Текст книги "Красный падаван"

Глава 12
Самая обаятельная и привлекательная

«Красотка, – подумал Двуул, все они…»

В обычных условиях внимание такой самки маленькому родианцу, в общем-то, не светило. Твилекки по всей галактике считались воплощением чувственности. Даже не за красоту: что такое красота – это каждый понимал по-своему. Нет, дело было в такой приятной, порочной такой притягательности. Тренированная твилекка, сделавшая чувственность своей профессией – актриса, танцовщица, условная супруга, – умела быть притягательной неотразимо.

Другие самки не то: всегда им чего-то надо, вечно что-нибудь не так. Непременно будешь чувствовать, будто нужен не ты сам, а то, что можешь им дать. Конечно, требовательная самка побуждает к чему-то стремиться, достигать – но и расслабиться с такой, в общем-то, не расслабишься…

Не так с твилекками. Уж если одна из них смотрит тебе в глаза – кажется, будто жизнь – жизнь скромного механика, волей случая вознесённого в важный ранг на корабле, – по-настоящему удалась. Даже самая обыкновенная твилекка – вроде вот этой красноносенькой медички, вгоняющей в его плечо очередную порцию лекарств, – умела улыбнуться как-то так, что ты – пусть и ненадолго – вдруг начинал чувствовать себя самцом успешным, неотразимым и необычайным.

Двуул чувствовал. Несмотря на обожжённый бок и кучу мелких осколочных ранений, полученных при взрыве одной из турелей нижней полусферы.

И ведь лично с капитаном обошёл все установки, проверил силовую электронику, криоконтуры… вычислители, само собой, не проверял – в этих вещах Двуул не разбирался. Хорошо, что не ему отвечать перед Лордом Вейдером. Зачем простому механику такие неприятности?..

О, Кавила!.. какая гнусная боль от этой мази… а медичка-то улыбается, улыбается… говорит что-то.

Маленький родианец пошире раскрыл затуманенные лекарствами глаза.

«Старший медтехник Ваая Гесура», – прочитал он на плавающей перед самой его дыхательной трубой нагрудной табличке.

Как плавно движется… вверх-вниз… что она там сказала?

– Береги руку, Двуул, – сказала старший медтехник, – а бок ерунда, пройдёт.

– Хорошо-хорошо, – глуповато улыбаясь в ответ, выдавил родианец, – я, в общем-то, хоть сейчас…

– Сейчас нельзя, – строго сказала Гесура, подёргивая лекками, – сейчас нам надо вот этот пластырь… а ты не шали, не шали, бакту экономить приходится, новую-то здесь достать негде… а ранки-то пустяковые… видишь, я сама с тобой занимаюсь, дроидов отключила… ну-у? Как мы себя чувствуем?

– Хорошо-хорошо, доктор, – сказал почти счастливый Двуул. Точно, эта самка на него запала!

– Медтехник, – поправила Гесура, но совсем не строгим голосом, – пару стандартных часов ещё придётся полежать.

Она устало выгнулась всем телом, взяла с соседнего столика неприятно-голубоватый пневмошприц.

– Теперь вот что, дружочек… не шали, говорю… вот и всё.

– А это ещё что, доктор? – спросил Двуул, представляя, как зайдёт в бар «У Дарта» под руку с такой шикарной – и чистой! – сиреневокожей самкой.

– Общеукрепляющее, – ответила твилекка, пряча пневмошприц в поясную сумку, – сейчас немного поспишь и будешь совсем здоровенький.

– Хорошо, – рассеянно произнёс уплывающий в разноцветное блаженное беспамятство родианец. Действительно – хорошо. Хорошо-хорошо. Хорошо-хорошо-хорош-шо…

Добрая сиреневая Гесура торопилась, но её прощальная улыбка показалась Двуулу неприлично многообещающей.

– Обещают-то они много, товарищ Сталин, – виновато улыбнулся Меркулов, – да выполнять пока что-то не торопятся. Бомбового удара не нанесли до сих пор.

– Как Империя России подарила звездолёт… – задумчиво проговорил Иосиф Виссарионович. Несмотря на многочисленные неудачи последнего времени, настроение у него было хорошее: в неудачах ковался успех. Иного пути история не знает.

Сейчас следовало добиться лишь, чтобы неудачи не обошлись стране слишком дорого.

– Не вполне так, товарищ Меркулов, – сказал Сталин, – их карты – это серьёзное подспорье для нас. Кстати, товарищ Берия, – повернулся он к наркому, – есть мнение, что академика Колмогорова следует поощрить. Товарищи из Генерального штаба высоко оценили.

– Шапошников исключительно доволен, товарищ Сталин, но связь-то отстаёт, – заметил Тимошенко, – с нашими полевыми линиями особо не разбежишься, оперативные указания запаздывают. Вот и товарищи отмечают, что без средств радиофикации эффективность управления войсками повысить не получится.

– Надо было вовремя закупать в САСШ, – Лаврентий Палыч закончил черкать в блокноте и не упустил возможности вставить шпильку, – как мы предлагали.

– А то мы не пытались, так они нам их и продали! – в запальчивости начал было Тимошенко, но Иосиф Виссарионович прервал привычную пикировку взмахом руки. Народные комиссары притихли.

– Эти пересуды нам ни к чему, – сказал Сталин, мерно расхаживая по кабинету, – мы уже успели убедиться в точности, достоверности и своевременности предоставляемых союзниками сведений. Отпала необходимость угадывать направления ударов немецких войск и характер этих ударов. С такими сведениями наша разведка приобретает фундаментально новое свойство, новое качество. А на новое качество противнику ответить нечем. По крайней мере, пока нечем.

Он помолчал, обдумывая собственные слова. Да, принципиальных ошибок в таком суждении нет.

– Поэтому будем командовать, как можем. А товарищ Молотов ускорит решение вопроса по закупкам у стран Запада. Но приоритетным для нас остаётся сотрудничество с нынешними союзниками.

Это-то как раз было ясно для всех присутствующих. Оставалось определить границы такого сотрудничества.

– Товарищ Сталин, что всё-таки делать с нашими наблюдателями? – спросил Меркулов, – заявленная группа ожидает, через пару недель подготовим ещё двенадцать… специалистов. Углублённого профиля.

Сталин видел, что крохотная пауза не ускользнула от внимания Берии. Лаврентий был противником идеи силового захвата инопланетного корабля. Сам Иосиф Виссарионович тоже: даже если предположить, что такая операция окажется удачной – что ты будешь делать с «Палачом» дальше? Как разбираться с чужой техникой, основанной на неизвестных на Земле принципах? Как вести тяжелейшую войну с гитлеровским блоком, утратив единственного – не считать же Танну-Туву и Монголию – союзника; и как рисковать войной со всё ещё неведомой Галактической Империей, продолжая борьбу с объединённой Европой?

Нет. Даже не исключая возможности перехода Лорда Вейдера на сторону врага – силовой вариант приходится рассматривать в качестве исключительного. Разумеется, именно из этих соображений требуется направить на «Палач» побольше крепких, грамотных… специалистов, военных наблюдателей. Добровольцев – потому что билет на орбиту может оказаться в один конец.

«А ведь они действительно готовы, – подумал Сталин, усаживаясь в кресло, чтобы заново набить трубку. – У нас полно людей, которым скажи: вот ракета, в той стороне Марс, но вернуться ты уже не сможешь – и эти люди с радостью схватятся за высотные шлемы. Зная, что жизнь закончится через минуту после того, как ступят на красноватый песок чужой планеты. Им не страшно будет отдать жизнь, потому что жизнь имела смысл – протоптать тропинку в будущее».

Впервые за невыносимо долгие тысячелетия слепой пустоты человечество увидело, что в жизни есть смысл – и смысл этот неизмеримо более высок, чем просто жрать, размножаться, испражняться, бояться властей, соседей, невежественных богов… Да, всегда, во все века находились люди, способные поднять глаза и увидеть звёзды над головой – но никогда, ни в одной стране мира не бывало ещё так, чтобы весь народ понимал, насколько светло и прекрасно будущее, чтобы весь народ стремился к этому будущему, работал для него, приближал его, переносил из него в настоящее всё, что только можно перенести.

Сегодня они идут врукопашную и кидаются под танки с его именем на устах. Он чувствовал боль, словно само пространство содрогалось от каждой из этих смертей. Он понимал, что является для людей символом того самого будущего, за которое не жалко отдать жизнь.

Невысокий, немолодой, очень спокойный желтоглазый человек с сухой рукой и больными ногами сам был готов броситься под танк – если это поможет приблизить будущее. Тем более – был готов сотрудничать с любыми инопланетными гостями.

Он усмехнулся в усы.

Будущее.

Какое-то сомнительное у этих гостей «будущее», коли до сих пор живут в империи. Монархия, колониализм, наследственная аристократия… Впрочем, это всё слова. Инопланетяне вовсе не обязательно вкладывают в них тот же смысл, что и мы. Нет, советский человек не станет пугаться ни странного поведения Лорда Вейдера, ни слова «империя» – ни вообще каких бы то ни было слов.

Иосиф Виссарионович с удовольствием вспомнил, как переживал генерал Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления, когда выяснилось, что на выданных кавалеристам саблях стоит надпись «За бога, царя и отечество». Сабли были хороши, и Сталин только заметил:

– Если надпись не мешает рубить врага, то пусть кавалеристы и продолжают делать это.

Иосиф Виссарионович любил и понимал кавалерию.

Он задумчиво пробарабанил пальцами по столу несколько тактов из какого-то незатейливого марша.

Теперь у нас есть особенная лошадка.

– Спасибо, товарищ Тимошенко, – сказал Сталин, поднимая глаза, – можете идти.

Он дождался, пока закроется дверь, и продолжил:

– Товарищ Берия, временный космодром «Динамо» нашим требованиям не удовлетворяет. Рассмотрите возможность организации совершенно секретного космодрома, пригодного для регулярного скрытного сообщения с гостями. Следует предусмотреть возможность приёма тяжёлых аппаратов. Место выберите под Москвой, и обязательно с хорошей дорогой.

– Балашиха, – немедленно отозвался Лаврентий Палыч с широкой улыбкой поистине интеллигентного человека, – работы уже ведутся.

«», – подумал Иосиф Виссарионович, откидываясь в кресле и довольно оглаживая усы.

Тихо затренькал телефон.

– Товарищ Сталин, снова вызов от союзников, – произнёс в трубке голос Поскрёбышева.

Старкиллер поудобнее перехватил свою трубу, произнёс что-то ещё – голос приходилось сдерживать, Половинкин не разобрал – и растворился среди деревьев.

«Хорошо ходит, в лесу не чужой, что ли», – мимолётно подумал Коля, но отвлекаться было некогда – фашисты как осатанели. Внизу хлопали выстрелы, слышалась немецкая речь, какой-то гитлеровец визгливо раздавал указания.

Справа болото, слева контролируемый противником просёлок. Носилки с Юно, уберегая лётчицу от ещё одной шальной пули, оставили далеко позади. Девушка в сознание не приходила, за ней приглядывали двое красноармейцев. Фельдшер Макаров отводил честные глаза, и было ясно, что помощь нужна срочно.

По крайней мере, они нашли эту самую группу осназа, присланную Лордом Вейдером, подумал Коля. Осталось до неё добраться.

Добраться было… непонятно, как было добраться: справа болото, слева просёлок с немцами. Спереди тоже немцы, вон они: садят пулю за пулей в опушку напротив, но вперёд не лезут – уже отхватили.

Коля видел, как гитлеровцы оттаскивали раненых после короткой перестрелки, когда за несколько секунд был буквально выкошен десяток солдат, увлечённо пробиравшихся по мелкой топи к наполовину затонувшему корпусу сбитой «Тени». Шедший первым немец, лысый здоровяк, уже убедился, что топь совсем не глубока, отбросил слегу и жадно вцепился рукой в задранный почти вертикально край трапа. Другие с противным гоготом потянулись за ним. С берега что-то кричали оставленные в дозоре, наверное, завидовали, что не они первыми дотронутся до такого необычного трофея.

Половинкин изучал язык вероятного противника, но особых успехов, прямо скажем, не достиг. Сейчас некоторые слова поганой фашистской речи казались знакомыми, и он против воли начал было прислушиваться, пытаясь понять их смысл, как вдруг на опушке тихо булькнуло – Коля с тоской вспомнил ситро, которое пил на Сельскохозяйственной выставке в Москве, – и через мгновение прямо среди бредущих по болоту гитлеровцев хлопнула граната.

Негромкий, но яркий разрыв посбивал солдат с ног – только брызги полетели. Сухопутные фашисты заметались в поисках укрытий. Не успел Коля поморщиться от нарастающего лая немецкой ругани, как из леса в мельтешащие фигурки полетели резкие цветные всполохи.

«Наконец-то – лучи смерти», – с восторгом подумал Половинкин. В вопросах межпланетных сношений он чувствовал себя уже тёртым калачом, поэтому никак не мог бы спутать луч смерти с трассирующей пулей или каким-нибудь глупым воздушным шариком. Тем более что такие необычные, совершенно безобидные с виду всполохи били не хуже пуль. Пока один невидимый за кустами стрелок короткими очередями прижимал к земле сухопутных фашистов, трое его товарищей с других точек прицельными одиночными выстрелами лупили по самому болоту. Почти каждый выстрел доставал кого-то из гитлеровцев, всё ещё барахтавшихся в зелёно-коричневой жиже.

Лучи смерти били бесшумно. На фоне неестественно беззвучного расстрела были отчётливо слышны крики боли, совершенно безнадёжные проклятия и смертный хрип. Быстрыми облачками пара вскипала грязь.

Лысый здоровяк подпрыгнул, отчаянно подтянулся на трапе, пытаясь укрыться за металлом корпуса. В глубине самолёта сверкнула неяркая вспышка, светло-красный луч ударил прямо в лицо. Наверное, волосы бы могли загореться, но волос у немца не было – вскипела лысина. Фашист молча упал в бурлящую грязь и больше не шевелился.

В болоте всё было закончено. Невидимые стрелки перенесли огонь дальше, на берег, но сухопутные фашисты, понукаемые своим визгливым командиром, уже заняли укрытия, изготовившись наконец к полноценному бою. Защёлкали винтовочные выстрелы, сперва редкие, потом более плотно. Застрекотал автомат. Поле боя сразу зазвучало как-то совсем по-земному, почти по-домашнему, хотя слышно было лишь немецкое оружие.

Немцы били не прицельно, ориентируясь по траекториям лучей. К сожалению, в наступающих сумерках оружие инопланетных десантников явно демаскировало их позиции. Хотя Коля и не считал себя знатоком, действия осназа показались ему довольно грамотными. Космические стрелки постоянно меняли свои позиции, больше двух-трёх выстрелов подряд с одной и той же точки он ни разу не заметил. Тихо тлела невысокая берёзка, неудачно попавшая под луч смерти. Несколько наглых немцев, рванувших было в обход по левому флангу, тут же наткнулись на беглый огонь и залегли.

И всё же в бою наступило шаткое, неуютное равновесие. Слишком малая сила противостояла немцам: эта сила могла удержать их от того, чтобы завладеть сбитым самолётом, но была не в состоянии уверенно отбросить от «Тени».

Со своего пригорочка Половинкин задумчиво рассматривал поле боя, и не мог придумать никакого выхода из позиционного тупика. Ну начнёшь ты лупить по немцам с тылу – так в пять стволов много не нащёлкаешь, тут же ответят, да и обойдут быстро.

Жаль, нет гранат, да кто ж с гранатами летает в космос. Убитые конвойные богатством вооружения не отличались, пленные красноармейцы… ну, понятно. Если только у тех немцев, кого товарищ Старкиллер порубал в лесу.

Коля чуть сполз с пригорка и вывернулся на животе.

– Макаров! Макаров, сюда давай! – зашипел он, осторожно махнув рукой.

Молодой фельдшер, старательно отталкиваясь от земли распластанными ступнями, ужом подполз к Половинкину:

– Да, товарищ лейтенант государственной безопасности!

– Как там товарищ лётчица?

Макаров замялся, но ответил честно:

– Не очень. Ей хирурга надо как можно скорее, я говорил. Пуля высоко застряла, если смотреть с правой стороны, то примерно вот…

– Не подымайся, – предупредил Коля, осматривая бойца. – Сапоги в лесу снял, с немцев убитых?

– Так точно, товарищ лейтенант.

– Гранат не было у них?

– Никак нет, – огорчённо ответил Макаров, – обыскали всех троих, тщательно, как вы приказали.

– Четверых, – машинально поправил Коля.

– Никак нет, товарищ лейтенант, троих. Трое там было, на поляне-то.

– Ладно, Макаров, неважно, – дёрнул щекой Половинкин, – нам теперь надо быстро лекарство забрать у десантников, понимаешь? Пока ещё больше немцев не прикатило.

– Не прикатят пока, товарищ лейтенант, – бодро заявил фельдшер, – здесь ведь не передовая, а у них автомашин тоже мало, в основном гужевой транспорт.

Он многозначительно поднял вверх палец, но спохватился и быстро убрал руку.

– Ты это откуда знаешь? – спросил Коля.

– Товарищ майор объяснял на политзанятиях, он немецкий знает.

– Вы что, и занятия проводили в окружении?

– А как же, товарищ лейтенант. Разве можно мыслительный процесс пускать на самотёк? Всё равно ж боец думать не перестанет, так надо, чтоб он в правильную сторону всё время думал, тогда от мыслей толк будет.

– Молодец у вас майор.

– Так точно, Борис Михалыч хороший. Как думаете, товарищ лейтенант, – неуверенно спросил вдруг Макаров, – нас не накажут, что в плен попали?

– Проверят, разберутся.

– А вдруг не так разберутся? Когда им там разбираться-то особо?

– Значит, не разберутся, – сказал Коля, осторожно высматривая незаметных в сумерках стрелков. Визгливый фашист продолжал надсаживаться, – ты раньше времени башку не забивай. Думай, как искупить. А то как в плен, так все, а как отвечать – так «разбирайтесь». Вам Родина зачем, чтоб зад в тепле, а как припрёт – так сдаться поскорее?

– Вы не думайте, товарищ лейтенант, – горячо зашептал Макаров, – мы не сдавались, мы шли, шли, в лесу прятались, я оружие не бросил! Потом на привал, а тут они… часовой два дня не ел, заснул… окружили, винтовки наставили – и всё. Что тут сделаешь?

Паренёк порывисто развёл руками. Половинкин ухватил его за плечо, дёрнул к земле.

– Да пригнись ты, вояка, не отсвечивай! Кто окружил, конвойные-то ваши?

– Они не настоящие конвоиры, товарищ лейтенант, – сказал Макаров, снова плюхаясь на пузо и вжимаясь в траву рядом с Колей, – так, обозники из «Рейха».

– Дивизия танковая?

– Мотопехота, – передёрнул плечами фельдшер, – вторым эшелоном идут, подчищают за линией фронта.

– Понятно, – сказал Половинкин, прикидывая, насколько быстро тут темнеет, – ну «Рейх», так «Рейх». Я вот у деда в Саратове свиней колол – примерно так же визжат.

Макаров даже присвистнул:

– Ну вы скажете, товарищ лейтенант! То свинья, а то – немец.

– Да? А какая разница? – спросил Коля, пряча штык в сапог и продвигая кобуру с пистолетом дальше по поясу. Идти с карабином толку не будет: демаскируешь себя первым же выстрелом – прижмут огнём к земле и прикончат. Штыком надёжней, да оно и тише. Ну и «ТТ» на всякий случай – попадать в плен Коля точно не собирался. А гранатами, может, удастся у десантников разжиться – наверняка у них ещё много всякого полезного.

Лётчице нужна эта их бакта. Иначе она умрёт, и поручение товарища Сталина останется невыполненным.

Подвести товарища Сталина было немыслимо.

Кроме того, девушка Половинкину нравилась.

Часть V
Полунощники

Глава 13
Как вернее бить врага

Две умные очкастые головы склонились над бумагами.

– Вот смотри, Пётр Сергеевич, – сказал Сифоров, – здесь у тебя, допустим, это что такое?

Жданов провёл тыльной стороной карандаша вверх по стрелке:

– Видишь, диаграмма токов «плывёт»?

– Допустим.

– Вот на этой разнице фаз мы его, в сущности, и ловим. Просадки-то – бог с ними, всё-таки война идёт, мало ли. А по сдвигу видно чётко. Не соответствует потребление заявленному никак.

Сифоров задумчиво отхлебнул чаю:

– Но он не греется, зараза.

– Не греется, – подтвердил Жданов, – и на механику, знаете ли, такое количество энергии уходить не может, соответствующей механики в схеме робота не выявляется.

– Ну да, характер-то у этой прорвы импульсный… может быть, Проша твой просто запасает энергию? Аккумуляторные батареи там, как говорится, особо ёмкие.

– Во-первых, как ты себе представляешь химический источник с нулевой инерционностью? – риторически вопросил энергетик. Сифоров неопределённо мотнул головой, мол, сам знаю, не дурак; но Пётр Сергеевич со свойственной ему дотошной методичностью несколькими короткими взмахами карандаша изобразил некий кривоватый график. – Вот тебе характеристический гистерезис. Не бывает таких аккумуляторов, знаете ли.

– Ну ладно, ладно, – отмахнулся Владимир Иванович, – во-вторых-то что?

– Во-вторых, ты знаешь, как организована звукоизоляция в переговорной.

Сифоров, конечно, знал и не удержался от плотоядной улыбки. Сказывалось полубеспризорное детство – любил он всякие хитрые ходы, ох любил. А тут ход был хитрый: ещё при установке объекта «Прокси» в переговорную залу товарищ Берия совершенно спокойно пояснил:

– Этот робот – фактически дипломат. Не бывает такого, чтобы дипломат не подрабатывал шпионом. А раз он всё равно будет шпионить – пусть делает это так, как надо нам.

Акустическая доступность переговорной была рассчитана таким образом, чтобы Прокси мог слышать разговоры в смежных помещениях дворца, но не далее. Не зная точно возможностей инопланетного робота, обычно всё же подстраховывались: в смежных комнатах устраивали ненавязчивый шум вроде примуса, особо серьёзные переговоры проводили в других зданиях. Однако в суровой военной суматохе безобидный Проша как-то очень быстро перестал восприниматься с опаской. В самом деле, там – чёрные танки, пушки, самолёты; а тут – забавный жестяной человечек, так мило хлопающий своими смешными фоторецепторами… Ну какой из него шпион?

Сифоров, собравший и настроивший аппаратуру радиоперехвата, убедительно показал, что Прокси вообще не ведёт никаких передач в доступном землянам диапазоне частот.

– Любопытно-любопытно. – сказал он тогда Жданову, озадаченно потирая кончик носа. – А с чего мы вообще взяли, будто природа передачи радийная?

Пётр Сергеевич уставился на коллегу. Будь он менее интеллигентным человеком – непременно хлопнул бы себя по лбу. Потребление электроэнергии возрастает во время сеансов связи с орбитой, следовательно, передача идёт. В радиодиапазоне излучение зафиксировать не удаётся, следовательно, передача не в радиодиапазоне. Но самое важное: потребление характерно возрастает и в те промежутки времени, когда сеансов связи не ведётся.

Выводы?

Да что там, как сказал коллега Сифоров, вполне очевидные выводы.

– Фундаментальных взаимодействий, на которых вообще вся материя держится, в физике, как говорится, всего четыре, так?

– Так, – подтвердил Жданов, – и радио – это электромагнитное.

– Не подходит, – загнул палец Сифоров. – А сильное?

– Сильное взаимодействие, знаете ли, только по названию сильное, – вежливо улыбнулся энергетик, – оно на уровне атомного ядра работает, нуклоны связывает. До космоса не достать.

– И слабое туда же, оно ещё «короче» – меньше ядра. Если верить итальянскому товарищу Ферми.

– Уже не итальянскому, – сказал Пётр Сергеевич, проверяя чайник тыльной стороной ладони, – он в тридцать девятом в САСШ переехал. Впрочем, это ещё не повод не верить товарищу.

– Не знаю, – рассеянно сказал Сифоров, – по-моему, американцам вообще ни в чём верить нельзя, жулики все до единого, а кто не жулик – вовсе бандит. Помяни моё слово, Америка эту кашу заварила, Америка на ней и разожрётся.

Интеллигентный Жданов поморщился.

– Ну вот опять ты, Владимир Иваныч, – мягко сказал он, – в сущности, везде есть хорошие люди, даже в странах капитала.

Такая мысль показалось слегка бредовой даже ему самому. Сифоров посмотрел на коллегу с интересом и сочувствием. Потом товарищи синхронно вспомнили Рот Фронт, Томмазо Кампанеллу и «Хижину дяди Тома». Учёные успокоенно кивнули друг другу и вернулись к более интересным вопросам.

– Так вот, как говорится, три взаимодействия вычёркиваем: электромагнитное, сильное и слабое. Остаётся какое? Верно – гравитационное.

– Гравитационное хорошее, только как ты его измерять собираешься? Не говорю уж – перехватывать.

– А давай думать, товарищ Жданов, – азартно закричал Сифоров, – давай думать! Тут тема любопытная, тут не только в физике связи переворот – а и вообще в физике. Это, допустим, Сталинская премия корячится!

– На Капицу замахнулся? – засмеялся Жданов. – Вот уж кому, как ты говоришь, «корячится».

– Что Капица, что Капица! Скажешь, нашему Патону-то не корячится?

– Патону корячится, – признал Пётр Сергеевич, – ещё как корячится. Но ему-то за дело.

– А нам что, не за дело? Надо думать, надо в задаче разобраться – вот и заслужим. Я, Пётр Сергеич, две вещи ненавижу: когда по заслугам не награждают – и когда награждают не по заслугам. Так что сейчас, допустим, пообедаем – и айда разбираться в этой космической технике.

Жданов бросил взгляд на часы.

– А что, Владимир Иванович, давай-ка в столовую сегодня не пойдём, ладушки? Я вот сейчас пиджак сниму, и картошечкой перекусим прямо здесь. А космической техники нам товарищ Половинкин привезёт образцы, мы его потом особенно попросим.

Сифоров принюхался к картошечке и, сглатывая слюну, невнятно посоветовал:

– Галстук тоже сымай, чтоб не как в прошлый раз… А кто такой Половинкин?

– Падаван Владыки Сталина, – безразлично сказал Старкиллер.

Капитан штурмовиков присвистнул.

– Самого Сталина?

Молодой ситх мысленно усмехнулся. Как это всегда так получается, что легионеры, туповатые с виду солдафоны, чуть ли не запертые в своих казармах, вечно в курсе любых новостей и сплетен? Интонация капитана лучше любых слов сказала Старкиллеру, что земной Владыка, ни разу не побывав даже на орбите, успел заслужить… определённую репутацию.

Он почувствовал что-то вроде ревности.

Этот Половинкин, кажется, вполне в своего Учителя. Такой же самоуверенный варвар.

И сейчас он там, с Юно.

Старкиллер отвлёкся от неприятных образов, возвращаясь к более важному вопросу. Сперва дело.

– Бакта, – напомнил он.

– Конечно, – ответил капитан, указывая за спину, в сторону временного лагеря, – всё, что угодно. Но без дроидов пулю не достать. У нас на челноке мед-отсека нет.

– В «Тени» есть, – сказал Старкиллер.

Легионер оглядел ситха, задержал взгляд на рукояти меча, висевшей на поясе.

– Сможешь поднять корабль из болота – мы запустим турбины. В крайнем случае вызовем «Гамму» и запитаем ваш челнок от её энергосистемы.

Щурясь в сумерках, Старкиллер посмотрел на «Тень». Он давно обжил этот небольшой корабль, приспособился к его выгнутым коридорам, тесной рубке, крохотной палате медитации. Наверное, даже привык считать его своим домом… когда настоящего дома у тебя нет, приходится любить ненастоящий.

Теперь сбитый кораблик лежал на краю болота. Жирная зелёно-коричневая грязь засосала его до половины корпуса.

Шестьдесят пять метров металла.

«Ты джедай, – подумал Старкиллер, – размер не имеет значения».

– Я подниму корабль, – кивнул он капитану штурмовиков.

Легионер кивнул в ответ. Тактический шлем он снял в самом начале разговора, когда ситх вышел на него прямо из темноты. Этими джедайскими штучками капитана 501-го Легиона было не пронять, и выражение его лица оставалось невозмутимым.

– Приказания?

Старкиллер помедлил.

– Почему вы до сих пор не обеспечили безопасность территории возле «Тени»? – спросил он.

– Зачем? – вместо ответа осведомился капитан. Почтительностью он не отличался, как и все настоящие вояки. – Нас тут всего две группы, удержать территорию в серьёзном столкновении невозможно. Задача – эвакуировать вас. И этого земного наблюдателя. Выжидали, пока местные…

– Немцы, – по-русски произнёс ситх.

– …Немцы, всё равно. Так вот, мы отслеживали твой маячок. Пока немцы не полезли в «Тень», не вмешивались.

– Там засада? – спросил Старкиллер, вспоминая сгоревшую голову лысого здоровяка.

– Нет, конечно, поставили автономную турель. Я своих ребят в мешок не погоню, – уверенно ответил легионер. Во время разговора штурмовик скинул с руки перчатку доспеха и сейчас безотчётно оглаживал земную траву.

«Клон, – подумал Старкиллер, – тоже скачет с планеты на планету. У меня хотя бы был дом… и родители, пусть я всего этого и не помню. У клонов нет ничего. Даже планеты, которую действительно можно было бы назвать родной».

– Восемь бойцов? – уточнил он.

– Да, вторая группа шла к вам вдоль дороги.

Ситх задумчиво кивнул. Скрытно высадиться, выявить ключевые точки местности, обеспечить локальное преимущество в требуемый момент времени, предусмотреть варианты отхода в случае непредвиденных сложностей. Примерно так излагалось в учебных голокронах. Всё грамотно, капитан знал своё дело. Трое штурмовиков, постоянно меняя позиции, беглым огнём удерживали пока ещё живых немцев от опрометчивых телодвижений.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы зачистить местность?

– Половина стандартного часа, – уверенно ответил легионер, – и заблокировать дорогу на время эвакуации. У меня ведь не спецназ, обычные штурмовики.

Старкиллер чётко уловил невысказанную гордость капитана: обычный штурмовик 501-го Легиона мог дать изрядную фору бойцам специальных подразделений других частей. Лучшие кадры, лучшая подготовка, лучшее снаряжение.

Впрочем, в этот раз со снаряжением не задалось.

Стандартные доспехи с наспех нанесённым лесным камуфляжем, стандартные шлемы. Никаких генераторов невидимости, никаких щитов – значит, на «Палач» их так и не успели загрузить. Вооружение… так, ДК-15А у капитана, пара укороченных ДК-15С, несколько новеньких Е-11. Отличные винтовки, но для скрытного ночного боя пригодны с большой натяжкой. Тяжёлого вооружения не наблюдалось, всё-таки группы нацеливались на эвакуацию, а не на диверсионные действия. Штурмовики захватили с собой автономные турели, но это больше говорило о предусмотрительности и опыте их капитана, чем о богатстве интендантской службы корабля.

– Хорошо, – наконец сказал Старкиллер, – приступаем. Отсекаешь дорогу, потом зачищай оставшихся. Со стороны болота поставь бойца, чтоб никто не мог уйти по трясине.

– Там тоже турель, – улыбнулся клон, натягивая перчатку, – никто не уйдёт обиженным.

– Потом блокируешь дорогу, – кивнул ситх, – дальше всё сделаю я.

– Зачищаем местность, ты поднимаешь «Тень», переносим в неё лейтенанта Эклипс, запускаем медотсек, улетаем. Принято.

Капитан надел тактический шлем, скрывая лицо непрозрачным забралом. Пощёлкал вокодером, проверяя связь. Перешёл на закрытую линию.

Интенсивность бластерных разрядов снизилась – бойцы выслушивали приказ. Приободрившиеся немцы стали активнее засыпать лес пулями своего примитивного баллистического оружия.

Пришло время объяснить землянам, что такое Имперские штурмовики.

– Вероятно, эти имперские штурмовики – аналог нашего осназа.

– Вероятно… – проворчал Сталин, откладывая бумаги. – Нам нужна точная информация.

– Извините, товарищ Сталин, – развёл руками Судоплатов, – кто ж мог знать, что Половинкин не долетит.

– Товарищ Вейдер утверждает, что их транспорт сбит немцами над Белоруссией. Оснований не доверять ему в этом вопросе у нас нет.