Текст книги "Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести"
Автор книги: Виктор Горбачев
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 27. «…Время убивать и время исцелять…»
От барака до лаборатории метров четыреста чёрной чавкающей грязи. На второй сотне метров Александр Леонидович вдруг поймал себя на мысли, что весной грязь чавкает как-то по-другому, нежели осенью.
Конечно, Солнце, причём тут грязь – он улыбнулся наивности вопроса – конечно, Солнце отогревает кровь после зимы, будит душу и тело. Это – если здоров. Если не очень – жди весной обострений…
Едва он закончил счищать палочкой грязь с одного сапога, как на крыльцо уточкой выплыла пожилая санитарка с повязанным поверх серого застиранного халата тёплым платком на поясе:
«Прафесор, ходитя худчей. Вас там один оглоед дажидаецца. Весь калидор мне заляпал, басурман… Кажу яму, сяди на лавце и жди… Нет, топаить и топаить сапожишшами… Чаго туды-сюды шлындать…»
Оглоедом оказался тщедушный, хитрованистого вида паренёк в блатной кепке набекрень, как потом выяснилось, из мелких воришек, севших, однако, под горячее время по-крупному.
«А скажить, гражданин профессор, или есть у вас лекарство для пахана?! Совсем его чахотка задушила… Уже и слова сказать без крови не можеть… Надоть поднимать пахана, профессор… Хана будить без пахана… Завьюжаться совсем на хрен урки без пахана… Хто рассуждать-то промеж имя будить?!»
Александр Леонидович начал было гонцу объяснять, что он научный консультант, не по адресу, мол, мил человек, только оглоед упёрся:
«Не-а, профессор, сказано к вам иттить, и точка… Наши-то фельдшерицы пахану уже концовку подписали… А добрые люди вас подсказали найтить. Ждёт пахан, гражданин профессор, фигли баить…»
Ну, не пареньку же этому объяснять, что аэроионизатор не панацея, что туберкулёз в запущенной форме вообще трудно поддаётся, правы фельдшерицы… А в таких-то условиях…
А условия лагерные, надо сказать, были сущим раем для разгула туберкулёза. Скученность, антисанитария, скудное питание, воздух в камерах – хоть топор вешай…
Поговаривают, что с тех пор в этих заведениях мало что изменилось.
«Ему бы в Кисловодск, да на кумыс, – разводил руками дежурный врач, демонстрируя жалкий вид грозного пахана. – А так – одна мумия, факт. Да вы гляньте, сколько их тут таких…»
Пахан-мумия, наконец, прокашлялся, вытер рот тряпицей и высохшим пальцем поманил Александра Леонидовича:
«Профессор, нельзя мне сейчас в ящик, дела держат…»
«Голубчик, доктора делают всё, что могут… Вы же слышали, где нам тут Кисловодск взять, да кумыс… Хотя…»
Пахан мгновенно уловил надежду-соломинку в сомнениях Чижевского.
«Профессор, я знаю, вы же наука, дак вот он я… Пробуйте на мне всё, что угодно… Считайте, что перед вами мышь полудохлая…»
«Ну, что же… Коли так… Если ваш доктор не возражает…»
Доктор недвусмысленно и безнадёжно махнул рукой, а мысли профессора уже обогнали слова, выстраивая стратегию действий и процедур по поиску в туберкулёзном изоляторе Кисловодска и кумыса.
«Ну, два аэроионизатора в палату круглосуточно… Пыль убрать дополнительно… Мало… Этот товарищ, похоже, уже перешёл красную черту… Ну, что же, мышь так мышь…»
За неимением подопытных мышей Чижевский решил воспользоваться моментом и попробовать на обречённом пахане свою давнюю теоретическую догадку.
Константин Эдуардович, бывало, говаривал ему:
«Если бывает живая и мёртвая вода, почему бы не быть живому и мёртвому воздуху?..»
А живая и мёртвая кровь… Как изменить окислительную способность крови?!
Вода же становится мёртвой – кислой – или живой – щелочной – если её подключить к гальваническому элементу.
Когда к концу дня под потолком выдраенного тубизолятора тихо затрещали два невиданных метровых колеса с сотнями иголок, а пахану стали вливать его же кровь после обработки в стеклянной банке с двумя кусками металла под током, дежурный доктор наклонился к уху Александра Леонидовича и доверительно пробубнил:
«А два-то пахана много чего наворотить могут…»
Руководство лагеря чудачествам бородатого профессора не препятствовало. Ничего такого особенного он не требовал и не нарушал, а в случае чего можно было и отрапортовать наверх. Ну, а нет – так ведь естественная убыль – она всегда в норме…
Пахан, меж тем, всех удивил и выжил, а профессор Чижевский стал на время неприкасаемый.
Из всех немыслимых на зоне даров щепетильный профессор зачем-то взял у пахана лишь номер телефона в Свердловске – чтобы не обижать – и одеколон для Нины Вадимовны.
Нина Вадимовна такому гонорару долго смеялась. Как оказалось, напрасно…
Много лет спустя дружелюбные соседи по подъезду дома № 12 корпуса 1 на Звёздном бульваре в Москве навели домушников на квартиру только что вселившейся профессорской четы. От их бдительных глаз не ускользнуло множество картин в скудном багаже новосёлов…
Откуда было знать и соседям, и домушникам, что автор этих картин не Рембрандт, и даже не Репин, а сам новый жилец…
Александр Леонидович по старой привычке пробовал шутить:
«Классиком становлюсь – воровать стали…»
Нина Вадимовна, однако, видела в его глазах знакомые детские обиду-недоумение и горечь от потери…
«Ищем, профессор, ищем, – говорили в районном отделе МВД вечно озабоченные милиционеры. – Вы же не один у нас такой. А страна-то у нас – сами понимаете, какая… Иголку легче…»
На воровской волне разговоров через много дней как-то сама собой всплыла давняя эпопея с паханом, его уверения в неоплатном долгу и загадочный свердловский телефон.
«Оставь, Нина… Где мы и где тот Свердловск… Да, уж и лет-то минуло – слава богу…»
За годы лагерей профессор, похоже, так и не приобрёл никаких понятий о воровских законах…
Нина Вадимовна же, напротив, о воровских понятиях имела более ясное представление.
Только и сказала:
«Отдыхай, дорогой, я сама…»
Дня через три в квартире раздался звонок. Профессор пошёл открывать дверь…
Через минуту он стоял в дверях кухни, держа в одной руке свёрток с бумагами, в другой – громадный букет цветов:
«Вот, подкинули… твои поклонники», – промямлил он, выглядывая из-за охапки цветов.
Нина Вадимовна от души расхохоталась растерянному виду мужа, вытерла руки, чмокнула его в щеку и забрала свёрток.
«Думаю, дорогой, что это как раз твои поклонники…»
Профессор, как ребёнок, увидев свои украденные картины, беспомощно посмотрел на жену, опять на картины и сел…
За оживлённым обедом с традиционными разговорами обо всём Александр Леонидович, как всегда, анализировал ситуацию:
«Я ничего не могу понять: для милиционеров у нас страна необъятная и найти в ней что-либо представляется невозможным. А эти… товарищи за три дня нашли… И что характерно: в той же стране… Да ещё и из Свердловска… У них что, структура больше, чем в МВД?! Это же невероятно… Тогда как же они… действуют?»
«Я думаю, что структура у них поменьше, хотя тоже кадров будь здоров. Просто дисциплина построже. Да и твой авторитет там, похоже, покрепче будет… Нет, – Нина Вадимовна вдруг стукнула ладонью по столу, – я поняла: там у тебя завистников нет!»
Рождённые тобой творенья —
С одной природою равны…
А. Чижевский
Глава 28. «…Время плакать и время смеяться…»
Нельзя сказать, что обсуждение колоритных сидельцев по 58-й статье у персонала лаборатории Карагандинского онкодиспансера были частыми. Пациенты нередко сами заговаривали с лаборантами о наболевшем, рассчитывая, вероятно, на некий терапевтический эффект от такого общения…
«Александр Леонидович, хотите, я вас немного удивлю? – встретила Чижевского после обеда молодая завлабораторией. – Представьте себе, среди наших изменников Родины затесался простой конюх!»
«Конюх?! Помилуйте, голубушка, Ирина Николаевна, а кому же, кроме любимой кобылы, мог изменить простой конюх?!»
«Вот вы когда пойдёте проверять прививки в третий барак, сами полюбопытствуйте. Его зовут… Корнеев Николай Ильич».
«Всё верно, конюх. Только не сказать, чтобы шибко простой, – заулыбался металлическими зубами худощавый колченогий старик такого же неопределённого на вид возраста, как и сам Чижевский. – Не простой, потому как при самом Семёне Михалыче Будённом состоял, – с гордостью заявил старик, когда они вышли из барака на солнышко. – Не, Семён Михалыч здеся ни при чём, – ответил он на вопросительный взгляд профессора. – Добрейшей души человек… Справедливый… Мало кто, лучше его коней понимает… Был в нашей конюшне один арабчик. Белый красавец, кровей чистых, стать безупречная. Картинка, а не конь! Его и звали-то – Кумир! Появился он у нас осенью 1944 года. Откуда, врать не буду, не знаю. Команды все понимал, только если не голосом. Мы так помозговали – подарок чей, али трофей, нам какая разница… “Ты, – говорит, – Ильич, поднатаскай его по-нашенскому-то…” – “О чём речь, Семён Михалыч, – говорю. – Сдружимся, факт…”
Оно так и вышло. Толковый оказался арабчик, на ласку приветливый. К весне, когда наши фрицев уже на их земле долбали, мы с ним не разлей вода были…
Семён Михалыч к нам стал чаще наведываться. Погарцует на Кумире, усы подкрутит, похлопает его по шее и приговаривает почему-то: “Годишься, годишся…”
И уж только после победы, в конце мая 1945, однажды мне заявил:
“Парад Победы будет наш Кумир принимать… Как кто?! Верховный главнокомандующий! Сам!”
Верите, профессор, я после этих слов оторопел… Сам… На моём Кумире… На Красной площади… Парад Победы… А случись чего…
Несколько ночей увозили моего Кумира куда-то. Говорили, к Красной площади должен привыкнуть. Потом к нам какие-то генералы зачастили. Прошерстили всё наше хозяйство вдоль и поперёк.
Кумирчик мой, на удивление, беспокойный стал, фырчит, как будто ответственность почуял…
И вот однажды, где-то в середине июня уже, объявляют у нас аврал. Все забегали, велено прибраться, приодеться…
С утра понаехало военных и штатских. Всё проверили, все ходы-выходы заняли…
Часам к двум к главному входу подкатывают несколько “эмок”. Генералы, офицеры, штатские… Семён Михалыч трусцой к одной машине… Мать честная, сам…
Семён Михалыч командует: “Ильич, Кумира в манеж!”
В манеже пусто, только сам, уже переобутый в сапоги со шпорами, Семён Михалыч, ещё один генерал и два офицера…
Привожу Кумира… Подходим к самому, как Семён Михалыч рукой махнул. Вижу, как-то товарищ Сталин не так коня трогает, как женщина. Кумир глазом косит на него, ушами прядёт…
Я держу уздцы, Семён Михалыч стремя, молодой генерал на подхвате…
По тому, как товарищ Сталин сел на коня, я понял, что опыта у него маловато, факт…
Поначалу всё щло хорошо. Семён Михалыч провёл Кумира под уздцы до конца манежа и обратно. Потом несколько минут объяснял верховному, что к чему… Потом товарищ Сталин прогарцевал туда-сюда самостоятельно… Немного резковато, правда, удила дёргал – это привычка всех новичков. Кумир-то наш всё и так понимал. Но всё пока шло вполне прилично…
А что потом произошло, я так до сих пор не понимаю…
То ли товарищ Сталин слишком резко шпоры в Кумира вогнал, то ли тот чего испугался, не знаю, а только конь вдруг понёс… Как белая молния вдоль стенки манежа…
Мы все кинулись наперехват… Но там же такой галоп!
Товарищ Сталин уздечку потерял, ухватил Кумира за шею… И через пару секунд кубырем вылетел из седла… В таких случаях завсегда так бывает, факт…
Я хватать Кумира за узду, все к верховному… А поджилки у всех – мать честная! Такое зрелище в страшном сне не могло присниться!
Помогли подняться… Вижу, военные даже песок с него боятся стряхнуть…
Товарищ Сталин плечо потирает, морщится…
“Бандит, – говорит, – ваш конь, а не Кумир!”
Ну, так, без злобы сказал… И быстренько все по машинам… И укатили…
Семён Михалыч к нам с Кумиром подошёл… Коня по шее погладил, успокоил. Другой, думаю, убил бы…
Несколько дней прошло, тихо… Казалось, про нас все забыли. Только в дежурке теперь постоянно сидели двое в штатском.
Как-то вместе закурили. Что, спрашиваю, с парадом-то? Как всё теперь будет?
Помялись, помялись, потом один разговорился…
Командовать парадом будет Рокоссовский, этот наездник опытный, и лошади у него свои. А вот кто принимать парад будет – вопрос…
Потом, чуть попозже нас Семён Михалыч просветил. Товарищ Сталин, говорит, жив, здоров, но на коня решил больше не садиться. Говорят, предложил маршалу Коневу принимать парад, потому как войска Конева брали Берлин и водружали знамя Победы.
Мы все тогда недоумевали: а где же маршал Жуков?! Ведь он же маршал Победы номер один, так сказать, факт…
Это потом уж мы узнали, что Конев отказался, в очках, мол, плохо видит… И вообще, он артиллерист, я не кавалерист…
Говорят, товарищ Сталин даже обиделся и в сердцах якобы бросил:
“Тогда пусть Жуков парад принимает, он старый кавалерист”.
Со слов Семёна Михайловича, 19 июня 1945 года Сталин вызвал Жукова в Кремль и приказал:
“Вот что… Вам придётся принимать парад Победы… Командовать парадом будет Рокоссовский.”
Жуков якобы за такую честь поблагодарил, но вежливо возразил, что парад Победы должен принимать главнокомандующий.
На что Сталин ответил:
“Я уже стар парады принимать… Принимайте вы, вы помоложе…”
И вот что самое удивительное: Сталин посоветовал принимать парад на белом коне, которого укажет Будённый. То есть на Кумире…
Я было начал Семёна Михалыча пытать осторожно, за что, дескать, немилость такая Жукову… То верховный вообще хотел парад Победы без него провести, а как вынужден был задействовать, так коня буйного подсовывает…
Семён Михалыч то ли сам мало чего понимал, то ли с нами не захотел такие дела обсуждать.
Да она, картина-то эта, сама чуть попозже прояснилась…
И дело тут вовсе не в той скандальной фотографии.
Просто побаиваться верховный стал Жукова… Больно у того авторитет в народе вознёсся, факт… А уж когда он их с трибуны-то мавзолея увидел во время парада, то и вовсе, видать, занервировал…
А то! Два красавца, в войсках любимцы, на груди – кителя от орденов не видать, в седле как влитые – Рокоссовский на чёрном коне, Жуков на нашем белоснежном Кумире… Ни полшажочка лишнего! Одно слово, статуя!
Потом, после войны, всё ясно стало, когда он их по медвежьим углам разогнал…
Факт, боялся, что сковырнут его…
Что за фотография-то?! Да, это скорее знак Божий был… А может – казус…
Перед самым парадом Сталин вызвал всех командующих фронтами на инструктаж в Кремль. Ну, потом все решили сфотографироваться с верховным на память. Только расселись, а Сталина в аккурат вызвали на важный какой-то звонок телефона…
Ну, кто-то из командующих и предложил Жукову сесть пока на место Сталина, чтобы время, значицца, не терять, и ещё одну фотку сделать…
Наутро в «Правде», в аккурат, эта фотография, с Жуковым…
Вряд ли она вождю понравилась… С тех пор и стал он задвигать Георгия Константиновича…
А заодно и я, как свидетель, во враги народа попал…
Ну, как же, участник, можно сказать, скандального конфуза: вождь всех народов, да с коня кубырем…
Спасибо, что живой… Это я про себя…»
Да здравствует бог – Жизнь!
Богиню Смерть – долой!
А. Чижевский
Глава 29. «…Время отыскивать и время дать потеряться…»
Надо знать психологию вождя всех народов, чтобы не сомневаться, что битва за омоложение велась по его указанию на всех фронтах.
Не только аэроионизатора Чижевского коснулась его тяжёлая длань…
И что характерно, ГУЛАГ, как концентратор интеллектуалов, оказался в эпицентре этой борьбы.
Стареть и дряхлеть не хочется никому, это естественно; бояться же этого до жути принуждает власть.
Великие вожди инков и майя, императоры Китая и фараоны Египта, правители Рима и Греции заставляли своих лекарей искать лекарства против старения.
И те упорно искали. Искали… и находили…
С давних времён было известно, что лишить человека сил и энергии можно достаточно простым способом – удалением яичек.
Стало быть, семенники молодых самцов при вживлении их самцам поизносившимся должны производить эффект обратный.
Четыре тысячи лет до нашей эры китайские лекари прекрасно об этом знали.
Отцом теоретических основ и исследований по половым гормонам можно считать Галена (130–200 годы до н. э.). Он и описал впервые симптомы дефицита тестостерона.
Открытие, изучение и практическое использование половых гормонов относится к числу наиболее важных достижений современной медицины. В 1939 году немец Адольф Бутенант и югослав Леопольд Руцика за открытие метода синтеза тестостерона из холестерина получили Нобелевскую премию (профессор Чижевский в том же году, как мы помним, от неё «отказался»).
Вдохновляемые партией большевиков русские исследователи пошли, как всегда, своим путём.
В 1937 году «Красная газета» сообщила о проекте искусственного оплодотворения женщин от обезьяны и обезьяны от мужчин по способу профессора Ильи Ивановича Иванова.
Эта публикация наделала много шума за рубежом. Западные учёные призвали немедленно прекратить безнравственные аморальные эксперименты.
В результате опыты из Сухумского обезьянника переместили в больничное управление ГУЛАГа и засекретили.
Честолюбивый Илья Иванович Иванов возжелал международной славы, для чего решил обойти российскую блокаду секретности и опубликовать интригующие результаты исследований за рубежом.
Попытка не удалась. Иванова арестовали, обвинили в измене Родине и в 1932 году расстреляли. А дело передали в более послушные руки.
Обладателя таких рук, а заодно и злокачественной опухоли толстой кишки Александр Леонидович и встретил незадолго до отъезда в Москву в палате Карагандинского онкодиспансера.
Обречённость развязала бедолаге язык, врачебная дуща возрадовалась заинтересованности коллеги…
«Не обижайтесь, профессор, ваши аэроионизаторы, безусловно, принесут народу пользу. Только скучно это как-то и… пассивно… Интриги нет, сенсацией, извините, не пахнет. А без интриги и громких обещаний власти денег не дадут – это вечная аксиома, согласитесь… Даже дело и не в деньгах. Житья вам не дадут авантюристы и завистники, а власть за вас не вступится».
Александр Леонидович грустно усмехнулся:
«А как вы думаете, почему я здесь?..»
«То ли дело – скрестить гориллу с человеком! Или, на худой конец, какому-нибудь немощному бонзе вживить яички молодого самца! Ведь тестостерон действительно чудеса творит! По роду службы мне довелось изучать исследования профессора Воронова. Удивительной судьбы человек. В возрасте восемнадцати лет вместе с семьёй перебрался во Францию, закончил медицинский факультет в Сорбонне. Многие годы был лейб-медиком при дворе короля Египта… Вот там он и подсмотрел, что творит тестостерон… Волей-неволей он общался с королевскими евнухами и сделал выводы, что ранняя, в шесть-семь лет, кастрация влияет на строение скелета человека, на процессы ожирения, на выработку внутренней энергии, на способность к мышлению, наконец. Евнухам, знаете ли, с трудом давались стихи из Корана… Но, профессор, если проанализировать перечисленные признаки, ведь это и будет портрет старого человека. Вот и весь вывод! Гениально, согласитесь! Значит, если теперь проделать обратный путь, то есть старому человеку вживить яички молодого самца или как-то иначе обогатить его организм тестостероном, пойдёт обратный процесс омоложения… По официальным данным статистика у Воронова была впечатляющая…»
«А вы, коллега, должно быть, служили в ту пору в Институте экспериментальной эндокринологии, не так ли?»
«Не совсем… Я состоял в особой группе при отделе гибридизации животных Всесоюзного НИИ животноводства».
«Позвольте, это у Завадовского, что ли?!»
«У него…»
«Матерь Божья! Как тесен мир!»
«Да вы никак с ним были знакомы, профессор?!»
«Ох, был! Не без его усердий пришлось мне поменять тесную столицу на Карагандинские просторы…»
«Понимаю, где-то вы с ним схлестнулись… Амбиции у него были непомерные… По закону курятника жил: клюй ближнего, какай на нижнего… В 1948 сам под очередную раздачу попал… Всего лишился… А в тридцатые-то годы и он сам, и институт в фаворе были… Надо сказать, основы теперешней гибридизации сельхозживотных тогда и были заложены. Да только ясно было всем – полславы тут. А слава полная там, где старость победят. Вот наша группа над этим и корпела… От Завадовского из Кремля требовали стопроцентной гарантии. Такой даже он не мог дать. Поэтому кремлёвские старцы и боялись… Правда, доходили до нас слухи что зав. хирургическим отделением Боткинской больницы Розанов Владимир Николаевич таких операций несколько десятков всё-таки проделал. Да, это-то нормально. Вот выводить гибрид человека и обезьяны, чего от нас требовали… Я раз поворчал, два поворчал, теперь вот здесь с вами третий раз ворчу… Теперь уж и не знаю, что там с обезьяночеловеками творится… Да мне теперь уж всё равно…»
«Надо держаться, голубчик, наука не стоит на месте. В одночасье может произойти невиданный прорыв и в онкологии… К нам сюда, конечно, скудная информация доходит, но и по ней очевидно, что вопрос созрел. Вы, например, о ветеринарном докторе Дорогове что-нибудь слышали? Нет?! Ну, так я вас немного проинформирую… Я уже проходил по данному ведомству, когда сразу после войны вдруг получаю задание рассчитать технологию приготовления бетона повышенной прочности, способного противостоять и ударной волне и проникающей радиации. Теперь-то уж понятно, зачем…
Тогда многие научные организации были озадачены чем-то подобным. В том числе была создана лаборатория защиты от боевых отравляющих веществ, куда, в числе прочих, был привлечён кандидат ветеринарных наук Дорогов Алексей Власович. К тому времени он уже был хорошо известен в научных кругах как неординарно мыслящий учёный и смелый экспериментатор. Ему-то и пришла в голову счастливая мысль, что продукты органического разложения могут помешать вредным воздействиям на организм человека или животного. Путём высокотемпературной возгонки органических тканей он получил вещество с уникальными свойствами. Он его так и назвал: антисептик-стимулятор Дорогова – АСД… Говорят, начинал он работать с тканями лягушек – я, кстати, охотно в это верю, но потом перешёл на обычную мясокостную муку. Препарат получился превосходный. Сочетание антисептического воздействия и мощных восстанавливающих способностей сделало его применимым к множеству патологий. При этом он достаточно дёшев и практически без побочных действий. Правда, отмечен его резкий запах, ну, да это терпимо…»
Александр Леонидович замолчал на несколько секунд, потом горько улыбнулся и продолжил:
«Эта порода людей мне хорошо знакома – преждевременные… А этим препаратом АСД, говорят, мать Берии от рака излечили. Правда, подтверждающих фактов у меня нет…»
Судьба распорядилась таким образом, что, перебравшись, наконец, в Москву в 1958 году и начав практически заново организацию научных исследований по своим темам, Александр Леонидович попутно узнал и печальную судьбу ветврача Дорогова и его антисептика-стимулятора.
После того, как Фармкомитет СССР в 1951 году утвердил АСД в качестве лекарственного средства для лечения людей, препарат вышел, наконец, из подполья и начал официальный отсчёт творимым им чудесам.
Сочетание свойств сильнейшего органического антисептика и биогенного стимулятора-адаптогена произвело в мире лекарств эффект разорвавшейся бомбы.
Мало сказать, что уровень медицинской науки тех лет не позволял толком объяснить его универсальный терапевтический эффект. Чиновникам от медицины и фармацевтики АСД перепутал все карты. Целые направления научного поиска, бесчисленные диссертации, а также отраслевые институты, лаборатории и тому подобные заведения становились попросту ненужными.
А фармацевтика – это, знаете ли, очень серьёзные деньги, и такого рода внедрения отнюдь не поощряет…
Казалось, впечатляющие результаты лечения самых разных патологий вознесут Дорогова на олимп славы. В 1956 году ему даже присуждается Государственная премия…
При полном бездействии и молчаливом сопротивлении медицинских чиновников Алексей Власович на заработанные от продажи препарата деньги открыл первую промышленную установку во Владимирской области.
Стало больше препарата, больше излечившихся и больше врагов. После устранения Берии Дорогов лишился высокопоставленного ангела-хранителя…
И началась откровенная травля…
Чиновники Минздрава и прикормленные прокурорские шишки увольняли его с работы по вздорным причинам, собирали компромат у его сотрудников…
Вконец затравленного изобретателя благодарные высокопоставленные пациенты в сентябре 1957 года вывели на Н. С. Хрущёва.
Ожидались серьёзные последствия…
Восьмого октября 1957 года Алексея Власовича Дорогова нашли возле калитки собственного дома с проломленным черепом…
Очень серьёзные деньги крутятся в фармацевтике…
А так – нет человека, нет проблемы… «Сталинским путём идёте, дорогие товарищи…»
Препарат АСД быстренько засекретили, все материалы по нему, понятное дело, загадочно исчезли…
«Вот видишь, дорогой, не только с тобой обошлись так неласково…»
Александр Леонидович молча посмотрел на жену, горько и устало усмехнулся:
«Спасибо, конечно, что череп не проломили…»
Узкие корпоративные интересы…
С открытием шлюзов гласности вспомнили и о чудо-препарате. В 1962 году гриф «секретно» стараниями дочери Дорогова Ольги Алексеевны и малой кучки энтузиастов был снят. Наладили производство…
К великому сожалению, осталось тайной, успел ли Александр Леонидович сам воспользоваться препаратом АСД, когда в начале 1964 года узнал о своём страшном диагнозе или безропотно отдался просчитанной судьбе…
Пускай же истина нам сердце уврачует…
А. Чижевский
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
