Текст книги "Святая, смешная, грешная"

Подняв пальцем повязку с одного глаза, посмотрела в иллюминатор – светло. Значит, лететь осталось не так долго. Перевела стрелки часов. «Да, пару часиков, и я в Москве». На завтрак выбрала кофе, йогурт, сыр. Люди просыпались, выбирали завтрак, кто-то шёл в туалет – в общем, полное оживление в предчувствии того, что долгий полёт подходит к концу.

Я пила кофе, уставившись в иллюминатор, и составляла план действий. Сначала, естественно, домой – душ, переодеться, взять наличку – в больнице вполне даже может понадобиться – и к Любашке. Я далеко не из трусливых, могу, как мне кажется, держать себя в руках в любой ситуации, но вот этот миг встречи в палате… Я вновь и вновь представляла, как я зайду, что я ей скажу. Что вообще я должна делать, когда твоя подруга в состоянии, которое и врагу не пожелаешь? Наверное, нужно сначала встретиться с врачом, узнать, как её состояние, что ей нужно, и задать самый главный и страшный вопрос: «Какие перспективы?» Мало ли что там Костя писал, вдруг всё хуже, и неизвестно, какие последствия её ждут. Сквозь эти тяжёлые, горькие мысли, услышала голос: «…через тридцать минут наш самолёт приземлится в аэропорту «Домодедово», от имени компании благодарим… надеемся»…

Не знаю, просто повезло, или паспортный контроль работал, как положено, но время на прохождение и отметку в паспорте заняло не больше получаса. «Мой багаж, должно быть, уже прошёл не один круг на транспортёрной ленте», – подумала я. Сумка в одной руке, коричневый чемодан, словно доберман, бежит сбоку на колёсиках. Сделав непроницаемое лицо, опустив взгляд, вхожу в зал прилёта. Нужно скорее пройти эту навязчивую толпу официальных и неофициальных «бомбил» и выйти на улицу. Не поднимая глаз, даже не отвечая на предложения, сыплющиеся со всех сторон «довезти быстро и недорого», иду к выходу.

Глава 7

Говорят же: «Почувствовала сердцем». Вот и сейчас, ещё не видя его, я поняла – он здесь. Боясь поднять глаза, замедляю движение и останавливаюсь.

– Кать, привет, – слышу его спокойный и тихий голос.

Его слова и интонация уносят меня в нашу первую встречу, к тем первым секундам, когда он так же, точь в точь произнёс: «Кать, привет». Произнёс, перевернув мир вокруг меня, подарил сильное, яркое, но такое короткое счастье.

– Привет, – улыбнулась я невесело, как-то совсем по– дружески, немного даже смущённо. – Не ожидала, что ты меня встретишь. Спасибо за беспокойство, я, конечно, рада.

Костя взял сумку из моих рук, поставил её и, обняв, коснулся губами моего уха:

– Прости меня, я не могу без тебя, ты мне очень нужна. Пожалуйста, не отталкивай меня.

Я, закрыв глаза, слегка тёрлась щекой о его небритую щёку, чувствовала запах губ, к которым так хотелось прикоснуться.

– Я тоже очень скучала, – совсем неожиданно для себя вымолвила я тихо.

Сколько раз, я произносила эти слова мысленно, сколько раз хотела написать или позвонить, но что-то останавливало меня. А вот сейчас мои чувства, нежность, любовь, вырвались наружу тихими словами: «Я тоже очень скучала».

Мы стояли, обнявшись, не говоря больше не слова. Просто наслаждались друг другом, понимая, что мы снова вместе, всё позади, всё забыто и прощено. И тут уколом в самоё сердце вопрос: «А как можно простить и забыть то, о чём даже не знаешь?» Был Серж, был самолёт, был отель – это ведь никуда не денешь. «Катя, ты уверена, что Костя так же сможет простить, как и ты его?» – спрашивала я себя уже в который раз. И в который раз поняв, что не знаю ответа, промолчала.

– Извини, я просто не нахожу себе места. Скажи, что с Любой? Как она? – словно очнувшись, спросила я, посмотрев Косте в глаза.

– Я разговаривал с доктором. Говорит, что ей ещё повезло – травма головы не настолько серьёзная, обошлись наложением швов. Переломы тоже срастутся. Удалили селезёнку. Внутреннее кровоизлияние, медлить было нельзя, так что вот так, – опустил он глаза, вздыхая и разводя руками.

Оплатив парковку и поставив чемодан с сумкой в багажник, мы сели в машину.

– Костя, я хочу на полчасика заехать домой и потом в больницу. Кстати, в какой она?

– В Склифе, – ответил он, выруливая с парковки. – Может, я тебя отвезу? Ты не против? Сегодня выходной, но, думаю, ты сможешь её увидеть. Я договорился.

– Спасибо. Да, так было бы, конечно, лучше, если тебя это не затруднит, – ответила я.

Некоторое время ехали молча, думая каждый о своём. Мы молчали, понимая, что главный разговор ещё впереди.

Хорошо, что выходной и машин не так много. Повисшая тишина угнетала меня, и хотелось поскорее доехать до дома. Я понимала, что, сколько ни убегай от разговора, он всё равно состоится. И чем раньше, тем лучше. «Но только не сейчас, не здесь», – молила я про себя. Мы оба хотели встречи, скучали, думали друг о друге, так почему же сейчас в салоне такая тишина? Он как будто чувствовал – за время моего короткого отдыха что-то произошло, но ревность, а возможно, страх услышать правду, сделали его немым, не давая возможности задать вопрос напрямую: был ли там у меня мужчина. Молчала и я, не совсем понимая, как я скажу ему всё. А то, что скажу всё, я уже решила. Если я хочу настоящих, честных отношений, то начинать с вранья нельзя. Нести в себе этот обман я просто не смогу. «Ну, так возьми, и расскажи ему всё сейчас, со всеми подробностями. Или сама боишься потерять его навсегда?» – задала я себе вопрос. «Да, боюсь, и тем не менее, он должен знать всё. Но не здесь и не сейчас».

Как будто читая мои мысли, Костя спросил:

– Кать, ты ничего не хочешь мне рассказать?»

Он спросил это каким-то отчаявшимся голосом, словно знал ответ и боялся его услышать.

– Хочу, – я посмотрела на него и поняла: я готова сказать ему всё. – Костя, обещаю, я расскажу тебе всё, если ты хочешь, но только давай не сейчас. У нас же будет время и место поговорить обо всём? – задала я ему вопрос, молясь в душе, чтобы он не сказал: «Нет».

– Да, согласен, пусть будет не сейчас, – ответил он, вцепившись в руль так, что костяшки его пальцев хрустнули и побелели.

Он всё уже понимал сам, без моих рассказов, так что же ему нужно было? Подробности?

Подъезжая к моему дому, я сказала:

– Не стоит подниматься. Пять минут, и я готова – душ, переоденусь, и мы едем, хорошо? Да тут и парковаться-то негде, ты посиди в машине, – словно ища предлог, чтобы не пригласить его в квартиру, суетилась я, открывая дверь авто.

– Ладно, – слегка растерянно ответил Костя. – Ну давай я хоть чемодан до лифта донесу.

– Спасибо, ты настоящий друг, – улыбнулась, я, пожалев в ту же секунду о том, что произнесла эту дурацкую, банальнейшую присказку по поводу настоящего друга.

– Да, я такой, – ответил Костя без намёка на улыбку, не найдя более нелепого ответа.

Куда девалось его красноречие, находчивость, остроумие? Думаю, мы оба, совсем не так представляли нашу встречу. Но, как это часто бывает в жизни, в самый важный момент мы несём всякую чушь, говоря не то и невпопад, вдруг забывая нужные слова.

Поставив сумку и чемодан у лифта, он несколько секунд словно колебался в нерешительности. Выйти на улицу и, возможно, навсегда закрыть за собой дверь моего подъезда, или сделать шаг в лифт, который поднимет нас в мою квартиру? А там и до спальни один шаг. Наверное, мы оба были не готовы ни к первому варианту, ни ко второму.

Поэтому сказав:

– Я быстро. Пять минут, и спущусь, подожди меня, – я шагнула в открывшуюся дверь лифта.

– Хорошо, я буду ждать в машине, – ответил он, вдруг по-доброму и без обиды улыбнувшись.

По его улыбке я поняла две вещи: он, как и я, не готов к расставанию, он любит меня и хочет, чтобы всё было как прежде. И второе: он готов забыть и простить всё, что было у меня после него. Я понимала – будут ещё сцены ревности, бурные выяснения отношений, ночные звонки… В общем всё как положено, после того как твой мужчина услышит короткое: «У меня был другой». Естественно, далеко не каждый после этого готов всё забыть и простить. Да и Костя, наверное, был бы не готов, если бы не одно «но» – он первый изменил мне, после чего мы расстались и я в общем-то была свободной. А раз так, то почему вдруг я не могу себе позволить новую встречу? Могу? Могу, конечно. Это считается изменой? «Нет», – мотнула я головой.

Открывая дверь ключом, я улыбалась, понимая, что сейчас я мыслю, как Костя или любой другой мужчина, оказавшейся на его месте. В таких ситуациях лучшее спасительное средство для мужчин – это найти любой повод, предлог, оправдание, лишь бы успокоить своё эго, задетое самолюбие, оскорблённое тщеславие… Ведь мужчины – они такие ранимые, чувствительные. От одной только мысли: «Как она вообще могла пойти на это?» – их бросает в жар, нервный озноб или хватает сердечный приступ. Это мы, женщины, узнав об их измене, должны успокоиться, взять себя в руки, не закатывать истерики, а просто поверить их искреннему: «Бес попутал, это был первый и последний раз», тихо поплакать, понять и простить.

В общем, в нашей с Костей ситуации лучший вариант – это сделать вид, что вроде мужчина был, а измены не было. Стоя под душем и смывая усталость от дальнего перелёта, я улыбалась своей версии происшедшего. Лично меня такой выход из положения устраивает. А Костю? Ну, как я поняла по его улыбке, он тоже готов к компромиссу. Другое дело, если он всё же будет допытываться, с кем, где и как. Готов ли услышать про то, что произошло в самолёте? «Рассказ ведь реально не для слабонервных, – вздохнула с пониманием я. – С другой стороны. А увидеть то, что увидела я в офисе, – это что, легче что ли?» Закрыв кран в душевой кабине, пошла одеваться.

– Не очень долго? – спросила я, садясь в машину.

– Всё нормально, думаю, за полчасика доедем – люди на дачах, дороги более-менее свободны, – сказал Костя, заводя свой Порш-Кайен.

При другой ситуации я, наверное, с удовольствием бы оглядывалась на заднее сиденье, вспоминая первую нашу встречу. Наверняка воспоминания были бы приятные, возбуждающие. Но сейчас меня волновало совсем другое. И чем ближе подъезжали мы к больнице, тем сильнее это ощущалось.

– Люба знает, что я прилетаю? Ты ей сказал?

– Нет, когда я был в больнице, она ещё не отошла от наркоза. Я не был у неё в палате, но сейчас, я думаю, нас пустят к ней. Надеюсь, она сможет уже говорить.

– Костя, прости, но я хочу зайти к ней в палату одна, не обижайся, хорошо? Так надо.

– Кать, без вопросов, я понимаю. Посижу в коридоре. Если что-то будет нужно, позови, договорились?

Мы остановились возле дверей хирургического отделения, и Костя зашёл внутрь, попросив меня немного подождать. Через несколько минут дверь приоткрылась и я услышала его голос: «Пойдём, доктор ждёт нас».

Длинный коридор, стены светлых тонов, достаточно тихо и чисто. Слева – приоткрытая дверь заведующего отделением. Костя взял меня за руку:

– Проходи, ты ведь хотела поговорить с доктором? Он ждёт, говорит, минут пятнадцать свободен, а потом уходит в операционную.

– Добрый день, произнесла я, не зная, садиться мне или постоять.

Доктор, видя моё замешательство, предложил сесть и тоном человека, привыкшего общаться с посетителями – родственниками или друзьями своих подопечных произнёс:

– Я, так понимаю, Вы подруга Любови Уваровой?

Я мотнула головой:

– Да, подруга. Скажите, доктор, – начала я словами, которые он слышал ежедневно, – а Люба…

Но, видимо, он действительно не располагал временем и поэтому, подняв руку, словно прося слова и внимания, произнёс:

– Выслушайте меня. Сейчас я Вам всё расскажу, а потом, если будут вопросы, вы мне их зададите, хорошо?

Я опять согласно мотнула головой и произнесла:

– Хорошо.

– Больная поступила в наше отделение с закрытой травмой брюшной полости. Срочно сделали УЗИ, диагноз подтвердился, внутри – брюшное кровотечение. Было принято решение произвести спленэктомию, то есть удаление селезёнки. Знаете, что такое лапароскопия? Ну, так вот, сделали небольшие разрезы, и всё. Даже шрамов почти не будет видно, – говорил, словно успокаивая меня, доктор. – Без селезёнки люди живут до глубокой старости, почти забыв, что она у них удалена. Так что Вы не волнуйтесь. Будет Ваша подруга ещё прыгать и скакать.

У него было такое выражение лица, что, казалось, ещё немного – и он договорится до того, что Любке без селезёнки будет даже лучше.

Видимо, опомнившись, что уж очень всё гладко и красиво он мне рассказал, добавил:

– Конечно, нужно будет быть повнимательней к простудным заболеваниям, инфекциям и так далее, но тем не менее повторяю – не смертельно.

– А травма головы? Переломы? Что по этому поводу скажете? – чуть успокоившись, спросила я.

– Весь удар пришелся на левую часть, поэтому основные травмы – слева. Перелом руки, ноги и травма головы. Боковых подушек безопасности в машине не было, поэтому левая часть тела пострадала больше всего. Сейчас у неё на лице синяки, ссадины. Естественно, накладывая швы на голову, мы её побрили, так что советую парик прикупить. Но всё страшное уже позади, а вся отёчность через недельку сойдёт. Мы всё сделали, что было в наших силах. Сейчас нужно только время. С удалением селезёнки всё понятно, обычно два-четыре дня, и мы выписываем пациента. С травмой головы – посмотрим, но, думаю, тоже надолго не задержится у нас. Если желаете, сестра проводит вас к ней в палату, можете поговорить.

– Спасибо, доктор. Да, конечно, я хочу её увидеть.

– Если вопросов больше нет, то я, к сожалению, должен идти готовиться к плановой операции, – сказал он, вставая из-за стола.

Мы вышли в коридор. Он позвал дежурную медсестру и попросил проводить меня в палату к Уваровой.

– Только долго не задерживайтесь у неё, хорошо? – сказал он и удалился быстрым шагом.

Сжав кулаки, а в них и свою волю, я шла по узкому белому коридору вслед за сестрой.

– Вот её палата, – остановились мы у дверей. – Помните, что сказал доктор? Недолго.

– Да, конечно, помню, – тихо произнесла я, смотря на закрытую дверь, не решаясь войти.

Сердце учащённо колотилось. Вспотевшей от волнения ладонью, я открыла дверь.

В маленькой двухместной палате она лежала одна, на кровати у окна. Яркий уличный свет пробивался сквозь неплотные больничные портьеры. От этого белые стены, белые простыни и, словно белый кокон, Любкино тело, казалось, были покрыты снегом. Я медленно, неслышно ступая, сделала шаг к кровати, словно боялась разбудить её. Но ещё больше я боялась заглянуть ей в лицо, встретиться с её глазами… Забинтованная голова лежала на подушке, опухшие с синими подтёками веки закрывали глаза. На жёлтом от потери крови лице – синяки, ссадины, потрескавшиеся губы… Даже не верилось, что это – Любка, всегда улыбающаяся, жизнерадостная тараторка. Вдруг её веки вздрогнули, с трудом открыв маленькие щелочки глаз. Секунду она смотрела перед собой, казалось, ничего не видящим взглядом. Затем веки опустились, а из уголков глаз на подушку побежали тоненькие струйки слез. Сухие губы еле слышно прошептали:

– Это меня Бог наказал.

Я села на край кровати, взяв её ладонь загипсованной до локтя руки. Моё сердце сжалось, а в глазах заблестели слёзы.

– Любочка, да что ты такое говоришь? Ты ни в чём не виновата. Я здесь, с тобой. Всё будет хорошо, мы лучшие подруги, как и были, так ведь? – шептала я, сжимая её ладонь, а у самой их глаз текли слёзы.

– Кать, я виновата перед тобой, – сглатывая с трудом слюну пересохшим горлом, заговорила Люба. – Не знаю, что на меня нашло, – она замолчала, подбирая слова, – но я предала тебя. Я не могу себе этого простить. И Бог меня наказал. Я это заслужила.

– Прекрати сейчас же. Я даю тебе слово, что я забыла уже всё. Ну, с кем не бывает? Сделала что-то, не подумавши. Мы, бабы, все такие, ради кусочка своего счастья теряем голову, делаем ошибки. Давай забудем об этом? Сейчас тебе нужно поскорее выздоравливать, и всё будет хорошо. Я разговаривала с доктором, ничего страшного нет. Говорит, будешь прыгать как коза, забыв даже, что всё это было с тобой.

– Кать, – не открывая по-прежнему глаз, вновь заговорила Люба, – после аварии я очнулась уже в больнице. Несколько раз теряла сознание, потом опять приходила в себя. Вокруг – врачи, уколы, капельница, все суетятся… Я почти не чувствовала боли и не понимала, насколько всё серьёзно. Тогда в голову лезли разные мысли. Боялась остаться на всю жизнь инвалидом, прикованным к кровати, было очень страшно. В эти минуты, я вспоминала только о маме и о тебе. Её нет давно, осталась только ты. Ты – единственная, о ком я думала в те минуты, и ты – единственная, кто, бросив всё, примчалась ко мне. Как я могла так поступить с тобой?

– Люб, тебе и так сейчас несладко, а ты ещё себя накручиваешь из-за всякой ерунды.

– Нет, это не ерунда, Катя, это – предательство.

– Так, всё, Любаня, закончили с этим, я больше не хочу говорить на эту тему. Скажи лучше, чего тебе принести? Чего бы ты хотела?

– Спасибо, ничего не хочу. Врач сказал, что никакой особой диеты не требуется, но, правда, Кать, ничего не хочу.

Дверь приоткрылась, и на пороге появилась дежурная сестра.

– Так, девочки, будем прощаться, на первый раз достаточно. Приходите завтра, а то она ещё от наркоза-то толком не отошла. Через три-четыре дня, если никаких осложнений не будет, её выпишут.

– Можно ещё одну минуточку? – попросила я сестру.

– Одну минуточку! – подняв вверх палец, выразительно произнесла сестра.

– Слушай, а давай я куплю тебе парик? Пока волосы отрастут, можешь в нём походить. Да, и солнцезащитные очки еще. Ну всё, милая, отдыхай, а то я утомила тебя своей болтовнёй, завтра заеду. Выздоравливай скорее, всё будет хорошо. Если что-то надо будет – звони, вот мой новый номер телефона, – достав ручку, я написала на салфетке номер телефона.

Сжав её ладонь своей рукой, я произнесла:

– Всё будет хорошо, я люблю тебя, главное, быстрее выздоравливай! Всё, я пошла, а то сестра ругаться будет, да и Костя заждался уже.

– Он здесь?

– Да, он встретил меня в аэропорту. Собственно, он мне и написал, что ты попала в аварию. У тебя в мобильнике был его номер, вот ему и позвонили.

– Кать, он очень любит тебя. Очень. В моей жизни никогда не было такой любви. Наверное, от ревности или страха, что ты из-за его любви забудешь меня, мы будем ещё реже видеться, я сделала то, чего не смогу простить себе никогда.

– О Господи, прекрати наконец вспоминать об этом. Кто старое помянет, тому глаз вон, – пытаясь уйти от этой темы и подбодрить Любку, улыбнулась я. – Ну, всё, целую, я ушла.

Костя сидел в коридоре, листая журнал. Перед ним на столике лежали такие же старые, затёртые журналы, поделенные на две стопки – те, которые он уже пролистал, и те, которые ещё предстояло пролистать, коротая время моего ожидания. Увидев меня, он встал и пошёл навстречу.

– Ну как там она? Поговорили?

– Да, поговорили. Видимо, ещё не совсем отошла от наркоза, слабая очень, вся в бинтах. В общем, зрелище конечно ещё то.

Я говорила общими словами, не упоминая о том, что так волновало Любашку. Пусть это останется между нами. Интересно, а Костя вообще знает обо всей этой истории с смс-ками? Как они общались и общались ли вообще после того, как я увидела их переписку? Может, поэтому она так переживает? Мы расстались с Костей, а они переписывались. Да что там переписывались, может, они просто встречались, а я сейчас как дура успокаиваю её? Типа я простила, да собственно ничего и не было, с кем не бывает. Ревность вспыхнула во мне с такой силой, что я остановилась на месте, глядя ему в глаза.

– Костя, а какие у вас с ней отношения?

– С кем? – не понимая или делая вид, что не понимает, переспросил он, с удивлением глядя на меня.

– Ты прекрасно понимаешь, о ком идёт речь. Не делай глупое, удивлённое лицо.

– Кать, что с тобой? Мне позвонили, сказали, что её привезли в Склиф, естественно, я поехал к ней, зная, что тебя в Москве нет. Больше к ней ехать-то особо некому…

В его словах, безусловно, была логика, но ревность уже жила в моих мыслях. На ходу перестроив атаку, я задала вопрос по-другому:

– А я не об этой ситуации тебя спрашиваю, тут всё понятно – да, позвонили, приехал. Молодец, спасибо. Я о другом. Какие вообще у вас отношения?

– Кать, ты чего? – спросил Костя, подняв бровь. – Какие отношения, ты о чём?

Выйдя из больничного корпуса, мы медленно шли под старыми деревьями, укрывавшими нас своими густыми кронами от солнца. Тишину и покой нарушали лишь чирикавшие воробьи да медленно прогуливающиеся больные в лёгкий халатах или спортивной одежде. Кое-где ещё виднелись островки тополиного пуха, клумбы радовали глаз красками цветов… Всё было красиво, тихо, солнечно. Но только не для меня. Я уже рвалась в бой, закусив удила. Срочный вылет в Москву, долгий перелёт, больничная палата, встреча с Любой накрутили мои нервы до предела, а тут ещё непонятные отношения Кости с Любкой – всё это окончательно вывело меня из себя. И, естественно, мне не давала покоя мысль, как поведёт себя Костя, услышав мой рассказ о Серже? Рано или поздно он всё равно словно клещами по кусочкам вытащит из меня всю правду. Уж лучше решить всё здесь и сейчас, чем находиться в этом жутком подвешенном состоянии.

– Костя, я хочу поговорить с тобой. Расставить все точки над «i», – теряя самообладание, выпалила я. – Давай сядем вот за тот столик, под деревом, в теньке, и всё обсудим.

– Хорошо, давай сядем поговорим. Только ты думаешь, это – лучшее место для разговора? – спросил Костя, оглядываясь по сторонам.

Сзади нас возвышался больничный корпус, внизу которого под козырьком красным светом горела вывеска «Реанимационное отделение», далее вывеска «Травмпункт». В глубине деревьев виднелось здание тёмно-зелёного цвета. Насколько мне известно, это – морг. Самое подходящее место для выяснения отношений», – попытался съязвить мой внутренний голос.

– Как знаешь, – сказал Костя, усаживаясь на скамейку и прихлопывая ладонью по столу. – Я сам хочу расставить все точки, – его чуть прищуренные глаза смотрели с вызовом.

– Ну, так что у вас было с Любкой, рассказывай. Начали с смс-ок, а что дальше? Как далеко зашли-то? Расскажи всё, и я обещаю – я тоже буду честна. Она – моя подруга.

Помедлив, я добавила:

– Пока подруга. Сейчас она в таком состоянии, что я всё равно не смогу её бросить. Что будет потом? Поживём, как говорится, увидим.

Меня колотил лёгкий озноб. Ещё минуту, и я сорвалась бы, наверное, в истерике на крик. Думала, отдохну, нервы немного успокою, забуду весь этот кошмар, понежусь на песочке… Чёрта с два.

Костя смотрел мне в глаза, и я понимала, что всё стало ещё хуже, сложнее. Всплывают какие-то непонятные их с Любкой отношения, моя встреча с Сержем, всё кувырком… Я окончательно запуталась.

Он взял мою ладонь, не отводя глаз, спокойно произнёс.

– Кать, успокойся, это мне, как я понимаю, нужно нервничать, а не тебе. Ты накрутила себе непонятно что. Даю тебе слово – у нас ничего с Любой не было. Ничего. Вообще. Ты меня слышишь? Ни-че-го, – повторил он.

Минуту назад я мысленно твердила себе, что окончательно запуталась. Оказывается, это были только цветочки. Я не просто запуталась, а вляпалась по самые уши! Я по-прежнему любила Костю и была безумно рада, что у них с Любой ничего не было, но, затевая все эти разборки, я думала, что получу возможность упрекнуть его в чём-то и мне будет легче рассказать о своих приключениях в Майами. А как ещё можно назвать секс в самолёте? Ведь действительно, расскажи кому – не поверят. «Костя поверит, будь спокойна», – с иронией поддел меня внутренний голос. Я сидела напротив него и не знала, что мне делать. В голове быстро складывался пазл моего рассказа. Как я их ни крутила, а картинка складывалась одна и та же: самолёт, Серж, секс, отель, Серж, секс. Я сидела и сама себе удивлялась, как всё быстро, коротко и просто произошло.

– Я всё сказал, мне нечего больше добавить, – вернул меня на землю Костин голос. – Катя, я хочу услышать всё, что ты обещала мне рассказать. И потом каждый из нас сам решит, что ему делать.

Собравшись со смелостью, я произнесла:

– У меня был мужчина там, в Майами.

В воздухе повисла тишина. От волнения кровь прилила к голове, и в ушах стоял звон. Мы не отводили взгляда, несколько секунд глядя друг другу в глаза. Я сдалась первой, опустив взгляд и сжав от волнения кулаки.

– Всё, мне тоже больше нечего сказать, – вымолвила я пересохшими вмиг губами.

– Я не понял, ты там была-то всего почти сутки, – побледнел Костя. – Вы были знакомы раньше или успела там подцепить его? – задал он вопрос с интонацией издёвки. – Только прилетела, и всё, в первый день сняла мужика, так что ли? – теперь Костя начинал то бледнеть, то краснеть, теряя выдержку и самообладание.

– Мы познакомились в самолёте совершенно случайно. Наши места были рядом, вот и всё, – начинала оправдываться я, хотя внутренний голос кричал на все интонации: «Ты ни в чём не виновата, ты не обязана отчитываться перед ним, с какой стати?»

– То есть пока летели, познакомились и с самолёта прямиком в постель? Так, что ли? – с нервной ухмылкой, барабаня пальцами по столу, спросил Костя.

– Нет. То есть, да, – чуть ли не стуча зубами от волнения, выдавила из себя я. Между тем внутренний голос не уставал удивляться: «Ты что ему, жена что ли, что должна оправдываться? Сидишь, трясёшься здесь как осиновый лист».

– Что нет? Что да? – заткнул мой внутренний голос Костин вопрос, чем сбил меня окончательно с толку.

– Мы с ним в самолёте…

– Чего? – Костя встал со скамейки, ошарашено смотря на меня сверху вниз. – Ты хочешь сказать, что вы трахнулись в самолёте?

Я думала, что он сейчас прибьёт меня на этой лавочке. Боясь посмотреть ему в глаза, я отвела их в сторону. Взгляд упёрся в вывеску «Травмпункт». «Отлично, хоть в чём-то тебе должно сегодня повезти», – издевался внутренний голос. Видите ли, мы честные такие, не умеем врать. Вот теперь сиди и смотри на травмпункт, реанимацию или сразу…

Не помню, сказала я ему «да» или просто кивнула головой, но только услышала его отчётливое сквозь зубы:

– Ну и сука же ты.

Он удалялся по аллее, пока его фигура не скрылась за воротами больницы.

«Чиста, как кокаин, в моей крови – самбука, я – дикая тигрица, ну да, немного сука», – нервно повторяла я, не знаю откуда всплывшую в памяти фразу. «Сука и дура, – добавил мой внутренний голос. – Вот и сиди сейчас тут одна, раз такая честная и порядочная. Тебя никто не тянул за язык, сама так решила. Довольна?» «Может, ты всё-таки замолчишь наконец? И без тебя хреново», – сказала я своему внутреннему голосу, рисуя невидимый узор пальцем на столе.

Совершенная пустота и безразличие сковали мои мысли, чувства. Я просто сидела и не знала, что мне делать дальше. Он ушёл, даже не пытаясь выслушать, понять меня. Хотя какое уж тут понимание? Да и кто бы вообще мог понять то, что я ему сказала? На что я надеялась? Что мы просто мирно посидим, поговорим, всё обсудим и заживём счастливо? Глупо. Глупо даже было надеяться на такой исход. Но, с другой стороны, если мы хотели строить свои отношения и дальше, как я могла промолчать? Хотя многие ведь молчат, забыв как сон то, что было, и живут, как говорится, долго и счастливо. Я вроде уже не девочка маленькая, неглупая, понимала, чем может всё это закончиться, и всё равно пошла на этот разговор. Ну что ж, сама решила, сама и получай теперь сполна. Вздохнув, я огляделась вокруг – солнце, цветы, пение птиц, жизнь продолжается. Посидев еще пару минут, я встала и пошла к выходу.