Текст книги "Красный падаван"

А когда научишься – ради счастья летать и бить фашистского гада можно вынести всё. Страх первого настоящего боя, вечный весёлый полуголод – хоть лётчиков и кормили лучше многих, а поди наешься – холодные, наспех оборудованные землянки на временных аэродромах…

– У нас вот в столице отдельная квартира, – вклинился в уши голос, – а что поделать, приходится уезжать, так сказать, терпеть лишения на трудовом фронте. Всё для победы. Зато детишки арбузиков покушают, верно я говорю? Вы к арбузикам как относитесь, товарищ сержант? Говорят, плоховато в армии-то сейчас кушают.

– У вас, гражданин, подозрительных вопросов очень много. И нос странного цвета, – громко сказал коренастый сержант, – будто накладной. Вы не шпион ли?

Ближайшие соседи, давно сложившие и проверившие скудные свои пожитки, испуганно замерли. Лопоухий военный прыснул со смеху, наблюдая палитру впечатлений на враз обвисшей физиономии полусобеседничка.

– Почему же… накладной. Это мой натуральный цвет.

– Этот факт, – сказал коренастый, подаваясь вперёд и с большим значением подымая пролетарский палец, – мы фиксируем. Оставаться на месте. Ждать дальнейших указаний.

Он подхватил мешок и не оглядываясь направился к выходу. Лопоухий двинул следом, периодически всхихикивая.

Не дожидаясь окончательной остановки поезда, коренастый ловко спрыгнул на перрон, огляделся и уверенно подошёл к ближайшему военному патрулю. Привычно козырнул, что-то коротко спросил.

Лопоухий догнал его уже на самой площади.

– Постой-ка, товарищ, погоди. Горазд ты бегать, и не скажешь… Я так понял, ты в Балашиху?

– Туда.

– В школу повышения лётного мастерства?

– С какой целью интересуетесь? – мгновенно подобрался коренастый.

– Да я ведь тоже туда, – улыбнулся лопоухий, – давай знакомиться: Корнеев Иван.

– Кожедуб, тоже Иван, – ответил коренастый, пожимая протянутую руку, – дорогу знаешь? Мне сказали, там придётся попутку ловить.

– Какая попутка, родной, откуда? Голову включи для разнообразия. Да и на кой черт тебе эта Каменка сдалась?

– Ну как же, – смущённо сказал землянин Половинкин, – вдруг там наши? Оборону держат…

– Нет там никого, – пожал плечами земной майор, похлопав четырёхпалой ладонью по планшету, – здесь и раньше медвежий угол был, а теперь и подавно.

– А вдруг?

– Мы в глубоком тылу, – сказал майор, – давай сжигать мосты по мере их появления. Нам с этой колонной надо сперва разобраться, потом уж…

Что «потом уж», майор произнёс не по-русски, потому что переводчик Старкиллера сухо щёлкнул четыре раза подряд: словоформы распознаны, значение лексем не известно.

– Дело известное, товарищ майор, – с бывалым видом произнёс Половинкин, – разберёмся.

Мясников оторвался от визора.

– Вот откуда в тебе столько наглости-то, лейтенант? Думаешь, два десятка пленных отбил – и уже диверсант столетия?

– И не два, – пробормотал падаван Владыки Сталина, очевидно смущаясь, – почти пять…

– Отставить пререкания, – сказал майор, – за дорогой следи.

Он с видимым удовольствием провёл пальцем по сенсору дальности и снова приложился к окулярам.

Старкиллер подумал, что следить за дорогой без приборов бессмысленно. Даже стандартный трёхдиапазонный визор намного раньше самого зоркого наблюдателя засечёт движение, сам определит его вектор, укажет характер цели – дроид это или биоорганизм. Но земляне вообще не слишком полагались на технику. Потому, вероятно, и осваивались с ней так быстро.

Турели, стрелковое оружие, штурмовая броня, медицинские и погрузочные дроиды, «Титаны», даже вычислители и силовые установки, у которых на этой планете аналогов не было, – всё это вызывало лишь нескрываемый, искренний, но краткий восторг, после чего переходило в разряд вещей вполне обыденных. Вещей, которые предстоит как можно быстрей освоить и применять согласно заявленному назначению. А иногда и помимо, как показала, например, «засека», щедро прочерченная в лесном массиве дроидами под руководством майора Мясникова. Опытный Окто был вынужден признать, что такая импровизированная фортификация в сочетании с местным буреломом способна как минимум задержать даже Имперские ходуны, не то что примитивную земную технику.

– Какой там Кашиик… – с непривычным нервным смешком сказал тогда капитан, – тут и на спидерах-то особо не разгуляешься.

– Что за спидеры? – отстранённо поинтересовался Мясников, аккуратно штрихуя карандашом какие-то области на своей бумажной карте. Окто потянулся за планшетом, но майор продолжил: – Погоди, смотри сюда: вот этот участок твои ребята прикрыть сумеют?

– Сумеют, конечно, – ответил легионер, – только почему там тоже засеку не организовать?

– Э, – сказал Мясников, почёсывая шрам под глазом, – обязательно надо в обороне пару дырочек оставить, чтоб противнику некогда было искать менее очевидные решения.

– Разумно, – признал Окто после секундного размышления.

Разумного в поведении земных разумных, вообще говоря, было много. Старкиллер в чём-то даже завидовал этим варварам. Казалось, у них есть какая-то секретная цель, о которой никто не говорил, но все знали без разговоров. Не просто выжить и выбраться из вражеского тыла, даже не просто победить в этой смешной войне с Державой Рейх – нечто гораздо более важное и значительное, что объединяло их в один решительный и упрямый организм, каждая клетка которого трудилась на общее благо, не слишком задумываясь о собственной выгоде.

Разумеется, среди клеток существовала своя иерархия. Иерархию можно выделить всегда, более того – её невозможно не выделять, иначе целенаправленное управление системой становится невозможным. Но у землян даже наличие формальной иерархии как будто не возводило никаких барьеров между разумными.

Все они одинаково скудно питались, одинаково тяжело работали, получали одинаковое медицинское обеспечение – при оказании помощи учитывалась только тяжесть состояния, – спали в одних и тех же условиях, на одинаковых охапках ельника и сухой травы. Ситха по-настоящему поражало то, что никто из них словно бы не стремился к личной власти над другими. Даже Половинкин, с очевидностью отобравший неформальное руководство у майора Куравлёва, при появлении команды Мясникова тут же отошёл на второй план, радостно, как будто испытывал немалое облегчение от того, что может скинуть с себя ответственность за благополучие их скромной лесной армии.

Это выглядело так, словно Половинкину власть не просто не нравилась – но даже не являлась источником его Силы. Как при этом парень сумел занять положение падавана Владыки Сталина – в голове Старкиллера просто не укладывалось.

Он посмотрел на бритый затылок землянина. Затылок размеренно поворачивался из стороны в сторону. Половинкин честно следил за дорогой, выполнял приказ майора Мясникова.

Как будто простой майор может хоть к чему-то принудить ситха.

Старкиллер усмехнулся. Сам он долгое время высокомерно уклонялся ото всей этой бессмысленной суеты. Поначалу к нему обращались с какими-то вопросами, пытались давать какие-то поручения – он молча забирал еду и возвращался на полузатопленную «Тень», в свою палату медитации. Отдыхал. Докладывал Учителю новости – но Владыка Вейдёр, кажется, был слишком загружен своими собственными проблемами.

Иногда Старкиллер усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал за происходящим. Смотрел, как грузовые дроиды возводят мобильную базу. Видел Юно – девушка легко оправилась от раны и так же легко включилась в жизнь маленького лагеря. Она разговаривала со штурмовиками и землянами, смеялась. «Мне безразлично, – говорил он себе, всё чаще замечая Юно рядом с Колей. – Я ситх. Я сам по себе».

Наверное, ему было в чём-то даже интересно, как отнесутся ко столь явной обособленности земляне, но земляне с прежней приветливостью здоровались с ним, кормили, а во всём остальном как-то очень быстро оставили в покое.

Он даже не воспринимал себя чужим. Он вообще никак себя не воспринимал. Ему было просто-напросто смертельно скучно. Праздность убивала не слишком быстро, но много вернее джедайского меча.

Поэтому Старкиллер с немалым облегчением узнал, что объединённая группа земных и имперских воинов начала прочёсывать ближайшие леса в поисках выходящих из окружения и захваченных в плен красноармейцев.

Наконец-то появилась работа, незазорная для ситха.

– Едут, – отрывисто произнёс земной майор, но тут же поправился, – отставить, это пока дозор.

Он пощёлкал кнопками визора.

– А вот у них грузовичок, а вот у них броневичок. Жирные гансики. Для разнообразия. Э, ты куда это?

– Сейчас мы их убьём, – с предельно равнодушным видом ответил Старкиллер, привычно перехватывая меч, и, не удержавшись, добавил по-русски: – Для разнообразия.

Глава 21
Зачем человеку каникулы

На следующие сутки, прохладным ранним утром немцы выбросили десант.

Ну как выбросили – попытались. Автоматические турели, методично посапывая, пожгли парашютистов прямо в воздухе. Население лагеря – кто мог ходить – высыпало полюбоваться, как маленькие чёрные фигурки превращаются в искорки фейерверка. Лучи смерти сейчас были почти незаметны, и казалось, что безнадёжно извивающиеся парашютисты вспыхивают сами по себе. С неба сыпался тихий печальный пепел.

Половинкин сплюнул залётную дрянь и дальше представление смотрел уже с закрытым ртом.

Все эти дни он по-прежнему ночевал на природе – не спалось Коле в жилом секторе. Всё в инопланетной казарме было справно и толково – ан не спалось. Другие земляне тоже – по первости ночь-другую базой восторгались, а потом как-то незаметно перебирались на свежий воздух.

Что характерно, очень скоро из помещений сбежали и союзники, мотивируя нежеланием отрываться от коллектива. Половинкин сильно подозревал, что космолётчики просто тоскуют по природе. Он смотрел в высокое белорусское небо и ёжился, представляя себе долгие месяцы в огромной металлической коробке, в чёрной тревожной пустоте – неизвестно где. После такого, прямо скажем, Земля – это рай.

А даже хоть и встретила она инопланетян не особенно приветливо. Легионерам, кажется, это было совершенно безразлично. У Коли вообще сложилось такое впечатление, что у этих улыбчивых парней в камуфлированной броне в жизни, кроме войны, ничего и не было. Да ведь и у нас, на Земле, – что они пока видали? Один сплошной дремучий лес.

Но это не беда. Вот немцев побьём – и увидят товарищи союзники совсем иную Землю.

– Увидим, – сказал Окто, тыча бронированным пальцем в планшет, – мои ребята «глаза» развесили.

Мясников, поправляя крохотный динамик новенького портативного переводчика, заглянул ему через плечо:

– Ага, вот эти радиусы? Разумно. «Палач» ведёт?

– А как же. Со стороны вот… как это произнести-то…

– Лельчицы, – подсказал майор, – деревня городского типа[3]3
  Простите ехидного майора, добрые жители замечательных Лельчиц.


[Закрыть]. Когда?

– Часа через три можно начинать собираться.

– Хо. Спасибо, капитан.

Он повернулся к Половинкину:

– Так, слушай мою команду. Всё, что щас попадало… Хотя отставить, молод ты еще. Хитренко! Берёшь два звена и прочёсываешь территорию. Там пару тушек в сторону снесло, ты видел. Мусор прикопаешь, трофеи тащи. Если кто вдруг живой некстати – смотри сам, «языки» нам щас особо без надобности. Вопросы? Выполнять.

Хитренко, крепкий рукастый паренёк, деловито козырнул, но Мясников вдруг хлопнул себя по лбу:

– Стой, вот-ка что еще: они оружие отдельно сбрасывают. Найдёшь контейнеры – головой вскрывай, мало ли.

– Та знаю, тащ майор, – чуть снисходительно заулыбался крепыш, – шо вы вечно как с маленькими.

– Дерзишь, Хитренко. Ходу!

Товарищ майор вообще имел большое влияние на подчинённых. Шестерёнки завертелись, лагерь готовился к очередному этапу обороны.

– Всё, – сказал Окто, осматривая свои чудесные пушки, – пока не запустим генератор, о подзарядке говорить не приходится. Перед авиацией мы теперь практически беззащитны.

– Так запускай, в чём затык?

Окто переварил очередное незнакомое слово, кивнул.

– Затык, – со вкусом произнёс он, – что базовый генератор побился немного. Ничего страшного, но система управления рассинхронизирована – техник нужен.

– Что ж у вас всё битое какое, – задумчиво протянул майор.

– Тебя бы в ту воронку, – огрызнулся штурмовик, – высокие технологии всегда хрупкие.

Мясников удивлённо поднял взгляд:

– Ежели они хрупкие – то какие же они «высокие»?

Окто притворно закатил глаза.

– Варвары, – горько сказал он, – у вас же – баллистическое оружие, двигатели внутреннего сгорания, пища на открытом огне… Зачем варварам галактические технологии?

– Угу… то-то ты вчера шашлык хомячил, с открытого как раз огня. Давай заводи свою шарманку.

– Не могу, – со вздохом признал капитан, – нужно с «Палача» техника вызывать.

– Вызывай, – безапелляционно потребовал майор, раскладывая оружие на импровизированном верстаке.

– Не в шашлык щастя, – почти по-русски заключил Окто, с независимым видом направляясь ко входу в сектор.

Коля подавил смешок. Ему всё ещё казались в новинку такие вольные отношения среди командования.

– Что за люди, – покосилось на него командование, придирчиво рассматривая свой пистолет-пулемёт, – обязательно им погоношиться надо. И ведь бойцы, я тебе скажу, – поискать таких.

– Потому и гоношатся, – предположил Коля.

– Да не. Это им пьяный воздух свободы в головы ударил. После империи – в СССР, смекай.

– У них, я так понял, довольно ещё приличная империя, – осторожно заметил Половинкин, – если, допустим, с нашей британской сравнивать…

– Ты голову-то включи, – заржал Мясников, с большой сноровкой набивая патроны в диск, – британская, во-первых, не наша. Во-вторых, ежели с британской сравнивать – гальюн за камбуз проканает.

Коля притих, сломленный убедительностью метафоры.

– Капитализм у них, Коленька. Рабы они. Вот послушай.

Из внутреннего кармана, где обычно хранят партбилет, майор бережно достал небольшую самодельную книжицу в потрёпанном переплёте. По уверенности, с которой Мясников нашёл нужную страницу, было ясно, что записи известны ему как бы не наизусть. Он откашлялся и прочитал:

– Мне трудно представить себе, какая может быть «личная свобода» у безработного, который ходит голодным и не находит применения своего труда. Настоящая свобода имеется только там, где уничтожена эксплуатация, где нет угнетения одних людей другими, где нет безработицы и нищенства, где человек не дрожит за то, что завтра может потерять работу, жилище, хлеб. Только в таком обществе возможна настоящая, а не бумажная, личная и всякая другая свобода.

Он так же аккуратно убрал книжицу в карман.

– Товарища Сталина слова. Будешь спорить?

– Ещё чего, – возмутился Половинкин, – против товарища Сталина пойти – это совсем уже каким-то идиотом надо быть.

– Поменьше догматизма, – сказал Мясников, – но суть уловил. Так что инопланетники твои, считай, кто? Правильно: рабы. Где человека по деньгам меряют, там человек всегда раб.

– Ну не знаю, – сказал Коля, – у них вот, я так понял, ещё сила очень ценится.

Мясников фыркнул.

– «Сила». И Окто нас ещё дикарями называет.

– Не со зла же. Просто политически неграмотный.

– Это верно, – согласился майор, – с грамотностью у них явный неурожай. А вот, кстати, Старкиллер твой – вовсе дурак.

Сложно было не согласиться: выпереться с хоть и огненным, но всего лишь мечом под немецкие пулемёты – это, прямо скажем, надо додуматься. Хорошо хоть, остальные бойцы были наготове…

– Так уж вышло, товарищ майор, – сказал Половинкин, – он просто очень гордый. Оклемается. У них вообще как в сказке: если сразу не убили – обязательно оклемается. Даже если убили – то не обязательно насовсем.

– Ну-ну, – скептически покачал головой Мясников, – а ты шашни свои всё-таки сворачивай, парень.

Коля покраснел как маков цвет.

– К-какие шашни, товарищ майор?! Никаких шашень, то есть шашней.

– А ты думал – с чего дружок-то твой под пули бросается? Сохнет он по лётчице.

– Да он не потому сохнет… он вообще, может быть, не сохнет. Он вообще с Юно не шибко контачит… никогда ничего такого не говорил даже.

– Ах ты!.. – чертыхнулся Мясников. – Палец прищемил из-за тебя. Не спорь: мне, для разнообразия, виднее. Я старый, мне вообще это всё виднее. А что молчит – он просто сам ещё не понял. Так бывает у вас, сопляков. Ну и гордый, ты ж сам сказал.

Коля молчал. Мясников молчал тоже. Гильзы чокались. У ручья майор Куравлёв распекал красноармейцев Федотова и Бибикова, вкопавших самодельный умывальник вверх ногами.

– Ладно, – сказало наконец командование, – оклемается. Как там грузин?

– Сегодня уже ничего, товарищ майор, – рассеянно ответил Половинкин, – сегодня хотя бы глаза видны.

Чернявый старший лейтенант, оказавшийся единственным пленным в разгромленной накануне колонне, действительно оживал быстро. Коля выволок парня из горящего грузовика секунд за десять до взрыва и, прямо скажем, успел подосадовать на собственный глупый героизм: натурально, труп вытащил. Две раны от пистолетных пуль – в животе и плече. Безобразно распухшее, до черноты избитое лицо. Изрезанные руки – то ли ножом, то ли колючей проволокой.

– Форма наша, – сказал тогда Мясников, – надо похоронить по-человечески.

Но тут спасённый труп захрипел и заворочал окровавленной головой.

На базу их везли вместе – Старкиллера и, как выяснилось, лейтенанта Гхмертишвили.

– Э, да этот выживет, – сказал тогда Мясников, – с такой фамилией Пётр не принимает.

Что за Пётр – Половинкин, конечно, не знал. Но на всякий случай сказал фельдшеру Макарову, чтобы не жалел на чернявого бакты.

– Грузина надо быстро на ноги ставить, – майор закончил с дисками и теперь придирчиво проверял гранаты, – грузин, судя по форме, артиллерист. А нам теперь артиллерия – во как.

Он резко чиркнул по кадыку. Ногтя на большом пальце у майора не было – остался в дербентской заварушке, – и жест получился весьма-весьма выразительным.

– Думаете, немцы что-то тяжёлое подгонят? – проникаясь, спросил Половинкин.

– Обязательно. Я даже думаю, что уже гонят. Щас вот Окто сводки принесёт – убедишься.

– Товарищ майор, а зачем же они тогда десант сбросили? Да ещё так глупо, прямо на пушки?

– Да у них парашюты неуправляемые. Пилот вывел на точку, а увернуться от нашей, хм, ПВО они уже не могли. Кто ж знал, что у нас турели с автоматикой.

– Значит, больше не сунутся, – удовлетворённо отметил Коля.

Мясников иронически посмотрел на него.

– Наоборот, Коленька, наша дружба только начинается. Ты головой подумай: стал бы парашютистов без поддержки использовать? То-то. Немец грамотно воюет, промышленно. Всегда связками бьёт: десант – это с панталыку сбить, а основной удар по земле.

– Так что ж они не ударили?

– Не шмогли, – по слогам пробормотал Мясников, с натугой разгибая какую-то очередную железяку из своего арсенала. – Припоздала, вишь, земля. Они же сюда артиллерию тянут, танки или самоходки. А в Белоруссии почвы – они особые почвы. Мины тут всякие произрастают, прочие сюрпризы. Говорю как краевед.

Майор смахнул со лба каплю пота, ухмыльнулся.

– А ты думал – пока окруженцев по лесам вылавливаешь, у остальных тут каникулы?

– Не думал, я всё вижу, – просто сказал Половинкин, – только с одним стрелковым против артиллерии не выстоять. Хотя я, само собой, готов героически…

– Очень хорошо, что готов, – перебил Мясников, – только и мы не пальцем деланы, учитывай. Я тебе как красный командир скажу: никакого героизма от своих людей никогда не требовал и, надеюсь, не потребую.

Видя честное Колино замешательство, майор снизошёл:

– Героизм – он когда нужен? Когда начальство чего-то не продумало и не предусмотрело. И когда ресурса не хватает. Вот тогда и приходится с голым задом на танки, а в газете потом напишут – «героизм». Без него, конечно, тоже никуда, только мы всё-таки постараемся поменьше. Погодь-ка.

Он закрыл глаза и пару раз щёлкнул затвором пистолета, удовлетворённо прислушиваясь к каким-то неведомым оттенкам лязга.

– Товарищ майор, – не выдержал Коля, – вы думаете, они теперь за нас всерьёз взялись?

– Обязательно, – уверенно ответил осназовец, – торопятся гансики. Шибко торопятся. Нейдёт война у них, а про нас уже чего-то разнюхали. Сам понимаешь, такое в тайне долго не удержать.

– И про союзников?

– «Палач»-то над Берлином завис, вот и думай головой.

Он встряхнулся, тщательно протирая ладони ветошью.

– Так, лейтенант. Мы сейчас пойдём гостей встречать, а ты покорми Гитлера и ничего не трогай. Аюшки? Цыц. Ты мне здесь нужнее. Да! Союзники сегодня должны какой-то там металл в листах прислать. Место под разгрузку с Куравлёвым выбери, челнок вам вместе встречать.

– Челнок встретит Старкиллер. И местные.

– Хорошо-хорошо. Только Двуул не полетит.

– Полетит, ещё как полетит.

– Не полетит.

Таус терпеливо вздохнул. Главное сейчас было – избавиться от этой скотины.

– Почему, Двуул? Ты можешь объяснить?

– Двуул не полетит, Двуул занят.

– Чем же ты занят?

– Генераторы. Двуул чинит генераторы.

Каков идиот, подумал Таус. Силовые подсистемы «Палача» уже несколько стандартных дней как вышли на максимально возможный режим. К сожалению, «максимально возможный» – не означает «штатный». Или хотя бы «достаточный».

Экономили на всём, включая вооружение и систему жизнеобеспечения. Турели, конечно, и не требовались – атаковать «Палач» на этой орбите всё равно было некому. Прочие проблемы решали самым радикальным способом: временно отправляя на поверхность большую часть техников, пилотов и легионеров, кроме самых необходимых для поддержания существования – уже не боеспособности – корабля.

Таус усмехнулся.

«Большая часть».

Ошмётки.

Будь сейчас на линкоре хотя бы одна полноценная бригада квалифицированных техников-операторов – разве пришлось бы ему танцевать нахру с этой зелёной поганью? Он просто пристрелил бы родианца, пользуясь капитанским правом, а затем выбрал следующего добровольца.

Ну ничего. Надо только суметь вернуться.

– Двуул, ты не можешь сейчас чинить генераторы. Чтобы починить генераторы, необходимо добыть кристаллы. На поверхности. Ты полетишь на поверхность и поможешь починить другой генератор. Чтобы добывать кристаллы. Чтобы чинить генераторы.

Маленький родианец глубоко задумался.

Удачно я его обработал, отметил Таус. Чем меньше в твоих словах смысла – тем больше должно быть самих слов. Как в некоторых фантастических романах, которые он любил читать в беззаботном детстве: герой непременно попадал в иной мир, а затем долго-долго путешествовал, обретая всё более невообразимые степени всемогущества. Писать такое – не уважать читателя.

Впрочем, не всякий читатель и сам себя уважает.

Этому ведь тоже надо учиться – уважать себя.

Как правило, вырастая, начинали стыдиться знакомства с подобной халтуркой – на свете слишком много хороших книг, чтобы употреблять такие.

На свете слишком много важных дел, чтобы возиться с этой зелёной поганью.

– Хорошо-хорошо, – сказала зелёная погань. – Только Двуул не полетит.

Таус решил, что убьёт не только Двуула, но и Имперского вербовщика, подписавшего родианца на «Палач». Невозможно было бы не заметить, что этот механик – конченый наркоман. Скорее всего, вербовщик получил неплохую взятку… зато теперь родианцу придётся жевать грязь на планете.

Ирония.

А ведь там, на поверхности, его уже никак не достанешь. В лучшем случае эту погань прирежет Старкиллер… тогда ремонт «Палача» затянется ещё неизвестно насколько.

Но, по сути, что плохого в умеренной задержке? Игнази давно заслужил небольшие каникулы, а отзывы штурмовиков о планетке вполне приятные. Да и разумные из пилотажной группы не жалуются. Хотя они-то по сравнению с легионерами практически на курорте: Владыка Сталин предоставил безопасную территорию неподалёку от собственной столицы. Как ни смешно, они там даже делают вид, будто кого-то чему-то учат.

Попытка Лорда Вейдера подготовить пилотов для СИД-истребителей из числа местных грязеедов казалась Таусу какой-то абсурдной шуткой. Эти дикари едва научились примитивному управлению аэродинамическими силами – смешно надеяться, что они освоят летательные аппараты с ионными двигателями. Владыкой ситхом в последнее время вообще владели довольно странные идеи, словно их внушал Вейдеру кто-то другой.

Впрочем, не так уж давно он знает Вейдера лично: возможно, Владыка способен предугадывать события грядущего. Рано или поздно «Палач» отыщет путь домой. Выйти из гипера без палубной авиации наготове, наткнувшись на возможную засаду, – верное самоубийство. Если мятежники сумели провести такую сложную диверсию на сверхбдительно охраняемых верфях Фондора… очевидно, у них есть свои источники информации.

Пожалуй, действительно не помешает иметь в запасе хотя бы такую суррогатную пилотажную группу. В конце концов, местные варвары всё равно не сумеют воспроизвести технологии СИД.

Таус хмыкнул.

Неизвестно, способны ли повторить собственные технологии и сами сиенарцы. Старый Банну утверждает, что за все три круга службы не видал во флоте ничего принципиально нового, ни единой по-настоящему новаторской технологии; не встречал медтехника, который действительно понимал бы принцип работы дроида; не знаком с энергетиком, способным объяснить принцип работы протонной сферы.

Научная мощь Империи заложена давным-давно, совсем другими разумными. Мы лишь продолжаем пользоваться плодами их гения. В лучшем случае – достигаем совершенства в прилежном повторении, обслуживании и ремонте.

Если, конечно, капитан окажется в состоянии принудить полупьяную погань выполнять служебные обязанности.

– Вот что, старший техник Двуул, – сказал Таус. – Ты полетишь на поверхность вводить в работу силовую установку мобильной базы. Повторять не буду. Что тебе нужно взять с собой?

Он не шутил, и теперь хитрый маленький родианец очень хорошо это почувствовал.

– Гесура, – сказал Двуул.

Таусу показалось, что он ослышался.

– Что?

– Двуул хочет лететь с медтехником Гесурой.