Электронная библиотека » Виктор Горбачев » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 3 мая 2014, 11:30


Автор книги: Виктор Горбачев


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 21. «…Время рыданью и время пляске…»

Сообщение мужа о том, что известный скульптор Сергей Дмитриевич Меркуров предложил ему работу, Татьяна Сергеевна встретила с нетеатральным восторгом. Понять её можно: во-первых, конкретная работа после долгой, унижающей нищеты и порождённой ею ужасной депрессии. Во-вторых, какая работа – строительство Дворца Советов – стройка века, да и, что уж там, чудо века, как теперь бы назвали.

Основную же составляющую радостных ожиданий супруги Александр Леонидович осознал чуть позже, по мере её нарастающего разочарования по причине их несбывания.

Есть основания полагать, что наши читатели недостаточно полно представляют себе колоритную фигуру скульптора Меркурова – а в нём-то всё и дело.

Татьяна Сергеевна Толстая, будучи плоть от плоти московской полубогемы, была прекрасно осведомлена о бесчисленных разгульных кутежах этого неприкасаемого любимца властей, шумно вкушающего прелести жизни под крылом самого вождя.

Огромный, мощный человечище с совершенно жуткой, чёрной бородищей и маняще пронзительными, всегда влажными, армянскими глазами был слишком слаб перед славой, почётом и другими, более мелкими соблазнами. Всемерно обласканный властями, всевозможный лауреат, член, директор, академик и прочее, и прочее, оттого, наверное, и был настолько циничен, что даже гордился этим!

Рассказанный им похабный, но всегда остроумный анекдот, неизменно вызывал бурю восторга вне зависимости от состава и степени пуританства слушающей публики и, как минимум, на неделю оставался остромодным у всех претендентов в столичную элиту.

Казалось, этот любимец новорожденных советских аристократов и карт-бланш-то на всякие вольности каким-то образом взял себе сам…

А женщины… Ах, какой он был душка! Как искусно он всех их любил! Даже в сухом остатке его, редко когда тихие, романы со знаменитыми прелестницами были предметом зависти и вожделения весьма-а многих остальных. С интригующей частотой будоражащие столицу слухи о его многочисленных связях с примами Большого, Малого и всех остальных театров совсем его не порочили, а даже наоборот, стойко поддерживали почётный имидж жуира и ловеласа.

Вновь испечённая элита большевиков первоочерёдно и ревностно отслеживала новомодные нравы европейских аристократов и ни в чём не желала отставать.

Обе столицы об ту пору, среди прочего, бредили мистицизмом. Ореол таинственности мгновенно и многократно добавлял шарма любому, кто объявлял себя хоть как-то к этому причастным…

Сергей Дмитриевич Меркуров приходился двоюродным братом Георгию Гурджиеву, чуть ли не штатному кремлёвскому мистику. Шутка сказать, что тот был другом детства Сосо Джугашвили и Анастасу Микояну… Они вместе учились в Александропольском иезуитском колледже сонного и пыльного городка в Армении, в 1924 ставшего Ленинаканом, а ныне, наконец, армянским городом Гюмри.

Вместе по-юношески шкодили, вместе же увлеклись и мистицизмом…

К слову сказать, модное нынче нейролингвистическое программирование (НЛП) по всем признакам выросло из гурджиевской школы саморазвития.

Может, это место там такое особенное, что неведомые силы уводят молодые мозги прочь от реальности. Смотрите, Елена Блаватская… тоже оттуда…

Судьбе было угодно оставить Гурджиева, как и Блаватскую, до конца его дней полным мистиком, а его приятелей сделать мистическими политиками.

Кстати сказать, это многое объясняет из навороченного теми впоследствии.

Поэтому добавочный шарм полумистика (или околомистика?!) делал Сергея Дмитриевича Меркурова практически трудноотразимым.

Этим, пожалуй, и объясняется неадекватная реакция Татьяны Сергеевны Толстой на известие о начале сотрудничества, а, возможно, и дружбе её мужа со скульптором Меркуровым и её, соответственно, с женой того, Стеллой. Шансы для рядовой артистки Малого театра влиться в театральную богему Москвы возрастали значительно. Со всеми вытекающими волнительными последствиями…

Время, впрочем, показало, что интересы у Александра Леонидовича и модного ваятеля были довольно разные. Застолья и романы на стороне Чижевского волновали слабо, равно как и мистические поползновения. А таковые у скульптора Меркурова тоже имелись…

По данным НКВД, С. Д. Меркуров ещё в двадцатых годах состоял членом «Ордена Мартинистов». В него входили известные по тем временам люди: академик Ольденбург, филосов Макиевский, этнограф и художник Рерих с женой…

По самому статусу Ордена все его члены изучали так называемые «орденские легенды», то есть полумифические истории о всяких тамплиерах, рыцарях, о рыцарской чести, о криптографии и конспирологии…

По всей видимости, многолетние занятия оными вещами накладывали, конечно, заметный отпечаток на всех членов Ордена. Оккультными науками баловались многие известные в те времена личности: актёры Астангов, Москвин, Михаил Чехов, кинорежиссеры Эйзенштейн и Аксельрод…

Разумеется, все эти «вольные каменщики», как, впрочем, и другие «ордена» были (и есть) каждый в своё время под колпаком ВЧК, ГПУ, КГБ, ФСБ. Всем им изначально инкриминировалась контрреволюционная деятельность, потом были процессы и ликвидация.

Дело «Ордена Мартинистов» № 12617, в анналах которого фигурировал С. Д. Меркуров, в отличие от других, было, на удивление, мягко спущено на тормозах…

Как бы то ни было, но разность досуговых интересов никак не мешала этим двум талантливым, увлечённым интеллигентам относиться друг к другу с большим уважением.

Хотя, погодите, были и точки соприкосновения их интересов…

Например, посмертные гипсовые маски великих людей России.

Тяга к отсеканию от глыбы камня всего лишнего за С. Меркуровым была замечена ещё в юношестве. Среди рассказов о нём фигурируют собственные воспоминания, когда его на ночь закрыли в комнате монастыря у подножия горы Арарат с только что почившим в бозе патриархом Мкртичем Хримяном для того, чтобы он успел снять для потомков посмертную гипсовую маску с усопшего.

Всё, что требовалось в таких случаях, он сделал, только вот никак не ожидал, что от тепла в результате кристаллизации гипса замёрзшее лицо оттаяло, и покойник вдруг открыл глаза…

Утром монахи выволкли ваятеля оттуда полуживого…

Через год за Меркуровым примчались со станции Астапово Елецкого отделения Юго-Восточной железной дороги, что в Липецкой губернии. Там, на металлической кровати, под простым серым одеялом лежал успокоившийся Лев Толстой… Молодой скульптор почёл за честь сделать для потомков посмертную маску «матерого человечища»…

И пошло-поехало: Чкалов, Дзержинский, Горький… Так и стал кавказский хлопец придворным кремлёвским скульптором. В нужное время, видно, родился и, главное, в нужном месте.

Александр Леонидович понимал, что посмертные маски – работа весьма непростая, деликатная и очень нужная. Скульптор оставляет для потомков не только вещественный документ, но и основу для творчества, первоисточник, если хотите.

При творческом подходе к делу эти исторические реликвии могут представлять интерес не только для историков, писателей или художников… Посмертная маска хранит богатейший материал для психолога, например…

Она передаёт все последние движения мышц лица усопшего. По ним специалист, среди прочего, без труда прочтёт эмоциональное состояние умирающего… Так, например, есть версия, что Сергей Есенин перед смертью плакал, а рубец на лбу и вовсе говорит о том, что ему помогли умереть…

Или посмертная маска Пушкина… Спокойное, умиротворённое лицо исповедовавшегося христианина, выполнившего на этом свете предписанную Создателем миссию…

А ведь документально известно, что из-за страшной раны живота поэт умирал в мучительной агонии… Александр Сергеевич терпел ужасную боль… Он старался кричать потише, чтобы в соседней комнате его «ангел», Наталья Николаевна, расстраивалась поменьше…

Учёный, художник, медик и поэт – вот почему именно эта скорбная сторона ремесла его приятеля была Чижевскому наиболее интересна…

Только вот предположить, что и на его долю в весьма скором будущем выпадет малоприятная участь процедурных отношений с «живыми трупами», он вряд ли мог…

 
В смятеньи мы, а истина – ясна,
Проста, прекрасна, как лазури неба;
Что нужно человеку? – Тишина,
Любовь, сочувствие и корка хлеба…
 
А. Чижевский
1942 г.

Глава 22. «…Время разбрасывать камни и время складывать камни…».

Победная поступь СССР под руководством КПСС и её вождя звучала во всех докладах на очередном заседании СНК стылой малоснежной зимой на исходе 1939 года. Все с трепетом ждали выступления Сталина, ибо только он мог указать на отдельные недостатки и обозначить пути их искоренения.

Указания и обозначения же эти традиционно расценивались как «фас!» для прессы и силовиков. На этот раз было очевидно, что вождь всецело поглощён Германией и Гитлером, и вздох облегчения – «Пронесло!» – казалось бы, пронёсся по рядам соратников.

Не считая, правда, наркома здравоохранения, которому в двадцать три пятнадцать приказано было явиться на ковёр Кунцевской дачи.

«Обясните мнэ, тавариш Семашка, – вместо ответа на приветствие начал вождь, – пачему аделные арганизацыы за границей выдвигают на саисканые Нобэлэвской прэмии наших учёных, даже нэ пасаветавафшысь с нами?!»

«Чижевский!» – пронеслось в голове наркома.

«Как ето согласуеца с сэгоднашным палитыческим маментом?! А, тавариш Сэмашка?»

«Если вы о профессоре Чижевском, товарищ Сталин, так он действительный член более тридцати зарубежных академий наук и научных институтов… Вероятно, поэтому Международный конгресс по биофизике и биокосмологии посчитал вправе выдвинуть его на соискание международной Нобелевской премии…»

«Пуст это право у ных останеца… пака, но наше право – пазаботица аб интэресах нашэй Родины… Ви свободны…»

Судя по тону, ответ наркома вождю не понравился…

Не успел «таварыш Сэмашка» поутру сообразить, как тут позаботиться об интересах Родины, как ему из Кремля позвонил управделами Совнаркома и уведомил, что есть мнение отказаться от такого предложения, и сделать это должен, разумеется, сам профессор Чижевский.

«Может быть, вы мне и обоснование отказа подскажете?» – не без сарказма спросил Александр Леонидович, выслушав «мнение».

«Ну, что-нибудь вроде признания более достойных кандидатур. Впрочем, это не суть важно. Главное, что вы в курсе…»

Стыдливые глаза наркома выдавали проницательному профессору истинное его настроение.

«А что я буду говорить при личной встрече с коллегами? Ну, я не выеду, так они сюда приедут…»

И всё же далёкому от политики профессору Чижевскому было невдомёк, что нарком как раз и опасался, как бы телега с компроматом не утянула того в места весьма удалённые от зарубежных коллег и от мировой науки вообще…

Если бы только отказ от Нобелевской премии…

Во исполнение высочайшего мнения страсти вокруг профессора Чижевского вышли далеко за границы академических споров. Так называемым делом Чижевского занимались комиссии партийного контроля и даже ЦК ВКП (б).

В апреле 1940 года комиссия Совнаркома под председательством (не к ночи упомянут) А. Я. Вышинского формулирует упомянутое уже обвинение.

Академик А. Ф. Иоффе 28 мая 1940 года почём зря клеймит Чижевского явно с чьей-то подачи…

Конфликт учёного неординарных взглядов, одиночки, стоящего вне научной тусовки с государственной, крайне идеологизированной системой… Не то, чтобы ничего не изменилось за шестьдесят с лишним лет…

Александр Леонидович, разумеется, заведомо не доверял выводам комиссий проверявших его лабораторию. На неоднократные приглашения и требования явиться на заседания для дискуссий отвечал в лучшем случае гордым молчанием. Его сотрудники фактически были оставлены им на произвол судьбы. Гордыня заела…

Ситуация с отстранением между тем не выглядела однозначно разгромной. Из пятнадцати членов комиссии решение об отстранении профессора Чижевского от руководства ЦНИЛИ подписали только восемь, стало быть, дискуссия по результатам исследований была не только возможной, но и необходимой…

По существу, автор идеи аэроионизации облегчил работу своим погромщикам, отодвинув тем самым реализацию своей научной программы на долгие годы.

«Чёрт догадал» вас, Чижевский, родиться, как и Пушкина, «в России с душой и талантом»…

Так ничем и закончилось к концу 1940 года дело Чижевского… Лабораторию не вернули, из небытия не вывели. Искушённые доброжелатели сочувственно советовали поостеречься, хотя про себя отмечали: арест Чижевского – по-прежнему вопрос времени.

В такой тревожной прострации Александр Леонидович встретил начало войны, эвакуацию вместе с коллегами жены по Малому театру в Челябинск.

По-детски обрадовался, когда соседом по вагону оказался некий врач-гомеопат, с охотой откликнувшийся на его приглашение скрасить дорогу научными разговорами.

Челябинские городские власти с почтением отнеслись к профессору из Москвы, выделив его семье отдельную трёхкомнатную квартиру. Правда, по дороге из двух их контейнеров один пропал… И, странное дело, – с бумагами. Второй, с вещами, уцелел, но вину всё одно свалили на уголовников.

Очарованный профессор, однако, предложил разделить эту жилплощадь с семьёй обделённого, по его мнению, гомеопата. В истории Александр Леонидович разбирался, в природных явлениях, в медицине да и во многом другом… Но только не в людях. Гомеопат, поосмотревшись и пообжившись, решил прибрать себе под рабочий кабинет ещё одну комнату. Поступил незатейливо, хотя и подло: накатал на Чижевского донос – восхвалял, мол, всё немецкое, а родную советскую власть всячески поносил…

Масса доносов с учётом последнего превысила критическую, для людей обычных в те злые времена зачастую хватало и одного…

21 января 1942 года его арестовали…

Когда грузовик, на котором его везли в тюрьму, сполз с обледенелого моста в реку, он решил, что так и было задумано. Выплыл на одном инстинкте. Какая разница… Ледяная купель его чахлым лёгким… Отрешённо ждал крупозного воспаления. Странно… Даже температура не повысилась… Его животворящие аэроионы спасают?

В июле 1942 года следствие закончено. За антисоветскую агитацию заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет с конфискацией библиотеки. Статья 58 УК СССР (знаменитая).

 
Не враг народа я,
но враг убийц народа…
 
А. Чижевский

Глава 23. ЗеКа СГ-555.

«Дело № 300062… Начато 22 января 1942 года… Чижевский Александр Леонидавич, 1897 года рождения. Русский. Родился в селе Цеховец бывшей Гродненской губернии, записан по Брянскому уезду Орловской губернии. До ареста постоянно жил в Челябинске по ул. Цвиллинга, дом 36, кв 95.

По специальности биофизик, в момент ареста научный работник. До ареста работал в учреждениях областной клинической больницы научным консультантом. Учёное звание – академик. Степень – профессор. В момент ареста – гражданин СССР, паспорт серии V11 – СУ, № 660777790, выдан 83 отделением милиции г. Москвы 13 мая 1941 года. Беспартийный… Социальное происхождение из – дворян. Отец – генерал, мать не работала. Не судим, приводов не имел».

Почерк у следователя Челябинского управления НКВД Водолатова ровный, поставленный на потоке дел. Натренированный мозг автоматически выхватывает из привычных фраз зацепки… Из дворян! «А я из рабочих!» Отец генерал, мать не работала… «А мои – работяги, вкалывали по пятнадцать часов! Ничего, теперь ты у меня всё отработаешь, и за отца, и за мать!»

Словесный портрет – нужное подчеркнуть. Водолатов опять глянул арестованному в глаза. Спокойный… Рост – высокий, плечи – опущенные, шея – короткая, волосы – чёрные с проседью, лицо – овальное, лоб – высокий, скошенный. Особых примет – не имеется…

Арестованного увели. Водолатов закрыл папку, устало откинулся на спинку стула, вытянул ноги.

«А у меня, почитай, все тут профессора, художники да генералы… С политическим-то дерьмом посложнее будет. Доверили, значит, в почёте…»

Почти через месяц после знакомства, 18 февраля 1942 года, Водолатов вызвал Чижевского на допрос. Привычные вопросы, арестованный молчит… Потом 29 марта. Помолчали часа полтора… Потом каждую ночь…

Жена, Татьяна Сергеевна, часами простаивала в тюремной очереди на передачу. Процедура отлажена: разрешение – через месяц после подачи заявления.

Квитанция на передачу от 5 июня 1942 года:

«Булочек – 12 шт., лук головок – 4 шт., баранки – 16 шт., сахар комком – 300 гр.»

Протоколом № 19 Особого Совещания при Народном Комиссариате внутренних дел СССР от 8 июня 1943 года академик Чижевский А. Л. объявлен врагом народа – ст. 58 УК СССР.

28 июня 1943 года, накануне отправки Чижевского в Ивдельлаг Свердловской области, последнее свидание с женой…

Александр Леонидович бледен, но держится с достоинством:

«Татьяна Сергеевна, ты знаешь, что делать… Не колеблись… Тебе дочь растить…»

58-я статья накрывала и родственников врага…

Процедура отречения и развода с врагом народа была максимально упрощена.

Татьяна Сергеевна Толстая-Перелецкая перестала быть супругой А. Л. Чижевского.

Не судите, да не судимы будете…

В течение нескольких дней сведения об аресте профессора Чижевского докатились до ленинградского Института мозга, где Александра Леонидовича хорошо знали.

В группе профессора Л. Л. Васильева продолжала работать «Е.Ф.» – Елена Фёдоровна Якимова. Их страстные отношения с Александром Леонидовичем практически не скрывались.

Ночью Елена Фёдоровна покончила с собой…

Промозглый туман Питера лучше сохраняет декабристский дух…

ЗК СГ-555 принципиально не носил номерок, потому что он унижает человеческое достоинство.

Зэки уважали профессора за твёрдость, начальство же чувствовало его интеллектуальное превосходство, поэтому из карцера он не вылезал.

СГ-555 был обречён…

Не было бы счастья…

Однажды по лагерю забегали медицинские работники в комбинезонах и масках. По баракам разнеслось мигом – чума! Зэки затихли в страхе…

ЗК СГ-555, наоборот, неожиданно оживился, рвётся к начальству…

«Ты разумеешь в медицине? Валяй, профессор, делай себе кабинет».

Теперь не установить, то ли кабинет ионизации, быстро организованный профессором при Центральной поликлинике Ивдельлага НКВД, то ли и другие меры сыграли, а только эпидемия чумы в лагере, на удивление, скоро сошла на нет.

Чижевский шлёт во все инстанции настойчивые просьбы и требования пересмотреть дело.

И в августе 1944 года его отправляют в Москву в Бутырскую тюрьму.

Однако через пару месяцев – новый этап, Карлаг…

Знаменитая Карабасская пересылка, станция Карабас.

19 отделений, 37 тысяч зэков плюс почти 1000 их детей в возрасте до четырех лет, 5 тысяч охраны, территория, равная Франции… Даже свой АЛЖИР есть – Акмолинский лагерь жён изменников Родины.

Зэки трудились в шахте, на кирпичных заводах, сельхозпредприятиях, стройках, обеспечивая автономную жизнедеятельность невольничьей республике в составе метрополии под названием ГУЛАГ.

ЗК СГ-555 – высокий статный старик сорока восьми лет, с длинной, с проседью, бородой приписан в ЛСО – лечебно-санитарном отделении.

Солагерники в воспоминаниях отмечают оптимизм и жизнелюбие Александра Чижевского в этот период. Причину же тому нам найти нетрудно: профессор даже в той ситуации учуял возможность проведения медико-биологических исследований, и это прибавляло сил.

Полнейший его антипод, мерзкий и малограмотный надзиратель Филиппов, кажется, физически чувствовал унижение от самого факта существования ЗК СГ-555.

«Прохфесор кислых щей, антилигент, мать твою! Мне не надобно, каб ты работал, мне надобно, каб ты мучился!»

Годами изгалялся этот примат над политическими…

Товарищи по несчастью отмечали странный пристальный взгляд, каким Чижевский смотрел на надзирателя. Решили поначалу, что из научного любопытства…

А уж когда того нашли почерневшим, с синим, прикушенным языком возле трансформаторной будки, по лагерю поползли небылицы… На профессора почему-то стали поглядывать с опаской…

В рапортах о случившимся лагерное начальство констатировало: надзирателя Филиппова убили, мол, уголовники. А как иначе объяснить, что матёрый демон политических зачем-то захотел пропустить через себя пятьсот вольт…

В отчаянных многочисленных обращениях и заявлениях Александра Леонидовича во все возможные инстанции – неприкрытый страх сгинуть ни за грош в этой сталинской мясорубке…

Намеренное подчёркивание военно-оборонного значения своих работ, или своих регалий, или слабости здоровья, как он наивно полагал, способны хоть кого-то заинтересовать… Старорежимный стиль посланий, кроме раздражения, никаких других эмоций у церберов не возбуждал.

«Положите в его личное дело – он мне надоел», – из резолюции начальника Управления Карлага МВД СССР полковника Соколова.

С врагом народа, особо опасным государственным преступником, боялись иметь дело даже коллеги-учёные, к которым направлялись на рецензии научные разработки профессора Чижевского. «Научной ценности не представляют…», «Работа научного интереса не имеет…»

Кто там сидит в этих тридцати с лишним зарубежных академиях и институтах, что приняли профессора Чижевского за равного?!

Какую железную волю, убеждённость и предвидение надо было иметь, чтобы даже после этих кинжалов в спину продолжать отстаивать свою правоту…

По законам статистики, столь уважаемыми Чижевским, среди серой массы церберов ГУЛАГа всех рангов и мастей не могло не быть личностей, втайне понимающих и осознающих маниакальный психоз и паранойю в основе творимого в страна беспредела.

Подполковник Слюсаренко, заместитель начальника Карлага, даже на лице имел печать разума, не говоря уже об общей культуре и образованности. Почему он в ГУЛАГе? Скорее всего, по тем же причинам, что и основная масса политических, только в щадящем режиме, по сю сторону…

Ему не составило труда выделить из общей массы зэков личностей, представляющих государственную ценность. Профессор Чижевский с первых же дней пребывания в 19-м Долинском комендантском отделении явно заинтересовал подполковника Слюсаренко. Солидный, высокий, молчаливый бородач с пронзительным взглядом чем-то напоминал его самого…

Профессорский стиль письма Чижевского подполковнику Слюсаренко немало позабавил последнего:

«Я позволю себе представить Вам имеющиеся у меня книги по вопросам аэроионификации и покорнейше прошу Вас ознакомиться с ними, в частности, со статьёй профессора Варищева. В настоящий момент я закончил работу по составлению двух научных трудов для отправки их в Центр и покорнейше прошу Вас разрешить мне лично явиться к Вам, чтобы дать необходимые пояснения по этим серьёзным работам, из которых одна имеет большое государственное значение».

Он так и Циолковскому писал, и Бехтереву, и Павлову…

Но где те и где подполковник Слюсаренко…

На письме резолюция в правом углу, размашисто, по-казённому:

«Вызвать его и оказать помощь в пересылке материалов его работ по адресам. Возвратить ему книги. Улучшить ему в ДКО жилищно-бытовые условия для работы. Слюсаренко».

В Москву на рецензию в спецотдел ГУЛАГа уходят очередные работы профессора, написанные в тесной каморке – щедром подарке Слюсаренко.

«Абсолютная очистка воздуха от пыли и микроорганизмов».

«Электростатический метод интенсификации химических реакций».

«Электростабилизация морфологических и белковых элементов крови при переливании».

И очередная просьба об условно-досрочном освобождении…

Ответ рецензентов мы уже знаем.

А вот образчик ответа на просьбу о пересмотре дела:

«Начальнику ОУРЗ Управления Карлага МВД майору т. Меркулову:

Объявите ЗК Чижевскому А. Л., л. д. 300062, что его заявление, адресованное на имя Генеральной Прокуратуры Союза ССР об условно-досрочном освобождении из лагеря по инвалидности, мною рассмотрено и оставлено без удовлетворения.

ЗК Чижевский, как осужденный за контрреволюционное преступление, условно-досрочному освобождению не подлежит.

И.о. прокурора Карлага юрист 1-го класса Соколов».

И тот же доблестный Соколов:

«…дальнейшее использование зк Чижевского А. Л. по линии медико-санитарной службы нецелесообразно. Санотделом поставлен вопрос о переводе в другую отрасль хозяйства, н-р, сельское хозяйство, животноводство, где он мог бы быть более полезен».

Конец 1946 года…

Но, видимо, Солнце опять благоволит к своему поклоннику…

На проектный отдел Карлага приходит заказ срочно создать методику получения бетона повышенной прочности. Проницательный Слюсаренко подкидывает эту задачку биофизику Чижевскому…

И тот за пару недель, скрючившись в каморке над листом фанеры вместо стола, ровным почерком, фиолетовыми чернилами выдаёт результат, актуальный по всему миру по сей день…

«Прохфесор кислых щей…»

Скотный двор с Божьей помощью отбили…

 
Всё приму от этой жизни страшной —
Все насилья, муки, скорби, зло.
День сегодняшний, как день вчерашний,
Скоротечной жизни помело.
 
 
Одного лишь принимать не стану:
За решёткою темницы – тьму,
И пока дышать не перестану
Не приму неволи – не приму.
 
А. Чижевский
1943 г.

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации