Текст книги "Святая, смешная, грешная"

– Да ничего, Катюша, давай в следующий раз поужинаем, – произнесла она мягким, душевным голосом.

Поговорив ещё несколько минут и твёрдо пообещав приехать завтра, сказав на прощание: «Целую, мамуля», – я отключила телефон.

Я действительно хотела красивого, долгого романтического вечера – с вином, свечами и тихой музыкой. Медленно толкая перед собой тележку в супермаркете, я выбирала деликатесы – всё только самое лучшее, самое вкусное. Мне очень хотелось, чтобы Косте понравилось то, что я приготовлю. Зная его предпочтение обедать в дорогих ресторанах с хорошей кухней, немножко боялась, понравится ли ему мой ужин? «Ну, ничего, если что-то приготовлю и не понравится, компенсирую другим – это у меня с ним получается лучше всего», – улыбнулась я своей мысли, направляясь к кассе. Сложив всё, что накупила в багажник, завожу машину и гляжу на часы: в общем, есть ещё время и себя в порядок привести, и дома немного прибраться, и ужин приготовить. Всё-таки правильно сделала, что пораньше с работы смоталась.

День подходил к концу, заполняя московские дороги пробками, а улицы – людьми, возвращавшимися с работы. В окнах домов вспыхивал свет – их обитатели готовили ужин, занимались детьми, встречали вторую половинку с работы… в общем, обычные домашние хлопоты. Сидя в машине, на меня вдруг нахлынуло дикое желание прийти домой, надеть фартук, приготовить ужин, принять ванну и, красиво одевшись, встретить у порога Костю. Часто, особенно в последние годы, приходят мысли – вот я, такая молодая, красивая, вполне успешная в бизнесе, свободная и независимая… Но стоит мне вечером, вернувшись с работы, переступить порог своей квартиры, как вся моя самодостаточность, уверенность, независимость, которыми я так гордилась днём, куда-то улетучиваются. Так хочется, чтобы тебя кто-то встретил дома, обнял, посмотрел в глаза и тихо спросил: «Устала? Проходи. А я ужин приготовил».

Пронзительный, нервный, длинный до тошноты сигнал машины, стоящей за мной на светофоре, оборвал мои мечты. Глянув в зеркало заднего вида, я тронулась с места, без злобы пробурчав: «Блин, помечтать даже не дадут. Весь кайф обломал». Настроение не ухудшилось, но в воображении всплыла другая картинка, слышанная от замужних подруг, читанная-перечитанная в книгах и виденная в кино: «Она весь вечер суетилась, не отходя от плиты, надела красивое бельё, лучшее платье – в общем всё для любимого. Ну, и естественно, ждёт от него взаимности, внимания, понимания, заботы и ласки, а вместо этого слышит резкое и безразличное: «Я устал. Что там на ужин?» и «Я хочу спать». «Кать, ты чего-то не о том думаешь. Всякая ерунда лезет в голову. У тебя будет всё совсем по-другому, вот увидишь. Ты будешь счастлива с ним», – убеждала я себя, паркуя машину во дворе дома. – Выбрось всё из головы! Это ты наслушалась несчастливых в браке подруг и знакомых и думаешь, что так у всех. А сегодня так вообще у тебя лучший вечер в жизни!» – думала я, открывая дверь квартиры.

Зайдя, я первым делом выложила мясо на противень и, поставив его в духовку, включив воду в ванной, принялась выбирать вечерний наряд. Конечно, нужно что-нибудь лёгкое, вечернее, слегка интимное. И не забыть свечи! Они у меня точно есть, только вот не помню, где. Да, и нужно надеть красивое бельё – то, что из новой коллекции. Посмотрев, всё ли в порядке с начавшим слегка подрумяниваться в духовке мясом, я залезла в ванну, добавив в неё ароматной пены. Горячая вода благоухающей ванны расслабила тело. Прикрыв глаза, я откинула голову на мягкий подголовник и погрузилась в блаженство, потеряв счёт времени. Лежать в таком состоянии я могу сколько угодно.

Но не сегодня. Не сейчас! Запах подгоревшего мяса катапультой выбросил меня из ванной, и я голая вся в пене, оставляя лужи на полу, помчалась на кухню. «О, нет! Только не это», – молила я, открыв дверцу духовки. Схватив полотенце, чтобы не обжечься, вытащила противень… Поздно. Стойкий запах сгоревшего мяса разносился по квартире, а в дверь настойчиво звонили. Неужели Костя? Хоть бы это была соседка по лестничной клетке, всегда такая внимательная и, я бы даже сказала, бдительная. Иногда чрезмерно. Осторожно обходя лужи – ещё не хватало навернуться на скользком полу – я подошла к двери и прильнула к глазку. Картина – нарочно не придумаешь. С одной стороны двери – Костя, весь красивый, в белой сорочке и галстуке, с огромным букетом цветов, с другой – я, голая, в пене, с кухонным полотенцем в руке.

– Костя, привет, милый! Подожди минуточку, – соображая, что бы такое накинуть на себя, сказала я. – Давно стоишь? Я просто в ванной была, не слышала звонок.

– Добрый вечер, дорогая! Очень рад тебя слышать. Как ты там, милая? Не спеши, я подожду.

– Не впускають? – послышался скрипучий голос соседки по лестничной клетке.

Услышав знакомый голос Софьи Михайловны, я прилипла ухом к двери, затаив дыхание.

– Добрый вечер, – ответил Костя. – Что значит «не впускають»? Посмотрите на меня внимательно – я действительно похож на человека, которого «не впускають»? Просто это правила приличия – потомить немного в коридоре, не торопясь поговорить по душам, и уж только опосля впустить.

– Катя, она – девушка хорошая, самостоятельная, очень отзывчивая, добрая. Сколько её знаю, никогда никому ни в чём не отказывает, – продолжал скрипеть голос соседки.

– Извините, вас как зовут? – спросил Костя.

– Софья Михайловна.

– Софья Михайловна, а можно поподробнее с того места, где вы говорили, что Катя ни в чём никому не отказывает? – нарочито громко произнёс Костя.

«Он издевается надо мной и над бедной бабулькой!». Повернув ключ в замке, я слегка приоткрыла дверь, высунув в щель только голову.

– Здрасьте, Софья Михайловна!

– Здравствуй, Екатерина. А я чувствую, у тебя горит. Дай, думаю, позвоню в дверь. Думала уж звать соседа, Кольку, вдруг помощь нужна? Он добрый парень – то лампочку поможет вкрутить, то ещё что… А тут – молодой человек у двери, вот разговорились.

– Не волнуйтесь, Софья Михайловна, – сказал Костя, протискиваясь в полуоткрытую дверь. – Справлюсь без помощника, обещаю. Спите спокойно.

– Ну и слава Богу! Спокойной ночи, – сказала соседка, закрывая дверь.

– Костя, ты чего над старым человеком издеваешься? – замахнулась я на него полотенцем.

– Ничего я не издеваюсь! Просто скучно как-то одному в подъезде, вот познакомились, разговорились.

– Костя, извини, видишь я в каком виде? Растерялась, сразу и не открыла, а потом соседка выглянула, – я хотела ещё что-то добавить, но он положил букет роз на пол и взял меня за руки.

– Катюша, милая, это всё мелочи, перестань. Ты не поверишь – я просто мечтал, чтобы, придя с работы, меня именно в таком виде встречала жена. Голая, с рушником в руках, а по квартире разносится аромат жареного мяса.

– Костя, я обожаю тебя! Не поверишь, но я мечтала именно о таком муже. Чтобы приходил с работы с огромным букетом роз, целовал меня… Целовал меня, – повторила я ещё раз более выразительно. – И даже не ворчал за подгоревшее мясо.

– Слегка подгоревшее мясо – это такая мелочь, милая, согласись. Стоит ли из-за этого ворчать?

– А если не слегка? Вернее совсем не слегка, – спросила я, сдув пену с кончика носа.

– Кать, прошу уточнить – мясо подгоревшее или сгоревшее?

– Скорее сгоревшее, чем подгоревшее, – опустив голову, сказала я.

– Екатерина, я правильно понял – сначала ты несколько минут держишь меня под дверью, потом столько же в прихожей, затем выясняется, что мясо совсем даже не подгорело, а просто сгорело. И что, ты считаешь, опустить глаза в пол и промямлить «Извини» – этого будет достаточно? Скажи прямо, Катя, могу я в таком случае рассчитывать на какую-то компенсацию?

– Можешь, – мотнула я головой.

– Например? – сделал вопросительный взгляд Костя.

– Ну, например, я буду тебя очень любить.

– Так начинай, чего ждёшь? Тем более мясо всё равно сгорело, пена на тебе уже высохла, можно приступать к любви, – сказав это, он обнял меня, промокнув своей белой сорочкой, словно полотенцем, последнюю влагу с моей груди.

Мы стояли, целуясь в прихожей, забыв про сгоревшее мясо и про то, что свечи не зажжены, розы по-прежнему лежат на полу, я не в новом коллекционном белье и без макияжа… Имеет ли это значение? Возможно. Но только не для нас. Не сейчас.

– Костя, прости, ты с работы. Наверное, голодный. Мне действительно неловко, – пыталась оправдаться я, как только его губы давали мне возможность говорить.

– Да, я голодный, очень, – шептал он, покрывая моё лицо поцелуями.

– Пойдём на кухню, я что-нибудь придумаю, – переведя дыхание от долгих поцелуев, еле выговорила я.

– При чём здесь кухня? Придумай что-нибудь в спальне. Или ты хочешь на столе? – прижав меня к себе, на ходу пытаясь снять с себя галстук и расстегнуть пуговицы сорочки, шутил он, увлекая меня к двери спальни.

Я долго не могла насытить, удовлетворить его необузданный сексуальный голод. Мне казалось, что вчерашняя встреча в отеле была лишь прелюдией к сегодняшнему вечеру. Вчера Костя был нежен и ласков, трогателен и сентиментален, сегодня – ненасытным и страстным. Капли его пота падали на меня, смешиваясь с высохшей и впитавшейся в мою кожу ароматной пеной, от чего наши тела благоухали и блестели. Вчера Костя нежно шептал слова любви, улавливая каждое моё движение, желание; сейчас, не спрашивая меня, как я хочу, ставил на колени, входил сзади жёстко, сильно, затем переворачивал на спину, раздвигая мои ноги, и продолжал с ещё большим напором. Он чувствовал меня до последней капли, всю – от головы до кончиков пальцев. Мне не нужно было говорить ни слова. Наверное, это и есть гармония… Гармония мыслей, сердец, душ, чувств и тел.

Бешеное сердцебиение, пульсирование вен в висках, дикое желание сделать хотя бы глоток воды пересохшими губами. И наши распластанные на кровати тела. Мне кажется, я могла лежать вот так, держась за руки в тишине спальни, сколько угодно. Но нежный родной голос, еле слышно вымолвил:

– Кать, пойдём на кухню.

– Пойдём, дорогой, – переведя дыхание, произнесла я, чмокая его в губы, – хочешь на столе?

– Не, Кать, есть хочу.

– Счастье кра-са-ви-цы длилось не долго, – пропела я слова, пришедшие в голову, положив их на мотив песенки из какой-то итальянской оперы, которую я не раз слышала по радио.

– О, да! Я вижу, милая, ты знаток оперы? Или просто слова по душе? Как там поётся? Сердце кра-са-ви-цы склонно к изме– не и перемене… По-моему, так?

– Костя, мы будем с тобой делать вид, что разбираемся в опере или пойдём поедим чего-нибудь?

– Поедим. Однозначно, я – за! Уговаривать меня не надо, – произнёс Костя обнимая меня. – Проголодался просто жуть.

После душа мы сидели на кухне: он – обмотавшись полотенцем, я – в халате. Пили вино, ели нарезанные тонкими ломтиками ветчину, сыр, я хрустела «соломкой», доставая их по одной из пачки. Свечи в этот вечер мы так и не зажгли, зато ночник спальни горел почти до утра, отбрасывая на стены движения наших тел.

– Просыпайся, засоня, доброе утро, – нежно произнесла я, присев на край кровати и запустив в его волосы руку.

Я открыла окно, и свежий утренний ветер ворвался в спальню. «Бум– бум– бум» – мелодично, гулко и протяжно зазвонил колокол над Кремлём.

– Вот, видишь, колокол звонит. Уже девять утра, хватит валяться. Завтрак готов, сейчас свежий кофе сварю.

Костя сладко потянулся и, не открывая глаз сказал: «Доброе утро, милая. Наверное, я сегодня на работу не пойду. Может, и ты не пойдёшь? Поваляемся, потом позавтракаем, сходим куда– нибудь… Давай проведём день вместе?

– Мне сейчас нужно за Любаней в больницу ехать, её выписывают сегодня, А ты, если хочешь, оставайся. Я приеду, и мы куда-нибудь сходим. Встанешь, позавтракаешь, можешь пока на компе поработать, а там и я вернусь. Кстати, рубашка постирана и выглажена.

Костя приоткрыл один глаз, посмотрев на меня:

– Выстирана и поглажена? Я не ослышался? Когда это ты успела? Мы же заснули уже под утро.

– Вот такая я, мастерица на все руки. В постели – шлюха, на кухне – повар, в гостях – сама скромность и порядочность. О таких же вы, мужчины, мечтаете?

– Да, милая, – закрыв глаза и улыбаясь, произнёс Костя. – Главное – не перепутать, кем где быть. Пока у тебя всё получается правильно. Если не брать во внимание сгоревшее вчера мясо, то в остальном ты просто супер. Хочешь, я сейчас встану, пока буду в душе, ты кофе свари, быстро позавтракаю и поедем вместе? Я имею в виду – Любаню заберём.

– Это было бы здорово, я совсем не против! Да и Любашке было бы приятно. У неё ведь друзей-то – раз, два, и обчёлся, а родственников в Москве вообще нет.

Я сварила кофе, сделала бутерброды, а когда он вышел из душа, пахнущий свежестью и чистотой, протянула ему идеально выглаженные рубашку и брюки.

– Спасибо, милая, ты просто чудо, – целуя и обнимая меня, сказал Костя. – Самая лучшая девушка на свете! Никогда не встречал такой. Я просто восхищён. Как в тебе уживается всё – деловая бизнесвумен, прекрасная домохозяйка и нежная любовница?

– И сука, – продолжила я, напомнив его последние слова при расставании в больнице. – Милый, это же всё зависит от вас, мужчин. Мы, женщины, от рождения очень покладистые, нежные и пушистые. Вы делаете из нас тех, кого потом сами же и не любите. Поэтому, дорогой, всё в твоих руках! А сейчас – завтракать. Надеюсь, пробки уже немного рассосались, я обещала в одиннадцать быть у неё.

Костя ел бутерброды, пил крепкий ароматный кофе, а я тихо любовалась этой домашней идиллией и была по-настоящему счастлива.

– Думаю, на моей машине будет удобней – повместительней всё-таки. Ты можешь сесть с ней на заднее сиденье. Я возле «Ударника» припарковался.

Мы вышли из подъезда и, пройдя через арку, остановились на светофоре, пропуская поток машин. Тёплый утренний ветерок, словно играя, беззастенчиво пытался поднять подол моего лёгкого платья. На голубом небе уже вовсю хозяйничало солнце, бросая свои лучи на золото куполов Храма Христа Спасителя, до которого от нас было рукой подать. Перейдя дорогу, Костя попросил меня на минутку остановиться.

– Слушай, Кать, жаль, что окна твоей квартиры выходят во двор. С одной стороны, конечно, здорово – тишина, высокие стволы деревьев, старый московский дворик… Но представляю, если бы они выходили на другую сторону – вид, конечно, на миллион! Всё как на ладони – до Кремля буквально несколько сотен метров, а канал Москвы-реки с фонтанами чего стоит! Не говоря уже о куполах Храма Христа Спасителя. «Лепота», – как говорил герой фильма.

– Костя, кто бы завидовал, только не ты. Вид из твоей квартиры ничуть не хуже. Особенно ночью. С высоты твоего балкона – и Поклонка, и МГУ, и Москва-сити… Потрясающий вид! Не говоря уже о самом доме – комфортный, современный. Не то что этот – сталинской постройки.

– Не знаю, Кать, мне старая архитектура больше нравится. Старая Москва – это, конечно, нечто!

– Ну, да. Старая Москва мне больше нравится, но жить я буду в новой, – улыбнулась я, потянув его за руку. – Всё, хватит, пойдём. А то, как в той басне: «Кукушка хвалит петуха». Пойдём, иначе точно опоздаем. А вечером можем здесь погулять, полюбоваться ночным Кремлём с Большого Каменного моста – вид просто завораживающий.

Припарковавшись недалеко от больницы, мы вышли из машины. Достав пакет с париком, очками, я предложила Косте остаться здесь:

– Давай я одна схожу, заберу её, и мы поедем.

– Кать, давай ты зайдёшь к ней в палату, поможешь, если понадобится, а я в коридоре подожду. Потом вместе потихоньку и дойдём до машины.

– Хорошо, спасибо. Просто я думала, что ты не захочешь вникать во все эти подробности, суету с выпиской, а просто подождёшь в машине.

– Да всё нормально, Катюша, какие проблемы? Заберём сейчас её, и все дела.

Мы шли по уже знакомой аллее. Мимо нас, как и в тот день, неторопливо прогуливались больные. Благо, денёк был солнечный. Проходя мимо «нашей» скамейки, мы увидели пару: он – в больничном халате, она – в светлом платье. Им было лет по сорок, не больше. Женщина прижалась к мужчине, держа в руке платочек, которым смахивала слёзы. До нас доносились обрывки фраз.

– Всё будет хорошо, Вань, вот увидишь, я говорила с врачом. Ты выздоровеешь, обязательно…

«Неужели мы умеем любить и ценить друг друга только тогда, когда кому-то из нас плохо? – подумала я. – Или когда уже поздно. Когда некому и нечего прощать». Мой взгляд непроизвольно метнулся в глубину сада. Там, сливаясь с листвой, всё так же возвышалось тёмно-зелёное здание морга. На его углу стояли люди. Женщины в чёрных платках на голове, да чуть в стороне курившие мужчины. Стояли молча. А о чём уже говорить-то? Говорить и любить надо при жизни… «Господи, да что за мысли такие в голову лезут?» – подумала я и отвела взгляд в другую сторону.

– Кать, ты чего загрустила? – услышала я голос Кости.

Он, словно почувствовав мои мысли, положил руку мне на плечо, и поцеловал в висок

– Кать, всё хорошо, я люблю тебя, и мы больше никогда не будем ссориться.

Улыбнувшись, добавил:

– По крайней мере, по пустякам точно. Я тебе обещаю!

Видимо и он, проходя мимо той скамейки, вспомнил нашу ссору и всё, что ей предшествовало.

– Бог нам дал ещё один шанс на счастье, давай не упустим его, – произнесла я.

– Мы его не упустим, уж ты мне поверь, – сказал Костя, открыв дверь, и мы вошли в здание больницы.

– Ну что, подождёшь здесь, ладно? Думаю, мы недолго.

– Конечно, конечно, без проблем. Не торопитесь там.

Через полчаса, нанеся на лицо толстый слой косметики, надев парик и очки, опершись на костыль, Люба сделала несколько шагов по палате. Видок, конечно, был ещё тот. Мы вышли, если так можно сказать, в коридор, где нас ждал Костя. Не просто Костя, а Костя с коляской. Как же я сама-то не догадалась! Ведь, действительно, у Любани в гипсе левая нога и рука, она даже на костыль-то толком опереться не может.

– Привет, Люба! Ну, вот ты и домой уже, – сказал Костя, подавая коляску. – Садись, доставлю первым классом.

– Ребята, спасибо, если бы не вы, даже не знаю…

Она замолчала, и по её щекам потекли слёзы, а вместе с ними и вся косметика.

– Люб, садись давай, всё самое плохое уже позади. Сейчас отвезём тебя домой, потом я съезжу на рынок, накуплю всё, что нужно – фрукты, курочку домашнюю, ещё какой-нибудь вкуснятины. Через недельку будешь как новенькая у нас! – говорила я, помогая усаживаться ей в кресло.

Костя не торопясь катил по асфальту коляску, а Любаня молча, сквозь тёмные очки, смотрела по сторонам. Иногда она медленно поднимала голову вверх, глядя на синее небо. Затем переводила взгляд на деревья, цветы, людей, словно знакомясь заново со всем, что её окружало. О чём она думала в эту минуту? Наверное, о жизни и судьбе – о том, какая она хрупкая, переменчивая, непредсказуемая и жестокая. Ещё вчера ты – молодая, красивая, здоровая и беззаботная. А сегодня – в коляске и благодаришь Бога, что это не инвалидное кресло.

«Откуда тебе знать, о чём она думает сейчас, какие мысли у неё в голове? – спрашивала я себя. – Что она должна, по– твоему, ехать в кресле и песни петь? Естественно, после такой переделки, в которую она попала, по-другому будешь смотреть на мир. Кругом солнце, цветы, жизнь бьёт ключом, а она – на костылях, в парике… Тут уж не до смеха».

Мы приблизились к больничной проходной, за которой была совсем другая жизнь – с московским бешеным ритмом, скоростями, делами и заботами, на которые иногда не хватает двадцати четырёх часов в сутки.

– В это сложно поверить, пока ты не на больничной койке, – вдруг заговорила словно сама с собой Любаня, – но когда ты лежишь одна в палате, часы кажутся годами. Какие только мысли не лезут в голову. Наверное, только тогда понимаешь, что есть на самом деле наша жизнь, насколько она тонка, подвержена ударам судьбы, непредсказуема. Действительно, все мы ходим под Богом, – тяжело вздохнула Любка и замолчала.

М-да, всё-таки я не разучилась ещё понимать свою подругу даже по взгляду. Хотя о чём она ещё сейчас может думать? Не о танцах же. Любой, окажись на её месте, сто раз вспомнил бы и о Боге, и о превратностях судьбы.

– Любаша, давай мы сядем с тобой на заднее сиденье, по дороге поговорим, обсудим всё, что нужно сделать в ближайшие дни. Тебе же надо на перевязки ездить. Лекарства какие выписали? Давай рецепт, мы заедем в аптеку.

– Кать, я тут созванивалась с братом моей мамы, ты же знаешь о нём, тот, который живёт под Смоленском. Кругом лес, чистый воздух, тишина – то, что сейчас мне и нужно. Говорит, что интернет есть, правда, не очень хорошо работает, но тем не менее… Мы сможем с тобой списываться или по иногда по скайпу общаться. В общем он обещал через недельку приехать за мной, поеду к ним до конца лета.

– Вот это новость! – удивилась я. – А как же бизнес? На кого оставишь? По врачам, наверное, ещё походить нужно, а ты уезжать собралась. Хорошо подумала?

– Я говорила с моим бухгалтером, она – толковая женщина, уверяет, что справится и без меня. Кать, ты же знаешь мой бизнес, коллектив-то – раз, два и обчёлся. Швы здесь сниму, а гипсы – там. Не проблема. Зато тишина и чистый воздух.

– Кстати, Люб, – вмешался в разговор Костя, – у тебя машина в какой компании застрахована? Напиши доверенность на меня, просто от руки, я заберу её со стоянки и договорюсь, чтобы побыстрее отремонтировали. Пока ты на парном молоке да на свежем воздухе здоровье поправляешь, всё будет сделано в лучшем виде.

– Костя, если это тебя это действительно не очень затруднит, я была бы очень благодарна. И, конечно, хочу сказать большое спасибо вам, ребята!

В её глазах опять заблестели слезинки, а голос взволнованно задрожал.

– Катя, когда ты зашла ко мне в палату, я просто глазам своим поверить не могла. Бросить отдых за тысячи километров и примчаться в больницу… Сейчас родные-то нечасто так поступают. А ты вот прилетела…

В Любашкином голосе слышалась неподдельная грусть и одновременно благодарность. Мне стало её так жалко, что я взяла её ладонь в свою и тихо произнесла:

– Люб, я уверена, что ты поступила бы так же. Мы ведь с тобой лучшие подруги. У меня, кроме мамы и тебя, никого нет – она да ты.

– А я? – послышался Костин голос.

– Она – моя лучшая подруга, а ты – моя любовь, – сказала я, потрепав его по волосам на затылке.

– Я тоже хотел бы иметь приставку «лучшая». Я – твоя лучшая любовь! – стараясь как-то отвлечь нас от грустного настроения, улыбаясь и подмигивая мне в зеркало заднего вида, произнёс Костя.

– Лучшая, единственная и неповторимая! Однозначно, милый, безо всяких сомнений и компромиссов, – в тон ему отозвалась я.

Мы помогли подняться Любане в её квартиру, потом съездили с Костей на рынок и в аптеку. Попрощались, выслушав от неё уже в который раз слова благодарности, и уехали.

– Костя, ты утром хотел прогуляться в районе, где я живу. Не передумал?

– Нет, не передумал. С удовольствием! Едем?

– Едем, – ответила я, садясь на переднее сиденье. – Там где-нибудь и пообедаем.

Остаток дня мы провели с Костей вдвоём… Побродили по территории бывшей кондитерской фабрики «Красный Октябрь», в одном из зданий которого расположилась галерея современного искусства. Тут же пообедали в одном из кафе, прогулялись по набережной, постояли, любуясь фонтанами, затем зашли в кинотеатр «Ударник» и купили билет на ближайший сеанс. Устроившись поудобнее в кресле, я прижалась к Косте. Не успел в зале погаснуть свет, как он положил мне свою руку на колени и стал поглаживать их… Не дав опомниться, его горячая ладонь бессовестно скользнула между моих плотно сжатых ног. Он так нежно массировал внутреннюю поверхность бедра, что я, не в силах сопротивляться, безропотно раздвинула ноги. Его пальцы отодвинули полоску трусиков, и сердце моё застучало, заглушая голоса с экрана.

– Костя, убери сейчас же руку, – шептала я ему на ухо. – Я уже вся мокрая, а платье-то на мне тонюсенькое. Как я выйду после кино-то, ты подумал?

Посидев ещё немного, мы поняли – лучше уйти сейчас, не дожидаясь, пока мы не сможем сдерживать свои желания. Не сговариваясь, взялись за руки и, осторожно двигаясь в темноте по почти пустому залу, пошли к выходу.

Дорога до кровати заняла считанные минуты. Никогда не могла понять, каким будет Костя сегодня, нет, даже не сегодня, а сейчас, в эту минуту. Он мог быть разным. Совершенно, абсолютно разным. Я не уставала восхищаться неутомимой энергией, необузданной страстью, с которой он мог заниматься со мной любовью. Измотав меня, подарив сказочные оргазмы от бешеного секса, он вдруг мог стать самым ласковым, милым и нежным. Но уже через полчаса – опять взорваться, быть жёстким и даже слегка грубым, что мне иногда безумно нравилось.

– Как же не хочется расставаться, – прошептал он мне на ухо. – Но завтра очень важный день. Очень важный, – медленно ещё раз повторил Костя, и его лицо стало задумчиво грустным.

– Какие-то проблемы? Расскажи, что там у тебя? По бизнесу неприятности? – спросила я, лёжа на животе и подперев голову руками.

– Да, кое-какие неприятности в бизнесе. Не хочу преждевременно говорить на эту тему, завтра, возможно, что-то прояснится, тогда и расскажу. Хорошо?

– Обещаешь?

– Обещаю, конечно. Всё расскажу, а сейчас нужно вставать, – с этими словами он нежно поцеловал меня и стал одеваться.

– Ну хоть намекни, милый, о чём речь? Я же буду теперь переживать. Налоговая? Пожарники? Ну скажи.

– Нет, ни то, ни другое, – сказал Костя, тяжело вздохнув. – Я же тебе обещал – завтра всё прояснится, и я расскажу. Всё, милая, давай не будем говорить на эту тему сегодня.

– Всё будет хорошо, я знаю, ты справишься! Ты умный и сильный, всех победишь, – не желая расставаться на печальной ноте, сказала я, улыбаясь и целуя его.

– Спасибо, дорогая, я очень надеюсь, что так оно и будет. Очень надеюсь, – медленно повторил Костя и, задумавшись, замолчал.

Прощаясь в тот вечер на пороге моей квартиры, мы и представить себе не могли, насколько далеки были наши слова и пожелания от истины. Мы не знали, сколько проблем, разочарований и несбывшихся надежд приготовил для нас завтрашний день.

Пока Костя ехал до дома, мы несколько раз созванивались, вспоминали лучшие минуты сегодняшнего дня. Хотя, какие минуты? Весь день был прекрасен! Сто раз прощались, посылая друг другу поцелуи и желая спокойной ночи, нажимали на кнопку сброса, чтобы через десять минут повторить всё сначала.

Пока я засыпала, меня не покидало какое-то внутреннее беспокойство. Я вспоминала Костины глаза, слова, интонацию… Весь день он был весел и беспечен, много шутил и смеялся. Мы классно провели день, был потрясающий секс, много ласки и искренних, нежных слов. Но вот в самом конце дня, вернее уже в последний час нашей встречи, он как-то изменился. Приближалась ночь, а за ней – и завтрашний день, от которого, наверное, он ждал чего-то важного, решающего. «Ладно, нужно спать. Я верю, что всё будет хорошо». Повернувшись на бок, я обняла подушку, пахнущую Костей, и уснула.