чтобы лучше рассмотреть.

– Кстати, Вера, – сказала рыбка, – а когда Новый год?

– Через месяц, – сказала я, снимая с головы махровое полотенце, – а что?

– Месяц я точно не протяну, – сказала рыбка. – Загадывай желание, Вера.

– Обалдеть, – рассмеялась я, – какая строгая игрушка.

– Иначе нельзя, – сказала рыбка. – За мной столько имущества числится. Хочешь последний китайский айфон? Или «мерседес-купе»? Или личный самолет? А ещё лучше, бери сразу Луну.

– Лучше бы Солнце, – сказала я и пошла к зеркалу расчесывать волосы.

– Я с тобой серьёзно разговариваю, – сказала рыбка, и её корона стала тёмно-фиолетовой. – Зачем тебе Солнце?

– А Луна мне зачем?

– Я Луну для примера привела, – сказала рыбка. – Чтобы ты поняла уровень моих возможностей. Я тебе могу хоть Вселенную подарить. Но я ненавижу делать ненужные подарки типа набора носовых платков, комплектов постельного белья, фартуков с аппликациями. И Вселенную тоже не люблю дарить. Подарок на выброс.

– Ты знаешь, – сказала я, открывая дверку шкафа, – вот у меня есть два вечерних платья. Угадай, какое из них я купила вчера?

– Ну, вот это, – сказала рыбка, – с фалдами в пол, с завышенной талией, с двойной плетёнкой.

– Точно, – я подошла ближе и всмотрелась в глаза рыбки. – А ты, правда, игрушка?

– Не понимаю, Вера, чего тебя не устраивает? – быстро зажмурилась рыбка. – Другая бы давно выпросила у меня бриллиантовые серьги с кольцами или виллу в Испании. А ты всё кругами ходишь. Вера, ау! Батарейки-то садятся.

– Я не могу принимать подарки неизвестно от кого, – сказала я. – Тем более такие дорогие.

– Да мне цена семьсот рублей, – булькнула рыбка. – Я же из КНР.

– Но подарки ты обещаешь бесценные, – напомнила я. – Скажи честно, чей ты подарок? Я должна это знать. Иначе я ничего просить у тебя не буду.

– Это твоё первое желание, – предупредила рыбка.

– Да.

– А ты не пожалеешь? – рыбка смотрела на меня глазами, полными морской воды, очень похожей на слёзы.

– Колись, акула белая! – свела я брови.

– Людку помнишь? – спросила рыбка. – Белобрысая такая. Она у тебя Серёгу увела. Год назад.

– И что?

– А то, – сказала рыбка. – Людка меня и подбросила. Типа отмазки. За семьсот рублей.

– Вот как, – я бессильно опустилась на стул.

– Осторожней, милая, – отодвинулась рыбка. – Хвост отдавишь. Давай второе желание. Только быстро.

– Нет его.

– Чего нет?

– Желания, – сказала я. – Закончен бал, погасли свечи. Вали в свою коробку.

– Погоди, Вера, – рыбка погасила корону и придвинулась, опираясь на плавники. – Мы же с тобой родственницы. Люди вышли из воды, а значит, я тебе, Вера, кузина. Надо Серёгу в семью возвращать.

– Что? – вскочила я.

– Он через секунду тут будет, как миленький, – сказала рыбка. – Только используй своё второе желание. А Людка пусть валит. А? Сеструха?

Я подошла к своему шикарному вечернему платью. Мы были бы с Серёгой отличной парой. Высокие, спортивные, лохматые. Куда там маломерке Людке с её жиденьким крашеным хвостиком. Жаль.

– Ну чего? – прошептала рыбка сзади. – Батарейки на нуле.

Я молчала.

– Вера… – прошелестела рыбка.

– Пусть они… пусть они будут счастливы… – сказала я. – Это моё второе желание.

Рыбка молчала.

– Сестрёнка, – позвала я, – ну, пожалуйста.

– Да, – выдохнула рыбка.

Я обернулась. Стул был пуст.

И только на самом краешке сиденья лежала крохотная хрустальная корона. Я взяла её в руки. Корона была прохладной и тяжелой. Я пристроила корону на свои пышные волосы. И она вспыхнула ярким синим светом.

– Динь-дон, динь-дон, разноцветные шары, – улыбнулась я отражению.

И оно улыбнулось мне в ответ. Глазами, полными морской воды, очень похожей на слёзы.

Дом отдыха Наташке понравился сразу

Дом отдыха Наташке понравился сразу.

На высокой скале, омытой морем, сиял стеклянный синий «стакан», вставленный в белоснежный монолитный «подстаканник». Ручка «подстаканника» прятала внутри себя скоростной лифт, мгновенно пронзающий раскаленную толщу воздуха.

Внутри вестибюля «стакана» было прохладно, чисто и пахло влажной мятой. У улыбчивой администраторши в белоснежной блузке Наташка получила ключ с набалдашником от долгожданного номера.

Номер Наташка заказала по интернету два месяца назад. Перевела деньги. Мать твердила, что никакого номера ей по интернету не дадут, плакали денежки. Наташка и сама немного в это поверила. И вот теперь она гордо стояла в пахнущем мятой вестибюле и крутила набалдашником из красного дерева, крепко зажав в ладони ключ от двухместного номера.

Одноместный был бы, конечно, намного удобнее. Но мать с пеленок внушала Наташке: будь среди людей! И для практики впихнула трехлетнюю Наташку в детский садик. А садик оказался строгого режима, потому что малявке, которая слишком медленно ела, тарелку с супом выливали за пазуху.

Наташка однажды так домой и заявилась – в нарядной матроске и с праздничным борщом за шиворотом. К детскому празднику мать сшила Наташке настоящую матроску из синей шелковой подкладки. И настоящую бескозырку из упаковочного картона, цветной бумаги и двух ленточек, из многократно простроченных бантов.

Наташка лучше всех танцевала матросский танец, даже бескозырка ни разу не упала, как у других девчонок. Ей очень аплодировали. После концерта был праздничный обед с матросским борщом. А Наташка так натанцевалась, что есть ей совсем не хотелось.

Сидела, ковыряла в борще, пока он не остыл. Так, остывшим, его Наташке в матроску и вылили. Бульон сразу в юбку вытек, а в матроске осталась капуста, кубики картошки и морковная зажарка. Не тяжело совсем. И еще надкусанная горбушка хлеба в бескозырке. Побыла Наташка среди людей, как мать хотела.

И каждое школьное лето отправлялась Наташка в молодежный лагерь. Чтобы дома одной не сидеть. А там пацаны девчонкам юбки задирали. И на мобилу снимали, чтобы потом в интернет выложить. На торжественную линейку в джинсах нельзя, только в форменной юбке.

Тупик, как бы.

Но Наташка сшила края юбки между коленями, типа, шортов. Со стороны незаметно, а задрать невозможно. Пацаны и обломились. Но под конец смены Наташке отомстили. Нашли дохлую крысу и в кровать подбросили. Наташка только плечами пожала и на стуле две ночи проспала. И даже нормально выспалась. Среди людей.

Когда мать Наташку в институт отправляла, то билет не в купейный вагон ей взяла, а в плацкартный. Там людей больше. А мест уже не было, пришлось Наташке пилить в институт на нижней боковой, у туалета. Дорога всего-то сутки. Да и поезд не фирменный, стоянок полно и каждая по полчаса. Дыши, сколько хочешь. Доехала, короче, нормально.

И вот теперь она на настоящем море. Красота неописуемая. Пока на лифте взлетала – на цыпочках стояла, чтобы за горизонт заглянуть.

Коридор был устлан белой тростниковой циновкой. По стенам круглого холла струился холодный водопад. Он стекал в крохотное глубокое озеро, окруженное щеткой живого бамбука.

Когда Наташка вошла в номер, ее соседка была уже на месте, выбирала себе кровать. Одна кровать стояла у окна, другая у двери. Соседка полежала на одной, потом на другой. Потом опять на первой.

– Для меня, лапуля, сон – это первое дело, – пояснила соседка. – Ладно, лягу у окна, там как-то посвежее. Но если ночью замерзну, поменяемся?

Наташка кивнула и затолкала свой чемодан под кровать у двери.

– Там внизу такой администратор знойный, – говорит соседка, – заметила?

Наташка пожала плечами.

– Значит, сменился, – соседка повернулась спиной. – Погляди, лапуля, на вид сзади? Попа не сдулась?

Наташка посмотрела на туго обтянутый канареечными шортами задик соседки и одобрительно подняла вверх большой палец.

Соседка сбросила на кровать топ с широкими бретелями. Бюстгальтера на ней не было.

– Жарко в бюстике, – сказала соседка и подошла к зеркалу. – И потом, чего зря грудь угнетать? И без того кобели до синяков налапают. Ты замужем?

Наташка отрицательно мотнула головой.

– И не была?

Наташка опять замотала головой.

– Молчишь, прямо, как немая, – соседка энергично массировала щеткой густые волосы.

– Я-я… пп-просто… заии-икаюсь, – сказала Наташка. – Нне… лл-люблю… гг-го-оворить…

Заикой Наташку сделал борщ. Когда из матроски вытекал.

– Вот ведь непруха, лапуль, – огорчилась соседка, – думала с тобой по набережной прогуляться. Вдвоем красивые девушки приличнее смотрятся.

Наташка виновато промолчала.

– Мужик на курортах дуреет, – сказала соседка, ловко растирая по лицу питательный крем. – Он хочет всего и сразу. Поели – выпили, поцеловались – легли. Назавтра он до обеда проспится, на пляж выползет. И на меня ноль внимания, его жаба душит, что столько денег на меня отвалил. Жадные они, как ржавчина под тефлоном.

Наташка опустилась на свою кровать. Мягкая, широкая. Класс.

– Ладно, лапуля, я – спать, – сказала соседка. – Вечерком накрашусь – и на пленер. Мне через год сорок стукнет, это уже другой дивизион, там и расценки пониже и здоровья поменьше. А ты не торчи над душой, топай на пляж.

Наташка полезла в чемодан за купальником.

У стойки администратора стоял красивый холеный мужик. Он лениво оглядел Наташку и уткнулся в компьютер. Простенький Наташкин пучок, глаза без туши и губы без помады, на что тут смотреть? И ситцевое платье в пол. Мать подарила.

– Ни разу его не надевала, – сказала мать. – По курортам не шлялась. Хотела его на тряпки порезать, а тут ты родилась. Ну, думаю, будет Наташке подарок. Так что носи.

– Мм-может… ег-го… укк-коротить? – спросила Наташка.

– Чтобы коленками сверкать? – нахмурилась мать. – Сиди и не высовывайся. И всем тверди, что ты несовершеннолетняя.

– Н-ну… эт-т-то… зз-зачем? – возмутилась Наташка.

– Иначе ребенка нагуляешь, – отрезала мать. – Пироги на дорогу я сверху положила, не сядь на них, рот разинувши.

Наташка вышла из синего круглого дворца на приморскую улицу и ахнула. Игрушечные свечки кипарисов на длинной и горячей, ну прямо бисквитной аллее. А вокруг Наташки все такое сливочно-шоколадное, красно-вишневое, кипенно-ажурное, хрустящее-ледяное. У Наташки глаза настежь открылись, сквознячком по ушам протянуло. Подол ее ситцевый вокруг ног закрутился, руки за пустоту схватились.

И полетела бы она на брусчатку, если бы не гранитный питьевой фонтанчик. Обжег губы холодом, и Наташка очнулась. Город как город, жарко только. И ничего особенного. Кругом дома с балкончиками, скамейки с зонтиками. А в конце улицы подмигнуло синевой веселое море, вызвав у Наташки визг восторга и очередной умопомрачительный полет под гору, к белому пляжу, полоске прибоя и горьковатой соли ветра.

Через два часа Наташка выглядела, как обычная курортница. Со слегка сожженной кожей, гудением уставших мышц и блаженной улыбкой на лице. Ее тугой купальник в капельках воды будил мужские взоры. Но Наташка не реагировала.

Она расслабленно мечтала, что у нее впереди огромная жизнь. Она выйдет замуж, родятся дети. И они будут приезжать сюда каждое лето. И даже привозить сюда маму. И будут купаться в этом чудесном море, подбрасывая к небу хохочущих детей. А волосы у детей будут Наташкины – каштановые с медью.

Наташка перевернулась на бок и, подперев голову невесомой ладонью, принялась разглядывать соседей по пляжу. Но солнце безжалостно влетело в Наташкины глаза и стало бесноваться в ее суженных зрачках, разрезая кварцевый пляж на разноцветные искрящиеся круги. Наташка отмахнулась от солнца и с восторгом бросилась в воду. Нырнула и долго плыла, задерживая дыхание в легких. А потом резко, по-дельфиньи, вылетела из глубины в сиянии радужных капель. И перевернулась на спину, лениво шлепая вытянутыми руками. Каштановые волосы окружали голову волнующимся ореолом, струи воды растворяли светло-кофейный цвет купальника, создавая иллюзию обнаженного тела.

С пляжа Наташка ушла только к вечеру. Перекусила на бульваре мелко порезанной ароматной печенкой с луком, положенной на раскаленную лепешку. И запила всю эту красоту ледяным апельсиновым соком. Мимо Наташкиного столика прошла соседка по номеру. В переливающемся коротком платье, на высоких каблуках и с гордой посадкой мастерски завитой головы. Ее сопровождал красавец-администратор из гостиницы. Они шли в укрытый магнолиями ночной ресторан, светящийся нежно-бордовым светом, наполненным пением южных цикад.

Наташка посмотрела им вслед, мазнула салфеткой по губам и отправилась спать. Она с наслаждением вытянулась на кровати и тут вспомнила, что так и не позвонила маме о своем приезде.

– Опять мычать? Завтра отправлю сообщение. Доехала, устроилась, купалась… – тут Наташка уснула.

Утром Наташку разбудили звуки флейты. Звуки лились со стороны балкона. Кровать соседки была нетронутой.

– Как романтично, – подумала Наташка, потягиваясь всеми косточками, – а вдруг это прекрасный незнакомец, который заметил меня вчера на пляже, проследил, где я живу, и теперь объясняется в любви?

Наташка встала и на цыпочках подбежала к балкону. Осторожно выглянула из-за занавески. На ветке вишни сидел черный дрозд. Он издавал звуки флейты. Увидев Наташку, черный дрозд сердито протрещал несколько резких сухих нот и улетел.

– Ты чего там торчишь? – окликнул Наташку голос соседки. Она стояла у двери, слегка покачиваясь и опираясь о стену.

– Т-там… дд-дроздд, – светло улыбнулась Наташка.

– Дыр-дыр-дыр, не тарахти, лапуль, голова лопается, – соседка проковыляла к кровати и тут же улеглась, пытаясь скинуть туфли. – Помоги, а?

Наташка наклонилась и с усилием сняла туфли с отекших ступней.

– Спасибо, – сказала соседка, закрывая глаза. – Я чуть не умерла. Забыла про возраст, и вообще, что-то стала разочаровываться в сексе. Хотя, если честно, это был праздник. А завтра начнутся трудовые дни, в смысле трудовые ночи… только ты это… вот что, – тут соседка с усилием открыла смазанный подушкой глаз, – не считай меня курортной шалавой. У меня высшее финансовое образование, нормальная должность, светская жизнь. Но живу одна. А почему одна? А потому, что с мужиками у меня свои счеты. Это такие твари. Хотя тебе лучше про это не знать. Иди на пляж, не стой над умирающей тетей.

Наташка задернула оконные занавески, мельком глянув на ветку вишни. Пусто.

На пляже она выбрала другое место, среди людей. Поближе к причалу, от которого отходил водный мотоцикл с «бананом». Наташка лежала на спине, щекой на песке и смотрела, как ярко-желтый «банан» утаскивал в море пять пассажиров, двигаясь все быстрее и быстрее. А потом делал резкий разворот, и пассажиры сыпались в воду. Их восторженные крики долетали до Наташкиных ушей. А водный мотоциклист гасил ход и неторопливо подтаскивал «банан» к месту «аварии». И ждал, пока все «пострадавшие» заберутся на крыло «банана», а потом и на свои места.

– Интересная у него работа, – подумала Наташка про водного мотоциклиста. – С виду развлекается, но ведь за что-то ему платят?

– Девушка, – услышала она голос, откуда-то сзади. Наташка повернула голову на другую сторону, смахивая со щеки прилипшие песчинки. Перед ней стоял высокий крепкий парень. И улыбался.

Наташка села на песок и охватила колени руками.

– У меня к вам просьба, – парень опустился на песок, – покараульте надувной матрац, пока я пацанов на «банане» прокачу, а? Вы не торопитесь?

Молчать было глупо, но заикаться рядом с таким красивым парнем ну совершенно не хотелось. Наташка решила молчать.

– Безвыходная ситуация, – сказал парень. – Им пообещал одну поездку. А у нас, в морской пехоте, слово крепче кремня. Покараулите?

Наташка нехотя кивнула и отвернулась.

– Вот спасибо, – вскочил на ноги парень. – Кстати, я – Сергей. На всякий случай.

Наташка чуть поджала губы, чтобы на щеке появилась ямка. Это было ее секретное оружие.

Сергей увидел ямку, споткнулся о матрац, засмеялся:

– Первый раз со мной такое.

И убежал.

От причала отошел очередной «банан». Вокруг летали чайки. Где-то басовитым шмелем гудел пароход. Наташка посмотрела на свои ногти. Педикюр у нее получился аккуратный, хотя делала в первый раз. Украдкой от матери. В носках его прятала. Жара стоит, а она – в носках, только в поезде сняла.

– Ну, вот и мы.

Наташка подняла голову. Вокруг стояли четыре пацана лет пяти – семи. Все коротко остриженные. Слегка насупленные. И в веснушках. Пацаны крепко держали в руках надувной матрац. В нем были сложены пять тельняшек. Четыре маленьких и одна большая.

– Поставить судно на ровный киль, – приказал Сергей.

И пацаны опустили надувной матрац на песок.

– Равняйсь, смирно, к месту погрузки на десантное плавсредство марш!

Пацаны построились в затылок и ровным шагом пошли к причалу.

– Спасибо, девушка, – крикнул Сергей и пристроился сзади пацаньего строя, – выручили.

Он помахал Наташке рукой. Она ответила. Скупо, двумя взмахами.

Придвинула матрац поближе и снова легла на песок. Она наблюдала, как пацаны надели жилеты, как погрузились на «банан». Первым на «банане» сидел Сергей, который о чем-то говорил с водным мотоциклистом.

– Разговорчивый, – подумала Наташка, – был бы заикой, помалкивал бы в тряпочку.

Ну вот «банан» медленно отошел от причала. Пацаны сидели как влитые. Любо-дорого смотреть. «Банан» набирал скорость, потом сделал резкий поворот. Но ни один из сидящих не свалился в воду.

– Они же легонькие, – рассмеялась про себя Наташка, – и цепкие. Таких не свалишь.

«Банан» развернулся на второй круг. И после нового разгона резко свернул в сторону. И опять никто не свалился. Наташка закрыла рот руками. Она стеснялась своего заикающегося смеха. Удушливого, давящегося.

«Банан» пошел на третий круг, но медленнее, чем обычно. Еще медленнее. Потом встал.

– Чего он? – насторожилась Наташка.

И тут она увидела белоснежную яхту, которая неслась вдоль побережья на сумасшедшей скорости. Именно такие Наташка видела в глянцевых журналах. Это были очень дорогие корабли с мощными моторами и шикарной отделкой салонов. За яхтой вырастал огромный бурун, который по косой устремлялся к берегу.

Как только яхта пронеслась мимо, мотоциклист резко тронул вперед, увлекая «банан» к надвигающемуся пенному буруну. И точке пересечения с гребнем, он резко отвернул мотоцикл в сторону, подставляя бок беспомощного «банана» под удар водяного вала.

Наташка вскочила на ноги.

Огромный «банан» взлетел вверх и величаво перевернулся. Пацанов оторвало от сидений и бросило вниз, прямо под закручивающийся бурун.

– На них жилеты, – прошептала про себя Наташка. – Они же цепкие, вынырнут как пробки.

Ноги несли ее к морю.

Первым вынырнул Сергей. Высунувшись из воды по грудь, он стал следить за появляющимися на поверхности пацанами. Один, второй, третий. Пацаны радостно орали и толкали друг друга плечами. Три пацана.

А четвертый?

Наташка добежала до кромки воды, не отрывая глаз от голов, болтающихся на глубине.

Она все время пересчитывала головы. Четвертой не было. Бурун достиг берега и жестко ударился в Наташкины щиколотки.

– Только бы успеть, – Наташка кинулась в воду.

Она плыла, как могла быстро. Она видела, как Сергей, три пацана и мотоциклист оглядываются в поисках недостающего пацаненка. Его нигде не было. Наташка плыла, отплевываясь от попадавшей в рот воды, торопливо рассекая воду саженками. До «банана» осталось метров тридцать. Сердце Наташки колотилось, как никогда в жизни. Она старалась не дать волю отчаянию, стараясь сохранить дыхание и скорость движения рук. Вода и слезы заливали ей глаза.

Она не сразу увидела стриженную пацанью голову, внезапно вынырнувшую у нее под носом. Они столкнулись лбами. Наташка судорожно схватила эту стриженную голову за мокрый чубчик и тут же услышала возмущенный мальчишечий вопль:

– Полундра, братва!

– Ванька, негодяй, я тебя выпорю, – ухватил пацана за ухо подоспевший Сергей.

– Не выпорешь, – баском сказал Ванька.

– Это почему? – спросил Сергей. – Отвечай.

– Разрешите доложить по форме, – сказал Ванька.

– Разрешаю, – Сергей наклонил лицо в воду, чтобы спрятать улыбку.

– Товарищ командир, я отрабатывал прием скрытного отхода без спецоборудования, – доложил пацан.

– Без какого еще спецоборудования? – не понял Сергей.

– Без спасательного жилета, – так же бодро пояснил Ванька.

– Ты утратил вверенное тебе имущество? – повысил голос Сергей.

– Никак нет, – рапортовал пацан, – я заранее снял жилет и привязал к вант-путенсу «банана». Можете проверить.

Сергей посмотрел в сторону мотоциклиста. Тот кивнул головой и поднял вверх большой палец.

– Слушать мою команду! – крикнул Сергей пацанам. – Идем к берегу, малым ходом!

Водный мотоциклист медленно протащил порожний «банан» мимо плывущих.

– Вас довезти? – спросил он, останавливаясь возле Наташки.

Наташка категорически замотала головой. Мотоциклист усмехнулся и поволок пустой «банан» к причалу.

– Вы как? – спросил Сергей.

Наташка изобразила улыбку.

– Извините за волнение, – раскаянно произнес Сергей. – К нашим пацанам нужно привыкнуть. Вы же уже привыкли, правда?

Наташка еле кивнула.

– Это дети морпехов, наша смена, – сказал Сергей, уверенно и крепко держась на воде. – За Ваньку я уверен. Он не подведет. Хотя наряд вне очереди получит. Но это потому, что он мой брат. Остальных и пальцем не трону. Сыновья друзей, как одна семья.

Наташка плохо понимала, что говорит Сергей. Если бы у нее был сын, она бы никогда не доверила его такому воспитателю. У нее чуть сердце не разорвалось.

– Вы все-таки сердитесь, – сказал Сергей. – Но мы не просили нас спасать, мы просили постеречь наш надувной матрац. Мы из «Дома моряка», отсюда два километра. В «Доме моряка» порядки строгие, за матрац половину суточного довольствия вычтут.

– Вижу я ваши порядки, – подумала Наташка.

Она не понимала, сердится ли она на самом деле? Или грустит, что вся эта история сейчас возьмет и закончится?

Матрац и тельняшки были на месте. Ситцевое платье и босоножки – тоже.

– Экипажу поднять спасательный плот на шлюпбалку, – скомандовал Сергей. Пацаны дружно взяли надувной матрац с четырех сторон.

– Ну, вот вам на память, – Сергей протянул Наташке черный вышитый квадратик. – Это вымпел морской пехоты. Вот тут, внизу, вышито «Там, где мы, там победа». Хорошие слова, правда?

Сергей помолчал и добавил:

– Сегодня мы здесь последний день, завтра убываем в экипаж. Вы так и не сказали, как вас зовут. Может быть, скажете?

Наташка смотрела под ноги. Никакая сила не заставила бы ее сейчас промычать «Нн-натт-ша». Даже утонуть было бы легче, чем просто раскрыть рот.

– Жаль, – сказал Сергей. – Разговора не получилось.

И они ушли, идя в ногу, строго в затылок друг другу. Так и будут идти два километра до своего «Дома моряка». Неся в матраце стопку тельняшек. Четыре маленьких и одна большая.

Наташка заревела, икая и трясясь всем телом. Она легла, уткнулась в ладони и плакала. Стараясь заглушить всхлипывания. Потом встала и пошла в номер. Она не хотела слышать счастливого смеха, звуков моря и веселой музыки пляжа.

Соседка спала. Но как только Наташка вошла в номер, открыла глаза и рывком села на кровати.

– Тебя обидели? – чуть хрипло спросила она. – Кто?

– Никто, – Наташка опустилась на кровать.

– Врешь, – соседка пересела на Наташкину кровать. – Как его зовут?

– Сергей, – Наташка уткнулась соседке в плечо.

У Наташки зазвонил мобильник. Она открыла крышку. Мама.

– Мам, это я, – сказала Наташка. – Ты извини, что я не позвонила. Кого? Мам, это я, я. Я не разыгрываю, это правда, я. Что?

Наташка ошарашено посмотрела на соседку.

– Она спрашивает, почему я не заикаюсь? Я что, не заикаюсь?

– Вот, блин, точно, – сказала соседка. – А я гляжу и не пойму, чего в тебе изменилось? Ты не заикаешься, лапуль, ни капельки.

– Мам, я тебе перезвоню, перезвоню, – крикнула Наташка. – Просто он уедет, я не успею.

Наташка бросилась к двери.

– Ты куда? – спросила соседка.

– Тут рядом! – Наташка выскочила за дверь. – Два километра!

Соседка встала, открыла холодильник. Достала бутылку вина и наполнила стакан. Выпила. Посидела, выпила еще.

– Иначе не усну, – громко сказала она и взбила подушку.

Потом легла, закрыла глаза. И услышала с балкона звуки флейты.

– А, это ты, дыр-дыр-дыр, – сказала соседка, улыбаясь краешком губ. – Я тебя поняла, спасибо. Они встретились, да?

Флейта коротко пикнула и умолкла.