Текст книги "Ловелас и два ангела. Мистический триллер"

Глава тринадцатая

Грядущая зима изменила повадки птиц. Вороны да воробьи, и до этого не отличавшиеся деликатностью, теперь обнаглели в конец и совершено перестали обращать внимание на бомжей и бродячих собак, – на равных с ними выискивали пропитание возле мусорных баков. Видать, их птичья интуиция подсказывала, что впереди – долгие голодные месяцы и, пока еще есть возможность, необходимо отъесться досыта, запастись энергией впрок.

Мы стояли с Ириной во дворе ее дома и разговаривали. Час назад она позвонила мне и попросила о строчной встрече:

– Я возвращаюсь в Тоскану. Хочу проститься с тобой…

Через полчаса я был у подъезда ее дома.

– Ты все хорошо обдумала? – мне казалось, что Ирине стоило бы еще пожить возле родителей, прийти в себя, обрести душевное равновесие.

– Конечно! – ее глаза выражали непоколебимую решимость. – Предчувствие зовет меня в путь, я немедленно должна ехать в Италию!

– Предчувствие? – с сомнением переспросил я. – Оно ведь может оказаться обманчивым…

– Нет, – твердо заверила она. – Меня ждет там что-то хорошее!

Я неопределенно пожал плечами. Что ж, пусть едет. Может, на сей раз судьба улыбнется Ирине, возвратит радость жизни, подарит надежду на лучшее будущее? Как знать…

Глядя на эту несчастную женщину, я думал о том, что так и не смог забыть ее, что воспоминания о наших с ней отношениях, наверно, останутся в моей душе до гробовой доски. Но почему так получилось? Ведь вряд ли я безумно любил Ирину, сомнительно даже, что вообще любил… По логике вещей, я должен был бы вычеркнуть ее из своей жизни и не вспоминать, а получилось наоборот – Ирина стала для меня дорогим человеком, судьба которого беспокоит меня, бередит мне сердце. Может, все дело в чувстве вины? Я действительно сильно виноват перед ней…

– Помни, ты для меня не чужая, – тихо произнес я, проникновенно заглянув в уже потерявшие прежнюю яркость глаза женщины. – Хочу, чтобы ты знала об этом. Если жизнь в Италии опять не заладится – приезжай, я помогу устроиться на работу, стану твоим лучшим другом и никому не позволю обидеть тебя…

– Спасибо, – на ее ресницах блеснула влага. – Я всегда буду помнить тебя, Иван, как помнила все эти годы…

– Звони, присылай электронные письма, – попросил я. – Обязательно! Обещаешь?

– Обещаю! Мы будем общаться, – заверила она, улыбаясь сквозь слезы. – А теперь прощай! Передай от меня поклон Виве! Тебе встретилась очень хорошая женщина, береги ее…

Мы крепко обнялись.

Через несколько секунд Ирина скрылась в подъезде…

Воскресным утром Вива повела меня в церковь – в ту самую, куда мы не попали в прошлый раз.

– Причастие тебе принимать нельзя, ты к нему не готов, а исповедоваться нужно, – заявила она. – Но, конечно, через недельку сходим и на причастие. Перед этим три дня попостишься, почитаешь святое писание, молитвы. В общем, я помогу тебе подготовиться.

– А почему надо идти именно в Покровский кафедральный собор? – поинтересовался я. – Исповедаться можно в любой церкви, разве не так?

– Можно и в другой, – согласилась девушка. – Но лучше в Покровском соборе. Я чувствую, как от него исходит благодать.

На этот раз в церковь мы поехали на троллейбусе. И добрались благополучно.

– Перед входом в храм обязательно перекрестись и когда войдешь – тоже, – инструктировала меня Вива по дороге от остановки до собора. – Потом надо подойти к образам, я покажу к каким, и приложиться к ним.

– Понятно, – отмахнулся я. – Лучше, если ты уже на месте все мне объяснишь, а пока не надо, я могу забыть.

У входа на территорию храма, у ворот, возле которых стояло несколько нищих, я заметил большую темно-серую кошку. Она тщательно вылизывала свою шерстку, не обращая никакого внимания на прохожих. Но ко мне почему-то проявила интерес. Пока Вива обходила нищих и раздавала им милостыню, чистоплотная мурлыка вдруг сорвалась с места и, приблизившись, стала нарезать круги. Она оббежала меня раза три, затем отошла и чуть поодаль прилегла прямо на мокрый асфальт. Однако уже через пару секунд подбежала и потерлась бочком о мои ноги.

– Брысь, глупое животное! – беззлобно прикрикнул на нее я, наклоняясь, чтобы стряхнуть шерсть со своих брюк.

В этот миг кошка с пронзительным визгом вцепилась когтями и зубами мне в пальцы и начала с остервенением их мутузить. Я взвизгнул от боли и вырвал руку. Она была изодрана и окровавлена.

– Господи, что случилось? – ко мне подбежала перепуганная Вива.

Я стоял и тряс пальцами. Увидев на них кровь, девушка быстро достала из сумочки носовой платок и протянула мне.

– Как это случилось?

– Кошка! – коротко бросил я, морщась от обжигающей боли.

– Да знаю, что кошка! – выкрикнула Вива и осуждающе посмотрела на меня. – Ты что, решил подразнить ее?

– Даже не думал дразнить! – отмахнулся я. – Просто она какая-то ненормальная! Сначала бегала вокруг меня, терлась о ноги, а потом – цап за пальцы!

Вива стала оглядываться по сторонам, искала глазами животное. Но его нигде не было видно.

– Ладно, пошли в аптеку купим йод.

– Обойдусь! – я обмотал ладонь и пальцы платочком и решительно направился к воротам.

И тут прямо мне под ноги со злобным шипением выскочила та сама кошка – она как будто специально ждала меня, спрятавшись за забором. Чтобы не наступить на нее, я отпрянул в сторону, споткнулся, не удержал равновесие и упал в лужу.

– Твою мать! – вскричал я, не сумев совладать с обуявшими меня эмоциями.

Попадись мне в этот момент эта серая разбойница, я бы, наверно, разорвал ее на куски. Вся передняя часть моей куртки – от плеч и до самого низа, а также обе штанины были мокрые и испачканные грязью.

– Не ругайся! Ты где находишься! – Вива, как могла, отряхнула с меня липкую жижу, и побежала покупать газеты.

Вернувшись, сунула их мне, а сама направилась к синему «Ланосу» с шашечками на двери, стоявшему неподалеку у тротуара. Поговорила с водителем и подала мне знак рукой. Я подошел к машине.

– Застели газетами заднее сидение и садись! – со вздохом приказала девушка. – Едем домой.

Едва переступила ворог квартиры, с сердцем выпалила:

– Не допускает нас что-то в храм! Уже второй раз какая-то неведомая сила встает на пути!

– Да, нелепо получилось, – промямлил я, мысленно соглашаясь с мнением Вивы – и, правда, очень похоже на то, что нам просто не дают войти в церковь. Вот только кто не дает? Но своими подозрениями на этот счет делиться с девушкой мне не хотелось…

– Давай вот что сделаем, – задумчиво произнесла она, обтирая мою истерзанную руку ваточкой, смоченной перекисью водорода – В следующий четверг приедешь ко мне после обеда и до утра воскресенья – из квартиры ни ногой! В этот период я сумею оградить тебя от всякого дурного влияния, от злого глаза и подготовлю к походу в церковь. Он обязательно должен состояться!

– А что мне сказать жене? – я озадаченно почесал затылок. – Меня ведь не будет дома трое суток…

– Ты всю жизнь ей врешь, а тут!.. – с раздражением произнесла девушка и на миг задумалась. Потом рассудительно прибавила: – Ну да, обманывать супругу, конечно, нехорошо, но на сей раз обман будет во благо. Скажи ей, что тебя отправляют в командировку.

– Нет, – покачал я головой. – Лучше скажу, что меня вызывают в Киев.

Я разделся и пошел в ванную искупаться. А Вива принялась чистить мою куртку.

Через полчаса вымытый и благоухающий туалетной водой, с перевязанной ладонью, я сидел на кухне и не торопясь хлебал густой кофе. Девушка развешивала на балконе мои постиранные штаны и свитер.

В какой-то момент я приоткрыл форточку, намереваясь покурить, и машинально взглянул в окно. О Боже! Этого не может быть! У подъезда, на тротуаре, свернувшись калачиком, мирно дремала та самая темно-серая кошка! Мое сердце мгновенно затрепетало от ужаса. Я крепко стиснул веки и, как полоумный, затряс головой. Когда через полминуты открыл глаза и опять посмотрел в окно, кошки не было. Вздох облегчения вырвался из моей похолодевшей груди. Да мне просто показалось! Ну, конечно же, показалось! Это было всего лишь наваждение, фантазия воспаленного сознания, мираж, обман зрения…

Я не стал ничего говорить Виве. Не хотелось давать ей лишний повод для переживаний, она и так расстроилась из-за того, что мы не попали в храм.

Девушка долго возилась с моей одеждой – стирала, сушила утюгом. Потом принялась готовить суп и какой-то сложный пирог. И все время о чем-то сосредоточенно думала, изредка бросая в мою сторону рассеянные взгляды.

Чтобы не путаться к нее под ногами и чем-то занять себя, я перебрался в гостиную и включил телевизор. Но смотрел недолго – глаза мои вдруг начали слипаться. Сил хватило лишь на то, чтобы перейти в спальню и упасть на кровать.

И я сразу очутился в городе. Не знаю, в центре или на окраине. Он был вполне обычным, хотя некоторые его особенности казались странными. Не очень ухоженный, многолюдный, запруженный небольшими причудливыми автомобилями и велосипедами. Высоченные многоэтажные здания с огромными окнами чередовались с потрепанными ветром пятиэтажками. Яркие, красочные витрины многочисленных магазинов резали глаза и вместо того, чтобы прельщать, отпугивали.

Оглядевшись, я увидел неподалеку небольшой зеленый сквер, возле входа в который располагалась большая овальная клумба с множеством желтых, красных, синих и белых цветов.

Мимо меня беспрерывно сновали небрежно одетые люди. Сначала я не обращал на них внимания, но потом стал приглядываться, и понял, что большинство – азиаты, скорее всего, китайцы или корейцы. Попадалось также немало мужчин и женщин славянской наружности. Прислушавшись к речи прохожих, я поразился ее многообразию. Одни говорили на русском, другие – на украинском, третьи – на неизвестном мне языке. Господи, куда меня занесло?

Немного потоптавшись на месте, я не спеша двинулся к скверу. И тут мне на глаза попался большой баннер, установленный на крыше невысокого мрачного здания. На баннере был изображен узкоглазый мужчина средних лет в светлой рубашке. На его губах играла ласково-презрительная усмешка. В одной руке он держал букет алых роз, в другой – очки. Надпись, расположенная поверху баннера, гласила: «Лучшего мэра нам не надо!». Я застыл на месте, как вкопанный: если мэр – китаец, значит, это китайский город, но почему надпись сделана на русском языке? Или китайцы перешли на русский?

Толком не осознавая, что делаю, я вошел в настежь распахнутые двери продуктового магазинчика, который увидел перед собой. Все три продавщицы, работающие здесь, имели ярко выраженные черты азиаток и общались с покупателями на ломанном русском языке.

Выскочив из этого заведения, я тут же залетел в другое. Над его входом пестрела затейливая вывеска: «Ориент-брат». Два продавца – худой мужчина-китаец и крепкая женщина-славянка – торговали бижутерией. Они дружно протянули ко мне руки, но не успели ничего сказать – я круто развернулся и выбежал на улицу.

Остановился на тротуаре, повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону – куда же рвануть? Ага, вон недалеко здание, выкрашенное ядовито-желтой краской, с двумя колоннами, на одной из них – какая-то синяя табличка. Приблизившись, я стал смотреть, что на ней написано. И совсем растерялся. На табличке значилось: «Харьковская музыкальная школа №3». Черт возьми, так я в Харькове? Да не может быть! Я что, разучился читать или стал терять зрение? Наверно же, не харьковская, а харбинская музыкальная школа? Я еще раз прочитал надпись. Нет, все таки харьковская! Да и буквы же наши – кириллица! Мать честная, как это все понимать? Что-то тут не так, явно не так!

Рядом по тротуару ковылял сухощавый мужичок славянской наружности, я бросился к нему. От неожиданности он отпрянул и, взглянув на меня с подозрением, остановился.

– Дорогой мой человек! – взмолился я, прикладывая руку к груди. – Прости, ради Бога за такой вопрос! Скажи мне, что это за город?

Мужичок растянул губы в насмешливо-сочувственной улыбке и изрек:

– Да, славно ты, видать, погулял, коли потерял всякий ориентир! Ты, браток, в Харькове!

– Ну, в смысле в Украине? – запинаясь, переспросил я.

– Нет, блин, в Гондурасе! – отрезал мужик и, хлопнув меня по плечу, потащился своей дорогой.

Но даже слова случайного прохожего не убедили меня до конца, что этот город, наполненный азиатами, – вторая столица Украины.

Поразмыслив, я решил зайти еще в один магазин – в супермаркет. Мне хотелось увидеть, какой валютой рассчитываются люди за свои покупки. Долго искать его не пришлось.

Войдя, я остановился в холле возле касс и сделал вид, что кого-то поджидаю. А сам краем глаза стал следить за тем, как расплачиваются покупатели. Но никаких денег так и не увидел. Кассиру предъявляли пластиковые карточки или что-то похожее то ли на малюсенькие калькуляторы, то ли на миниатюрные мобильные телефончики.

На улице я подошел к первой попавшейся даме и вежливо задал ей вопрос:

– Скажите, пожалуйста, как можно попасть в харьковскую мэрию?

Разговорчивая женщина подробно объяснила, как туда добраться, сколько остановок нужно проехать на общественном транспорте.

Итак, сомнений больше не осталось: я действительно в Харькове! Но почему он – не он? Не прежний? И почему большинство его жителей – азиаты?

Быстрым шагом я направился к арке, служащей воротами в сквер. Впопыхах наступил на какую-то кочку или кому-то на ногу, споткнулся, охнул и…

– Тебе плохо, Ванечка?

Я открыл глаза. Возле меня лежала Вива.

– Нет, все в порядке, – пролепетал я и потер рукой глаза, стряхивая с себя остатки сна.

– Пришла позвать тебя перекусить, а ты спишь. Решила тоже прилечь да немного вздремнуть, – девушка приподнялась и стала рассматривать мою забинтованную ладонь. – Сильно болит?

– Ничего у меня не болит! – я тоже привстал, опершись на локоть.

– Тогда почему ты кричал? Что-то плохое приснилось?

Я озадаченно почесал затылок:

– Понимаешь, приснился мне Харьков, но почему-то полный китайцев…

Вива прыснула смехом, но тут же взяла себя в руки, сделала серьезное выражение лица. Однако веселый огонек в ее глазах так и не погас.

– Это вещий сон. Я тоже такой видела. Так что мне все понятно…

– Что тебе понятно? – переспросил я, ожидая разъяснений. – Почему большинство жителей украинского города – китайцы?

– Не большинство, а почти половина, – уточнила она. – И они не все китайцы, среди них немало вьетнамцев, выходцев из Лаоса, Камбоджи…

– А как так получилось, что все эти ребята перебрались к нам? – допытывался я. – Как они сюда попали?

– Сначала ехали кто как – и легально, и нелегально. – Тыльной стороной ладони девушка отерла с моего лба капельки пота. – Потом правительство официально разрешило им переселяться.

– С целью улучшения демографической ситуации, что ли? – предположил я.

– Ну, и этот фактор тоже сыграл какую-то роль, – вздохнула Вива. – Но в основном из-за давления мировой общественности…

Помолчав, я хмуро спросил:

– Такая ситуация будет только в Харькове?

– Нет, азиаты поселятся и в некоторых других городах востока и юга Украины.

Я не спеша поднялся с кровати и, прежде чем отправиться на кухню покурить, задал последний вопрос:

– А что же тогда будет твориться на Дальнем Востоке России и в южной части Сибири, если китайцы добрались до Украины?

– О-о-о! – засмеялась Вива. – Можешь себе представить! Но только не беспокойся – выходцы из Азии расселятся практически по всей планете. И никакой большой беды от этого ожидать не стоит…

Весь остаток дня я намеревался посвятить работе. Нужно было написать статью о возрожденном в Запорожье заводе по производству поликристаллического кремния. Необходимые материалы имелись, их сбросила мне по электронной почте руководительница пресс-службы австрийско-украинской корпорации, которой принадлежал завод. Часть данных для статьи я также получил на самом предприятии.

Писалось мне легко, работа продвигалась быстро. Однако завершить ее помешал телефонный звонок Инги.

– Как ты себя чувствуешь, Ванечка? – поинтересовалась она жалостливо-ласковым голоском.

– На удивление, хорошо! – отрапортовал я бодро. – Ничего не болит, сердце не шалит, все в норме.

– Видишь, как помогло мое лекарство! – в голосе Инги легко улавливались нотки хвастовства. – Я хороший врач!

– Врачи лечат уколами и таблетками, а не снадобьями и голыми сиськами, – заметил я с иронией. – Так что ты, скорее, не врач, а знахарка-стриптизерша.

– Может, и так, – согласилась женщина и, нарочито тяжко вздохнув, спросила: – Так ты сегодня не появишься? Моя помощь уже, вроде как, и не нужна, ты здоров…

– Появлюсь, появлюсь, не переживай! – успокоил я. И, помедлив, дурашливым тоном спросил: – Только сперва скажи, ты случайно не можешь превращаться в кошку?

– Чего? – не поняла она. Или сделала вид, что не поняла. – Странный какой-то у тебя юмор… А почему ты задал этот вопрос?

– Да просто так поинтересовался, – весело проговорил я. – Сегодня утром мне довелось поцапаться с одной милой кошечкой, она чем-то напоминала тебя. Такая же шустрая!

– Какая еще кошечка? Ну-ка, подробнее! – потребовала отчета собеседница. – Тебе мало Вивы и меня, так ты завел себе третью?

Мне показалось, что Инга говорит это уже вполне серьезно, даже с некоей обидой. Господи, неужели ревнует? Так, может, мои подозрения – все-таки полная нелепица, чушь на постном масле? И правда, как может женщина превратится в кошку? Кто поверит в этот бред?

– Я говорил не о женщине, а о самой что ни на есть натуральной кошке, – спокойно объяснил я. – Она напала на меня посреди улицы и расцарапала руку.

– Не бешенная ли эта кошка часом? – предположила Инга с тревогой.

– Нет! – поспешил заверить я. – Просто глупая и агрессивная.

Уже через сорок минут мы сидели друг против друга в кухне за столом и пили чай.

– Так что ты там говорил о кошке? – напомнила Инга.

Я протянул правую руку, на ней виднелось несколько глубоких царапин и укусов. Женщина пристально их рассмотрела и сообщила:

– Ткани возле ранок сильно воспалены. Ты их чем-то обрабатывал?

– Да, перекисью водорода.

– И все? – возмутилась Инга. – А йодом или зеленкой почему не смазал? И почему не перевязал руку бинтом?

– Я лишь недавно снял бинт, – озабоченный вид хозяйки квартиры меня забавлял. – Он мешал мне набирать текст…

Она быстро вскипятила воду с какими-то травами, вылила ее в глубокую миску и приказала:

– Как только вода немного остынет, сунь в нее руку и подержи. Эта ванночка уменьшит воспаление… А вообще-то, надо бы сходить в поликлинику и получить прививку от бешенства.

– Та кошка не была больной! – отрезал я.

– Уверен?

– Абсолютно!

После того, как я хорошо пропарил руку, Инга смазала ее какой-то вонючей мазью и тщательно перевязала. И болезненные ощущения сразу прошли…

Пока не стемнело, мы поехали на моей машине прокатиться по городу. Об этом попросила Инга, сказав, что совсем не знает Запорожье и хотела бы на него посмотреть хотя бы из окна автомобиля. Я согласился, полагая, что мне тоже следует развеяться.

Мы пересекли плотину Днепрогэса туда и обратно, побывали на Хортице. Потом рванули через полгорода к парку Дубовая роща». Тут-то и тормознули нас гаишники. Они обвинили меня в том, что я не пропустил людей на пешеходном переходе, и это было правдой. Однако писать протокол почему-то не стали и даже не намекнули на взятку. Просто пожурили и отпустили. Отъезжая от поста, я похлопал Ингу по бедру и пошутил:

– Если бы гаишники выписали мне штраф, ты бы их, наверно, прикончила…

Она убрала мою руку со своей ноги и обиженно заметила:

– Ты язвительный человек!

– Ладно, прости! – вздохнул я. – Больше не буду.

– Кстати, тот толстый капитан, который тебе махнул палкой, скоро свое получит, – как бы между прочим произнесла моя пассажирка, сосредоточенно глядя в окно.

– Ты опять…

– Причем тут я! – огрызнулась Инга. – Дело вот в чем. Не так давно этот толстяк не совсем заслуженно оштрафовал старика на полусгнившей «Таврии». Тот так просил простить его, так просил… Говорил, что получает мизерную пенсию и еле сводит концы с концами, рассказал, что у него на попечении находится семнадцатилетняя сиротка-внучка, которая сильно болеет. Но слова старика не тронули сердце гаишника, он выписал максимальный штраф…

– И что дальше? – я вдруг представил этого несчастного деда, слезно просящего пощады у непреклонного милиционера, которому должностная инструкция и желание выслужиться заменили человечность и совесть. – Рассказывай!

– Ну, что дальше… – вздохнула Инга. – Когда старик забирал свои документы вместе с протоколом из рук гаишника, то в сердцах выкрикнул: «Пусть вас Бог накажет!». А уже, сев в свою машину, прибавил: «Пусть твои дети будут прокляты!» И его слова были услышаны…

– Кем? Богом? – уточнил я.

– Нет, Бог таких слов не слышит, – тихо произнесла Инга. – Но тот, кто услышал проклятия старика, тоже всемогущ. И теперь через полтора года капитан умрет от кровоизлияния в мозг, но перед этим его восемнадцатилетнего сына до смерти забьют грабители.

– Но это же чудовищно! – закричал я, повернув разгневанное лицо к своей пассажирке.

– Может, и чудовищно, – повела она плечом. – Зато справедливо…

– Откуда ты знаешь все эти подробности – о старике, о судьбе гаишника и его сына? – я надеялся, что Инга сейчас рассмеется и скажет, что просто нелепо пошутила.

Но этого не произошло.

– Я ведь все-таки ясновидящая, – равнодушно бросила она. – Не забывай этого…

– Но ты же не станешь утверждать, что видишь будущее каждого человека? – допытывался я.

– Конечно, не стану, – подтвердила она. – Но будущее этого капитана и его сына вижу прекрасно…

Я с досадой махнул рукой и, достав сигарету, смачно закурил. К дому Инги мы возвращались в полном молчании. Ее предсказание дальнейшей судьбы толстяка-капитана не давало мне покоя. Но все же мне хотелось надеяться, что с ним и его сыном ничего плохого не случится.