Текст книги "In Memoriam. Сборник воспоминаний, статей, иных материалов"

О Виталии Алексеевиче Кабатове

1980 год, отмеченный многими событиями… Похороны Высоцкого. И Олимпиада в Москве. А для меня – год поворотный: я поступила в Институт, и с сентября начинается новая жизнь. Совершенно не представляла себе, какой она будет. Легко ли: МГИМО – это символ, ну и какая может быть жизнь в символе?

А началась она лекциями по римскому праву Виталия Алексеевича Кабатова. Не знаю, кому бы еще привалила такая удача, как нам. В лекционной аудитории высокий сдержанный профессор говорил с нами так, как, наверно, разговаривали в дворянском собрании. Его негромкий голос настраивал нас как музыкальные инструменты и вводил в мир, где не было места пошлости, хамству, расхлябанности. Там были свет и разум. И этот мир был приветливо и гостеприимно открыт для нас, в нем легко входящая в память латынь соседствовала с историческим анекдотом и шутками по вполне злободневным поводам. Там любого выслушивали, уважительно склоня голову, и к любому относились серьезно и с пониманием. Тяжела и опасна жизнь студента – не комсорг «стреножит», так начальник курса «повяжет». Глаза красные от ночного конспектирования классиков марксизма-ленинизма (почерки сличают – у друга не позаимствуешь!). Как пуганая ворона, шарахаешьcя от всякого куста. И только вокруг Виталия Алексеевича зона безопасности. Он не обидит, не упрекнет. Это только он может деликатно спросить ошалевшего экзаменуемого, долго и упорно называющего вещи чужими именами: «Простите, пожалуйста, наверно, вы имеете в виду вот это?» – и милость к падшим призовет. Вот она, проекция на реальную жизнь Ульпиана с его толкованием сомнений в пользу обвиняемого!

Не было в Институте человека светлее его.

А он каждый день, каждый час преодолевал немыслимое. Эхо войны доносилось до него, когда для всех пушки давно смолкли. То страшное ранение, полученное на войне, навсегда перечеркнуло будущее музыканта. Другого человека это могло бы сломать, а он выпрямился и взлетел. Виталий Алексеевич никому не давал ничего почувствовать. Он словно решил для себя жить так, как будто ЭТОГО НЕ БЫЛО. Горло перехватывает, когда вспоминаешь, как он вел меня на консультацию на кафедру, открывая передо мной, студенткой-второкурсницей, дверь. Открывая протезами…

Рядом с ним плечом к плечу стоял верный друг – любимая Саида Павловна. Она стала его руками. Виталий Алексеевич – сильный человек, он бы и один преодолел беду и добился того, чего добился. Но, как догадался и сказал мне об этом один глубокий человек, наверно, Виталию Алексеевичу радостно было добиваться этого не для себя – ради нее…

Я не знаю, скольким помог Виталий Алексеевич своим примером, ведь многое представляется мелким перед таким мужеством и такой судьбой. Этого не увидишь. Но я точно знаю, как он не мог пройти мимо чужих… даже не бед – неприятностей. Ведь пережившая страдания душа понимает и чужую боль. Понимает без слов.

Мне повезло. Я попала под его доброе крыло, он стал научным руководителем моей самой первой курсовой работы, направил, подтолкнул, справедливо и строго. До сих пор помню впервые познанную радость научной работы: сквозь неумение, незнание, с какого бока взяться, усталость, недосып. Следил за дальнейшими моими шагами, радовался, если давала повод. Молчал, если повода не давала. Потом я многое в профессии мерила его мерками – спохватывалась, когда замечала в работе развинченность и аляповатость или когда чувствовала, как густеет злоба на своих уже студентов. Говорила себе: «Этого нельзя». Свет Виталия Алексеевича остался со мной. И я по-особенному люблю римское право – начало начал, стройное здание, о котором нам рассказывал родной голос с мягкими интонациями.

…Когда думаю о Виталии Алексеевиче, вспоминаю его всегда словно в полете. Вот легко и стремительно идет он по институтским коридорам, и улыбка летит впереди него… Радостно идет по юрмальскому побережью, подставляя лицо ветру, наполненный шумом моря… Человек, создавший свой прекрасный светлый мир из развалин. Свободный и счастливый, как летящая птица.

О Сергее Николаевиче Лебедеве

Вопрос: чем кафедра международного частного и гражданского права похожа на английский парламент? Ответ: присутствием профессора Сергея Николаевича Лебедева. Подумать только, в самый разгар эпохи застоя – и такая, можно сказать, несоветская фигура! Сергей Николаевич действительно будто родился английским аристократом, у него даже чувство юмора было «оттуда» – постоянно действующее, растворенное в интонациях, недомолвках, точнейшим образом рассчитанных паузах, лукавом взгляде. Вот уж кто был мастером «асимметричных ответов»! Твою занудливую аргументацию побивал одним опережающим ходом. Причем переводящим разговор в совершенно иную плоскость.

Но это стало ясно потом, когда уже можно было с Сергеем Николаевичем беседовать и даже пытаться спорить. А пока что на лекциях по международному частному праву мы просто внимали небожителю, глядя снизу вверх и «поджав хвосты».

Как он читал! Для тех, кто понимает, – виртуозно. Международное частное право, надо сказать, вещь в высшей степени коварная и даже вероломная: в нем есть четвертое измерение, и брейнсторминг приветливо маячит, как скелет, за каждым поворотом. В любой момент ты можешь замереть не хуже героев «Спящей красавицы», с ужасом понимая, что именно с этого места перестаешь понимать все то, что уже как-то вроде выстроилось в сознании. А Сергей Николаевич спокойно и явно со вкусом плыл, огибая мели, и перед нами расстилалась шелковая гладь пути. Ума не приложу, как это ему удавалось, какими средствами, – читать так, чтобы слушатель любого уровня мог воспринимать доступный для себя слой повествования: если ты с нуля – тó, что не заблокирует сознание и не отпугнет; если ты в теме – те «тупики» и «закоулки» регулирования, которые заставляют работать голову. Это были лекции, существовавшие одновременно в нескольких измерениях, и при этом лишенные какого бы то ни было прессинга, демонстрации своего силового перевеса, плоского плебейского нагромождения материала. Разговор шел ясно, просто и даже как-то по-домашнему. Лишь время от времени Сергей Николаевич как будто крылом чего-то касался – легко, ненавязчиво: вот здесь есть то, ради чего надо бы остановиться… ну а если кто-то этого не заметил – не беда, идем дальше. Потом заметит. Может быть, через много лет.

Это интеллектуальное изящество находило свое продолжение и в особом стиле внутрикафедрального общения, тон которому задавал, конечно, Сергей Николаевич.

И вот чего никогда бы не подумала: светскость и дендизм в нашем, российском варианте, как выяснилось, не означали отстраненности и элегантного равнодушия к тем, кто рядом. До сих пор помню, что (и как) рассказывал мне Сергей Николаевич, когда мы ехали с похорон Юрия Алексеевича Зимина – такого талантливого и прожившего такую короткую и невеселую жизнь. Это был рассказ о сыне. И не забыть мне тех нескольких пронзительных слов, которые сама услышала от него в тяжелую минуту.

Как гармонично сложилась его жизнь, как сочетались в ней удовольствие от аналитической работы, повсеместное профессиональное признание и спокойное, ясное пламя семейного очага, какой это был состоявшийся, сбывшийся, счастливый человек… «Glad did I live and gladly die, // And I laid me down with a will…»

…Остался в памяти один случайный вечер в гостинице на взморье, который мы с Сергеем Николаевичем и его семьей решили провести вместе. Хорошее вино, легкая импрессионистская беседа о разных странах, о разных людях, улыбка «внутрь себя» Сергея Николаевича, нежная прелесть Аси Николаевны, одновременное отражение родительских лиц в лице Леночки… Уютный мир, окруженный темнотой и дождем за окнами. Прямо из дождя и темноты вступает в освещенный круг внук Сергея Николаевича Коля… Ну вот все и вместе, – и ничего, что джаз в дождь не играли. Улыбаясь, прощаемся. Хороший был вечер. И завтра тоже будет хороший день.

Елена Ивановна Каминская, выпускница международно-правового факультета (1985), кандидат юридических наук, доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО МИД России

Прежде всего вынужден констатировать, что прошедший 2016 год оказался весьма тяжелым для сотрудников кафедры международного частного и гражданского права и, разумеется, для меня.

В связи с уходом из жизни почетных профессоров МГИМО С.Н. Лебедева (11 апреля) и В.А. Кабатова (23 сентября), внесших неоценимый вклад в становление и развитие кафедры, возникает ощущение завершения некой эпохи. В этой связи хотелось бы поделиться сугубо личными представлениями о вкладе выдающихся Учителей в учебный процесс и науку частного права, а также о врезавшихся в память сюжетах, которые для автора настоящих строк начинаются с 1970 г., когда произошло мое зачисление на международно-правовой факультет (отделение торгового права). Хотелось бы отметить, что в силу слабой ориентации в структуре МГИМО и появления в приемной комиссии лишь в заключительный день ее работы выбор факультета и отделения производился мною «на скорую руку» методом исключения. Как показала жизнь, правильность моего интуитивного выбора была подтверждена уже первым занятием. Им оказалась лекция по римскому частному праву, которую читал В.А. Кабатов и которая на меня и многих моих сокурсников оказала определяющее влияние. Началась она с латинской максимы «Alea iacta est» («Жребий брошен»), что, по идее, для студентов должно было означать: ваш выбор сделан.

В лекции привлекали не только ясность и логическая стройность изложения, но и фигура самого лектора: стройность и интеллигентность, доброжелательность, опрятность. Когда В.А. Кабатов писал латинские формулы на доске, думаю, многие, включая меня, вначале не уловили того трагического обстоятельства, что кисти рук лектора, оторванные во время битвы на Курской дуге, были заменены протезами.

Как педагог с педагогическим стажем около 40 лет вспоминаю, что занятия, проводимые В.А. Кабатовым, посещали практически все студенты. Некоторые могли бы в этой связи скептически заметить, что в то время непосещение занятий сурово каралось. На это я с полной уверенностью смею утверждать (и об этом с сокурсниками мы неоднократно говорили), что к этим занятиям притягивало не только желание получить знания, но и общение с педагогом – Человеком с большой буквы.

Мои «штудии» под руководством В.А. Кабатова продолжились при изучении курса советского гражданского права, который предполагал также написание курсовой работы. Памятен случай, когда при написании курсовой по исковой давности, столкнувшись с дефицитом опорной литературы, я дерзнул восполнить некоторые спорные моменты касательно последствий перерыва исковой давности посредством собственных рассуждений. Я до сих пор горд тем, что на семинарском занятии, где подводились итоги курсовых работ, В.А. Кабатов положительно отозвался о моих опытах, что, как я теперь понимаю, укрепило меня в мысли избрать на будущее сферу научно-преподавательской деятельности. На студенческом этапе это намерение реализовалось в первую очередь в участии в работе кружка «Право и внешняя торговля», старостой которого я был избран.

Первая встреча с С.Н. Лебедевым состоялась во втором семестре четвертого курса в 1974 г., когда он вел курс «Правовое регулирование внешнеэкономических связей». К сожалению, данное общение оказалось кратким в силу того, что я, как и другие студенты, изучавшие арабский язык, был «приглашен» и командирован в арабские страны в качестве переводчика. С.Н. Лебедев, став заведующим кафедрой в 1974 г., был в курсе происходящего, поэтому получение положительной оценки не представило сложности, хотя чувство сожаления в связи с незавершенностью изучения данного предмета сохранилось до сих пор.

Возвратившись из командировки и отстав от своего курса на год, я окончил МГИМО в 1976 г. В том же году с некоторыми сложностями, связанными с отсутствием московской прописки, я поступил в очную аспирантуру на кафедру гражданского права и процесса (так она тогда называлась). С этого момента моя жизнь оказалась связанной с данной кафедрой, которая в 1977 г., по инициативе С.Н. Лебедева, получила нынешнее название. Жизнь в аспирантуре оказалась весьма насыщенной, поскольку включала в себя среди прочего ощутимую нагрузку в части проведения семинарских занятий по различным цивилистическим дисциплинам, а также почасовое преподавание на соответствующей кафедре.

Хотелось бы отметить, что в создании атмосферы на кафедре в тот период В.А. Кабатов и С.Н. Лебедев играли определяющую роль. Вместе с тем нельзя в этой связи не вспомнить и ранее ушедших из жизни людей, которые были ближайшими соратниками упомянутого тандема; именно благодаря этим неординарным людям возникла благоприятная среда, которая, полагаю, и сейчас характерна для нашей кафедры.

Помимо учебного процесса профессора В.А. Кабатов и С.Н. Лебедев активно участвовали как арбитры в деятельности международного коммерческого арбитража как в нашей стране, так и за рубежом. В сфере международного арбитража С.Н. Лебедев получил международное признание. В частности, он являлся вице-президентом такой авторитетной организации в данной сфере, как Международный совет по коммерческому арбитражу (МСКА). За заслуги в области арбитража он был награжден орденом Полярной звезды (Швеция), многочисленными наградами Торгово-промышленной палаты и др. В значительной степени благодаря его усилиям в списки международных арбитров МКАС и МАК были включены многие члены кафедры.

В.А. Кабатов и С.Н. Лебедев активно участвовали во многих международных организациях и форумах, в частности в ЮНСИТРАЛ, УНИДРУА, Гаагской конференции по международному частному праву, в том числе при подготовке Нью-Йоркской конвенции об исковой давности 1974 г., Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. и многих других. Здесь стоит заметить, что русскоязычный термин «коммерческое предприятие» в Венской конвенции был предложен именно В.А. Кабатовым. Также известна большая роль С.Н. Лебедева в нахождении компромисса относительно формы договора международной купли-продажи товаров, отраженного в ст. 12 той же Конвенции, а также в открытии в МГИМО Информационного центра Гаагской конференции, который он возглавлял до недавнего времени.

Относительно воспоминаний из области международного коммерческого арбитража можно представить несколько зарисовок из многообразной деятельности С.Н. Лебедева на международном поприще. В 1994 г. делегация арбитров МКАС в составе С.Н. Лебедева, А.С. Комарова, А.А. Костина и В.С. Позднякова приняла участие в конференции в Бахрейне, проводимой под эгидой МСКА. Припоминаю неожиданно пафосную атмосферу мероприятия по случаю создания в этой стране центра арбитража для стран Залива (Персидского; у арабов этот залив называется «Арабским»), вереницы черных «мерседесов» (автобусов не предлагали) и настойчивость С.Н. Лебедева в том, чтобы перебраться в ту гостиницу, где проходила конференция, что ему, как всегда, удалось. Он также был назначен модератором одной из секций конференции. В этой связи в нашей делегации неожиданно (для меня) возникла мысль, чтобы я выступил на данной секции на арабском языке. Не могу сказать, что принял это предложение с энтузиазмом, ибо активный язык долгое время был «в загоне»; тем не менее я сделал некие заготовки, однако они не пригодились, поскольку пересекались с докладами ранее выступавших. С заданием все же удалось справиться (арабскому языку в МГИМО учили хорошо), удостоившись ехидного вопроса В.С. Позднякова (бывшего председателя МКАС), почему у меня такое напряженное лицо. С тех пор, встречаясь на различных форумах с коллегами из арабских стран, в том числе на конференции Международной федерации коммерческих арбитражных институтов 2014 г. в Бахрейне (20 лет спустя!), нередко приходится слышать: «А, это тот человек, который говорил по-арабски».

И еще несколько сугубо личных наблюдений и ощущений.

Мне всегда было интересно беседовать с В.А. Кабатовым независимо от того, касался вопрос сугубо профессиональных тем или нет. Думаю, в значительной степени это было обусловлено тем, что мой отец, пройдя войну, как говорится, от звонка до звонка, так же как и Виталий Алексеевич, служил в артиллерии (истребителем танков) и, так же как и Виталий Алексеевич, был тяжело ранен в сражении на Курской дуге. Отец завершил войну в Праге и после демобилизации оказался инвалидом I-ой группы. Пишу об этом для того, чтобы было понятно, что в общении с В.А. Кабатовым затрагивались не только профессиональные кафедральные сюжеты. Замечу, что он никогда не «тыкал», что я и для себя считаю аксиомой в отношениях «профессор – студент». Сложилась традиция проводить июньские кафедральные встречи, чтобы отметить день рождения В.А. Кабатова, на которых Виталий Алексеевич больше рассказывал о Дне Победы, чем о своих фронтовых заслугах. Мне помнится его рассказ о спонтанно организованной мини-демонстрации с его участием по улицам Москвы в честь празднования победы в Великой Отечественной войне.

Относительно Сергея Николаевича хочу отметить, что наши отношения не ограничивались кафедрой или арбитражем. Применительно к аспирантским годам помнятся застолья, которые по значимым датам проходили в доме С.Н. Лебедева и его жены Аси Николаевны, кулинарные достоинства которой аспиранты моего поколения вряд ли могут забыть.

И наконец, нельзя не упомянуть наши «дачные» отношения, которые завязались в начале 90-х. Уверен, что каждый поймет значимость этих отношений, имея в виду, что возведение жилья и т.п. предполагало обмен опытом, идеями, бригадами строителей и т.п. Забавно, что среди членов кооператива только у Сергея Николаевича и у меня выкопаны колодцы, а не пробурены скважины. Практически каждый год 7 августа С.Н. Лебедев приглашал к себе на дачу на свой день рождения друзей и соседей, в числе которых мне помнятся такие известные мгимовцы, как Л.М. Энтин, А.А. Ахтамзян, О.Г. Ульциферов.

Мне, к глубокому сожалению, не удалось проводить Сергея Николаевича в последний путь. Случилось так, что 13 апреля я был вынужден участвовать в арбитражном разбирательстве в МКАС при ТПП Украины в качестве арбитра именно вместо С.Н. Лебедева, который по состоянию здоровья прекратил ранее свои полномочия избранного арбитра.

И еще раз о латыни. В студенческом гимне «Gaudeamus» есть такие строки: «Vita nostra brevis est…» С этим тезисом вряд ли можно не согласиться. Между тем мне кажется, что жизнь замечательных людей, отраженная в памяти потомков и коллег, может считаться заслуженным продолжением их существования, хотя бы в свете наметившихся тенденций перехода человечества к виртуальному миру.

Алексей Александрович Костин, выпускник международно-правового факультета (1976), кандидат юридических наук, профессор, заведующий кафедрой международного частного и гражданского права МГИМО МИД России, председатель МКАС и МАК при ТПП РФ

Так случилось, что Виталий Алексеевич Кабатов и Сергей Николаевич Лебедев фактически определили мою судьбу. Никогда не забуду первую в моей жизни лекцию по праву в 1969 г. на первом курсе только что созданного международно-правового факультета МГИМО. Лекция проходила в зале № 1 здания Института на Метростроевской улице.

Эту лекцию читал мой первый учитель права Виталий Алексеевич Кабатов, и мы, студенты, восхищаясь его обликом, затаив дыхание, внимательно слушали увлекательный рассказ об основах римского права и той роли, которую оно сыграло в развитии цивилизации. На третьем курсе, несмотря на то что я учился на торговом отделении, меня потянуло в космос. По молодости думал, что международное публичное, да еще и космическое, право престижнее. Так это и считалось тогда. Однако Виталий Алексеевич и Сергей Николаевич каким-то чудесным способом спустили меня на землю, увлекли частным правом, о чем я ни разу в жизни не пожалел. Под руководством Виталия Алексеевича дипломную работу на тему правового регулирования строительства советскими организациями промышленных объектов за рубежом я защитил на «отлично».

Но небо продолжало манить. Добился распределения в систему Министерства гражданской авиации, где тогда специалистов по международному частному праву не было, а проблемы стали возникать, особенно со вступлением СССР в ИКАО. Работая в Управлении внешних сношений и одновременно научным сотрудником ГосНИИ ГА, не терял связи с родным Институтом, а под влиянием Сергея Николаевича и Виталия Алексеевича понял, что только защита диссертации позволит мне занять достойное место в жизни и стать профессионалом. Меня приняли в заочную аспирантуру МГИМО, научным руководителем назначили Олега Николаевича Садикова. Учеба в аспирантуре дала возможность понять многие вещи, переосмыслить ранее полученные знания. Помню, в те годы в обществе развернулась острая дискуссия о природе МЧП, которая и поныне искусственно поднимается – уже, как правило, по чисто конъюнктурным, псевдонаучным причинам. Как раз в это время по данному вопросу появилась публикация Сергея Николаевича в «Советском ежегоднике международного права»11
  Лебедев С.Н. О природе международного частного права // Советский ежегодник международного права (1979). – М.: Наука, 1980. С. 61–79.


[Закрыть], где в доступной форме, на практических примерах, без наукообразных «премудростей», на основе трудов выдающихся предшественников, таких как И.С. Перетерский и Л.А. Лунц, была сформулирована концепция, определившая не только место МЧП в правовой науке и правовой системе, но и дальнейшее развитие российского законодательства, международной унификации гражданского права. Статья имела большой резонанс и произвела на меня огромное впечатление. Если бы не Сергей Николаевич и Елизавета Ивановна Белоусова (лаборант кафедры), которые постоянно «стимулировали» меня, с диссертацией я бы тянул до конца века.

После защиты в 1980 г. диссертации мой карьерный рост в науке резко усилился, а потом, в 90-х, я перешел на практическую работу в авиакомпанию «Аэрофлот». Достиг таких высот и приобрел такое влияние, что смог обеспечить перелет Сергея Николаевича в Вену, в Стокгольм для участия в заседаниях арбитража при отсутствии мест на рейсах (в те времена такие проблемы были не редкостью и решались непросто). А если серьезно, то я был, конечно же, счастлив хоть чем-то отблагодарить Сергея Николаевича за заботу. На самом деле полученные от моих учителей знания и научный опыт в области частного права помогали сориентироваться, выживать, занимать правильную правовую позицию; особенно пригодились они в годы «перестройки», попыток перехода к рыночной экономике, а также потом, в 90-х годах, когда надо было просто спасать ныне здравствующий «Аэрофлот» от расчленения и варварской «приватизации».

Как-то зимой – это было в середине 80-х годов – мы встретились с Сергеем Николаевичем на какой-то конференции, которая проходила под эгидой ВНИИСЗ в здании недалеко от метро «Войковская». Сергей Николаевич предложил мне тогда написать для МГИМО учебное пособие по правовому регулированию воздушного транспорта в рамках курса «Транспортное право», которое впоследствии было издано в 1987 г. После конференции Сергей Николаевич сказал, что, увидев меня, он очень обрадовался, и предложил подвезти на своей машине. Почему Сергей Николаевич так обрадовался, увидев меня, я понял уже в машине, как только мы попытались тронуться. Дело в том, что она прочно застряла в снегу. Минут 15 мы безуспешно пытались выбраться из снежного плена: Сергей Николаевич, естественно, за рулем, а я толкал машину сзади. Спасло то, что из здания Института вышли трое или четверо более крупных и более молодых ученых, знавших Сергея Николаевича.

Часто подолгу разговаривали с Сергеем Николаевичем по телефону. Он меня «пытал» по запутанной системе регулирования воздушных перевозок, а я его – по сложным арбитражным делам и сделкам, в которых участвовал «Аэрофлот». В самом начале 2000-х Сергей Николаевич стал предлагать мне подумать о смене работы и переходе на кафедру. Если бы это предложение последовало в 80-х, я бы не задумывался и был бы счастлив. Теперь же смущала разница в зарплате. «Зато, – сказал Сергей Николаевич, – Вы будете самостоятельным человеком». Эта фраза заставила меня, уже 50-летнего человека, сначала засмеяться, а потом задуматься. Обстановка в центральном аппарате «Аэрофлота» к тому времени испортилась. К руководству стали приходить какие-то новые люди, не имевшие ничего общего с авиацией и интересовавшиеся исключительно финансовыми потоками. Работа становилась нервной, а порой опасной, и мысль о переходе, по словам Сергея Николаевича, «на более спокойную работу» прочно засела в моем мозгу. Толчком послужил звонок Сергея Николаевича с сообщением о том, что о моем переходе он уже со всеми договорился. Тогда я понял, что это был последний звонок и больше их не будет. Я сохранил копию приказа 2003 г. о приеме меня в МГИМО на должность доцента с окладом 1510 руб. в месяц.

Поначалу я не всегда точно отвечал на мягко задаваемые Сергеем Николаевичем вопросы, например о том, как называется предмет, по которому я иду проводить семинар. Но постепенно освоился, начал чувствовать себя самостоятельным человеком. Однако Сергей Николаевич продолжал меня «преследовать». Мало того что его стараниями меня назначили арбитром МАК – почти при каждой встрече он напоминал мне о необходимости заниматься докторской диссертацией, словом и делом, по его выражению, «стимулировал» меня к этому. Пришлось поступать в докторантуру, и тут подключился Виталий Алексеевич, который любезно согласился стать моим научным консультантом по диссертации. Какое это было счастье! Одновременно стало ясно, что пути к отступлению отрезаны. Не забуду то волнение, с которым я шел к Виталию Алексеевичу за оценкой написанной диссертации: казалось, что сейчас над моей головой разразится гром и молния. Однако первыми словами Виталия Алексеевича были: «Работа хорошая, авторская, никакой ругани не будет», – и от сердца отлегло. Правда, потом Виталий Алексеевич сделал мне кучу замечаний, указал на недостатки, но это было сказано, как всегда, доброжелательно и интеллигентно и не испортило хорошей оценки. К великому сожалению, я оказался у Виталия Алексеевича последним учеником.

Пользуясь случаем, хотел бы здесь вспомнить и других ушедших от нас блестящих профессоров кафедры, выдающихся ученых, цивилистов, педагогов, у которых мне посчастливилось учиться, сыгравших огромную роль в развитии российской юридической науки, практики: Римму Леонидовну Нарышкину, Константина Константиновича Яичкова, Евгения Александровича Васильева и других преподавателей кафедры, воспитавших не одно поколение специалистов. Они всегда с нами.

Николай Николаевич Остроумов, выпускник международно-правового факультета (1974), доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры международного частного и гражданского права МГИМО МИД России, арбитр МАК при ТПП РФ