Текст книги "Лица века"

Востребовано ли сегодня настоящее искусство?
КОМПОЗИТОР, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР ТИХОН ХРЕННИКОВ

Один из крупнейших деятелей советской культуры. Выдающийся русский композитор двадцатого века. Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, профессор… Всё это он, Тихон Николаевич Хренников, готовившийся в те дни отметить свое девяностолетие. И при этом – продолжающий активно работать, творить! За последние годы им созданы балеты «Наполеон Бонапарт» и «Капитанская дочка», музыкальный спектакль «Чудеса, да и только» в Театре имени Наталии Сац, а сейчас вместе с Омским музыкальным театром работает над сценической версией знаменитого фильма «В шесть часов вечера после войны».

Мне давно хотелось побеседовать с патриархом отечественного искусства. И вот наконец, в апреле 2003 года, эта встреча состоялась.

МУЗЫКА ВРЕМЕНИ И БЕЗВРЕМЕНЬЯ

Виктор Кожемяко. Тихон Николаевич, есть такое выражение: музыка времени. Александр Блок призывал: «Слушайте музыку революции!» И в его поэме «Двенадцать» это звучит. Своя музыка была у предвоенного, послевоенного нашего времени и, конечно, в годы великой войны. Тут при воспоминании в душе сразу же зазвучат оратория «Вставайте, люди русские!» Прокофьева и Ленинградская симфония Шостаковича, песни Александрова и Соловьева-Седого, Блантера и Хренникова… А вот скажите, какова, в вашем восприятии, музыка времени нынешнего?

Тихон Хренников. Нынче у нас, пожалуй, не время, а безвременье. Ну а у безвременья, собственно, никакой музыки нет. Я не хочу сказать, что нет талантливых людей и что не пишется хорошая музыка. Талантливых людей сегодня много, даже очень много! Я до сих пор профессор Московской консерватории, у меня свой класс, свои ученики, аспиранты, ко мне приводят начинающих композиторов, и я вижу, сколько сегодня талантов.

Конечно, этим всегда отличалась Россия. Но, знаете, в нынешних условиях иногда просто поражаешься. Казалось бы, всё против, ничто не способствует: и учение сопряжено с огромными трудностями, и безденежье большинства, и вся эта бытовая неустроенность, а таланты идут и идут. Причем они, юные, всё очень быстро схватывают, они быстро созревают…

В. К. В чем же тогда дело? Таланты есть, консерватория работает, и в ней такие профессора… А чего не хватает?

Т. X. Прежде всего, нет востребованности. Общественной, государственной. Давайте взглянем конкретно. Чтобы исполнить крупное музыкальное сочинение сейчас, нужно самому нанимать оркестр, платить деньги дирижеру, снимать зал. Все это требует огромных средств! А откуда они у композитора?

Словом, это вам не советское время, когда о талантливом произведении, если оно появлялось, заботились все – и Союз композиторов, и радио, и Министерство культуры. Были заинтересованы. А если шире сказать, было заинтересовано государство! В развитии настоящего искусства.

В. К. Выходит, сейчас не заинтересовано?

Т. X. По-моему, нет. Или уж, во всяком случае, не очень. Да, что-то делается. Какие-то произведения даже Министерство культуры закупает. Но это крохи всё! Выделил президент средства для поддержки нескольких ведущих музыкальных коллективов – Большого театра, Мариинки, Московской и Ленинградской консерваторий, двух оркестров. Но это же единицы! Лично я, скажем, не бедствую материально, потому что, кроме обычной пенсии, получаю пенсию так называемую президентскую. Да недавно еще премию президентскую получил. Но ведь совсем немного таких, как я, у кого есть подобные субсидии.

В. К. А остальные? Как им выживать и работать?

Т. X. Серьезнейший вопрос! Приходится как-то выкручиваться, искать каких-то покровителей. Но, знаете, одними покровителями искусство развиваться по-настоящему не может. Для этого обязательно нужна основательная государственная поддержка! Раньше было несколько по-другому, когда творцы, будь то поэт или композитор, были в основном из аристократических, дворянских семейств. Они не испытывали нужды. Но и тогда Чайковский, например, хотя он был дворянин, жил на то, что он сочинял, и на помощь Надежды Филаретовны фон-Мекк. А если бы она ему не помогала, не мог бы он так свободно творить. В советское же время невероятный подъем, расцвет искусства был достигнут благодаря великой идее, которая была в обществе, и, конечно же, благодаря постоянной поддержке государства.

В. К. Значит, эта проблема на сегодня – одна из главных?

Т. X. Безусловно. Если о музыке говорить, у нас ведь замечательные традиции, великолепная педагогическая школа. Я бы сказал, лучшая педагогика в мире! Возьмите Московскую консерваторию – какие колоссы здесь преподавали: Игумнов, Нейгауз, Гольденвейзер, Файнберг и так далее. Потом их ученики пошли – Флиер, Гилельс… Это всё традиции, которые перешли к нам от братьев Антона и Николая Рубинштейнов, один из которых был в Петербургской консерватории, а другой – в Московской, от великих композиторов Чайковского и Танеева, которые были профессорами Московской консерватории.

И эти традиции, слава Богу, пока сохраняются. Хотя многие педагоги, должен вам прямо сказать, в последние годы работают на одном энтузиазме, поскольку оплата их труда чисто символическая.

В. К. А многие исполнители и коллективы, причем из лучших, в поисках заработка вынуждены уезжать за границу и работать в основном там. Отечественному же слушателю они фактически становятся недоступными. Есть ведь такая проблема?

Т. X. Есть. Опять-таки упирается в то, что искусство наше почти полностью лишилось поддержки родного государства.

КАКИЕ ПЕСНИ ПЕЛИ

В. К. Сейчас, насколько я понимаю, вы говорили в основном о музыке, которую именуют серьезной. Но есть и так называемая легкая музыка, есть песня, без которой наш народ, по-моему, просто не может существовать. Вот о песне, Тихон Николаевич, хотелось бы потолковать особо. В одной из телепередач вы сказали о современных песнях так: мусор. И я подумал: до чего правильно и точно! А ведь советская песня тоже составляла цвет нашей культуры.

Т. X. Еще как! Советская песня – явление мировое, исключительное, нигде в мире и никогда такого расцвета песни не было, как у нас.

С чем это связано? Если в дореволюционное время музицирование обычно шло в салонах, по частным домам, то с революцией все резко переменилось. Началось в небывалых ранее масштабах коллективное пение, по-настоящему родилась массовая песня. Другие уже задачи встали и перед композиторами. Сама революция требовала массовых песен, и такими были, например, песни братьев Покрасс – «Конармейская», «Мы – красные кавалеристы» и другие.

Потом наступило другое время. Нэп принес свой налет – мотивы западные, не лучшие, и те, что назывались кабацкими. Тогда даже такие композиторы, как молодой Блантер или Юрий Милютин, прославившие в будущем советскую песню, отдали этому дань: «Джон Грей был всех смелее, Кетти была прекрасна…» К счастью, такое продолжалось недолго, и наша песня вернулась на свою орбиту.

Да, каждое время в жизни страны рождает свою музыку, свои песни.

В. К. Именно это мне представляется ключевым!

Т. X. Вы правы. Вот до революции, как я уже сказал, было в основном салонное музицирование. Правда, были и Вяльцева, и Вера Панина, и Вертинский, то есть появилась своя эстрада, но она тоже носила все-таки зауженный, как бы клановый характер. Оговорюсь: русская народная песня – явление особое…

А революция рождает и ширит новую массовую песню. И после некоторого спада в годы нэпа – необыкновенный подъем тридцатых годов, первых пятилеток, когда центральной фигурой становится гениальный Дунаевский. Вместе с фильмами Георгия Александрова – «Веселые ребята», «Цирк», «Светлый путь», «Волга-Волга» – он буквально ворвался в советскую жизнь. Это же был любимец народа! Когда устраивались авторские вечера Дунаевского в Колонном зале Дома союзов, приходилось вызывать конную милицию – столько желающих было попасть на концерт. И суть как раз в том, что его песни очень талантливо выражали дух времени, отражали тот созидательный период с его делами, настроением и атмосферой.

В. К. Появляются фильмы Пырьева – и здесь уже вы подхватываете музыкально-песенную эстафету. Причем так все органично получается, так естественно, будто само собой.

Изумительная «Песня о Москве» Тихона Хренникова из фильма «Свинарка и пастух» поется до сих пор и будет петься, я уверен, всегда – до тех пор, пока будут Москва и Россия. А «Марш артиллеристов» из пырьевской картины «В шесть часов вечера после войны»? Он сегодня, можно сказать, начал свою вторую жизнь вместе с восстановленными в правах словами: «Артиллеристы, Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас! Из сотен тысяч батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину – огонь, огонь!»

Т. X. Если о годах войны, то тут в песне появилась целая плеяда выдающихся, совершенно замечательных авторов. И первый среди них для меня – Соловьев-Седой, гениальный композитор. Сын ленинградского дворника, он обладал удивительным мелодическим талантом, своеобразным, индивидуальным, неповторимым. Какого не было ни у кого! Причем какие это песни – с душой, со слезой: «Прощай, любимый город», «Соловьи»… Да можно перечислять и перечислять.

И ведь не только он в это труднейшее время создавал песни, поистине принятые народом как свои. Вспомните: Анатолий Новиков…

В. К. Шахтерский сын из маленького городка Скопина, из моей родной Рязанской области. Потрясающие, действительно до слез, его «Дороги».

Т. X. А вскоре после войны – «Гимн демократической молодежи мира». В полном смысле пел весь мир! «Дети разных народов, мы мечтою о мире живем, в эти грозные годы мы за счастье бороться идем…» Любой композитор может мечтать о такой популярности, какая была у Анатолия Новикова!

В. К. У вас переход от войны к мирной жизни был очень ярко обозначен музыкой и песнями к кинофильму «Поезд идет на восток», который сам по себе, всей своей светлой, мажорной атмосферой стал как бы знаковым в этом смысле. И ведь вы там появились сами как актер – юный морячок с баяном в вагоне поезда Москва – Владивосток сразу задавал основную песенную тему: «Дай мне руку, незнакомый спутник мой!..» Захватывающая, стремительная, духоподъемная и вместе с тем очень лирическая музыка, которая так нужна была исстрадавшимся на войне людям…

Т. X. Было много фильмов, для которых я работал: «Донецкие шахтеры», «Кавалер Золотой Звезды», «Гусарская баллада», «Верные друзья»…

В. К. О, «Верные друзья» – это же целый букет прекрасных песен! Они многие годы спустя остаются молодыми, напоминая всегда и первых своих исполнителей в той картине – Чиркова, Меркурьева, Александра Борисова, Лилию Гриценко. Чудесный сплав талантов – композиторского, режиссерского и актерских, что нередко бывало в советских музыкальных фильмах.

Т. X. Я продолжу свою периодизацию советской песни через имена. Итак, если до войны безусловным лидером в песне был Дунаевский, а во время войны Соловьев-Седой, то в послевоенные годы появляется Алечка Пахмутова. Она появилась в середине 50-х годов и до сих пор, скажу так, держит эстафету первого песенника нашей страны! До сих пор…

В. К. Я с вашей периодизацией согласен. Достойные имена.

Т. X. Но, конечно, ими все не ограничивается, ибо в песне работало множество, действительно множество ярких талантов, которые очень долго пришлось бы называть.

В. К. И главное в том, что творчество их находило отзвук в народе!

Т. X. А потому, что это было востребовано. Радио. Массовые концерты по всей стране. Коллективное пение. Такое великое явление советской жизни, как художественная самодеятельность, охватывавшая миллионы людей… Это же было уникально! Оттуда выходили профессионалы, нередко выдающиеся. Тот же Лемешев!

В. К. Ярчайший пример. Хочу заметить, что слова для советских песен писали такие прекрасные поэты, как, скажем, Исаковский или Алексей Фатьянов, а исполняли эти песни не только так называемые эстрадные певцы, но и оперные – Обухова и Максакова, Вера Давыдова и Сергей Лемешев… Высочайший уровень!

Т. X. Да. У меня есть записи с Лемешевым, я с ним выступал, аккомпанировал ему, когда он исполнял мои песни. Это наслаждение было с ним выступать, потому что он певец был, как я говорю, – сама музыка! Он так чувствовал музыку, как только композитор свою музыку чувствует. И так он отзывался душой…

А ЧТО ТЕПЕРЬ ПОЕМ

В. К. И вот этот звучный, мелодичный, мощный песенный экспресс, с которым мчалась в будущее вся страна, вдруг сошел с рельсов и покатился под откос. Или врезался в тупик. Словом, катастрофа. У меня лично такое ощущение, и, судя по вашим высказываниям, у вас тоже. Что произошло?

Т. X. Скажу свое мнение на сей счет. Чтобы композитор, поэт, певец создавали достойные песни, нужно прежде всего соответствующее содержание жизни. Которое диктовало бы музыку и содержание песен! А о чем сейчас петь? О том, что люди не получают зарплату, голодают, мерзнут, что у них выключают электричество?…

Искусство – это жизнь. Таково и песенное искусство. В чем был главный результат работы советских песенных композиторов? Они создали такую музыкальную атмосферу, в которой жили советские люди.

В. К. Вот тут, Тихон Николаевич, вы сформулировали, по-моему, действительно самое главное. Советская жизнь вдохновляла творцов, а они создавали музыкальную атмосферу этой жизни, которая помогала людям строить, жить, любить. Воистину так! Но, знаете, сегодня часто говорится, будто делалось все это творцами чуть ли не из-под палки, насильно, что их заставляли и от них требовали. Дескать, социальный заказ. Но если нет отклика в душе художника, разве что-то получится? Должен ведь быть душевный отклик?

Т. X. А иначе какое творчество! Социальный заказ был, но – совершенно особый. Это был заказ народа, его жизни, его мечты, его дел. Вот Аля Пахмутова ездила на сибирские стройки и писала песни о тех людях. Ее же никто не заставлял, она сама, что называется, по зову сердца (это не просто слова!) туда ехала. А кто Соловьева-Седого заставлял во время войны писать гениальные песни? Никто! Это был крик души. И вот все песни во время войны, лучшие в послевоенное время – это крик души. Она, душа композитора, как и поэта, откликается на то, что вокруг происходит. Художник, любой, живет не в безвоздушном пространстве, и жизнь диктует ему. Так что это был заказ народа и отклик души творца на жизнь народную.

В. К. А что мы имеем сейчас?

Т. X. Какая жизнь, такое и искусство. Расцвел дилетантизм, то есть страшный непрофессионализм. У нас профессионалы великолепные и сейчас есть, но если взглянуть в этот «ящик», кто там изо дня в день с утра до вечера подвизается, охватывает просто отчаяние.

В. К. Результат нетребовательности? Падение вкуса?

Т. X. Всё вместе. Например, сейчас очень популярны стали электроинструменты, и композитору достаточно настукать три-четыре ноты, а инструмент этот тебе и оркеструет, и хор припишет… Очень легко! Но это не искусство. Настоящее искусство должно быть живым. А электроинструменты – искусство мертвое. Оно может быть где-то использовано, скажем, иногда в кино, в специальных каких-то целях, но делать на него ставку полностью – это значит убивать, уничтожать искусство. Ди-ле-тан-тизм!

В. К. И у композиторов, и у поэтов, и у певцов…

Т. X. Певцы, так называемые нынешние звезды!.. Это же безголосые несчастные люди! Они-то думают, что они звезды, выходят в блестящих костюмах, вокруг них танцуют, пританцовывают и пляшут, под всякие световые эффекты носят их на руках, а на самом деле – убожество. Именно так, если посмотреть с высоты подлинного искусства.

В. К. Так почему же, Тихон Николаевич, произошло это обрушившееся вдруг падение? Падение всего – профессионализма, вкусов, культуры, взыскательности…

Т. X. В советское время государство занималось воспитанием людей. Воспитанием не только нравственным, но и эстетическим. По радио, а с появлением телевидения и на домашнем экране все время давались лучшие спектакли – драматические и музыкальные, выступали лучшие артисты, шли беседы об искусстве, музыкально-образовательные передачи… А вспомните, Кабалевский с оркестром регулярно выступал для школьников в Колонном зале – это был превосходный, на высочайшем уровне, образовательный лекторий!

В. К. Или Ольга Доброхотова, ее увлекательные просветительские выступления с оркестром Владимира Федосеева и другими артистами – для самых разных категорий слушателей. Куда подевалось все это?

Т. X. Что-то еще продолжается, вот Жанна Дозорцева с Вероникой Дударовой иногда выступают в том же роде. Но теперь это лишь эпизоды, а раньше была сиетема! Система воспитания музыкального вкуса у людей. И система всестороннего воспитания человека.

В. К. Охватывавшая всю страну. Были ведь по стране тысячи народных университетов культуры, университетов эстетических знаний, музыкальных лекториев… Названия различные, но дело все они делали великое!

Т. X. И сейчас кое-что осталось. Например, я уже много лет ректор музыкального университета при Академии МВД. До меня там Арам Хачатурян был, а потом ко мне это перешло. Дело по традиции поставлено там серьезно. Однако много ли такого найдется сегодня? Только эпизодически где-то. Прежней системы нет. Нет того размаха, того масштаба, когда продуманной, разработанной системой воспитания к высотам искусства поднимались миллионы людей.

В. К. Мало того, что это уничтожено. Так над этим еще издеваются, ёрничают, глумятся! Стали ведь поносить все доброе и хорошее, что было у нас в советское время и чем искренне восхищался мир.

Т. X. Надо быть полным идиотом, чтобы позволять себе такое, чтобы допускать такое. Дошли уже до того, что Горький – это не писатель, Маяковский – не поэт, подобрались уже к Есенину!.. И так далее, и так далее. Если это будет продолжаться, молодежь останется просто ни с чем. Только с этими жалкими безголосыми «звездами»…

Апрель 2003 г.

«Мы теряем престиж мировой культурной державы»
ДИРИЖЕР, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР ВЛАДИМИР ФЕДОСЕЕВ

Большое, давно мечтаемое счастье – встретиться с этим великим деятелем отечественной культуры. Он не из тех, кто постоянно мелькает на каких-то публичных тусовках, привлекающих внимание телевидения, да и газетной шумихи, по-моему, избегает. Художественный руководитель и главный дирижёр Большого симфонического оркестра имени П. И. Чайковского весь в работе.

Но очень хотелось узнать, чем он сегодня живёт, о чём думает, как относится к процессам, происходящим в нашей культуре. И вот – неожиданная встреча на заключительном заседании X Всемирного русского народного собора. В перерыве удалось поговорить, и Владимир Иванович любезно согласился ответить на вопросы корреспондента «Правды».

Виктор Кожемяко. В первую очередь мне хочется выразить искреннее восхищение концертом, который вы, Владимир Иванович, организовали в прошлом году перед 60-летием Победы. Это было потрясающе – самое лучшее из всего, что довелось слышать и видеть в те дни! Сравнимо, пожалуй, только с концертом Хворостовского…

Владимир Федосеев. Спасибо за высокую оценку. Сама дата обязывала. Мы очень долго все готовились. И для меня лично это было событие особенное.

В. К. Сказалась память о военном детстве, блокадном Ленинграде?

В. Ф. Безусловно. Всё это живо и очень глубоко.

В. К. Причём вы ведь не только дирижировали своим оркестром, а, насколько я понимаю, были именно организатором, главным составителем и главным режиссёром всей программы. Вы с таким удивительным вкусом, так продуманно и тщательно – штучно, я бы сказал, – отобрали каждое произведение и каждого исполнителя, будь то певец или мастер художественного слова (тут один Алексей Петренко чего стоит!), вы на таком высочайшем уровне всё выстроили, вложили во всё свою душу. Постарались, что особенно замечательно, передать самое основное – дух того времени. Даже место выступления выбрали такое, откуда во время войны чаще всего транслировались по радио концерты лучших мастеров советского искусства для фронтовиков: Колонный зал Дома союзов. И слава Богу – это ведь теперь совсем не часто бывает! – канал «Культура» решился в прямом эфире показать ваш концерт. Но скажите, что произошло тогда в первом отделении? Почему вдруг во время трансляции почти пропал звук? Да и надолго! Я слышал потом множество недоуменных вопросов, в том числе от ветеранов войны, которые были сильно огорчены и озадачены. Неужели кто-то специально хотел испортить такой концерт?

В. Ф. Да, по-моему, это была провокация. Иначе трудно объяснить. А хотели мы, чтобы всплыло в памяти людей многое и очень важное. Хотели, чтобы молодёжь почувствовала, что такое была эта война и каким был путь к нашей Победе. Нынешняя молодежь ведь воочию ничего этого не видела, не знает, не помнит.

Средствами искусства, я думаю, лучше всего можно души молодых пробудить и поднять.

В. К. Вы сказали: поднять. Но сегодня больше их «опускают».

В. Ф. К сожалению. Попса, голое тело… И это переполняет телеэкран! Ни в одной стране такого нет. Вот недавно я был во Франции. Там есть телеканалы по-настоящему культурные, и ведь не один. Есть каналы серьезной музыки. А у нас царит просто безобразие. Публика, знаете, она же бывает очень всеядна, особенно молодая. А пошлость легче, доступнее, она быстрее проходит в душу. И отравляет. Засоряет. Портит.

Люди сегодня не только информацию, но и, так сказать, духовную пищу получают в основном по телевидению. Но какую пищу! Где-нибудь в провинции, вне Москвы, вдалеке от театров и концертных залов, телевидение вообще единственный, что называется, источник культуры. Только источник этот загажен. То, что несёт он, страшный урон причиняет человеческой душе. Гигантский вред!

В. К. Так что же, истинная культура от нас уходит?

В. Ф. Сегодня – уходит. Но, я верю, она не уйдет. В конце концов, по-моему, это невозможно. Когда-то Николай Васильевич Гоголь сказал: «Что бы стало с нами, если бы музыка нас покинула». Он сказал о музыке, но имел в виду и общую культуру, в целом. Думаю, всё-таки она не исчезнет совсем в такой стране, как Россия. Однако всё нынче у нас делается для того, чтобы исчезла. И с телеэкранов она уже почти ушла. Впрочем, в других сферах нашей жизни тоже творится нечто ужасное.

В. К. В чем видите причину?

В. Ф. В руководстве. Некоторые министры – просто враги своего народа и своей страны. Тот же министр образования. Что он делает? Это же убиение наших умов и знаний! Вообще, по-моему, не те люди занимаются руководством на разных направлениях. Необразованные, непонимающие, нечитающие. Они сегодня командуют. В том числе культурой. Есть и запал такой – убить всё национальное, русское…

В. К. Помните, Владимир Иванович, наши разговоры в начале и в середине 90-х годов? Тогда мне пришлось несколько раз выступать на страницах «Правды» в защиту вашего оркестра, бывшего к тому времени Большим симфоническим оркестром Всесоюзного радио и Центрального телевидения. Прославленный, выдающийся творческий коллектив – и вдруг в одночасье оказывается вышвырнутым буквально на улицу из знаменитого Дома радио. Дикость! До сих пор в голове не укладывается. Вы, человек великой русской культуры, наше национальное достояние, возглавили тогда Венский филармонический оркестр – после гениального Герберта фон Карояна. И, как следовало ожидать, марки не уронили. Вам, насколько я знаю, даже присвоили звание почетного гражданина Вены – города Моцарта и Штрауса, а о руководимом вами оркестре австрийская пресса писала, что это «последний бастион оркестровой культуры». Но осталось ли у вас при всем этом ощущение, что вы – русский музыкант, русский дирижёр?

В. Ф. Конечно! Может ли быть иначе? Процитированное вами из австрийской прессы – это же о Большом симфоническом оркестре имени П. И. Чайковского, как стал называться наш оркестр радио и телевидения. Он давно родной для меня, я руковожу им более тридцати лет. И руководства – в самое трудное время – не оставлял. А что касается русской музыки, русской классики, она была и есть в основе нашего репертуара. Мы гастролируем по всему миру, исполняем музыку великих композиторов разных стран, и сотрудничаю я с разными музыкальными коллективами мира, но наш Большой симфонический всегда занимает в моей жизни особое место. И где бы мы ни выступали, исполняем Глинку и Чайковского, Бородина и Мусоргского, Римского-Корсакова и Глазунова…

В. К. А где за последнее время вам довелось выступать?

В. Ф. Мы только что вернулись из поездки в Болгарию и Сербию. Рассматривали эту поездку как своего рода миссию. Процессы в этих странах происходят страшные. Там активно действует Запад, вся его мозговая система – еще активнее, чем в России. Я это очень ощутил. Все эти так называемые неправительственные организации, руководимые из Вашингтона, глубоко проникают, всюду протягивают свои щупальца. А правители слабые…

В. К. Да и проамериканские тоже?

В. Ф. Вот мы своей поездкой как бы показали кулак американцам. Разумеется, не в буквальном смысле, а в культурном, но оказалось это очень и очень сильным. После такого большого перерыва и отчуждения, после войны, результаты которой мы видели, после бомбежек, которые американцы устроили в Югославии, наша культура опять захватила там людские сердца.

Нас встречали как самых дорогих гостей. Было настоящее паломничество. Это воистину потрясающе, когда народ не вмещается в самый большой зал, и установили экран на улице, чтобы наш концерт напрямую люди могли слушать.

В. К. В Белграде?

В. Ф. Да. Зал на три с половиной тысячи человек, но не хватило мест, и экран на улице стоял огромный, в пять метров, и всё транслировалось. Были все посольства, все министры пришли на концерт. Получилось, что это не просто гастроли, а политическая акция русской культуры.

Но главное – это, конечно, реакция так называемых простых слушателей. Представьте, когда весь зал поднимается в ответ на наше исполнение… И овация. И многие плачут, плачут…

В. К. Вы русскую музыку исполняли?

В. Ф. Мы привезли туда Чайковского. Исполнялся Чайковский.

В. К. Замечательно! Тем более что ведь в самом деле – приехал русский оркестр после большого перерыва в общении, когда, наверное, там почти не было нашей культуры.

В. Ф. Она была закрыта. А тяга у людей огромная. Народы близкие, православные. Соборы в Софии и в Белграде. Я побывал там в церквах – и русских, и сербских… Чувство глубинного единства нашего – необыкновенное!

В. К. Да, духовная, культурная миссия, которую выполняете вы, весьма влиятельна.

В. Ф. Это миссия великой нашей культуры! В Париже мы исполняли недавно композицию Прокофьева – его музыку к фильму «Иван Грозный». Сделал я такую концертную версию. Обычно эту музыку исполняют оркестр, хор, участвуют чтец, баритон и меццо-сопрано. Я же сделал версию для Алексея Петренко – он и чтец от лица Ивана Грозного и от автора, и он же поёт. Сидит на царском кресле на авансцене – и совершенно потрясает зал! Это было и в Австрии, и в Швейцарии – в Цюрихе. Везде проходит с величайшим успехом. Петренко создаёт очень сильный образ истинного защитника России.

В. К. Он гениальный актер.

В. Ф. Гениальный. И всё это происходит по-русски, на русском языке. И французский хор поет по-русски. Хор французского радио. Проникновение в нашу культуру, духовное проникновение у них всё-таки осталось.

В. К. Ну а в своей-то стране вам удается нынче выступать?

В. Ф. Удается, удается.

В. К. Где были в последнее время?

В. Ф. В Оренбурге, в Челябинске… Едем сейчас в Пермь, в Казахстан, в Смоленск, на родину Глинки. Должен заметить, что провинция, несмотря ни на что, более духовна сейчас, чем столица наша и Петербург.

В. К. Многое мы всё-таки потеряли из того, что имели в советское время.

В. Ф. В области культуры – очень многое. Престиж потеряли, мировой престиж. Теряем престиж мировой культурной державы!

В. К. И что же, с вашей точки зрения, нужно сделать, чтобы переломить такую тенденцию?

В. Ф. Надо, чтобы в руководство пришли другие люди.

Апрель 2006 г.