Текст книги "Виктор Цой. Последний герой современного мифа"

Виктор Сологуб, музыкант группы «Странные игры»:

«Ничего толком не помню… Только завтрак в гостинице и обратную дорогу, когда пьяный Витя с верхней полки упал. Потом мы с Гурьяновым в Москве разругались зачем-то… Молодые были, глупые! Потом помирились. Последние пару лет перед его смертью встречались и даже пару раз джемовали у него дома с винилом и моими машинками… Играли, импровизировали.

А в Кирове концерт вроде как Сергей Перминов устраивал. «Джеки». Я просто за компанию поехал…».

Михаил Коковихин:

«Это был знаменитый сейшн! Помню, кагэбэшники (типа Юрия Исупова) в черной ”Волге“ отслеживали наплыв ”диссидюг“ вроде Леши Безденежных. Виктор Цой – тоже в черном – незабываемо пел: ”Перемен! Мы ждем перемен!”»

Владимир Головёнкин, один из организаторов кировского рок-движения:

«Организатора и идейного вдохновителя первого рок-феста в Вятке Сергея ”Джеки“ Перминова уже нет в живых. Он много лет жил в Петербурге и был знаком с питерской андеграундной творческой жизнью изнутри, а в Вятке в середине 1980-х годов практически не было рок-концертов. Джеки приглашал на открытие вятского рок-клуба группу ”Странные игры“ и ждал именно их, но прилетел в Вятку только Виктор Сологуб и привез вместе с собой музыкантов группы ”КИНО“, что было неожиданно для всех. Насколько мне помнится, концерт ”КИНО“ в Кирове широко не афишировался, ажиотажа не было. Афиш я не помню, ну, может быть, только на ДК Металлургов была афиша Рок-фестиваля, но если и была, то уж точно без ”КИНО“».

Первый рок-фест стал событием исключительным. Участвовало 4 группы: ”Шанс“, ”Аттракцион“, ”ЧП“ и ”КИНО“. Фестиваль шел два дня в спортивном зале ДК Металлургов 25–26 октября 1986 года, если не ошибаюсь в датах. Пришли на фестиваль по большей части друзья музыкантов и друзья друзей. Ждали первый рок-фест, группу ”Странные игры“ из СПб, а появление ”КИНО“ в Кирове было незапланированным событием. В местной рок-тусовке их знали, конечно, по магнитоальбомам, но в начале 1980-х годов ”КИНО“, ”Алиса“, ”Аквариум“, ”Странные игры“ были известны в СССР, скажем так, узкому кругу людей, причастных к культуре катушечных магнитоальбомов, эти группы не звучали по радио и на ТВ.

Меня на фестиваль пригласили друзья, устроители мероприятия. Впервые случайно встретил Цоя и музыкантов ”КИНО“ за кулисами в курилке тубзика ДК Металлургов 25 октября 1986 года. Они были одеты во все черное с надписями ”СПАСЕМ МИР!” на футболках. Это запомнилось и неестественно впечатлило как провокация, ведь коммунистическая идеология к этому не призывала.

Народу на ”КИНО“ собралось где-то половина спортивного зала, человек 200–300. Было устроено несколько рядов сидений, большинство сидели на полу. Под баскетбольным кольцом напротив была устроена сцена. После концертного рок-феста был устроен типа ”Музринг“ с музыкантами всех 4 групп, публика могла задавать вопросы. Что говорил Цой, дословно не запомнилось, что-то о том, что в Питере так же когда-то всё начиналось по атмосфере, никого не хвалил, политику также не обсуждали.

Думаю, никто не расстроился, что приехало ”КИНО“, а не ”Странные игры“. Ну разве что Джеки. Думаю, он создал в Вятке свою версию ”Странных игр“ – группу ”ЧП“ – и ему было интересно всем и самому себе показать, что местный продукт не менее интересен, чем питерский. Меня сегодня более всего занимает в этой истории вопрос – почему именно Цой? Он в начале 80-х был простым панк-басистом. Думаю, именно первые пластинки The Cure круто развернули его мировоззрение, плюс The Systers of Mercy и The Smith, ну и врожденные таланты копировать и пафосно смешивать краски… В Вятке, закрытой для иностранцев, в начале 1980-х годов никто не слышал эти группы, поэтому Цой и ”КИНО“ впечатляли, и думаю, не только меня…

Пообщаться немного с Цоем мне выпало в Питере, по пути из аэрофлотовских касс на Невском до транспортной остановки у Гостиного двора, году в 1989-м… Рядом оказались в очереди за билетами на самолет… Меня интересовали его мысли о поездке в Вятку в 1986 и нет ли у него нового желания приехать в Вятку с концертом? Цой был глубоко замкнут и, мне показалось, сосредоточен внутренне на каких-то своих мыслях о главном, ответил, что мало что помнит о той поездке… В очередь он встал позднее меня человека за два, а я уже почти у кассы стоял… Предложил ему взять билеты, вдруг спешит куда… Цой промолчал, но паспорта протянул… Вышли из касс вместе, вот и пообщались. Беседы не получилось… Потом автобус мой быстро подошел…

Часто ли я вспоминаю тот концерт? Нет… Цой для меня далеко не главный музыкант в жизни».

Алексей Федяков, музыкант группы «ЧП»:

«Мы с Джеки ездили в Питер, договорились со ”Странными играми“, с Сологубами. А приехала почему-то нежданно-негаданно группа ”КИНО“ с Витей Сологубом в качестве ”радиста“. Ну и хорошо, для провинциальных музыкантов от ”КИНО“ больше было пользы.

О Цое тогда в Вятке мало кто знал. Разве что на уровне песни ”Алюминиевые огурцы“. На концерте сразу стало понятно, что заехал супергерой. Люди в основном сидели, слушали. Тогда всем казалось, что танцы – это танцы. А русский рок – это святое, его надо внимательно слушать. Публика собралась разношерстная: от комсомольцев до нигилистов. Первый рок-фестиваль, все-таки. Казалось, будто теперь всё можно. А песни… Цой пел свой стандартный набор из мегахитов. Лучше всех обобщила впечатления от концерта мама Кости Кремлёва: ”Монголец-то больно уж высоко прыгал“. А так, глупые были все, молодые…

Каким запомнился тогда Цой? Лично с парнями из ”КИНО“ пообщаться не удалось, они сторонились всех чужих. И правильно. Этим не нужно было. Они в супергероев играли тогда, в героические позы вставали, как еще…

Цой умер уже более четверти века назад. Я до сих пор его поклонник».

Константин Кремлёв, музыкант группы «ЧП»:

«Группа ”КИНО“ за концерт получила 50 рублей и 2 бутылки разбавленного спирта из лаборантской школы № 51, где работал наш друг Сева… Можно еще вспомнить об Андрее Пушкареве и Игоре Шубине, которые без страховки ползали под потолком, закрепляя софиты. И про ГТРК, которые врубили свой яркий белый свет, сведя практически на ноль усилия Андрея и Игоря. Кстати, запись концерта потом таинственным образом исчезла. И про КГБ, которые пытались вербовать некоторых товарищей, чтобы они внедрились в нашу компашку, – правда. И про уважаемую Людмилу Петровну Пикову, директора ДК, которой угрожали лишить партбилета за наши перфомансы…».

Татьяна Жукова, куратор ДК Металлургов:

«Зрительный зал в качестве возможной площадки мы не рассматривали. И вообще, группа ”КИНО“ приехала в Киров случайно. Сергей уезжал в Питер за другой командой, с которой не срослось, и только благодаря обаянию Перминова мы услышали ”КИНО“. О приезде Цоя организаторы узнали, когда автобус с группой подъехал к ДК…».

Игорь «Ррь» Быков, музыкант группы «ЧП»:

«Мы были знакомы: Кремлёв, Пух (Иванищев) и я. До службы в армии вместе играли на танцах в нововятском ДК ”Маяк“ и рядом в парке на летней эстраде в 1982 году. В нашей тогдашней группе играл еще гитарист Дракон из города Орлова (в те времена Халтурин), и пел вокалист Саша.

В 1979 вместе с Пухом мы поступили в местное училище искусств, которое я окончил в 1983, а Пуха выгнали оттуда в 1982 за пьянку, и он ушел в ”кулёк“ (культпросветучилище), где его отец преподавал игру на гитаре. По распределению я попал в кировскую филармонию и с осени 1983 до весны 1984 играл там в команде ”Вятич“. 7 мая я ушел в армию, ушел в армию и Пух.

Весной 1986, отслужив, мы вернулись в Киров, и Кремлёв, который в армии после удара лопатой по голове закосил под дурака и досрочно дембельнулся, познакомил нас с Джеки (Перминовым), Федяковым и Ждановым. На первом этаже ДК Металлургов у нас была своя репетиционная точка, где все лето почти каждый день мы встречались и играли кавера из Гребня (”Время Луны“ и др.) и свое – на тексты Джеки и Длинного (”Куд-куд-куд-куда…“, ”Фьорд“ и др.). Но концертов у нас не было. Только в июне на Дне города отыграли один длинный концерт. Погода была чудесная, пригнали две тракторные тележки, прямо перед входом в ДК сдвинули их, получилась импровизированная сцена. Народу была тьма-тьмущая.

Мы все тогда где-то работали. Я после армии был сторожем на строительстве ГТС, месяца полтора – худруком в ДК Металлургов, а потом – старшим методистом в ОНМЦ. Пух был директором ДК в Костино, типично кондового, деревенского, деревянного и одноэтажного ДК. Федяков рисовал афиши для ДК Металлургов как художник-оформитель, и у него была своя комната-мастерская. Джеки вместе с Вадиком Макиным (на его стихи мы записали позднее ”Следы на песке“) возглавляли в ДК Молодежный музыкальный клуб, который время от времени устраивал в ДК большие творческие молодежные тусовки ”Эксперимент“ с концертами музыкантов и выставками художников, а в конце октября 1986 ММК при поддержке директора ДК Металлургов Людмилы Пиковой и ее подруги Татьяны Жуковой открыли в Кирове рок-клуб.

Открытие первого городского рок-клуба состоялось 25–26 октября (в субботу и воскресенье) 1986 года в спортзале ДК Металлургов в виде двух сборных концертов, которые в среде музыкантов позднее принято было называть солянками, с участием трех местных групп: ”Шанс“, ”Аттракцион“ и ”ЧП“. Предполагалось, что гостями рок-фестиваля будут питерские музыканты группы ”Странные игры“.

Предварительно Джеки съездил в Питер, где сговорился со своими друзьями-музыкантами о приезде на первый рок-фестиваль в Киров. А днем 25 октября поехал встречать ”Странные игры“ в аэропорт Победилово, возможно, вместе с ним ездили еще и Длинный с Кремлёвым. Предполагалось, что все вернутся из Победилово на двух тачках и сразу в ДК Металлургов. Неожиданно для всех с Джеки приехала совсем другая питерская группа.

Помню, что устройство фестивальных концертов двигалось тогда с трудом. На директора ДК Пикову сверху сильно давили, чего-то все боялись. Нам в те времена, например, по звонку сверху не дали сыграть концерт, организованный в Кирово-Чепецке, хотя уже висели афиши в городе и были проданы все билеты.

Прически концертные нам накрутили не в парикмахерской, а прямо в нашей комнате две сестры. А химия была тогда только у Пуха, у Кремлёва были свои природные кудри.

Аппарат на сцене был наш, чепешный, добавленный личным аппаратом ”Эстрада“ (был в те времена такой) парнем, проводившим в ДК Металлургов занятия по аэробике. Кто сидел за пультом, не помню… Из нашей репетиционной комнаты, довольно большой по размерам (метров 35 квадратных) все музыкальное оборудование ушло на сцену, и освободившееся пространство кроме нас заселили музыканты еще двух кировских групп. Гостей предполагалось разместить отдельно.

На сцену выкатили мою личную ударную установку ”Амати“ оранжевого цвета, на которой я репетировал в ДК, плюс я приволок из ОНМЦ, где я тогда работал, и где были точно такие же ”Амати“, второй большой барабан оранжевого цвета, получился комплект с двумя большими барабанами, что по тем временам было крутой редкостью. Потом оказалось, что барабанщик гостей Георгий Гурьянов играет стоя, он убрал в перерыве все лишние барабаны, сдвинул их рядом с собой на сцене, оставил для себя только необходимое.

Народу в зале собралось много, человек 200. Когда перед концертом я вышел на улицу покурить, было уже темно, и оказалось, что очень много людей не могут попасть в ДК, так как билеты в кассе закончились. Молодой парень, он был с девушкой, подошел ко мне и спросил, нет ли у меня свободного билета. Я отдал ему две свои бесплатные проходки с ”Колобком” – эмблемой рок-клуба. Каждому из музыкантов давали тогда по два пригласительных билета, а мне пригласить из друзей никого не удалось. ”Ты кто?” – спросил удивленный и неожиданно обрадовавшийся парень. ”Колобаха“, – подмигнул я в ответ…

Мне было тогда 23 года, я был молодой пацан, и для меня Ленинград был все равно что Нью-Йорк. После выступления ”КИНО“ мы оказались с ними в одной комнате, но ни с кем мне так и не удалось пообщаться. Мне запомнилось только, что все ”киношники“ были в черном и все в длинных черных пальто из 1960-х, такие тогда в магазинах было не купить.

Когда после концерта все музыканты собрались вместе на сцене, был устроен ”Музыкальный ринг“ по типу телевизионного. Мне запомнился только один вопрос – барабанщику ”КИНО“. То ли коммунист, то ли комсомолец, то ли ”засланный казачок“ спросил Густава, который с начала выступления был в футболке: “Молодой человек, почему вы себе позволяете раздеваться на сцене по пояс? Вы же играете музыку для приличных людей?”

”Мне просто жарко“, – ответил Георгий.

Я вступился за него, взял микрофон: “Вот вы же сидите в пиджачке и в галстуке, вы же не на работе сейчас. Вы сидите и отдыхаете, а человек работает, выкладывается, и для вас в том числе. Вы попробуйте выйти на сцену, когда вокруг светят и жарят софиты. Люди за концерт ”скидывают“ на сцене по несколько килограмм… Он же не догола разделся…».

Марина Селезнева, художник-керамист:

«Мы дружили в те времена с Джеки и его женой Татьяной, именно они и пригласили меня на рок-концерт в ДК Металлургов октябрьской осенью в 1986 году, встретили и провели в зал. Выступления кировских групп я не помню, скорее всего, я оказалась в ДК перед концертом ”КИНО“. Зал был полон, и мы сели прямо на пол и оказались почти рядом с импровизированной сценой.

Запомнились удивительная пластика Цоя и его свободные перемещения на условной сцене, в пространстве ринга из натянутых канатов. Это было пластическое звуковое высказывание. Энергетика поющего, танцующего Цоя свободно уходила к слушателям-зрителям. Выступление было длинным, и после него от вербального общения со зрителями Цой отказался. Он давал понять, что устал, что общался песнями.

Снега в тот день не было, но когда мы возвращались с концерта, было холодно и очень темно. Еще запомнилось, что рядом со мной на остановке оказался Малков с детьми, который разрешил детям влезть на дерево, чтобы согреться…».

Директор ДК Металлургов Людмила Пикова сильно рисковала, приютив у себя в учреждении рокеров. Впрочем, спортивный зал ДК едва ли мог считаться идеальной концертной площадкой, но выбирать в тех условиях особо не приходилось. Концерт ”КИНО“ сопровождали сложности – в частности, с ними столкнулись ставившие свет перед выступлением Виктора Цоя специалисты ”Светового салона“ (коллектив электроцеха Кировского ТЮЗа). Размещать световые приборы в спортзале ДК Металлургов было технически трудно, и в результате огромное пространство зала ”съело“ все световое оформление.

15 ноября 1986 года Цой с Каспаряном выступают в Ленинграде, в зале ЛГИ имени Плеханова, для студентов Горного института.

Алексей Генник:

«Могу рассказать о концерте в ЛГИ: там были только Цой и Каспарян, а во втором отделении были ”Телевизор“ с Борзыкиным – с которого все ушли (не от неуважения, просто после Цоя хотелось полноты бытия…). Цой же был прекрасен. Это примерно конец ноября 1986-го… К тому времени у меня уже был опыт вписок на ”Аквариум“ или ”Звуки Му“ – как грузчика аппаратуры или помощника звукооператора, но здесь концерт проходил официально, для студентов Горного. Из ”КИНО“ приехали только Цой и Каспарян. И дали жару – конференц-зал на ушах стоял, все требовали ”Восьмиклассницу“. Они так и не спели ее, зато были ”Алюминиевые огурцы“, ”Троллейбус“, ”Генерал“, ”Я иду по городу в зеленом пиджаке“ – короче, было очень круто. Цой был в кожаном плаще, Каспарян в короткой косухе, без баса и ударных они дали концерт на полтора часа».

Чуть позже Цой по приглашению едет в Долгопрудный, где дает пару акустических концертов в студенческом клубе «Кофейня» (по другой версии, «Коллеги») Московского физико-технического института. У устроителя этих концертов сохранилось несколько довольно неплохих фотографий. Автор некоторых из них – Георгий Степанов – поделился своими воспоминаниями.

Георгий Степанов:

«Давно дело было, осенью 1986 года, скорее всего – в ноябре. Кто еще снимал Виктора, я не знаю. Могли многие, но я никого не знал. Был тогда глуп и мал, и снимал его мало. Конечно, у меня есть пленки-исходники, так что могу выслать эти кадры в чуть большем разрешении… Все мои снимки сделаны в клубе ”Коллеги“ на физтехе, где он и выступал – это 1-й этаж 7-го корпуса общежития МФТИ, там тогда наш факультет жил. Мы тогда уже были немножко знакомы с его песнями, и несколько хорошо знакомых и любимых он спел, но мне запомнилась только та, что я до того не слышал – ”Электричка везет меня туда, куда я не хочу”…».

Из воспоминаний:

«Я видел Цоя один раз, примерно в 1986 году. Обещано было выступление ”Звуков МУ“, ”Бригады С“ и тогда очень уже знаменитого ”КИНО“. Однако концерт откладывался из-за того, что один из московских музворотил выразил досаду, что ведущие всего этого дела в восторженности как-то его оттерли на второй план, не выставив на сцену какую-то существеннейшую часть аппарата. Пока это тактичное напоминание о себе доходило до сознания ведущих, шло время. Атмосфера из-за страшной накуренности и всеобщей истерики делалась почти невыносимой. Поэтому я слонялся по залу без дела и случайно увидел Цоя. Он и другие музыканты ”КИНО“ сидели за столиком, не ввязываясь ни в какие разговоры. Цой, казалось, был очень раздражен происходящим. Он сидел абсолютно неподвижно, курил и пил воду. Смуглое лицо его было мрачно. На запястье блестел массивный желтый браслет. Он напоминал какого-то якутского идола. Конечно же, именно он, неподвижно сидящий в центре этой неописуемой московской суеты, был достоин поклонения, как никто другой».

Заканчивается год декабрьскими концертами в Москве (в кафе «Метелица») и Ленинграде (концерт в ДК Связи и в ЛРК, на дне рождения К. Кинчева).

Открытое столкновение произошло 6 декабря 1986 года в кафе «Метелица». Комсомол решил провести день творческой молодежи и выделил каждому жанру одно из центральных кафе на Калинке. Рокерам выставили неплохой аппарат от Намина, и хотя пропуска распределялись строго бюрократически, вся подпольная мафия пришла поглазеть на новый облик бывшего притона фарцов и наркоманов. Но до того, как Гарик Сукачев, Цой и другие возьмутся за гитары, предполагалась открытая дискуссия.

Однако пробравшийся вопреки воле организаторов концерта на сцену Святослав Задерий (представлявший уже тогда группу «Нате!») тоже исполнил две песни – «Шпиономания» и «Антиромантика», после чего устроители концерта, запуганные дежурившими в зале сотрудниками КГБ, вырубили электричество выступавшей вслед за «Нате!» группе «КИНО». В результате толпа зрителей распевала цоевскую «Электричку» под дробь ударных, не забыв при этом слегка «настучать» по голове электромонтеру-любителю, разбиравшемуся с проводами у пульта… По счастливой случайности Сергей Борисов, заплативший червонец щвейцару, смог пронести в зал видеокамеру и сделать запись, которая дошла до поклонников, правда в несколько урезанном виде…

Илья Смирнов:

В кафе «Метелица» на официальном комсомольском мероприятии Слава Задерий спел явную антисоветчину, власти спохватились и выключили электричество Цою…

Сергей Борисов, фотограф:

«Я посещал много разных мест и выставок, таская с собой как фото-, так и видеокамеру. Я даже не в состоянии вспомнить сразу, где я тогда успел побывать. Но некоторые события помню отчетливо: например выступление в ”Валдае“, где была и выставка, и уже звучало слово ”АССА“ – как заклинание или боевой клич. Тенденция многих модных центровых мест требовала впихнуть все самое новое и малоизвестное.

В ”Метелице“ было запрещено снимать, и я был вынужден сдать сумку с камерой в гардероб. Там тоже был винегрет из Криса Кельми и Макаревича – это было уже не их время, но они об этом еще не знали – и были заявлены действительные герои этого времени: ”Черный обелиск“ и ”КИНО“. Поэтому я, пользуясь советским организационным дебилизмом, вернулся в гардероб, взял сумку, вынул камеру в туалете и пошел снимать. Запрещали и обыскивали только на входе. Во время выступления ”КИНО“ администрация (с красными книжечками в кармане) после первой же песни попросила их покинуть сцену. Но Цой, не обращая на это внимания, запел ”Электричку“. Менты отключили электричество, но они явно не понимали, с кем имеют дело: концерт продолжился в акустике. Зал стал скандировать вместе с Цоем: ”Электричка везет меня туда, куда я не хочу“. Это произвело очень сильное впечатление. Менты вылезли на сцену и объявили, что концерт окончен по техническим причинам. Я не знаю точно, что подразумевалось под словом ”АССА“, возможно, остальные тоже, но это “что-то” понеслось и стало сильно напрягать администрацию культурных мест».

Георгий Гурьянов:

Я помню прекрасно. Очень хорошо помню этот концерт. Но поиграть там так и не удалось. Две-три песни, и все…

Юрий Каспарян:

«Этот концерт можно увидеть на YouTube. Мы смеялись, потому что это было уже то время, когда все стало можно, ну реально все это уже не преследовалось. Это как Ахматова говорила про Бродского: ”Вон как нашего рыжего прижали, карьеру ему делают“. Вот примерно так и у нас получилось. Такой героический угар. Я все понимаю, но просто реально уже все было можно, а тут какие-то запреты. В общем, у людей какие-то рефлексы сработали последние. Причем нам это и не нужно было в принципе. Обычный концерт был бы веселей. А тут получилось такое нечто с диссидентским налетом. А мы никогда не были диссидентами».

Всеволод Грач, директор группы «Зоопарк»:

«Никаким особым бунтарем Цой не был. Это вот Миша Борзыкин, или Кинчев ранний, или на худой конец Рикошет… Песня ”Перемен“, как сам Витя говорил, совсем не о том, просто так фишка легла, что она стала бунтарским молодежным гимном. Такое бывает. Точно так же Джаггер поражался лет за 20 до того, что ”Стрит Файтинг Мэн“ стала гимном молодежной революции 68-го, хотя он вовсе это не подразумевал, когда ваял текст.

Ну, а уж в период начала 80-х – какой там бунт? Некое, может, стремление к анархии, свойственное молодежи в принципе, не более того. Впрочем, и это Цой через пару-тройку лет обстебал в ряде песен, и достаточно жестко. Можно вспомнить (помимо ”Мамы-анархии“) уморительную строчку из ”Бошетунмая“: ”Все говорят, что ’Мы вместе!‘, но никто не знает в каком“! Я в первый раз услышал у Сашки Старцева – просто со смеху полег».

Что же касается выступления «КИНО» в рок-клубе на дне рождения Кинчева, то, как вспоминали очевидцы, сам юбиляр во время исполнения цоевского «Транквилизатора» танцевал в одном из проходов, чем жутко забавлял публику, не замедлившую к нему присоединиться…

Инна Волкова, участница группы «Колибри»:

Я помню, сидим мы в рок-клубе, в какой-то гримерке под столом, прячемся, билетов не было, мы в окно залезли. Тут входит Цой в плаще, смотрит на пол, а там мы сидим под столом и смотрим на него. Он помялся и говорит: «Ребята, закурить не найдется?» У меня, конечно, было, но я потеряла дар речи от возможного контакта с Цоем. А смелая Ира красивым длинным жестом от пола ему: «Держи!»

В декабре 1986 года Цой знакомится с французом Жоэлем Бастенером, которому в будущем предстояло сыграть определенную роль в истории группы «КИНО».

Жоэль Бастенер, музыкальный продюсер:

«Не помню, честно, познакомились то ли у художника Андрея Медведева, то ли у Сергея Фирсова. Во всяком случае, нас могли бы познакомить разные люди: от Курёхина до Африки, так как мы бывали в гостях у тех или других. Где меня тогда только не было… Меня видели почти везде, кроме квартир тогдашних ”понтов“, которые уже тогда давали понять, что они не ”с улицы“ и имеют дело с элитой: у Боба я не бывал, и у Титова тоже нет, несмотря на то что в Москве я встречался с людьми гораздо другого размера. А Питер – там параметры были иного плана. Ориентира не хватало, по-моему, жили как в облаках. Это все было в декабре 1986 года.

У меня в то время были друзья типа членов семьи Натальи Минц, деятели театра и кино другого поколения. И заодно я имел отношение к подпольной литературе тех времен, будучи поклонником Юрия Мамлеева, который жил во Франции. Меня интересовали битники, диссиденты, только не те, кто бросался к ногам американского образа жизни, а те немногие, которые мечтали о новой форме, новом подходе к процессам освобождения… Это трудно себе представить, но таких было немало, в Париже, в Западном Берлине, в разных городах Италии…

Группу ”КИНО“ я слышал у многих: у художников в основном. Мы часто общались с Виктором до начала мая. Потом я уехал и целый год не приезжал в Россию. На момент знакомства с музыкантами ”КИНО“ я совершенно не воспринимал их музыку. Я увлекался более сложными формами, слушал, к примеру, freejazz, ведь я учился музыке по классу фортепиано и чувствителен к классическому или необычному звучанию, люблю арабскую музыку, индийскую, иранскую… Из рок-музыки я на тот момент воспринимал лишь экстремальное и надрывное (Ian Curtis, Jim Morrison) или, напротив, юмористическое, в стиле Френка Заппы. Что касается ”КИНО“, то я не разделял и их пристрастия к красивой одежде, стилизации, которая делала «киношников» похожими на мальчиковую группу. Сам я любил качественные вещи, предпочитал винтаж, носил чуть затертые знаменитые бренды 50-х. И поначалу они не понимали природы моего снобизма, но через несколько месяцев общения поняли. Трое из них были как я, и многие пристрастия Цоя тоже имели чисто эстетическую природу…

Мое субъективное восприятие положения не было понятным для большинства собеседников. Однако мы с художником Олегом Котельниковым прекрасно общались, что вызвало уважение со стороны Гурьянова и самого Цоя. С остальными художниками я тогда особо не общался – они ничего не понимали в музыке и не уважали Натали Минц. Зато я с удовольствием говорил о музыке с Цоем, который оказался гораздо более подкованным в этой сфере, чем можно было предположить. Цой все выбирал осознанно, многое перепробовал, и у него было потрясающее чутье на мелодии. Курёхин, кстати, тоже очень высоко ценил Виктора. Он любил и меня за близость наших музыкальных культур и мои нестандартные политические воззрения. С Сергеем мы много смеялись… А вот художники полюбили меня только тогда, когда увидели, что я могу им помочь в реализации их проектов, то есть после фестиваля в Бурже. В 90-е я часто останавливался у них, и на Мойке, и в других местах.

Я не скажу, что Цой меня как-то особенно любил, и я точно его частенько раздражал. Несомненно одно: я его завораживал, как и он меня. Мое увлечение им было парадоксальным, ничто не могло объяснить нашего взаимного интереса. То же самое происходило между ним и Сашей Липницким. Они тоже полные противоположности. Но разница наших позиций была к моменту знакомства поистине огромной: я путешествовал по жизни «туристом», избегал работы, поскольку по отцу происхожу из старинной семьи художников, ювелиров, иллюстраторов, художников по фарфору. В XVIII моим предкам был пожалован дворянский титул. То есть, по классификации Бальзака, они были ”подлинными аристократами“. То есть вы представляете себе разницу между мной и юным пролетарием, которого псевдоинтеллектуалы презрительно величали пэтэушником? Ведь пролетарий, порождающий искусство, – невероятная редкость.

К моменту приезда в СССР я закончил факультет германистики, увлекался философией и начал изучать Восток. И в России у меня практически не было адекватных собеседников – меня окружали разномастные трепачи и патологические лгуны. Слушая их, я постоянно вспоминал слова Витгенштейна: ”Не стоит говорить о том, чего нельзя высказать“. И был ровно один русский музыкант, который умел промолчать, когда чувствовал, что не может сформулировать неведомое или не до конца понимает происходящее. Цой был единственным, кто взвешивал каждое сказанное слово. Именно поэтому его слова имеют такой большой вес, какими бы простыми и будничными они ни казались…».

Роман Смирнов, театральный режиссер:

«Приближался Новый год. Как-то мне позвонил Курёхин.

– Ромка, привет, как живешь?

– Отлично.

– У меня ”Поп-Механика“. Через неделю, в ДК Ильича. Ты можешь поговорить со Скляром? Мне ”Комарово“ нужно.

– Я поговорю, но не знаю, согласится ли… Он же у нас звезда…

Игорек отнесся к предложению очень серьезно, и в назначенный день мы со Скляром приближались к ДК Ильича. На подступах к ДК роилась толпа желающих, типа аншлаг…

За кулисами дурдом. Сережа уже невменяем, мечется из одной гримерки в другую. Что-то кому-то кричит. Суёт в руки какие-то бумаги. В глазах безумие. На сцене беспредел.

Одновременно настраивалась симфоническая группа и группа ”КИНО“. Витя как всегда. В черном… Юрик – почти в чем мать родила, только на лице нев…бенный грим…

Мы с Игорьком сели в самую глубину зрительного зала. Там полутьма, гогот, дети.

– «Ассу»! «Ассу» давай!

Играл оркестр… Из-за кулисы выплыла оперная дива. Она сложила руки на груди и заголосила что-то пронзительно-классическое… Неожиданно из-за кулисы выполз Гаркуша, затем Юрик в одних узеньких плавках, с гитарой наперевес. Он шел спокойно и просто, словно из спальни в ванную. Дива продолжала звенеть… Юрик подключил гитару, которая тут же начала жутко фонить. Он попробовал что – то убрать на усилке. Но это только усилило всеобщий шухер. Звон, визг, Гаркушин балет, невозмутимые симфонисты…

Юрик справился с гитарой и начал периодически цеплять струны, не особенно заботясь о том, чтобы попадать в такт с задумчивыми симфонистами. Его окружили какие-то девчонки и стали оцеловывать… Когда они уплыли за кулисы, Юрик остался стоять на сцене с ног до головы в губной помаде…

На сцену вышла группа ”КИНО“ в полном составе. Играли что-то роковое и грозное. Витька уставился в пол и тряс в такт шевелюрой. Тиша по своей привычке – в потолок, чуть покачивая головой. Симфонисты ждали своего такта…

Когда ”КИНО“ угомонилось, в полной тишине зазвучала ”Прощальная“ Гайдна… Под нее музыканты вставали и величаво покидали сцену. После снова врубилось ”КИНО“. Сцена заполнялась саксофонистами, трубачами, барабанами…

Скляр схватился за зонтик, вылетел на сцену и заскакал, как подраненный заяц. Его узнали.

– ”Комарово“ давай!!!!

Сережа поднял тональность, и под аккомпанемент ”КИНО“ сотоварищи ”Комарово“ приобрело зловеще-маршевый характер. Напоминало что-то из Laibach…

И вот пробкой от шампанского грохнул Новый год… Первый и последний раз у меня на Садовой собралась такая толпа… Шухер начался с самого утра. Гонки по магазинам. Звонки телефонов. Еще в одиннадцать вечера, затарившись всем чем можно и разукрасив елочку, я не знал, кого и в каком количестве ждать. Обещали все, все, все…