Текст книги "Ловелас и два ангела. Мистический триллер"

– И тебе счастья, Ваня! – послышалось в трубке.

Я положил телефон в карман и потянулся к бардачку, где лежала пачка сигарет.

Двойственное чувство гнездилось в моей душе. С одной стороны, было не очень приятно осознавать, что женщина, которая еще вчера называла меня единственным и любимым, сегодня спокойно встречается с другим мужчиной и, кажется, счастлива. А с другой – мое сердце теперь обрело покой, уже не нужно казнить себя за то, что, бросив Веру, сломал ей жизнь, обрек на одиночество и вечную тоску.

Я облегченно вздохнул и, закурив, улыбнулся Инге. Она ни о чем не спросила, лишь многозначительно похлопала меня по плечу.

Глава восемнадцатая

Вива задумала новую картину. Сказала, что хочет написать портрет какого-то великого ученого.

– А ты закончила предыдущие две картины? – с сомнением спросил я.

– Не совсем, – беззаботно махнула рукой она. – У меня такое случается часто: начну одно полотно – бросаю, берусь за второе – откладываю и принимаюсь за третье. А потом довожу до ума все разом.

– Странная манера работать, тебе не кажется? – ухмыльнулся я.

– Может быть! – пожала плечами девушка. – Но у меня нет ни одной картины, которая так и осталась бы не оконченной.

Мы сидели в гостиной и пили кофе. Было лишь десять часов, а я уже чувствовал себя изрядно уставшим. С утра, невзирая на протесты Вивы, довелось хорошенько потрудиться – повыбивать на улице пыль изо всех ковров, ковровых дорожек и паласов, протереть кафель в ванной и на кухне. Да и девушка тоже поработала на славу – пропылесосила квартиру, тщательно вымыла полы, до блеска выскоблила газовую плиту и всю кухонную утварь. Теперь в доме было чисто и свежо, даже дышалось легче.

– Я бы все сделала сама! – ворчала Вива, когда управившись с делом, я пришлепал в гостиную, плюхнулся на диван и стал потирать ноющее колено.

– Да не переживай, вся эта работа мне только на пользу, – успокоил я. – Колено ведь нужно нагружать, тогда оно быстрее придет в норму.

– Не уверена! – покачала головой девушка. – По моему, твоему колену нужен как раз щадящий режим.

Выпив свой кофе, она умело натянула полотно на подрамник, хорошенько закрепила и, усевшись прямо на пол, стала изучать содержимое довольно большой картонной коробки, в которой хранила тюбики с масляной краской. Я с интересом наблюдал за этим процессом.

– А какого ученого ты хочешь изобразить?

– Я хорошо вижу его внешность, но не вижу имени и фамилии, – не поднимая головы, проговорила Вива. – Могу назвать только один из инициалов, он у меня перед глазами – «В».

– То есть этот ученый, как и предыдущие, портреты которых ты писала, еще не родился, – констатировал я.

– Правильно, не родился…

– А чем же он прославится?

– Он придумает метод и разработает установку для получения энергии буквально из пространства, то есть из нечего, – безо всякого пафоса пояснила Вива, продолжая копаться в коробке. – Это случится немного позже, чем появятся мощные компактные электростанции, о которых я тебе рассказывала.

– Разве это возможно – получать энергию из эфира? – засомневался я.

– Этот ученный как раз и докажет, что возможно. Правда, этой энергии будет недостаточно для нужд крупных ее потребителей – заводов, фабрик, шахт, больших кораблей…

– И что даст человечеству такое изобретение? – я смотрел, как девушка сортирует краски, раскладывая тюбики перед собой: холодные цвета – в одну сторону, теплые – в другую.

– Много чего даст! – веско произнесла она. – Подобными установками можно будет снабдить лечебные и образовательные учреждения, офисы, магазины, городской и индивидуальный транспорт…

– Да, действительно, это весьма полезное изобретение! – согласился я и тут же спросил: – А в какой стране родится этот ученый?

– В России, – Вива на миг прервала свое занятие и взглянула на меня. – Но он, собственно говоря, даст лишь техническое описание метода и установки для получения энергии из пустоты, сделает самые важные расчеты. А вот до полной кондиции это величайшее изобретение доведут уже другие люди. И, к сожалению, не в России…

– В Америке?

– Нет! – вздохнула девушка. – Гораздо ближе…

Я ненадолго задумался.

– Получается, что каждый, кто купит установку, сможет пользоваться дармовым электричеством?

– Да, именно так! – закивала головой Вива. – Любой потребитель, индивидуальный или коллективный, приобретя установку, уже не будет платить за электроэнергию.

Я озадаченно почесал затылок и выразил предположение:

– За эту установку, наверно, станут драть с народа такие деньги, что ее и купить-то смогут единицы.

Девушка беззаботно отмахнулась:

– Вовсе нет! Стоимость установки будет сопоставима с ценой хорошего компьютера, холодильника или кондиционера.

Мне не давал покоя еще один вопрос:

– Какова судьба российского ученого, сделавшего такое полезнейшее открытие? Он войдет в историю?

– О да! – воскликнула Вива, на минуту оставив свои краски. – Он получит признание, высокие награды – как разработчик метода. Но распоряжаться изобретением будут другие люди, которые доведут идею этого гениального ученого до совершенства и внедрят в практику.

– В общем, как обычно: наши теоретики делают грандиозное открытие, а плодами их трудов пользуются практики за «бугром», – вздохнул я.

– Не совсем так, – поправила девушка. – За «бугром», как ты говоришь, доработают идею, но внедрять приедут в Россию. Начнут именно с нее!

– Интересно!

– Да все просто: страна, ученые которой займутся усовершенствованием данного открытия, будет находиться в самом тесном союзе с Россией – экономическом, политическом и военном.

– Уж не Украина ли это? – выдвинул я предположение.

– Нет, не Украина, – вздохнула Вива. – И не Беларусь, не Казахстан или какая-либо другая бывшая республика СССР.

– Тогда что же это за держава? – удивился я.

– В то время будет у России очень сильный союзник, – девушка устало потерла виски. —

Но, конечно, не сильнее самой России. Эта страна расположена на Азиатском континенте. Но какая – не скажу.

– Почему?

– Не имею права! Не все из того, что мне дано знать, разрешено рассказывать, я уже говорила тебе об этом.

– Ладно! – я нервно забарабанил пальцами по поверхности журнального столика. – Можешь еще что-нибудь сказать о том российском ученом?

– В свое время он станет главой академии наук, потом – министром. Но вскоре опять возвратиться в академию, а кроме этого, получит еще какой-то государственный пост – то ли советника президента, то ли его помощника… В неполные шестьдесят два года жизненный путь ученого оборвется…

– Убьют?

– Ну что ты! – замахала руками девушка. – Сердечный приступ…

Хитровато улыбнувшись, я спросил ее:

– А можешь сказать, кто будет президентом России, когда твой ученый сделает свое открытие?

– Могу, – усмехнулась Вива. – Бывший военный по имени Владимир.

– Прямо как Путин…

– Ну да! Только открытия-то ждать еще многие десятилетия! Кстати, в дальнейшем самый заметный след в российской истории оставят политические деятели с именами Владимир и Александр.

– Да уж! – крякнул я и отправился на кухню покурить.

Когда вернулся, девушка так и сидела на полу, о чем-то задумавшись. Перевернутая коробка валялась в сторонке, а тюбики с красками были рассортированы на четыре кучки. Я присел на корточки рядом.

– Что-то случилось?

– Вот думаю, как изобразить ученого – в его рабочем кабинете или в лаборатории…

– А это имеет какое-то значение?

– Интерьер кабинета я вижу хуже…

– Тогда изображай в лаборатории, – посоветовал я.

– Но в лаборатории слишком много всяких вещей, – пожаловалась Вива. – Попробуй каждую выписать…

Я мягко опустил ей руку на плечо и посоветовал:

– Некоторые опусти!

– Не могу! Это уже будет не то, – она опять задумалась. Потом вдруг просияла: – Знаешь что, я напишу портрет ученого у него дома!

– А ты и его дом видишь?

– Прекрасно вижу! Загородный дом – просторный, двухэтажный, с камином и бассейном… Вижу большую гостиную, пол которой устлан великолепным ковром ручной работы… Вижу столовую с плетеной мебелью, большую фарфоровую вазу на столе…

Я только удивленно покачал головой.

Девушка поднялась, подошла к мольберту, стоявшему у окна, провела пальцами по чистому полотну.

– Завтра загрунтую. Высохнет – и за дело! Думаю, быстро управляюсь с портретом.

– Ты многое видишь из того, что произойдет когда-то, – проговорил я задумчиво и тоже зачем-то коснулся пальцами полотна. – Почему же тебе хочется написать потрет именно этого ученого? Наверняка в будущем будут и более крупные изобретатели…

– А этот «В» очень симпатичный человек! – заулыбалась Вива. – Он так трепетно будет любить свою жену, столько глупостей ради нее сделает! Хотя и зря…

– Почему зря?

– Супруга так и не оценит пылкость его души. И не родит ему ребенка. Просто не захочет…

– Вот ведьма! – проворчал я.

Обед мы готовили вместе. Точнее, готовила девушка, а я помогал. Занимаясь нарезкой лука и соленых огурцов на какой-то нехитрый салат, я рассказал ей о том, что вчера видел в городе Веру с мужчиной, а потом говорил с ней по телефону.

– Ну, слава Богу! – обрадовалась Вива. – Я так молилась за нее…

– Спасибо тебе, котеночек! – искренне поблагодарил я. – Ты замечательный человек – такой чуткий, добрый, такой неравнодушный к чужой беде!

– Я просто исправила твою ошибку, – обронила она, помешивая большой деревянной ложкой супчик, вскипевший на плите. – Ты не должен был заводить с Верой роман. В отличие от тебя она относилась к нему очень серьезно.

– Конечно, – молвил я тихо, и глаза мои увлажнились. Господи, отчего это я так расчувствовался? – Конечно, не должен был…

Алексей серьезно заболел и хочет меня видеть. Об этом мне сообщила Настя. Я немедленно поехал к нему.

Он лежал на диване в гостиной – худой, бледный как полотно, под глазами – темные круги, губы – сухие и воспаленные.

– Привет, Ваня! – поздоровался Алексей, с трудом привстав, чтобы пожать мне руку. – Спасибо, что приехал.

– Ну, и чем ты заболел? – спросил я и коснулся его лба – он был холодным, как лед. – Что болит, что беспокоит? Рассказывай!

– Да в том-то и дело, что ничего не болит, – другу было трудно говорить, его мучила тяжелая одышка. – Просто общее состояние неважнецкое. Я очень ослабел. Поверь, самостоятельно не могу даже добраться до туалета. Вон, под кроватью утка, Настя оставила, когда уходила на работу…

Ничего себе! Что же такое происходит с Алексеем? Инга, конечно, предупреждала, что он какое-то время похворает. Но не говорила, что сильно. Да и как долго продлится эта его немощь? Неделю, две, месяц?

– Врачам показывался?

– Говорят, нужно ложиться в больницу на обследование…

– Так ложись! – посоветовал я. И назидательно погрозил пальцем: – А то спохватишься, а уже поздно! Мы ведь с тобой давно не пацаны, дело, считай, идет к старости. Любая серьезная болячка может запросто свести в могилу.

– Да, знаю! – вяло отмахнулся он. – Но я, сказать откровенно, как раз и боюсь услышать какой-нибудь страшный диагноз…

Я изумленно всплеснул руками:

– Алешка, ты же никогда не был трусом!

– Но раньше ведь я и не болел! – парировал он.

– Так, нечего распускать нюни! – гаркнул я. – Немедленно ложись на обследование!

– Страшно мне, Ваня…

Мне стоило больших трудов убедить его, что ложится в больницу – это необходимость. Какие только доводы я не пускал в ход, как ни просил – Алексей поначалу был не умолим. И лишь упоминание о наших с ним трех общих приятелях, которых скосил рак, немного поколебали его решимость не показываться докторам.

– Если бы хлопцы вовремя прошли обследование, болезнь удалось бы выявить на ранних стадиях, – говорил я. – А это – шанс на продолжение жизни.

– Ладно! – сдался Алексей. – Завтра супруга отвезет меня в городскую больницу, пусть обследуют.

– Ну, а сам-то ты что думаешь о своем самочувствии? – осторожно поинтересовался я. – Ты говорил, кожа у тебя воспалилась…

– Да воспаление прошло! – тяжко вздохнув, произнес он. – Немного жжет внутри, в животе. Боюсь, как бы ни язва или чего похуже… И аппетита совсем нет. А заставлю себя поесть – начинается рвота.

– Может, ты чем-то отравился? – предположил я.

– Да Бог его знает, – голос Алексея звучал глухо и сдавленно, как будто он говорил, прикрыв лицо подушкой. – Может, и съел что-нибудь не то. Сейчас же не продукты, а сплошная химия!

Посидев с другом часа полтора, поделившись всеми новостями, я стал прощаться.

– Подожди, Ваня! Я же тебе не сказал главного! – встрепенулся он. И, прикрыв почти черными веками глаза, запинаясь, тихо вымолвил: – Если со мной вдруг что-нибудь случиться, ты… это… положи мне в гроб фотографию Люси… Слышишь? Пообещай, что положишь!

– Ну, ты даешь! – воскликнул я и нарочито беззаботно рассмеялся. – Ты сдурел, что ли? Впервые в жизни немного занемог и уже решил, что все, пришло время помирать?

– Так ты обещаешь или нет? – Алексей лежал неподвижно на диване с закрытыми глазами и тяжело дышал.

– Странная просьба, ты не находишь?

– Обещаешь или нет?!

– Обещаю, конечно! Но…

– Спасибо…

У меня сжалось сердце. Бедный мог друг! Неужели твои дела действительно так плохи, что ты заговорил о смерти? Нет, этого не будет! Инга ведь обещала, что ты всего лишь поболеешь, но о столь серьезных последствиях она не упоминала. Болезнь пройдет, пройдет обязательно! В этом нет никакого сомнения.

– Ваня! – Алексей открыл затуманенные скорбью глаза. Из них в любой миг могли брызнуть слезы. – Фотография у меня под подушкой, возьми…

Я просунул руку ему под голову и нащупал какой-то небольшой сверток. Развернул – записная книжка. Карточка Люси была в ней. Совсем маленькая, даже крохотная.

Уже в машине я рассмотрел ее. Милое личико с большими светлыми глазами, пряди русых волос спадают на высокий лоб, алые губки по-детски припухшие… Глядя на фото, не посвященный человек никогда бы не подумал, что на нем запечатлено лицо самоубийцы…

Только выехал со двора Алексея – звонок.

– Ванечка, я буду дома через двадцать минут, приезжай! – это была Инга.

Я рванул на площадь Профсоюзов.

Добирался не менее получаса – улицы были запружены машинами. Оставив «Хонду», как всегда, на стоянке, решил зайти в магазин. Подумал, что стоит купить конфет, бутылку легкого вина, колбасы, пачку масла и батон хлеба – Инга полдня моталась по фирмам и, наверно, здорово проголодалась. Будет чем перекусить, пока приготовит что-нибудь горячее.

Когда через пятнадцать минут я вышел из магазина, прямо передо мной остановилась шикарная черная «Ауди». Из нее выскочил худощавый мужчина лет сорока пяти в щеголеватом пальто и очень дорогих модельных туфлях. Он быстро оббежал машину, открыл дверцу и… я увидел сияющую Ингу с букетом роскошных роз в руках. Мужчина что-то сказал ей, улыбнулся, опять запрыгнул в салон и дал газу.

– До завтра, Владик! Спасибо за цветы! – крикнула Инга вдогонку и помахала рукой. Затем, все еще глядя на удаляющийся автомобиль, ступила на тротуар, сделала пару шагов и почти столкнулась со мной. – Ой! Ванечка… Ты уже приехал… Как быстро…

Я молча смотрел на нее.

– Ну, идем, идем! – она смущенно ухмылялась и прятала глаза.

Но я не спешил.

– Ванечка, идем! – Инга взяла меня под руку. – Ты обиделся, что меня подвезли, да?

– Нет, чего мне обижаться? – почти спокойно изрек я. – Ну, подвезли, так подвезли… Хотя интересно было бы услышать, кто этот мужик?

Она виновато потупила взор, опустила руки, вздохнула и, наконец, призналась:

– Была я сегодня в одной торговой фирме, познакомилась с директором. Поговорили, выпили шампанского. Он оказался очень душевным человеком и… холостяком… В общем, так уж получилось, мы решили попробовать встречаться…

– Вот оно что! Понятно, – процедил я, стараясь подавить охватившее меня раздражение. – Поздравляю!

– Скажи, но ты же будешь и впредь ко мне приезжать? – Инга заискивающе улыбнулась и опять опустила голову.

Я неопределенно пожал плечами.

– Даже не знаю, стоит ли… Ты ведь уже не одна, от скуки с ума не сойдешь. И, стало быть, в моей компании больше не нуждаешься.

– Но мы же с тобой друзья! – с упреком в голосе напомнила Инга.

– Конечно! – согласился я. – Поэтому иногда можем и встретиться. Но в моих регулярных визитах нужды уже нет.

Она нервно потерла указательным пальцем переносицу и, не скрывая обиды, выпалила:

– Понимаю, появление Владика немного неожиданно для тебя! Но я живой человек, мне тоже хочется любви и ласки, а от тебя я их, ясное дело, не дождусь. Поэтому…

– Поэтому – до свидания! – сухо молвил я. – Сегодня ты уже получила достаточную порцию общения, притом, как я понимаю, наполненную любовью и лаской. И мои пресные разговоры тебе ни к чему.

Инга озадаченно взглянула на меня.

– Так ты что, не зайдешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Ванечка, да ты что? – вскричала она и опять взяла меня под руку. – Не нужно обижаться! У тебя же есть Вива, так почему у меня не может быть Владика? Разве это помешает нам дружить?

– Слушай, мне пора! – я поставил перед ней на тротуар пакет с провизией, развернулся и пошел к своей «Хонде».

– Ванечка! – Инга догнала меня и поймала за рукав.

Я остановился.

– Что еще?

– В чем моя вина, скажи? – на ее бледном лице читались тревога и смятение. – Кто тебе мешал, увидеть во мне женщину? Я ведь просила тебя, очень просила… Я тянулась к тебе, как цветок к солнцу…

– Да ты не переживай! – мягко улыбнулся я. – Все нормально! Встречайся себе со своим Владиком, это твое дело. Никакой обиды на тебя у меня нет. И быть не может.

– Но, Ванечка, я же вижу…

– Ладно! Все! Пока! – я развернулся и быстрым шагом направился к машине. Открыв дверцу, помахал рукой растерянной Инге, сел в салон и повернул ключ зажигания.

На душе у меня было плохо, очень плохо. Но я до последнего не подавал виду. И только, отъехав от магазина, яростно ударил кулаком по баранке.

Через час, немного успокоившись, уже более трезво оценил обстановку. Инга познакомилась с мужчиной и хочет с ним встречаться. Она вольна так поступать, потому что мы с ней не любовники, и я не имею никакого права на нее обижаться. Поэтому нужно спрятать куда подальше свою досаду, а еще лучше – оставить Ингу наедине с тем, другим, мужчиной и не путаться у них под ногами. Что ж, решение принято – прощай, красивая, загадочная и такая непростая женщина! Финита ля комедия!

Грустно. Но, может, оно и к лучшему?

Инга названивала мне весь вечер, но я упорно не отвечал. А потом и вовсе переместил ее номер в разряд нежелательных. Что она хотела сказать, догадаться было не трудно – видимо, считала, что все-таки в чем-то виновата передо мной, и хотела извиниться. Хотя это и не факт…

Глава девятнадцатая

Почти целый день пришлось посвятить работе. С утра созвонился и встретился с начальником управления образования и науки областной государственной администрации, взял у него кое-какие справочные материалы. Потом поехал в ближайший район, побеседовал с местными чиновниками, учителями, жителями нескольких сел. Вернувшись домой после обеда, сел писать статью о том, что думают в Запорожской области о начавшейся по инициативе правительства оптимизации учебных заведений, проще говоря – о закрытии малокомплектных школ. Писалось мне легко, и через полтора часа я отправил готовый к публикации материал в редакцию.

А перед вечером поехал к Виве.

Мой вид ей категорически не понравился. Она осмотрела мое лицо, заглянула в глаза и заявила:

– Что-то ты больно измученный! Отдохни часик, а потом сядем ужинать. Я стушу шампиньонов, напеку оладий и сварю очень вкусный кисель.

Она тут же приготовила мне травяную ванну, и пока я принимал ее, поила настоем шиповника со смородиновым вареньем. Потом расстелила в спальне постель и приказала:

– Ну-ка ложись и попробуй подремать!

Я с охотой прилег, потому что действительно чувствовал себя неважно. Но спать не собирался, думал просто понежиться под теплым одеялом.

На улице уже темнело, и комнату заполнил вечерний сумрак. На душе у меня было спокойно и уютно, все мысли рассеялись, как утренний туман, все проблемы и тревоги испарились, будто лужицы жарким июльским днем. Вскоре незаметно для самого себя я, расслабленный и безмятежный, впал в полузабытье, а затем и вовсе крепко уснул.

И очутился посреди бескрайнего зеленого луга, залитого солнцем.

Передо мной стояли три высоких старца в грубых светлых одеждах с простыми деревянными посохами в руках. Их седые головы были не покрыты, выцветшие глаза возбужденно сияли, а длинные белые бороды трепетали от дуновения легкого ветерка. Старики не обращали на меня ни малейшего внимания, их взоры были устремлены куда-то в необозримую даль.

Я немного отошел в сторонку и тоже стал смотреть туда, куда и они. И вот на горизонте появилось желтоватое облако, оно стремительно приближалось, увеличиваясь в размерах.

– Великий Канти идет! – громко провозгласил один из старцев и склонил голову.

В это мгновение облако остановилось и начало преображаться – менять форму и цвет. Из желтого превратилось в оранжевое, из оранжевого – в коричневое; из овального – в круглое, из круглого – почти в треугольное. Вскоре из этого подобия пирамиды вырисовался огромный, высотой метров в пять-шесть, силуэт мужчины средних лет в светлом длинном сюртуке, застегнутом под самое горло. Исполин стоял с гордо поднятой головой, на которой красовался тюрбан пяти цветов, и смотрел прямо на нас. Чисто выбритое лицо, на крупных губах – доброжелательная улыбка, взгляд – спокойный, уверенный, почти царственный.

– Канти, тебе суждено уменьшить Индию, но возвысить ее и сделать могучей! – вещал старец. – Ты придешь и откроешь клетку, чтобы выпустить орла, уставшего мечтать о свободе. Канти, тебе суждено явить миру новую Индию! Ты придешь, отворишь дверь и скажешь: «Мы сильнее многих! Мы можем лучше! Мы знаем больше!». Канти, тебе суждено поднять с колен униженных и гонимых! Ты придешь, дашь им знамя гордости, и даже великие Инд и Ганг на миг застынут от изумления и радости.

Образ мужчины резко померк, облако снова начало преображаться, а затем стремительно понеслось вдаль, пока не исчезло за горизонтом.

Но там сразу же появился огненный шар. Он, как мяч, катился по лугу, с каждой секундой увеличиваясь в размерах. И остановился в сотне шагов от меня и старцев.

– Последняя матерь Альбиона идет! – воскликнул другой старец, склоняя голову.

В мгновение ока шар обрел очертания статной, худощавой женщины в темно-красном платье. Рыжеватые волосы свободно спадали ей на плечи, плотно сжатые губы выражали решимость и непоколебимую волю. В изящных руках дама держала головной убор, напоминающий корону, усыпанный драгоценными каменьями.

– Матерь, тебе суждено разрушить руины! Ты придешь, поделишь натрое землю и воду, силу и власть. Матерь, тебе суждено отправить многих своих сынов и дочерей в другие земли со светочем надежды! Ты придешь, расчистишь хлам и, положив венец своего величия к ногам ликующей толпы, заложишь сад великолепия и благоденствия на долгие годы. Матерь, тебе суждено обрести вечную любовь и благодарность детей твоих! Ты придешь, благословишь их на новую жизнь и вручишь им золотой ключ примирения и вселенского братолюбия.

Вспыхнул огонь, поглотив облик женщины, и тут же погас, словно и не было его.

А на горизонте уже возникло новое облако – синее, трепетное, яркое. Оно, как ураган, неслось прямо на нас. И опять¸ резко замедлив бег, остановилось невдалеке посреди зеленого луга.

– Создатель державный идет! – вскричал третий старец и поклонился.

В посветлевшем облаке взметнулась тень, а затем проявился силуэт, который становился все контрастнее, все отчетливее. И, наконец, я увидел человека в темных брюках и белой рубашке с не застегнутыми верхними пуговицами. Его крепкая, смуглая шея была повязана трехцветным – сине-бело-красным – платком. Почти черные вьющиеся волосы закрывали половину высокого лба. Взгляд человека был пронзительным, на его губах играла не то лукавая, не то ироничная улыбка. В правой руке он держал золотую статуэтку льва, а в левой – серебряную фигурку слона с поднятым хоботом.

– Создатель, тебе суждено преобразить дикую степь, запеченную солнцем, продуваемую ветрами и омываемую дождями! Ты придешь и скажешь тьме отверженных и гонимых соплеменников: «Я нашел место для вас! Идите за мной!». Создатель, тебе суждено заложить краеугольный камень в основание будущей империи правды и единения! Ты придешь, возвестишь забытым черным племенам о часе пробуждения, приведешь к ним братьев твоих – каменотесов и зодчих, кузнецов и плотников, сеятелей и пахарей, и закипит великая работа, которой не видывала прежде эта бескрайняя, но бесплодная степь. Создатель, тебе суждено обрести поклонение облагодетельствованных потомков и одобрение славных предков! Ты придешь, окормишь семь и три стада, сроднишь узами братства своих и чужеродных чад.

И как только старец прекратил говорить, облако сгустилось, сжалось и тут же взорвалось, разлетелось, как разбившееся зеркало, на мелкие синие осколки.

Потемнело небо, над лугом нависли черные грозовые облака. Подул сильный ветер, пригнул травы до самой земли.

– Канти завтра придет, Матерь – послезавтра, а Создатель – через три дня! – сказал первый старик.

– Недолго их ждать осталось: первого – лишь одну полную жизнь, вторую – полную с четвертью и третьего – полную с половиной! – добавил второй.

– Да будет так! – заключил третий старик.

Полил обильный дождь – теплый, пахучий, нежный. Он оросил мои лицо и грудь, наполнил мое сердце возвышенной радостью бытия, сладким чувством полноты жизни.

– Иван, милый, просыпайся! Ужин остывает на столе!

Я открыл глаза – на краю постели сидела Вива и, ласково улыбаясь, поглаживала ладонью мои щеки. Резко привстав, я обхватил девушку за талию, привлек к себе и крепко поцеловал в губы.

– Ты отдохнул? – спросила она немного смущенно.

– Да, котеночек! – выскользнув из-под одеяла, я натянул брюки и, подхватив Виву на руки, понес в гостиную.

– Ваня! – счастливо прошептала она и прижалась ко мне всем телом. – Как мне хорошо с тобой…

Уже было почти одиннадцать часов вечера, когда я заехал во двор своей девятиэтажки. Выйдя из машины, увидел отиравшуюся возле подъезда незнакомую лохматую собаку. Она тут же побежала мне навстречу, приветливо виляя облезлым хвостом.

– Что, песик, наверно, проголодался? Сейчас чего-нибудь принесу! – я провел пальцами по его голове (погладить ладонью не рискнул – уж больно неухоженным он был), и поспешил домой.

Не разуваясь, заскочил на кухню. Открыл холодильник, нашел там кастрюлю с остатками супа, вылил его в пластиковую банку из-под майонеза, накрошил туда немного колбасы и хлеба и вышел из квартиры.

Собака, скрутившись калачиком, лежала на крыльце подъезда.

– На вот, похлебай! – я поставил перед ней банку.

Лохматая псина, прежде чем приступить к трапезе, благодарно лизнула шершавым языком мою руку.

Я вернулся в квартиру и, стараясь не шуметь, стал разуваться в прихожей.

– Ваня, это ты? – из спальни послышался голос жены. – А мы уже спим. Если хочешь покушать – в холодильнике гречневый суп со свининой.

Утром я долго приводил себя в порядок – принимал ванну, тщательно брился, втирал в лицо крем после бритья. Потом готовил себе простецкий завтрак, не торопясь, ел. Новых заданий из редакции не поступило, жена, уходя на работу, каких-нибудь поручений не дала, поэтому спешить мне было некуда.

Я вышел во двор только к обеду. Машина стояла у подъезда – вчера мне было лень отогнать ее на парковку. Проверил уровень масла, заглянул в расширительный бачок и принялся протирать тряпочкой стекла.

За этим занятием меня и застал знакомый парень из соседнего дома. Подошел, постоял рядом, подымил сигареткой, повздыхал и, как всегда, стал просить двадцатку на опохмел. Я бы не пожалел и дал ему эту мизерную сумму, но хлопец просто уже обнаглел – он повадился ходить ко мне чуть ли не через день. Причем, долг никогда не отдавал.

– Слышь, выручай, Ванюха! – лепетал молодой алкаш. – Хреново мне после вчерашнего до одури!

– Алик, сегодня у меня туго с наличностью, – с некоторым раздражением ответил я. И посоветовал: – Обратись к кому-нибудь другому, может, кто и смилостивится, не пошлет тебя куда подальше.

Но парень не собирался уходить, не солоно хлебавши, он торчал возле меня, переминался с ноги на ногу и продолжал канючить:

– Ну, дай два червончика, а? Голова гудит, нутро жжет, даже косточки болят…

Я вытащил из кармана бумажник, раскрыл и ткнул ему под нос:

– На, смотри! Здесь не больше сотни, а мне нужно в бак хоть немного бензина залить и сигарет купить.

Алик с секунду заворожено смотрел на бумажник, потом вдруг выхватил его из моих рук и, отбежав на несколько шагов, хрипло закричал:

– Ванюха, возьму я двадцатку! Слышь, возьму! Не обессудь, погибаю!

Я прекрасно знал, что ничего он не возьмет без разрешения и бумажник непременно вернет. Такие штучки с выхватыванием денег он уже неоднократно проделывал.

– Сегодня тебе ничего не обломится! – с улыбкой заявил я, продолжая елозить тряпкой по заднему стеклу.

Парень заложил руку с моим бумажником за спину и, пританцовывая, заныл:

– Тебе эти двадцать гривен погоды не сделают, а мне, может, жизнь спасут! Я ж помру, если не выпью хоть полстаканчика, непременно помру…

Бросив тряпку на крышу «Хонды», я вознамерился подойти к Алику и отобрать у него свои деньги. Но в этот момент откуда-то из кустов, высаженных у подъезда, со злобным рычанием выскочила та самая лохматая собака, которую я вчера кормил. Она пулей метнулась к парню и налетела на него, как бешенная. Мгновенно прокусила ему руку, цапнула за полу куртки и мертвой хваткой вцепилась в ногу.

– Ой-ой-ой! – взвыл от боли Алик. – Ой, спасай, Ванюха!

– Фу! Фу! Нельзя! – заорал я. Бросившись к собаке, схватил ее обеими руками за загривок и стал оттаскивать от парня.

Он не удержался на ногах, упал. Затрещали джинсы. Я продолжал волочить рычащего пса по земле, но тот и не думал отпускать свою жертву. Пришлось сильно хлопнуть его ладонями по ушам. И только тогда он, наконец, разжал челюсти.

– Вон! Вон отсюда! – я уже занес ногу, чтобы как следует пнуть эту полоумную зверюгу, однако она, вопреки моим ожиданиям, не стала убегать – напротив, присела и покорно ждала удара. Моя нога невольно опустилась.

Пес поднял заслюнявленную морду, преданно взглянул на меня своими умными глазами и приветливо завилял хвостом.

Я принялся осматривать раны громко вопящего Алика. Его ладонь была прокушена почти насквозь. С голени текла кровь. Рядом на асфальте валялись куски джинсовой ткани и мой бумажник.

– Ты можешь подняться? – спросил я, подхватывая парня подмышки.

– Попробую! – простонал он.

Собака отбежала в сторону и стала наблюдать, как я помогаю изувеченному ею человеку встать на ноги. Алик с трудом доковылял до подъезда и опустился на лавочку.