Текст книги "Красный падаван"

Глава 26
Небесный тихоход

– Когда я ем, – с набитым ртом сказал Мясников, – я лучше всех. Это что за делегация?

– Капитан Эклипс захвачена немцами, – сухо ответил Половинкин.

На прояснение обстоятельств и перспектив ушли следующие три минуты – майор соображал быстро.

– Командующий в новом лагере сейчас, – сказал он, убирая рацию.

– В Мозыре?

– Нет, в новом-новом, под Туровом который, – рассеянно ответил Мясников, жестом собирая народ за собой. – Немцы решили нам праздник завтрашний подсорвать. Сейчас с Москвой свяжемся, дело не шутка. Где Гесура с этим, как его, бесёнком?

– В лазарете, товарищ майор, Макаров штопает. Там ничего особенного, у докторши порезы рук, а Двуула по башке… по голове ударили, кажется, контузия. Просто крови там много, а так ничего особенного.

– Не части, – сказал майор, – разберёмся. Вишь, неудачно как: на западе как раз заварушка…

Он вдруг осёкся и внимательно поглядел на Колю. Турболифт приветственно щёлкнул раскрытыми дверьми.

– Думаешь, для того и замятня?

– Не знаю, товарищ майор, – сказал Коля. Желудок привычно провалился куда-то вниз, ко дну кабины. – Может, и спланировано, только я не знаю.

Он не знал и, наверное, не хотел знать. Он вообще был удивительно спокоен, как будто всю жизнь готовился к чему-то такому важному, о чём ни за что не догадаешься, пока оно не наступит. И вот оно наступило – и ты точно знаешь, что всю жизнь шагал по невидимой, но очень важной дороге, именно к этому самому пункту назначения. И пройти осталось, может быть, пару шагов; главное, пройти их как следует, потому что путь-то уже проложен – всей твоей жизнью и проложен, – надо только найти в себе малую толику силы, чтобы дошагать его как следует.

Коля вышел из турболифта вслед за товарищем майором. В помещении коммуникационной башни мрачный Окто выспрашивал о чём-то не менее мрачного Старкиллера.

– М? – спросил Мясников.

– Здравия желаю, – по-русски сказал легионер.

– Желаю здравствовать. М?

– Ничего. Возможно…

Он повернулся к Половинкину.

– Ничего я не чувствую, – устало сказал Коля. Он смутно понимал, чего хотят от него Старкиллер и Окто, но мысль о том, что местонахождение человека можно определить, просто «почувствовав», по-прежнему казалась ему дикой.

– Лады, – сказал Мясников. – Отставить мистику. Предложения?

– Надо запросить «Палач», у них есть карты там…

– Нет таких карт, – покачал головой Окто, – сенсоры позволяют отличить живой объект от дроида, определить направление движения, примерно так.

– Малая группа, грузовик либо легковушка. На месте потрошить не станут, так что курс, скорее всего, в расположение ближайшего немецкого штаба…

– Нет, – сказал Старкиллер, – её повезут в столицу Державы Рейх.

– С чего бы? Хотя…

– Я чувствую.

Мясников сперва фыркнул, но поймал взгляд Половинкина и осёкся.

Взгляд у Половинкина стал стеклянный.

– Да, – сказал Коля, морщась так, будто его кололи невидимыми иголками, – Берлин.

Майор быстро развернулся к ближайшему стационарному вычислителю, уверенно тыча пальцами в экран, вызвал блок картографических программ.

– Если это немецкий осназ, – сказал Окто, через плечо Мясникова наблюдая за его действиями, – то и авиация у них должна быть своя.

– Аэродром всё равно нужен, – возразил Коля, постепенно выходя из неожиданного «прозрения» и поддаваясь общему азарту.

– Шторьх… – задумчиво произнёс майор, выстукивая пальцами команды, – да нет, такой ценный груз – вряд ли.

Легионер неожиданно нахмурился и присвистнул:

– Маячок, – сказал он, отслеживая пальцем отметку на экране вычислителя.

– Мы отслеживаем обе метки Старкиллера, но в разных местах. Одна… на базе. Подтверждается, Лорд Вейдер.

Владыка ситх снова сжал кулаки. Подлокотники кресла жалобно треснули.

– Меня не интересуют подтверждения, флаг-капитан. Предоставьте мне информацию о втором маяке.

– Да, мой Лорд, – быстро ответил Банну.

Он щёлкал вычислителем, подслеповато щуря глаза, и Владыка ситх испытал мгновенный прилив тёмного раздражёния. Созерцание физической немощи угнетало. Созерцание слабости – сознание слабости – угнетало.

Офицер флота вполне в состоянии позволить себе если не киберимплант, то хотя бы заурядную операцию на глазах, подумал Вейдер. Впрочем, это может быть скорее психологической слабостью… флаг-капитан щурится и сутулит плечи не потому, что стар, а потому, что чувствует себя старым.

За непроницаемо-чёрной маской тёмный джедай позволил себе мрачно усмехнуться, но додумывать эту мысль не стал.

– Есть метка, мой Лорд! – воскликнул Банну. – Судя по данным аппроксимационного блока, траектория… Вы были правы, мой Лорд.

– «Палач» подтверждает: Берлин. Либо окрестности.

– Это нам без разницы, – мрачно сказал Мясников, откидываясь в кресле. – Самолёт?

– Судя по скорости – да.

– Это точно Эклипс? Откуда у неё маячок?

– Я отдал ей свою куртку, – сказал Старкиллер, отводя глаза.

В иных обстоятельствах Коля почувствовал бы себя неловко: это он должен был отдать Юно свою шинель. Но сейчас не до глупых терзаний. Хорошо, что у Старкиллера, оказывается, вся одежда нафарширована радиостанциями. То есть, конечно, на мысли наводит, но – хорошо.

– Что будет, если её заставят переодеться? – спросил он.

– Заставят, – сказал Мясников, – я бы заставил, а гансики не глупее. Потеряем маячок.

– Почти четыре стандартных часа форы, – заметил Окто, проводя пальцем по экрану вычислителя, – ваши аппараты уже не догонят. Предлагаю запросить «Палач». Звено СИД принудит вражеский транспорт к посадке – мы дойдём на спидерах, побьём охрану и заберём Эклипс.

Но Мясников, напряжённо о чём-то размышляя, хлопнул ладонью по контрольной тумбе:

– Бомбардировщики пришли? Нет?

– Какие бомбардировщики? – спросил Коля.

– Голову включи. Ставка обещала восьмёрку СИДов перекинуть на нашу базу.

Окто уже повернулся к другому вычислителю:

– На стойке наблюдаю только один.

– Ходу, парни, – сказал Мясников, рывком подымаясь из кресла, – для разнообразия хотя бы проверить надо.

– Необходимо проверить действительные возможности САСШ по наращиванию поставок в рамках второго протокола.

– Товарищ Сталин, – неуверенно покашливая, сказал Молотов, – ведь только в октябре первый подписали. Ну как расплачиваться будем, как расплачиваться-то?

Иосиф Виссарионович мундштуком нераскуренной трубки указал на кипу бумаг, рассыпанных по столу:

– Вы записываете, товарищ Молотов?

– Записываю, товарищ Сталин… – пробормотал Вячеслав Михайлович. – Только, во-первых, объёмы поставок капитально поднять не получится, а во-вторых, чем расплачиваться-то?

Иосиф Виссарионович на мгновение остановился, но затем всё так же размеренно зашагал по кабинету.

– Первый ваш вопрос, товарищ Молотов, подразумевает предположение о том, что возможности североамериканского промышленного комплекса исчерпаны. Однако есть мнение, – по другую сторону стола скромно осклабился донельзя довольный Судоплатов, – что возможности североамериканской промышленности далеки от исчерпания. Наша задача на данном этапе заключается в том, чтобы принудить правительства САСШ и в меньшей степени Канады к расширению поставок в рамках программы «ленд-лиз». Добиться этого возможно единственным способом: предложив такие нормы оплаты, при которых западные империалистические круги сочтут поставки Советскому Союзу более выгодными, чем любой иной возможный вариант распределения материальных активов.

– Кхм-кхм. Какие же нормы предполагаются? – поинтересовался Молотов, неохотно поддаваясь убеждённости Иосифа Виссарионовича.

– Это приводит нас ко второму вопросу, товарищ Молотов. Определить характер следующего протокола должны вы. Исходите из предположения о том, что советская сторона в ответ на поставки требуемых нам материалов в состоянии обеспечить практически любые разумные требования по оплате. Это не означает, что вы должны соглашаться на любые условия. Это означает, что диапазон ваших возможностей на намеченных переговорах позволяет обеспечить нашей стороне условия, при которых объём поставок в рамках «ленд-лиз» будет иметь ограничением лишь возможности американской стороны.

Молотов вздохнул, сперва тяжёло, потом с некоторым облегчением. Немного подумал, блеснул стёклами пенсне и вздохнул уже скептически:

– Всё-таки с ответом на второй вопрос пока неясность. Что обещать американцам в качестве оплаты?

– Золото и бриллианты, – сказал Сталин с предельно серьёзным видом. – А также антиквариат, старинные иконы, предметы роскоши. В форме соответствующих обязательств.

– Это как же понимать? – совсем уж охнул Молотов, крупно вздрагивая лобастой головой. – Гохран разорять будем, Алмазный фонд, испанку?..

– Разорять не будем, – остановил его Иосиф Виссарионович, – и за иконы тоже не беспокойтесь. Обладающие высокой ценностью предметы старины будут изготавливаться из современного сырья. Да, включая изделия из золота и драгоценных камней. Товарищ Микоян в настоящее время занят организацией соответствующих артелей.

– Как же – «изготавливаться»? Что ли, подделывать будем?

– Технология управляемого старения освоена нами на достаточном уровне, – подал голос Берия. Он опоздал к началу совещания и теперь, видимо, наслаждался происходящим. – Ни с экспертизой, ни с сырьём… проблем не возникнет.

– Я не понимаю, – сказал Молотов, – что же, они нам, допустим, алюминий, автомашины, каучук, всё настоящее – а мы будем подделки?.. Как ни крути, союзники же, помощь…

– Лучше расплачиваться поддельными иконами и фальшивыми драгоценностями, чем жизнями советских людей, – жёстко сказал Сталин. – Единственной неоспоримо реальной помощью со стороны западных так называемых союзников стало бы немедленное вступление Североамериканских Штатов в войну, открытие второго фронта на европейском театре. До тех пор, пока этого не произошло, мы вынуждены рассматривать любые поставки в рамках «ленд-лиз» в качестве полумеры, направленной на оттягивание вступления САСШ в войну.

– Да откупаются они, чтоб самим, значит, не воевать. Мол, и Гитлера нельзя допустить, и мы чтоб, значит, побольше кровушки пролили.

– Спасибо, товарищ Тимошенко, ваше мнение принято к сведению.

– Извините, товарищ Сталин, душа ж болит…

– Болеть нам сейчас некогда. Нам сейчас необходимо обеспечить расширение программы «ленд-лиз». Вам всё понятно, товарищ Молотов? Хорошо. В работе с американской делегацией исходить будете из пакета предложений товарищей Вознесенского, Ванникова и Микояна.

– И Тимошенко, – сказал Тимошенко.

– И Тимошенко, – с еле заметным вздохом согласился Сталин.

– И… – попытался сказать Берия.

– А вот это не стоит. С предложением товарищей Шахурина и Яковлева мы ознакомились, но вопрос с авиационным алюминием будет решаться иным путём.

– Кхм, кхм, – снова затянул Молотов, скептически поправляя пенсне.

– Кхм… Гхм… а, зараза! Лейтенант, старшой! Ты как здесь оказался?

Снесённый бегущим Мясниковым артиллерист Гхмертишвили поднялся и огляделся по сторонам, рассеянно отряхивая галифе. Коля подобрал с пола и протянул ему обмотанную мешковиной палку, выбитую из рук при столкновении.

– Знамя хочу повесить, на башню снаружи. Здравия желаю, товарищ майор.

– Знамя? – удивился Мясников. – А да, верно. Молодец, гхм, кгхм… лейтенант.

«А заскучал грузин», – подумал Коля. – Орудий-то всё равно в лагере было мало, а артиллеристов, поди, много – кто с Большой земли, кто из окруженцев. Полковники, майоры и прочие капитаны азартно порасхватали себе все пушки, а скромный лейтенант Гхмертишвили, первое-то время бывший незаменимым, оказался, прямо скажем, не у дел. Вот и рвался – то в пехоту, то флаг вешать.

– Нельзя крепости без флага, праздник же.

– Убедил. Свободен, так держать. Половинкин, не спи, не спи для разнообразия.

– Я не сплю, товарищ майор, – пробормотал Коля, вываливаясь вслед за Мясниковым на площадку перед внутренними ангарами.

Он уже знал, что инопланетные истребители шасси не имели, а на рёбра светопоглощающих поверхностей могли садиться лишь в крайнем случае, с риском обломить края этих самых поверхностей. В качестве стартовой и посадочной позиции СИД-аппараты использовали особые горизонтальные стойки, типа вешалок для пальто, только без крючков. Поэтому индивидуальные ангары с эстакадами были организованы прямо в крепости на седьмом этаже, то есть – ярусе. Очень удобно: с одной стороны самолёты вылетали и возвращались, а с другой – изнутри – обеспечивался полный доступ для пилотов, механиков и прочего соответствующего люда.

Сейчас на площадке возле второго – единственного занятого – ангара переминался с ноги на ногу крепкий скуластый паренёк в основательно умятой военной форме.

– Уф, – сказал Мясников, утирая четырёхпалой ладонью пот, – до чего ж я старый.

Паренёк пошкрябал ногтями пустую кобуру на поясе, разочарованно расправил плечи и сказал:

– Стой, кто идёт.

– Свои. Представьтесь по форме.

– Старший сержант Кожедуб, – недобро блеснув глазами, ответил старший сержант Кожедуб.

– Майор Мясников. Твоя машина?

– Допустим, моя, товарищ майор.

– Водить умеешь?

– Допустим, пилотировать. Я лётчик, вообще-то, лычки видите?

– Дерзишь, лётчик.

– Виноват.

Ни малейшего раскаяния в его голосе, впрочем, не услышалось. Коля неожиданно почувствовал симпатию к этому скуластому упрямому парню.

– Что за машина?

– С какой целью интересуетесь?

– СИД-бомбардировщик, – уверенно сказал Половинкин, заглядывая в ангар через полуприкрытую панель ворот. – В атмосфере – до восемьсот пятидесяти в час.

– А ты откуда… а, ну да, конечно, – сказал Мясников, – только не «восемьсот», а «восьмисот».

– Отойдите от ангара, – хмуро сказал Кожедуб, ревниво зыркая на Колю, – буду вынужден.

– Слышь, аэратор… то есть авиатор. В кабину пару-тройку пассажиров принять возможно? Да хватит зыркать тут, отвечай.

– А я вам не подчиняюсь, между прочим.

– Щас подчинишься, – зарычал Мясников, запуская руку за пазуху, – на, читай. Читать умеешь для разнообразия? Читай.

Кожедуб читал, тщательно сравнивая фотографию с личностью товарища майора.

«Время уходит, – подумал Коля. – Юно всё дальше. Окто со Старкиллером обещали принести настроенные на поиск планшеты, но что, если девушку всё-таки заставят снять куртку? Тогда останется только найти сам маячок и выбить информацию из тех, у кого он окажется. Но всё равно – нужен самолёт».

– Нам нужен самолёт, – сказал Мясников, пряча свой мандат, – очень нужен. Догнать немецкий транспорт, принудить к посадке. Не знаю, пара очередей там поверх голов. Дальше мы сами. Сможешь хотя бы двоих с оружием в кабину впихнуть?

– Машина в десантном варианте, – неохотно произнёс Кожедуб, – бомболюк оборудован под транспортный отсек. Да не могу же я, у меня приказ, поймите.

– Товарищ майор, – по наитию произнёс Коля, – а ведь Окто умеет пилотировать, даже наверняка. Машина-то совсем простая. Раз уж товарищ старший сержант боится на немецкую территорию.

– Кто боится?! – взвился товарищ старший сержант.

– А, – одобрительно сказал Мясников, – это ты вовремя голову включил, товарищ Половинкин. Щас Окто планшет притащит, его и запряжём. Окто запряжём, не планшет. Раз сержант боится, действительно.

– Вот что, гы-граждане, – сказал Кожедуб, окончательно стервенея, – с полковником Ламтюговым сами будете объясняться. А я человек, между прочим, подневольный. Заходи на эстакаду. Бомболюк открыт.

– Да ладно тебе, подумаешь – бомболюк. Ты смотри, как здесь всё устроено по уму, а?

«Осназ, – подумал Кожедуб», – этих ничем не проймешь. Интересно, кто этот здоровый, которого он утешает? Судя по броне и голосу – «марсианин». Жаль, электрического переводчика так и не выдали. Сейчас бы подключился к переговорнику через него – и всё понятно».

– Планшет свой подключили?

– Вроде да. Тут же не видно ни черта.

– Не успели нормальное освещение доделать, ничего. Там сбоку кнопочка такая круглая, «Интеграция» обозначено, только не по-нашему.

Мужик в броне пробурчал что-то недовольное и зажёг фонарь на своём нелепом камуфлированном шлеме.

– Ага, – сказал майор Мясников, – вот кнопочка, слева от разъёма. Дай-ка сюда… Кхм! Гхм! З-зараза, лейтенант, ты как здесь оказался?!

– Не знаю, – смущённо сказал Гхмертишвили, жмурясь в резком свете тактического фонаря, – этот сказал «заходи», все побежали – и я побежал.

– Ах ты чудо, хватило ума… Ты видел, как он залезал? – спросил Мясников у тихо смеющегося Коли.

– Никак нет, товарищ майор, я автоматы держал, чтоб не растрясло на взлёте.

– Хватит ржать… да кто ж мог додуматься. Кожедуб! Здесь где-нибудь тормозни… аюшки?

Мужик в броне кивнул на «зайца» и что-то пробурчал.

– Ты думаешь?

Бурчание.

– И так друг у друга на головах сидим.

Бурчание.

– А обратно?

Бурчание.

– Убедил. Не пригодится – выкинем по дороге.

– Не надо меня выбрасывать, я ещё пригожусь!..

– Цыц. Проверить оружие.

В транспортном отсеке зазвенело железо.

– Десант, – сказал Кожедуб, кинув взгляд на панель внутренней связи, – вы планшет-то свой подключать будете?

– Ах ты… щас. Капитан, жмякни там.

Пикнул сигнал синхронизации. Планшет с координатами маячка подхватился бортовой навигационной системой. Старательно вспоминая занятия на тренажёре, Иван потыкал пальцем в экран курсового вычислителя. Вот треугольничек, вот вектор…

– А кого ловим, между прочим? – спросил он, совмещая разноцветные метки.

– Товарищ у нас захвачен, по всему – в Берлин везут. Лётчица, кстати, тоже.

– Из союзников? – деликатно поинтересовался Кожедуб.

Из транспортного отсека раздался короткий смешок.

– Умный ты, сержант.

– Так я старший сержант, – огрызнулся Иван, подключая боковую панораму, – мне положено.

Светоусиление, допустим, вот эта клавиша… ага. Всё-таки замечательно удобная машина: на отрыве чуток встряхнуло, конечно, зато потом – как полуторка в колее. Пока идёшь по прямой на запад – даже управление трогать не надо. Теперь не забыть обратную связь – крохотная камера висела прямо над пилотским креслом, позволяя курсантам следить за действиями пилота по установленному в переоборудованном бомболюке видеопланшету.

– А я вас вижу.

– Аналогично, – сказал Мясников, удивлённо поворачивая голову к загоревшемуся экрану. – А с двумя-то планшетами тут совсем светло. Э, товарищ Старкиллер, ты почему это без оружия?

– Я с оружием, – сказал Старкиллер, кончиками пальцев оглаживая рукоять своего меча.

Безоружных ситхов не бывает. Даже если нет меча… какая разница, чем убивать: клинком, бластером – или живущей в тебе Силой.

Он вспомнил тот давний несостоявшийся поединок с землянином. Странно… ведь всё это было лишь несколько месяцев назад. Всё, что так изменило его жизнь.

И, наверное, жизнь кремлёвского падавана.

Он посмотрел на Половинкина. Тот, пытаясь разобраться со своим грубым баллистическим бластером, ворочался в кресле напротив: стандартные СИД-челноки вмещали всего двух пассажиров, а в переделанный на скорую руку бомбардировщик впихнули целых шесть посадочных мест. Да, им же здесь не требуется система жизнеобеспечения.

Интересно, боится ли он смерти.

Коля поднял взгляд и неожиданно улыбнулся Старкиллеру, так беззаботно и чисто, как будто предстоящая миссия в тылу Державы Рейх его нисколько не волновала.

– Всё нормально будет, товарищ Старкиллер, – весело сказал кремлёвский падаван, – ты же знаешь: я бессмертный.

Он щёлкнул затвором бластера и снова с удовольствием улыбнулся.

– Держитесь там, бессмертнички, – раздался из динамика голос земного пилота, – что-то тут у меня… пиликает, что ли.

Глава 27
Дама с ранкором

– Но ведь судьба Восточной кампании уже решена. Осталось одно последнее усилие, один решительный удар – и большевистская столица падёт.

Каммхубер с большим сочувствием посмотрел на старого приятеля. Так смотрят на почтенного семидесятилетнего старца, хвастающего новорождённым сыном от молодой жены.

– Да-да, Николаус, всё решено. Тем не менее ситуация всё же требует личного, особого внимания фюрера. Не мне тебе объяснять: генералитет – это всего лишь толпа генералов.

– Ты и сам генерал, – позволил себе ухмыльнуться фон Белов.

– И ты будешь, – спокойно ответил Каммхубер. – Но это не отменяет простого факта: всякому человеку – и рядовому, и генералу – нужна хорошая, крепкая палка. В момент, как ты говоришь, последнего решительного усилия эта палка должна проявить себя особенно решительно. Срываться из «Вольфсшанце», собирать экстренное заседание военного и гражданского командования…

– Йозеф, это правда, что та женщина… что вы захватили одного из пришельцев? – прервал крамольные излияния адъютант, оглядываясь по сторонам и снижая голос почти до шёпота.

В помещении, кроме них, никого, конечно, не было: огромное, почти полукилометровое здание новой Рейхсканцелярии вообще как вымерло. Меры безопасности предпринимались беспрецедентные: удалили даже большую часть внутренней охраны. С самого утра съезжались бонзы Рейха – адъютант уже успел поприветствовать Гёринга, Гёббельса, Химмлера, Кейтеля, Тодта и Шпеера, Фрика, Мартина Бормана… Здание окружили двойным кольцом оцепления, а Ганс Раттенхубер, начальник охраны фюрера, сходил с ума, пытаясь обеспечить безопасность немногими оставшимися силами, признанными «особо надёжными».

Фон Белов, конечно, прекрасно понимал, что причин для беспокойства нет ни малейших: как будто кто-то способен нанести удар в сердце Рейха!.. И всё же на душе было неспокойно. Готовилось нечто большое, по-настоящему большое, и это пугало адъютанта, как испугало бы всякого нормального, благоразумного, богобоязненного человека.

Где-то далеко, вероятно, этажом выше, хлопнула дверь.

Он вздрогнул и неловко передёрнул узкими плечами.

Если это действительно боги…

Молодая женщина в грубой рабочей куртке и неизвестной, но явно военной форме, несомненно, выглядела стопроцентной арийкой. Великий Фюрер оказался прав – как всегда. Но что, если переговоры в кабинете наверху не увенчаются успехом?..

– Йозеф, – сказал фон Белов, – что, если Фюрер не сумеет договориться с… нашей гостьей?

Круглое доброе лицо Каммхубера сморщилось в гримасе раздражения. Фон Белов, неплохо знавший генерала, понял, что их мысли в чём-то совпали.

– Скорцени утверждает, что после того, как он лично разгромил батальон охраны НКВД, наша гостья пошла за ним добровольно, даже с радостью. Потом, уже на борту самолёта она вроде бы попыталась сопротивляться… Ты же знаешь этого… ммм… шутника: с него вполне сталось бы попытаться наладить «личный контакт».

– Насколько я помню, – пробормотал фон Белов, – указания Фюрера на этот счёт были предельно точны. Я не думаю, что даже этот…

– Конечно, нет, – снова сморщился Каммхубер, – но наша гостья не говорит ни по-немецки, ни по-русски, ни на каком-либо ещё распространённом языке. Остаётся уповать на гений фюрера. Да, Николаус. Уповать на гений фюрера.

Собеседники помолчали. За двойными дверьми шелестело собрание первых лиц Рейха. Изредка доносился одышливый хохоток рейхсмаршала.

Все ждали.

– Йозеф… он собирается представить гостью всего лишь через несколько часов… знакомства. Не владея языком… За такой срок невозможно прийти к сколь-нибудь существенным практическим договорённостям. И, кстати, она не производит впечатления лица, обладающего соответствующими полномочиями, как ты считаешь?

– Если бы речь шла только об этом… Полагаю, фюрер намерен ограничиться простой демонстрацией. Нам сейчас остро необходима хоть какая-то победа, Николаус.

– Ты хочешь сказать?..

– Мы крепко завязли под Москвой, Николаус. Чёртова крепость в Белоруссии поломала нам всю логистику, а ранние холода в этом году… что объяснять, ты сам всё видишь. Если фюрер торопится представить гостью – что же, ему виднее. Доказательств слишком много, чтобы принять всё это за мистификацию. Видит Бог: я сделал всё возможное…

Снова хлопнула дверь, кажется, в противоположном конце коридора.

«Скорей бы все закончилось, – подумал фон Белов. – Ожидание невыносимо».

Хорошо, что Йозеф сейчас остаётся здесь, с ним, а не в зале с остальными бонзами.

Адъютант вдруг поймал себя на том, что действительно считает Каммхубера одним из наиболее влиятельных людей Рейха. Если дело выгорит, если великий Фюрер сумеет договориться с «богами»… выйдет, что это именно Йозеф привёл победу сюда, буквально к дверям Рейхсканцелярии.

В двери кабинета постучали.

– Кто там? – автоматически спросил адъютант.

– Повестка, распишитесь, – на довольно сносном немецком ответили с той стороны.

– Что ещё за повестка? – обескураженно поинтересовался фон Белов, переглядываясь с не менее удивлённым Каммхубером.

Вместо ответа послышался приглушённый гул какого-то, видимо, электрического прибора.

В щель между створками двери просунулся слепяще-алый луч света. Гул сделался отчётливее. Луч резко дёрнулся вниз, обугливая дерево и рассекая замок. Латунная ручка упала на палас, луч убрался. Двери распахнулись от сильного пинка.

Из-за косяка, примерно на уровне пояса в кабинет просунулись ствол автомата и чья-то квадратная голова. Голова цепко поводила глазами по сторонам и что-то произнёсла – на этот раз по-русски.

Фон Белов оцепенел.

В кабинет очень мягко и быстро шагнул хозяин квадратной головы – крупный скверно выбритый мужчина в лесном камуфляже и с явно русским автоматом. Квадратный осмотрелся, почти незаметно переступая из стороны в сторону. Дуло автомата следило за направлением взгляда.

Фон Белов мелко задрожал.

За квадратным появился высокий здоровяк, судя по порывистости движений – совсем молодой. Большевистская военная форма на нём была разодрана в нескольких местах, а когда адъютант поднял глаза, то увидел, что всё лицо парня сплошь залито кровью, напоминая багровую маску с прорезями для глаз и оскаленных зубов. В одной руке здоровяк держал пистолет, другой прижимал ко лбу надорванный кусок скальпа.

Фон Белову стало тепло и мокро.

Затем в кабинет вломился рыцарь в доспехах, вроде тех, что стояли у Николауса в родовом имении в Пруссии, только куда более гладких, пожалуй. Обманчиво неторопливая поступь «рыцаря» ненавязчиво наводила на мысли о лёгких танках и тяжести долга.

Фон Белов подумал, что быть фашистом ему больше не нравится.

Последним скользящей кошачьей походкой в двери тихо проскользнул худой, очень хмурый и сосредоточенный юноша. За спиной обратным хватом он держал… да, тот самый негромко гудящий луч света.

– Ангурва, – почти с восторгом прошептал заворожённый Каммхубер.

– Ну-ка, не ругайся, – по-немецки сказал квадратный, – поляк, что ли? Всё равно не ругайся. Для разнообразия.

Худой юноша шевельнул ладонью, и луч света убрался в небольшую блестящую трубу. Рыцарь что-то пробурчал и указал на застывшего адъютанта.

– Хреновато тут у вас, – сказал квадратный, поворачиваясь к фон Белову. – Как нам к Гитлеру пройти?

– Пройти-то не напасть, – сказал Мясников, – как бы дальше не пропасть. Туда ж они нас точно не ждут. А вот на обратном пути…

– Дайте долететь сперва, – глухо сказал Кожедуб. Его всё ещё немного трясло после первого настоящего воздушного боя. Не от страха, конечно. С такой-то машиной!..

Когда товарищ Ай-яй-яй рассказывал о бортовых вычислителях машин типа СИД, поверить было невозможно. Даже, допустим, первые учебные полёты, ещё в качестве пассажира, не до конца убедили. Но вот сейчас, когда на экране сенсорной системы сами собой высвечиваются метки, означающие, судя по всему, немецкие самолёты, и расстояние до ближайшей из этих меток – тридцать пять километров…

Ведь на обычных, земных истребителях как: «осмотрительность и ещё раз осмотрительность – крути головой на триста шестьдесят градусов». Сам же это твердил курсантам. Потому что вышел немец из тумана – или, допустим, из облаков, – не заметил ты немца – и всё, сбил тебя немец. А тут и замечать не надо: умная машина сама обнаружит вражеский самолёт, по массе, скорости и рисунку работы двигателей поможет идентифицировать цель, перенесёт метку из сенсорного блока на панель прицеливания…

Иван почувствовал себя несчастным.

К современному, высокоманёвренному воздушному бою он готовился… да всю жизнь, между прочим, готовился. А тут – за тебя ж все делают.

«Кожедуб! Лично вы – груз бесполезный, подчёркиваю: бесполезный; подчёркиваю: груз».

– Я т-те покажу «груз», – пробормотал Иван, лихорадочно прикидывая оптимальный курс и набивая последовательность целей. В трёхмерном пространстве прицельной сетки засветилась гирлянда тусклых огоньков. Да, крутоват виражик-то выходит.

– Эй, десант! – сказал Кожедуб, откидываясь в противоперегрузочном кресле. – Хорошо держитесь, потрясёт чуток.

– Что у тебя там пиликает? – немедленно отозвался динамик голосом майора-осназовца. Голос, впрочем, был вполне спокойный, и это спокойствие передалось Кожедубу. Он подумал и переключил носовую панораму на экран в транспортном отсеке.

– Видно? – как можно солиднее спросил Иван Никитович, с некоторым колебанием накидывая на поле вывода ещё и прицельную сетку. – Вот смотрите.

«Не допускать сближения с противником на дистанцию действительного огня» – а и не допустим. Первая цель в гирлянде стремительно приближалась на встречном курсе. Значит, сейчас подсветится треугольником… большим пальцем скидываем колпачок предохранителя… так, мяукнуло.

«Обеспечивать нелинейность курса на схождении с противником» – медленно, аккуратно выжимаем ручку управления влево… вот так, можно даже на мгновение прикрыть глаза и прочувствовать плавность послушной дуги по встречному давлению на ладонь.

«Огонь по противнику открывать с оптимальной дистанции в два – два с половиной километра, в зависимости от погодных условий» – холодно и ясно, параметры рассеивания… выставим на максимум, всё-таки немного не по себе. Не то что страшновато – с такой-то машиной, – а так…

Вот он, первый вращающийся треугольник!

«Держава Рейх, модель 11» – это… точно, «Фокке-Вульф 190». Базу знаний сенсорной системы набивали второпях, таблицу соответствий пришлось просто вызубрить. Пилотам «марсиан» было куда проще: там у них все машины с радиоопознавателями «свой – чужой».

Хотя здесь… ой, тэту, да я уже под Пинском!.. Своим здесь взяться неоткуда.

– Не смеют крылья чёрные над Родиной летать, – сказал Иван, коротким ласковым движением выжимая гашетку.

«Боекомплект жёстко ограничен, сынки… не успели пока наладить производство. Подчёркиваю: обещают, дело такое – настреляешься, Кожедуб, настреляешься».

Два импульса – с левой и правой пушек, – на мгновение осветили кабину. В транспортном отсеке что-то восторженно пискнуло, но Кожедуб этого не слышал: далеко впереди, почти на пределе видимости невооружённым глазом, в воздухе полыхнуло алым, багровым, белым фейерверком, и бортовой вычислитель сочным двойным щелчком подтвердил попадание.

– Первый!.. – хрипло сказал Иван, выводя машину на следующую цель. В отсеке кричали его «болельщики» – он предпочёл думать, что кричат они от радости.