Текст книги "Роман с ведьмой. В поисках утраченной души"

В поисках улик

Когда мы опять приехали на заброшенный завод и нашли ту женщину, бомжа, то узнали, что ее звали Агафья, и расспросили про события давно минувших дней более подробно. Она показала нам место, где раньше находилось кладбище. Теперь здесь ветшал заброшенный цех с чанами для покраски тканей. Мы обратились к другу Агафьи, он работал кочегаром в этом цехе и рассказал немало удивительного. Оказывается, существует подвальная часть завода, кое-где ее присыпали и закопали, но завод строили на месте деревни, а цех – на месте кладбища. Внизу можно найти галереи, которые выводят на пустоты с могилами. Мне становилось все хуже и хуже, а бедное сердце опять принялось выстукивать свои собственные ритмы.

Я уже человек бывалый, в склепах всяких бывал, в «темных» квартирах тоже. Видел, как по кухне ножи и мясорубки летают, вот теперь придется лезть в подвалы этого завода и искать там то, что мне нужно. А мне нужно было отыскать могилу этого Василия. И либо удостовериться, что он не умер, живой и здоровый, или же, наоборот, – что умер и покоится себе с миром, а мы ищем непонятно кого и зачем.

Кочегар долго искал место входа в эти галереи. Потом мы, где вприсядку, где на четвереньках, плутали по мрачным переходам, заваленным обломками, чьими-то останками и всякой рухлядью. Спустя продолжительное время мы вышли к пещере, в которой находилось несколько могил. Они были уже провалившиеся, где-то подмыты водой, где-то в них просто грунт осел, там же валялись кресты, на которых можно было прочитать имена усопших. Агафья и кочегар при свете фонарей стали открывать эти могилы, вернее, ворошить их.

В одной безымянной могиле мы нашли пустой гроб, полный ржаных колосков, они уже были сгнившие и почерневшие. Агафья начала ругаться жутким матом – она говорила о том, что в ее бытность девочкой в деревне начался очередной неурожай, рожь не плодоносила на протяжении нескольких лет, пока деревня не вымерла, а жители ее не разъехались кто куда. Эта могила принадлежала бабке Таисье, она на деревне ворожила и, видимо, обиделась на кого-то, раз решила измором взять всю деревню. Так как по поверьям ведьмы и ворожеи умеют порчу наводить на поля. Они обычно заламывают колоски ржи или, еще лучше, кладут эти колоски тайно в могилу.

В гробу мы нашли еще массу атрибутов, там были и нож, и кожаный мешок, и всякая полуистлевшая невидаль, все, что использовали для наговоров. Но могила-то была пуста, и тетки Таисьи там не было…

Кочегар хотел себе прихватить втихаря что-нибудь из ведьминских атрибутов, но Агафья, зашипев на него, сказала, что лучше, от греха подальше, ничего не брать у колдуньи.

То, что нам было надо, мы так и не нашли…

Я решил тогда отыскать хотя бы место на территории завода, где когда-то стоял дом местного чародея.

Агафья лишь махнула рукой в сторону заброшенного перекрестка. Тут-то меня и осенила мысль, что вот на таких заброшенных перекрестках и собирается вся нечисть с округи. Ну а если Василий этот – сам сатана, тогда непременно он где-то должен встречаться со своими поклонниками, устраивая шабаш. Перекресток подходил для такой цели как нельзя лучше – место непроходимое, людей рядом нет. На дворе конец апреля, близится самая страшная ночь в году – Вальпургиева. Нужно было обязательно к этому месту присмотреться повнимательнее. Иван пришел в восторг от такого задания. Ему непременно хотелось найти опасного маньяка, пусть это будет хоть сам сатана. Я думаю, что такие упорные люди и сатану смогут призвать к ответу. Но было одно «но» – простые смертные на шабаш не допускались. Если кто увидит случайно это зрелище, того смерть неминуемая и мгновенная ждет. Иваном рисковать я не мог.

Все дороги ведут на шабаш

Как мы знаем из истории и из жизни, в любых организациях, сектах и ячейках проходят собрания, слеты, съезды и т. д. Цели этих мероприятий разные, все зависит от профиля самой организации. Вот и нечистая сила объединяется и устраивает подобные мероприятия, где придумывает все новые и новые изощренные способы борьбы с человечеством.

Ведьминские слеты происходили всегда и везде, устраиваясь по определенным правилам, строго отличающимся от упорядоченных церковных собраний.

Само слово «шабаш», по одной из версий, – видоизмененное слово «вакханалия», по другой – произошло от имени Сабазий, божества, покровителя распущенности и разврата. В любом случае смысл его везде одинаков, шабаш – это слет всевозможной нечисти на бал к сатане. Такие слеты соответствуют всем значимым церковным праздникам: Пасхе, Крещению, Вознесению, Преображению, Рождеству и Успению Пресвятой Богородицы. В эти дни накануне ночью собираются основные и самые большие по численности шабаши, но в течение года могут проводиться и более мелкие слеты. Одним из значимых шабашей также является Вальпургиева ночь – ночь с 30 апреля на 1 мая. Этот день считается у католиков праздником святой Вальбургии – монахини, которая провела всю свою жизнь в святости и смирении, за что после смерти ее причислили к лику святых. И вся нечисть в отместку верующим решила проводить в день смерти этой бедняги свои вакханалии.

Места для проведения таких праздников выбирались разные. Например, финны до сих пор считают, что верхушки гор только нечисть и притягивают. Европейцы стороной обходили дремучие леса и пещеры или открытые места на полях. У славян все «подруги сатаны» собирались либо у реки, либо на полянах или заброшенных перекрестках дорог. Но всегда и везде – подальше от людей. Так как, если хоть кто-то лишь одним глазком увидит это действо – его ждет неминуемая смерть. Но бывали случаи, когда нечисть устраивала свои оргии и на территории заброшенных церквей и часовен, где их видели местные жители.

Крестьяне перед такими вот шабашами закрывали наглухо двери и ставни, а также печные трубы. Изнутри дверные и оконные проемы устилали колючими ветками, раскладывали травы и коренья, чтобы ведьмы не могли пробраться в дом.

Сами ведьмы, для того чтобы отправиться на праздник, собирались в одном назначенном месте, а затем все вместе летели на сборище. Перед полетами они намазывали себя специальной мазью. В книгах по демонологии можно найти массу рецептов таких мазей. Основной составляющей их всегда являются ядовитые растения – белладонна, болиголов, аконит и другие. Перемещались по воздуху ведьмы на помеле, метле, кочерге либо другим каким способом. Но обязательно надо было прилететь, так как было большим преступлением явиться на бал пешком. Перемещение по воздуху на помеле или метле ассоциировалось с языческими обрядами, где помелу приписывались магические свойства, такие же как у волшебного посоха или палочки.

Ведьмы собирались к ночи и расходились с первым криком петуха. Петушиное племя всегда было связано у нечисти с пробуждением жизни, именно петухи поднимают людей на молитву и оповещают о первых лучах света. Хлопанье крыльями ассоциировалось с развеиванием колдовских чар и заклинаний.

На самом празднике ведьмы соблюдали определенные ритуалы. В начале действа все собравшиеся исполняли ритуальный танец и молча поглощали пищу. Затем приходил сатана и садился на трон, он начинал выкрикивать всех по очереди, и всякая нечисть должна была восславить сатану и рассказать о своих проделках против Церкви. Но апофеозом этого действия считался «богомерзкий поцелуй» – поцелуй сатаны. Сам сатана являлся в образе козла или гончей Ада и ведьме обязательно нужно было подойти к нему задом наперед, похвалить его и поцеловать в зад.

Затем все уже в полную силу предавались буйному веселью и разврату. Ведьмы иногда приходили в масках и закутанные с ног до головы, чтобы не видно было их хвостов, копыт и безобразных лиц, или переодевались в животных.

С криком первых петухов все разлетались «по домам», а сатана исчезал во вспышках молний. После него оставались угольки, их-то потом и подбирали ведьмы для своих магических действий.

Из средневековых источников известно, что на таких сборищах присутствовали до 200 особей нечистой силы. Хотя люди под пытками могли рассказать, что угодно и придумать любые истории, лишь бы их оставили в живых.

А в XVIII веке на территории Германии действовала группа грабителей, которые выбрали себе в идолы Сатану, устраивали шабаши на территории часовен, предавались оргиям и разврату, а потом шли грабить мирных жителей. Называли они себя «козлами». В истории города Лимбурга упомянут случай, когда на виселицу с 1772 по 1774 год было отправлено 400 «козлов». Эта организация долго еще не давала покоя жителям немецких городов.

Зная историю проведения шабашей, мы с Иваном подготовились очень хорошо. У меня был при себе осиновый кол, у него – оружие, бутылка водки для смелости, ну и на случай обеззараживания ран от укусов нечисти. Лежали мы в овраге на холме, пустырь был очень хорошо виден. Мы лежали, смотрели вдаль и травили байки из своей жизни.

Иван разошелся, он был в настроении, так что его речь лилась потоком.

Привожу рассказ Ивана.

Был у нас на деревне колдун, ох и злющий, собака. То на коня взглянет не так – конь понесет, то в стаде корову пожирнее выберет и посохом ее огреет – корова молоко перестает давать. То вечером выйдет на окраину и начнет собакой лаять – наши дворовые шавки сами с ума сходили и разбегались прятаться по всей деревне. Я как раз из армии приехал и привез своего друга погостить к нам в деревню. Мы тогда были молодые и горячие и в армии научились шутить самым изощренным способом. Я ему, естественно, рассказал про этого несносного Степаныча. Юрик сказал, что может отвадить его, у него есть свой проверенный способ, его бабка в далекой сибирской деревушке так ведуна-зазнайку отвадила, что он из деревни потом совсем уехал.

И вот сидим мы с родственниками, а собралось в хате нас много – в деревне, если на одном краю про праздник узнали, со другого уже самогонку несут. Вот и у нас уже и столы во двор вынесли, и дядька на гармошке наяривает, мой приход из армии превратился в гулянку вселенского масштаба. И сено как раз покосили, и люди с полей вернулись. Праздник в самый разгар вошел, как на пороге появился Степаныч. Он недобро так на всех посмотрел, и особенно в нашу сторону. А потом заявил моей матери, что это он меня от горячей точки отвадил, и что мы теперь ему должны быть вовек благодарны. А у матери брат старший служил на Дальнем Востоке начальником восточного военного округа, меня туда сразу без разговоров и определили. Вот мы с родней оторопели от такой наглости, но обычай велит колдуна в красный угол посадить и угостить. А сел он напротив моего друга и очень нехорошо на него стал смотреть. Друг мой Юрка пытался его развеселить, шутил, а Степаныч только водку пьет да себя нахваливает. Юрка анекдот рассказывает – тот его перебивает, историю веселую из армейской жизни – тоже перебивает. Переглянулись мы с Юркой и без разговоров друг друга поняли.

– Знаешь, Степаныч, я ведь тоже ворожить умею, у нас в Сибири разные чудеса случаются.

Степаныч чуть водкой не поперхнулся от такой наглости и зашипел в ответ, что молод еще Юрка ему, потомственному колдуну, указывать.

Затем они решили силой помериться, выяснить кто сильнее в наведении порчи и сглаза.

Взял колдун свой стакан самогона, что-то туда насыпал, пошептал и дал Юрке, тот выпил и глазом не моргнул, потом сам налил в свой стакан самогона, всыпал туда тоже кое-что, шепнул пару матов и дал Степанычу. Я-то уже понял, что к чему, и, пока они там силами мерились, попросил соседей двери закрыть и пляску устроить. Вот Степаныч выпил, сел и опять на нас недобрым глазом косит. Только мы с Юркой частушки стали матерщинные петь, как Степаныч как-то покраснел, охнул и стал пробираться к выходу, только выйти ему народ мешает, как назло девки в пляс пошли, парни возню устроили. И случился с нашим Степанычем конфуз страшный. Понос на него напал такой, что не удержать… Мы-то с Юркой знали, с кем в медсанчасти дружить надо и как нашему лейтенанту насолить можно. Вот таким образом мы помогли избавиться от этого Степаныча, так как его обсмеяли все и перестали бояться. Получается, что страх, Витя, у нас в голове сидит и именно на него давят всякие гадалки и колдуны, именно с помощью нашего страха пытаются манипулировать нами и вить из нас веревки.

Я, конечно, отчасти согласился с ним, но тут как-то резко стемнело, и мы замерли в ожидании.

На перекрестке началось движение. Сначала прибежала толстая и грязная свинья и завалилась в лужу, за ней пара кошек и сорока. Затем приковыляли две старухи, злобно ругаясь и проклиная все на свете, остановились на перекрестке и стали курить. Затем прибыл дед, вернее, его привезла молодая особа на коляске. Затем приехала дорогая иномарка, из нее вышла дама, вся в черном, и мужчина под стать ей. Они остановились возле машины, достали фляжечку и стали угощаться коньяком. Дама жеманно теребила золотой фантик от шоколада. С другой стороны перекрестка наши старые знакомые бомжи катили бутыль с мутной жидкостью, Агафья, чертыхаясь, тащила ведро с какой-то едой, где взяли – непонятно, рядом была только городская свалка. Народ в сумерках подходил, подъезжал, иногда нам казалось, что прилетали некоторые товарищи сатаны, так как появлялись они как-то внезапно и как будто из воздуха. На перекрестке стало шумно, в толпе переговаривались, шумели, кто-то ругался, кто-то чавкал, кто-то курил и смеялся. Последним же пришел, вернее, гордо прошествовал… Кто бы вы думали? Конечно, наш старый знакомый Василий. Теперь он стал еще выше, худее и сгорбленнее. Он шел сквозь толпу, которая перед ним почтительно расступалась, и опирался на посох с крюком наверху. Посередине перекрестка появилось кресло, в которое он гордо сел. Все замолчали и словно замерли в ожидании чего-то.

Замерли в своем окопе и мы с Иваном. Стемнело совсем, далекие прожектора с заводских стен только частично освещали это место. И мы видели спины и затылки прихожан. Сколько всего их пришло, мы не знали, могли ориентироваться только по голосам.

Старец Василий начал делать перекличку своим тихим и вкрадчивым голосом. Как на партсобрании, подумал я, вот ведь им еще бы и партбилеты, подтверждающие их состояние в армии дьявола.

Кого выкрикивали, называл свое имя и восхвалял Василия, всячески кривляясь, потом кратко рассказывал о своих подвигах против простых смертных.

Это длилось достаточно долго. Монотонное выкрикивание нас с Иваном вконец сморило, и мы уже стали хлопать глазами и зевать, как вдруг Василий тихо и внятно произнес мое имя: «Виктор!» Затем громче и жестче: «Виктор, я тебя не вижу».

Никто не отозвался на это имя, в толпе стали перешептываться.

Василий позвал еще несколько раз, и последняя фраза утонула в свисте ветра, который внезапно поднялся над перекрестком. Затем он встал, посмотрел по сторонам, и я вдруг понял, что он ищет именно меня…

Тут все разом обернулись в нашу сторону, и мы услышали всеобщий вздох облегчения, порыв ветра утих, в воздухе стали оседать пыль и песок. А мы с Иваном застыли в ужасе быть увиденными, а толпа напротив нас – в радости и предвкушении веселья.

У Ивана, как обычно, опять все заело, и он судорожно возился с кобурой, а я медленно стал подниматься из своего укрытия, размышляя над тем, что может с нами случиться. Иван дергал меня за ногу и шипел: «Подожди меня, сейчас я покажу эти гадам».

А я тем временем встал в полный рост, опираясь на осиновый кол.

Теперь я смог увидеть все, что происходило в это время на перекрестке. Почему-то стало светло и не надо было вглядываться в сумрак. Я обозрел масштабы нашего бедствия, так как толпа этих сатанинских прихожан была внушительная. Еще все это дополнялось всякой техникой: машины, мотоциклы, коляски, метлы, ухваты, ступы, ведра и еще масса всего, не совсем нам понятного.

Толпа тоже была разношерстная: начиная от древних старух и заканчивая разбитными молодухами и парнями. И все они смотрели сейчас на нас… и нам никто не мог помочь… Я, конечно, надеялся на чудо, но оно что-то все никак не происходило…

– Отдай мне то, что тебе Алена оставила, – произнес вкрадчиво Василий.

У меня стали неметь руки и ноги.

– Иначе все равно я от тебя не отстану, ты уже мой.

Эту фразу он просто прошипел и стал доставать битые стекла из карманов и медленно высыпать их на землю. Тут у меня опять резко схватило в груди и я зашатался. В это время Иван все-таки сладил со своим оружием и с воплем: «Пошла вон, сила нечистая!», выскочил из нашего окопа и, матерясь, понесся в их сторону, стреляя налево и направо…

Последнее, что я видел – поднялась буря, полыхнуло огнем, лица пришедших исказились в страшных гримасах, с жутким воем все стало носиться по этому перекрестку, я повалился на землю, и перед моим лицом в последний раз вспыхнули глаза Василия. Когда я очнулся, кругом полыхала трава, вернее сухостой. Иван помогал укладывать меня на носилки, пожарные боролись с пламенем, а на небе занималась кровавая заря…

Иван сидел у моей кровати в больнице и рассказывал, что мы оказались в центре разборок городских бомжей и их собратьев со свалки у завода. Они не поделили территорию, подпалили траву возле жилья конкурентов, а милицию вызвали сторожа, которые услышали выстрелы Ивана.

Это была версия Ивана – он как настоящий милиционер, видимо, так и не собирался поверить в то, что мы были на шабаше и что Василий – это и есть сатана, которому от меня что-то было нужно. Ну да ладно.

Теперь уже можно было снимать передачу «Битва экстрасенсов» со мной в главной роли, где я как центральный герой бился бы с ними в честном бою. Они об меня бы, наверное, сломали все свои волшебные копья, потому что определить, что со мной, не мог никто. Я жил на два мира, так как одна часть меня находилась в мире мертвых, а вторая кое-как существовала в мире живых. Меня одолевала грусть-тоска, сердце болело, снились сны с кладбищенскими плитами, а на фоне всего этого еще и развилась депрессия. У меня уже не было больше сил искать Василия и выяснять, кто убивает знахарей и колдунов. Мне просто хотелось лечь на диван лицом к стене и сказать всем: «Отстаньте от меня». Но это был бы самый легкий выход. Мои вопросы оставались без ответов.

Ко мне по очереди приходили Иван и мой школьный друг, интересовались, как мои дела и здоровье. Однажды при разговоре друг-то и подбросил интересную идею. Он предложил съездить на Север вместе с ним в экспедицию – он сам собирался в район Карского моря по своим институтским делам и предложил мне прогуляться с ним. Это громко сказано: «прогуляться» – я еле ногами шевелил, из меня как будто жизнь выпивали из меня большими глотками. Такое ощущение, что меня выпивали. Друг рассказал мне про стойбище местных аборигенов в тундре и предложил обратиться к местному шаману как к третьей судейской стороне. В нашем городе я уже обошел всех более-менее значимых ясновидцев, некоторые отказывались от встреч, другие просто сбегали перед сеансами. Да и большая их часть с началом «охоты на ведьм» уже уехала из города. Друг объяснил, что шаманы общаются как с духами мертвых, так и с духами живых. Эта первобытная доктрина должна была мне, по его мнению, помочь.

И я решился, вернее, это охотник и естествоиспытатель во мне говорили больше, чем просто больной человек. На Севере я еще не бывал, с шаманами не встречался, и потому у меня была надежда, что там, далеко, к этим людям с бубнами вряд ли подберется убийца. Он не доедет, не долетит и просто замерзнет, его телепатические способности будут умерщвлены метелями и буранами, плохие помыслы разобьются о стальные волны Карского моря. Я понимал, что колдуны вуду своей магией могут достать кого угодно на любом расстоянии: стоит им лишь притронуться к кукле жертвы – все, пиши пропало. Но все-таки я надеялся.

Собрав в рюкзак теплые вещи, я позвонил теще, получил ее благословление и отправился в путешествие, не веря до конца в то, что вернусь оттуда живым. Мне казалось, что силы меня покинут еще до северных широт.

Сам перелет и переезд я уже плохо помню. Мы прибыли в старый поселок – совхоз ненцев-оленеводов. Затем сели на вездеходы и взяли курс на самую северную точку побережья. Наша группа состояла из 8 человек ученых мужей, цели поездки я плохо понимал, но, когда прибыли на место, мне стало как-то легче. То ли северный морской воздух меня взбодрил то ли еще что, но я довольно бодро стал выхаживать между чумами и знакомиться с бытом местных жителей. Мой друг сказал, что придется подождать шамана, он сейчас в тундре проводит камлание на тему предстоящей охоты, поэтому я разбил палатку и остался один, а вся экспедиция отправилась дальше по своим делам. Ну ладно, времени у меня было достаточно.

Так провел три дня: ходил на рыбалку, сидел у костра со всем лагерем, угощался их пищей и предлагал свою. В общем, мирно провел все дни, пока не приехал шаман. Как меня предупредили местные, если шаман у них бывал не в духе, тогда ему на глаза лучше не попадаться. Вот и сейчас он, видимо, был как раз не в духе, поскольку, как показалось, очень странно смотрел на меня. Подозрительно. Я ему изложил свою историю, на что он мне ответил, что я зря к нему приехал, так как я сам являюсь белым шаманом. Я, конечно, умею болезни некоторые заговаривать, теща учила, но вот шаманить я не пробовал. Да и не знаю суть этого обряда. Он объяснил мне, что я сам обладаю такими силами, о которых даже не догадываюсь. И что его обращение к Нижнему миру будет, по всей видимости, бессмысленно. Шамана звали Хадко (в переводе – пурга). Он рассказал мне, что имеет дело с тремя мирами: с Верхним, Нижним и Средним, то есть с миром живых людей. Обычно шаманы общаются либо с миром мертвых – это Нижний мир, отговаривают духов забирать к себе болеющих, либо с миром Высших сил – договариваются с ними об удачной охоте или других важных делах, ну а в Среднем мире, мире живых людей, они живут.

Хадко начал свой сеанс с ударов в бубен, он бил легонько и перемещался на носочках в своей мягкой обуви вокруг костра. В такт бубну вторили колокольчики на его одежде, и мы завороженно смотрели на этот ритуал. Постепенно удары становились громче, сам Хадко быстрее и быстрее танцевал вокруг пламени, ему вторили его помощники, они тихо подпевали. Постепенно Хадко вошел в состояние транса. Он закрыл глаза, стоял на месте, раскачивался и бил в бубен, при этом что-то мычал на непонятном языке. Перед ним стояла задача отговорить духов мертвых забирать мою душу, он собирался вернуть меня в мир живых. Но по мере вхождения Хадко в это измененное состояние и со мной стали происходить необъяснимые вещи. Меня начало потихоньку лихорадить и подташнивать. Теперь и я мерно раскачивался на своем месте в такт заунывному пению помощника шамана. И в этом состоянии я как будто провалился в сон, в сон беспокойный и страшный. Я видел, как в схватке сошлись два человеческих существа. Они носились над землей и падали на нее, разбиваясь на мелкие осколки, но снова вставали и вонзали друг в друга один – длинный посох, другой – нож. Эти люди извивались и принимали странные образы, и иногда мне казалось, что это олень и волк после битвы бездыханно падают на поле боя или что порывы снежного ветра пытаются загасить красные языки пламени. Их яркие образы проносились передо мной, без остановки сменяя друг друга: иногда я открывал глаза и видел шамана Хадко у костра, иногда видел Василия, который зло смотрел на меня своими голубыми глазами и протягивал костлявые руки, будто пытаясь достать до моего горла. Потом его замещала Алена с печальной улыбкой, ее образ сменялся образом моей умершей жены, а потом я провалился в темноту и перестал что-либо соображать.

Когда я очнулся, надо мной склонился мой школьный друг. Он рассказал, что меня приняли в почетные шаманы этого племени. Оказывается, в транс мы вошли вместе с шаманом и нас обоих колотило от воздействия непонятных энергий. В таком состоянии мы провели несколько часов. Когда мы вновь встретились с Хадко, он сказал, что духи не пожелали отдать мою душу, он их уговаривал, задабривал, пел им песни, но те остались непреклонны. Даже он, Хадко, оказался бессилен перед моей болезнью.

Вот так мы съездили на Север. Ну и то хорошо, что я сменил обстановку, подышал свежим воздухом, пообщался с интересными людьми. Но меня по-прежнему ожидали тайны «охоты на ведьм», вопросы с моим здоровьем и друг Иван, который страстно хотел поскорее распутать этот клубок.