Текст книги "Виктор Цой. Последний герой современного мифа"

Игорь Мосин, музыкант группы «Дурное влияние»:

«Мне показалось, что у Цоя появилось некое снобистское отношение к происходящему в фильме. К той тусовке. ”КИНО“ в его понимании было чем-то особенным в этой картине. Та же сцена на ”Водоканале“. Там много людей, которые к этой компании не имели никакого отношения. Просто массовка… То есть люди просто пришли помочь. А Густав на озвучке говорит: ”Девчонки-то там на троечку, оделись бы получше!“ Слишком высокомерно это прозвучало. Цой как будто отгораживался от других – от ”Зоопарка“, от ”Алисы“ той же. Имидж супермодника. Duran Duran напополам с Cure. Мне показалось это очень фальшивым. Мы были моложе, у нас были другие ориентиры, другие совершенно понятия, например о панк-роке. В противовес модным тенденциям я бы добавил в ”Йя-Хха!“ того, что происходило на самом деле. Показал бы, что существует некая альтернатива. То есть, как это ни парадоксально звучит, фильм-то получился не слишком альтернативным».

По воспоминаниям Авдотьи Смирновой, тусовка раскололась после того, как приехала Джоанна Стингрей и музыканты с художниками разделились на «тех, кто с Джоанной» и «тех, кто не с ней». Так что ситуация была изначально непростой и окончательно треснула по швам, когда вынужденное объединение стало распадаться с выходом рока из подполья. Одни рокеры вышли на широкую аудиторию, а другие так и остались широко известными в узком кругу. Цой явно относился к первой категории, и его немного раздражала излишняя серьезность и мнимая принципиальность коллег по цеху. Он даже написал песню «Дети минут», где прямо говорил об этом:

 
…А еще я хотел бы узнать, почему
Так легко променяли вы море на таз?
Но друзья тут же хором ответили мне:
Ты не с нами, значит, ты против нас.
 

Думается, из-за этого взаимного отдаления и пошли слухи о звездной болезни и высокомерии. Плюс придуманные «атрибуты звездности»: роскошная шуба, телохранители, машины с затемненными стеклами.

Алексей Рыбин:

«Конечно, у Цоя была звездная болезнь. А как же? А у кого ее не было в конце 80-х? У всех была. И Цой был пафосный – не то слово».

Галина Ординова:

«Цой просто был парнем, который хотел быть и был музыкантом, хотел славы, признания и денег немного… А может и много… Не нужно возвеличивать, достаточно простого человека…».

Очень заметно, что питерское окружение Цоя к 1988 году совершенно утратило адекватность, стало придирчивым и обидчивым. И случилось закономерное – началось постепенное отдаление Цоя от Питера. Еще в начале 80-х, когда Цой еще не был никакой звездой, он разошелся с панк-тусовкой по идеологическим соображениям. Точно так же он постепенно расстался с Максимом Пашковым. И надо отдать должное «Свину» и Пашкову: они не упрекнули его ни в высокомерии, ни в звездной болезни.

По воспоминаниям секретаря Ленинградского рок-клуба Ольги Слободской, Цой никогда не болел звездной болезнью, хотя «киношники» (как, в общем-то, и все музыканты) хотели быть модными и делали для этого все. Музыканты «КИНО», собственно, такими и были – молодыми и модными ребятами.

Евгений Титов:

«Цой однозначно не ”зазвездился“, а так бывает – когда поменялся состав, новые музыканты, новые песни – ты встречаешь кого-то из предыдущего состава, и, может быть, даже какая-то неловкость, но при этом понимаешь, что для тебя это уже прошлое. Оно не хуже (!) – дело не в этом, но ты уже смотришь в другую сторону и думаешь о другом. Бывает, что и говорить особо не о чем. Если бы это были просто старые знакомые, то тогда ничего и не меняется. Но если это люди, с которыми ты вместе играл, вы были ВМЕСТЕ, а теперь этого нет, то такая встреча может быть тягостна. Не сплетничать же о соседях? Так вот и получается: привет-привет – и пошел дальше».

Точно так же, по такому же сценарию, Цой расстался с Алексеем Рыбиным, у которого, однако, свое мнение по поводу вышесказанного:

«Мы были нормальными веселыми живыми парнями. Свину не свойственна была рефлексия тургеневских барышень. Просто Витьке стало интересней с Борисом, чем с Андреем. Может быть, у него инстинкт самосохранения сработал. У Цоя, в смысле. Ну и вот. А Андрей был очень классным и умным парнем».

Павел Крусанов:

«Цой был испытан славой в полной мере и вышел из этой мясорубки с честью: он оказался крепким парнем, вполне устойчивым к быстро сбивающему у многих крышу набекрень ”звездному“ вирусу».

Часто за звездную болезнь и пафос принимали обычное плохое настроение, усталость. Зависть, непонимание, обиды бывших друзей, хамское поведение некоторых фанатов вызывали его недовольство и раздражение, вполне обоснованное. И в этом не было никакой звездности.

Рашид Нугманов:

«Досадно было видеть непонимание, зависть, необоснованную злобу – ведь все это утраивается вместе с приходом славы. Грустно взирать на грязную слякоть зимой. Однажды в такую погоду он мне сказал с опаской: ”Все меньше хожу по улицам. Представь, подскочит какой-нибудь сумасшедший и даст тебе дубиной”».

К вышесказанному можно добавить и то, что знакомые Цоя на самом деле приписывали ему звездную болезнь задолго до того, как он стал знаменитым. Например, Алексей Вишня в книге А. Рыбина ”«Кино» с самого начала” и до самого конца» говорил, что признаки «пафоса» у Цоя проявились еще с момента выхода его из психбольницы, где он косил от армии, в 1983 году!

Из рецензии О. Лехтонен на книгу ”«Кино» с самого начала” и до самого конца»:

«…”После этой больницы он стал совершенно не таким человеком, каким я его знал. Будто зазомбированный… Именно тогда он стал тем ВИКТОРОМ ЦОЕМ, которого мы вот сейчас имеем. Со всех заглавных букв…”

Об этом ”зомбированном-марсианском“ состоянии Цоя говорится добрую треть всей книги. Мол, ставил себя выше всего на свете, не принимал людей за людей (здесь – следую по авторскому тексту) и пр. Что находил, мол, на Витю дурацкий пафос, и он превращался в этакого сфинкса, каменного и высокомерного. Н-да… Что тут скажешь?

Разгадка пришла неожиданно. Практически одновременно с ”Кино до самого конца“ я купила книгу ”История Жанны“ Олега Широкого. У меня по жизни вообще две главные темы – Цой и Орлеанская дева. И вот пришла та бесконечность, в которой эти параллельные пересеклись. Меня осенило.

О. Широкий объясняет феномен Жанны д’Арк психологической травмой, полученной ею в детстве. Мол, сдвинулось что-то в голове и вместо нормальной жизни появились голоса, архангелы… Далее цитирую. ”Когда на Жаннету накатывало ЭТО и она становилась Жанной-Девой, ничего не менялось. Кроме отношения к происходящему… <…> Жанна его не слышала, она вещала… <…> Вот и теперь… Жаннета в очередной раз обернулась Жанной-Девой… <…> Жаннета встряхнулась. Обернулась Жанной-Девой и вздернула пехотное копьецо…”.

И еще несколько цитат.

”Рядом с Густавом он превращался вот в этого ’космического пришельца‘. И тысячекратно это усилилось, когда приехала в нашу страну Джоанна Стингрей. Тогда он и стал ГЕРОЕМ“ (с. 240).

”Виктор, правда, был чуть потише, говорил чуть меньше глупостей, но пафосность его все равно накрыла. Он как-то весь раздулся, отморозился…” (с. 256).

”Периодами у него шло. То – звезда и не подходи, то – нормальный…” (с. 269).

Чувствуете, какие интересные совпадения? А ответ – на ладони. Простой человек никогда не поймет Героя. И уж тем более не поймет тот таинственный, тонкий и священный процесс Рождения, в результате которого из деревенской девчонки Жаннеты вдруг появляется на свет Орлеанская дева, а из обычного советского пэтэушника Витьки вдруг выходит ВИКТОР ЦОЙ со всех заглавных букв. И вот что я скажу: не простым смертным копаться в этой тайне. Не кому попало дано увидеть, понять и прочувствовать, как из серого кокона выбирается красивая бабочка. И что же? Она вынуждена летать повыше и поосторожнее, чтобы не поймали, не оборвали крылышки, не заставили снова стать бескрылым ”ничто“. Отсюда – немногословность, отчужденность и замкнутость Вити. Отсюда – горькие непрестанные слезы во время молитвы и веселое лицо Жанны-Девы на людях. Да только не скрыла маска ни большого пылающего сердца у Цоя, ни крепкой любви к Богу у Жанны…

И еще одно. Я поняла – Героя все равно убьют. А если смерть опережает человеческие руки, то героя обязательно назовут дельцом, авантюристом, гордецом, шизофреником, шутом и поклонником роскоши. Люди не простят ему эту “инакость“ и постараются сделать все, чтобы Герой не остался Героем. Отсюда вырос Великий руанский процесс, закончившийся для Жанны костром.

”Сказка с несчастливым концом…”»

Во многом характер Цоя понят здесь верно. Главным для Виктора была артикуляция. Как человек искусства, Цой постоянно «формулировал» некий месседж, который ему самому не был до конца понятен. В творчестве он ориентировался на внутренний императив и старался максимально точно ему соответствовать – и в музыке, и в текстах. Именно поэтому студийная работа отнимала у него гораздо больше сил, чем концерты. В его песнях слышится чувство собственного достоинства. Было оно и в жизни.

Можно с уверенностью сказать, что Цой был внутренне очень интеллигентен и обладал высоким уровнем внутренней культуры. И всегда вел себя именно как интеллигент, хотя и не был по рождению представителем этой социальной страты. Цой делал музыку со вкусом, и тексты писал со вкусом, и одевался со вкусом, и держал себя как надо. Людей такого плана даже в творческих и научных кругах нынче днем с огнем не сыскать. На поверхность всегда всплывает одно хабальство под прикрытием «интеллигентности» и «творческого склада ума». Поэтому он по определению не мог руководствоваться в жизни мотивами, которые ему приписывают «друзья».

Юрий Каспарян:

«Звездная болезнь? Что это такое? Давайте раскинем мозгами. Возникает какой-то статус. Неважно у кого – у группы, у человека искусства. Запах успеха. Повышается статус социальный. При этом как ты к этому относишься? Если с юмором – то болезни нет. А если чуть ближе принимаешь – то есть. Виктор, конечно, спокойно к этому относился и цену этому знал. Несомненно, он был звездой. На меня же это впечатление мало производило. И сейчас тоже. Мы в ”Ю-Питере“ вообще работяги. Это же труд. Есть успех – и слава богу. Есть люди, которые трудятся больше, но с гораздо меньшим успехом…».

Итогом полемики относительно «пафоса» и звездной болезни может стать единственный вывод: звездной болезни не было, и музыканты «КИНО» всегда иронизировали на тему своего успеха.

Юрий Каспарян:

«Да, конечно. Это бесценно… (улыбается). Круто, это здорово, когда успех. С другой стороны, мы ориентировались не на это, конечно. Вон у Duran Duran стадионы… А у нас что?»

Из интервью Виктора Цоя:

«– А сам лично можешь назвать себя ”звездой“, все-таки ты собираешь стадионы, и я бы не сказал, что Виктор Цой не популярен. Твой прогноз: сколько просияешь на небосклоне?

– Не знаю, не думал над этим. Я не считаю, что это главное – всеобщая популярность. Я, конечно, очень рад, что сейчас ”КИНО“ собирает такие залы, но, в принципе, все это не было самоцелью. Для нас важно было играть ту музыку, которая нам нравится, и мы будем ее играть, даже если она будет нравиться меньшему количеству людей. Я не прогнозирую успех. Меня это не интересует. Меня интересуют песни».

Георгий Гурьянов:

«Мне сложно сказать, какое слава произвела на меня и всех нас впечатление. На меня в любом случае, несомненно, произвела, как и на всех, собственно. Все то, что происходило… Как повлияло? Наверное, испортило, избаловало, развратило… Но мы хихикали над славой и никогда не воспринимали ее всерьез, да. Это правда. Совершенно верно. Иронично старались относиться ко всему. С самоиронией в том числе. Было весело, да…».

Не популярность изменила их. Это другие изменились по отношению к ним. Что, в свою очередь, изменило «киношников». Дружба ведь – это большая работа над собой, своими слабостями. Настоящий друг должен уметь не только поддержать в беде, но и радоваться успехам. И в этом смысле друзей у Цоя оказалось очень мало.

В январе 1988 года на широкий экран выходит фильм Сергея Соловьева – «Асса». После шумной премьеры и выхода фильма в прокат Цой становится всенародно популярным. Лидером кинопроката на закате перестройки «Асса», конечно же, не стала, заняв лишь 6-е место в зачетном 1988 году («Маленькая Вера» собрала в три раза бо́льшую аудиторию), но сразу и навсегда приобрела статус эпохального кино.

Павел Боханов:

«Вспоминаю времена, когда прилавки в магазинах были пустыми, а если вдруг на них что-то и появлялось, то тут же выстраивались огромные очереди. Когда на улицах и площадях городов весели не рекламные щиты и баннеры, а агитационные плакаты и транспаранты. Одежда тогда, как правило, не отличалась оригинальностью и яркостью, лишь единицы умудрялись выделяться на общем однообразном фоне. Небольшой провинциальный город, в котором я жил тогда, от столицы отдаляли не только двести километров российских дорог, но и целая культурная пропасть. Ну какие развлечения мог предоставить городок N своим жителям? Какие места для проведения культурно-массовых мероприятий имелись на его территории? Старый ДК, в котором два раза в неделю устраивали дискотеки под неменяющийся годами репертуар, два-три частных видеосалона, где на экранах обычных «Рекордов» и «Электронов» всем страждущим за один рубль демонстрировали шедевры американского кинопроката, сопровождаемые ужасным гнусавым монопереводом. Был еще кинотеатр, на площади в самом центре города. Со словом «кинотеатр» сейчас ассоциируются огромный экран, 3D очки, великолепный окружающий звук, мягкие, просторные кресла с широкими подлокотниками со встроенными чашкодержателями, уютные и чистые буфеты, торгующие попкорном и колой. В кинотеатрах тех лет (тем более провинциальных) все было устроено несколько иначе, не столь респектабельно. В кинотеатре города N был большой экран, кресла тоже были, деревянные с откидными сиденьями, которые громким хлопком оповещали всех присутствующих, что кто-то из зрителей решил покинуть свое место. Никакого буфета не было. Вместо попкорна местные пацаны покупали у бабы Клавы семечки, благо рынок был рядом. Это сейчас последний ряд называют местами для поцелуев, тогда эти места (во всяком случае в кинотеатре города N) можно было смело назвать пацанскими. Именно на них пацаны покупали билеты, там они лузгали семечки, смачно сплевывая ”шолушки“ на пол. Именно с этих мест в зал выкрикивались пошлые реплики, комментирующие происходящее на экране. Надо ли объяснять, что я не слишком-то жаловал своими посещениями городской кинотеатр. Иногда выходили фильмы, пропустить которые было просто невозможно. Слухи о таких фильмах намного опережали сам показ. ”Асса“, безусловно, из их числа. О том, что такой фильм есть, я узнал задолго до появления афиш. И, конечно, в первый же день показа посетил кинотеатр.

Со времени выхода ”Ассы“ на экраны прошло тридцать лет. Многие фильмы и события, с ними связанные, навсегда бесследно исчезли из моей памяти. Но вот сегодня, проводя ревизию своих виниловых залежей, я наткнулся на пластинку-саундтрек к этому фильму. Достал пластинку с полки, прочитал аннотацию и мне тотчас захотелось её послушать. И как только игла с легким шорохом коснулась виниловой дорожки, в мою комнату проникли нечеткие очертания, смутные образы героев давно минувших дней. Я сразу вспомнил, как в захолустном, провинциальном кинотеатре впервые познакомился с мальчиком Банананом.

Уходят эпохи, меняются и забываются названия, рушатся политические строи, целые страны разваливаются на кусочки! Но есть вещи неизменные во все времена, в любой стране, при любом строе… Пластинка заканчивается, звучит финальная песня. ”Хочу перемен“, именно с этой мыслью я выходил из кинотеатра тридцать лет тому назад, в тот вечер, когда впервые посмотрел ”Ассу“, и не только я! Но и все мои сограждане, выходившие из зала вместе со мной! Перемен хотело все мое поколение! Я ни секунды не сомневался в том тогда, не сомневаюсь и сейчас! Под этими строками был готов расписаться каждый из нас:

 
Перемен! – требуют наши сердца.
Перемен! – требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен:
Перемен! Мы ждем перемен!
 

Как приятно, слушая эти слова сейчас, вспоминать свою молодость, ощущать свою причастность к эпохе перемен! Как горестно осознавать, что и поныне они не утратили своей актуальности. Да, во времена моей юности, как раз тогда, когда ”Асса“ вышла на экраны огромной страны, мы все, все люди, эту страну населявшие, хотели перемен! И мы их добились! В магазинах теперь полно самых разных продуктов, а никаких очередей нет и в помине. Каждый может купить себе все, что угодно, были бы деньги. Но насытились ли мы? Как часто те, у кого есть деньги, вспоминают о тех, у кого их нет? Разве изобилие не подразумевает равенства? Одежда сейчас просто пестрит яркими красками, одеваются кто как хочет или кто во что горазд. Каждый стремится похвастаться эксклюзивными брендами и подчеркнуть свою индивидуальность! Но стали ли мы людьми действительно свободомыслящими и независимыми? Агитационные плакаты и транспаранты на городских улицах сменили рекламные огни. Они освещают нашу жизнь и днем и ночью. Но сделал этот свет нас добрее? Научились ли мы отличать свет от тьмы, ложь от истины, добро от зла?

Городок N и столицу нашей родины сейчас соединяет современное скоростное шоссе. Но стоит с него свернуть в город, как вы тут же провалитесь в те же ямы российских дорог и в ту же культурную пропасть, которая, возможно, стала еще глубже. Видеосалоны исчезли за ненадобностью, кинотеатр закрыли как нерентабельный, только ДК и остался, правда дискотеки в нем давно не проводят…

Сегодня, послушав пластинку и вспомнив фильм, я задал себе вопрос, а возможно ли представить себе мальчика Бананана живущим в наши дни, сумел бы он вписаться в окружающие реалии современного мира? Ответ на этот вопрос я нашел в словах самого мальчика Бананана, в фильме адресованных Алике: ”А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью грустно: работа – дом – работа – могила. Я живу в заповедном мире моих снов“. Возможно, это детская наивность, юношеский максимализм? Но если бы каждый из нас жил по такому принципу, то чем лучше становились бы сами, тем лучше бы становился и мир вокруг нас…

”Сигареты в руках, чай на столе – эта схема проста, и больше нет ничего, все находится в нас…“».

В Алма-Ате тем временем снимается последний эпизод «Иглы», и Цой возвращается в Ленинград.

Рашид Нугманов:

«Финальный эпизод заснеженной аллеи на Тулебайке доснят в январе (Цой остался на Новый год, все ждали крупного снегопада, и где-то числа 8-го он повалил наконец)…»

19 января 1988 года в московском Доме Кино – лучшей площадке того периода – состоялась премьера фильма Алексея Учителя «Рок». В связи с премьерой произошел скандал – сам Секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев потребовал удалить из фильма некоторые сцены. Но авторский замысел фильма удалось отстоять благодаря вмешательству журналистов телепрограммы «Взгляд», существенную роль в этой истории сыграл легендарный ведущий Владимир Мукусев. По воспоминаниям современников, фильм имел оглушительный успех, его посмотрела большая аудитория зрителей.

Самому же Цою, как и многим другим, фильм совершенно не понравился. Несмотря на то что во время съемок фильма режиссер ориентировался на штампы, которые были использованы в фильме «Взломщик», и, по его словам, старался показать рок-музыкантов в их естественной среде, сами музыканты раскритиковали фильм за излишнее пристрастие к классической документальности, отсутствие концертных съемок со зрителями в кадре и вообще за отсутствие рок-культуры.

Виктор Цой:

«Рок» – он какой-то немножко сентиментальный, слюнявый: Гребенщиков с детишками и прочее…

27 января Виктор увольняется из котельной «Камчатка». Уходит, чтобы не вернуться туда никогда. Время борьбы с тунеядством закончилось, и Цой, по его же собственным словам, был рад своему уходу из котельной. Грязная и вонючая, тяжелая работа совершенно не привлекала Виктора.

Виктор Цой:

«Я уже не работаю в кочегарке. И на самом деле я этому, конечно, очень рад. В этом была, конечно, и романтика, и все, что угодно. Это, конечно, очень красиво, музыкант… Но это же ненормально. Это пользы делу не приносит. Гораздо больше пользы будет, если я буду заниматься своим делом, и только им, а не гнуть спину, кидая уголь».

Святослав Задерий:

«С Виктором Цоем мы встретились в 1983 году на I фестивале Ленинградского рок-клуба, когда ”Алиса“ и ”КИНО“ прослушивались вместе. Потом мы работали с ним в котельной ”Камчатка“, но Цой часто ездил, имел более свободный график и реже там появлялся. Зато хорошо работал. Сейчас его пытаются представить неким романтичным кочегаром, но на самом деле это был лишь образ короткого эпизода его жизни. Если говорить по большому счету, то он, скорее, подбрасывал уголь в топку истории рок-н-ролла. В ”Камчатке“ же мы все просто имели достаточно свободного времени, чтобы делать свое дело. Цой сказал однажды: ”Мне музыкой нужно заниматься, а не уголь кидать!“ Так оно и было. А как музыкант добывает себе средства к существованию – это неважно».

В феврале группа «КИНО» в студии «Мосфильма» записывает музыку к фильму «Игла».

17 февраля 1988 года в Ленинграде кончает жизнь самоубийством Александр Башлачев, и Виктор отправляется туда, чтобы принять участие в мемориальных мероприятиях рок-клуба. Башлачев работал вместе с Цоем в «Камчатке» и был хорошим знакомым Виктора.

Из интервью Виктора Цоя:

«Саша был для меня приятелем. Я к нему очень хорошо относился. Он ко мне очень хорошо относился. Мы не были особенно близкими друзьями, потому что редко встречались. Более-менее редко».

По приезде, 21 февраля, Цой принимает участие в мемориальном концерте рок-клуба.

Существует мнение, что Цой не хотел ехать на концерт и похороны Башлачева, поскольку нарушался график концертов, но подтверждений этому нет.

Рашид Нугманов:

«Концертов в те дни не было. Была в самом разгаре запись саундтрека к фильму ”Игла“. Мы как раз работали на студии в ”Мосфильме“, когда позвонили (кажется, Липницкий, но точно не помню) с просьбой приехать на концерт памяти Башлачева и похороны. Я попросил перезвонить через полчаса, и мы сели с Виктором советоваться. Смены уже были расписаны вперед, и Виктор сначала предложил съездить мне самому, поскольку я дружил с СашБашем, а они бы с ”КИНО“ продолжили запись и сведение музыки в Москве. Я позвонил Пете Мамонову узнать, едет ли он. Петя сказал, что горе надо переживать в одиночку, а не на сцене рок-клуба, но потом все-таки выяснилось, что едет. В конце концов решили съездить вдвоем с Виктором на один день, такой ответ дали где-то через полчаса. В Питер отправились в одном вагоне с Петром, Артемом Троицким и еще кем-то из московской тусовки, а остальные музыканты группы ”КИНО“ и Андрей Сигле остались работать на ”Мосфильме“. После концерта мы с Виктором вернулись в Москву, на похороны уже не могли остаться».

Артем Липатов:

«Я стоял на Ленинградском вокзале у тамбура, было холодно, мы лезли в вагон, чтобы ехать в Питер прощаться с Башлачевым. Цой стоял у соседнего вагона в лихой волчьей шубе, а рядом с ним стоял Рыженко, и подойти к ним было невозможно, потому что понятно было, что у них не наше горе, а свое. Они были там, куда нам не попасть. Цой уже был звезда…».

Незадолго до смерти Александр Башлачев дал согласие на участие в съемке дипломной картины Александра Бурцева «Город». В фильме есть эпизод, где в компанию питерских художников, куда попадает главный герой, приходит музыкант и поет свою новую песню. Его должен был играть Александр Башлачев. Авторами сценария фильма были Владимир Шинкарев и Виктор Тихомиров, известные художники-митьки. Но Башлачев на съемку не пришел. Не пришел потому, что погиб именно в день начала съемок…

И вот Александр Бурцев по совету Бориса Гребенщикова предлагает Виктору Цою сняться вместо Александра. Цой соглашается, и режиссеру удается быстро и качественно отснять нужный материал. В кадре Виктор исполняет под гитару песню «Легенда». Премьера фильма «Город» состоялась 8 июля 1988 года. Чуть позже изначально запланированный режиссером сорокаминутный фильм было разрешено доснять до прокатного варианта, и примерно через год режиссер вновь обратился к Виктору с просьбой переснять сцену с песней, но, по воспоминаниям Виктора Тихомирова, администратором «КИНО» уже стал Юрий Айзеншпис, был расписан плотный гастрольный график, и Виктор попросту не смог оторваться от дел, а в августе 1990 года Виктора не стало. В итоге в фильме «Город» снялся Юрий Шевчук. С ним и вышел в 1990 году законченный прокатный вариант фильма.

Дмитрий Шагин:

«”Город“ – дипломная работа режиссера Александра Бурцева. Ее толком никто не видел, а ведь именно там, в первом варианте, замечательно отыграл Цой. Фильм абсолютно митьковский. И я там есть, и все братки наши, а снят он по сценарию митьков – Вити Тихомирова и Володи Шинкарева. Потом Бурцев решил фильм доснять-переснять, чтобы можно было его показывать. Короче, сделать его цивильным. Или, как сейчас говорят, форматным. Пока он готовился, Цой переехал в Москву и им уже командовал продюсер Айзеншпис, который сказал, что сниматься с какими-то там митьками – западло. И запретил ему. Цой у митьков.

Хотя я считаю, что это очень ценная съемка. В мастерской у Тихомирова Цой играет на довольно расстроенной гитаре Дюши Романова (флейтист группы ”Аквариум“). Живой звук. Цой поет, мы слушаем… Это ведь документ! Именно такого Цоя я помню, когда он приходил к нам, когда я приходил к нему на ”Камчатку“. Всю эту историю нельзя привести в причесанный вид, она теряет тогда саму свою суть. С этим фильмом была трагическая история. В центральной сцене должен был сниматься Саша Башлачев. Уже сняли, как он входит в мастерскую, где уже сидит вся наша компания. Все такие: ”О, Саша, привет!“ И все. Больше не сняли. А вскоре Башлачев погиб. Вместо него на эту сцену позвали Цоя. Сюр такой мрачный вышел. Входил в мастерскую Саша… а вошел Витя, и ему тоже осталось недолго жить. В окончательной версии эту роль играет Шевчук. Который жив, слава богу».

В начале марта Виктор вместе с Марьяной по приглашению Марка Шлямовича едет в Таллин, где дает несколько акустических концертов в Малом зале Горхолла, один из которых можно услышать благодаря записи, сделанной звукооператором Горхолла Борисом Тышечко.

По воспоминаниям Марка Шлямовича, на один из концертов он пригласил в Горхолл журналистку газеты «Молодежь Эстонии» Эллу Аграновскую, которая после концерта взяла у Виктора небольшое интервью. Оно было опубликовано в газете, а затем вошло в книгу «Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы», написаную Александром Житинским в соавторстве с Марьяной Цой. Фотограф Николай Шарубин по просьбе Эллы сделал несколько удачных кадров, которые сегодня можно увидеть и почувствовать атмосферу тех дней.

Элла Аграновская:

«Я была всего лишь на одном концерте – в малом зале Горхолла – Виктор выступал без группы, аккомпанируя себе на гитаре. Тогда же мы и записали интервью. И довольно долго болтали с ним и с Марьяной – они приезжали тогда в Таллин вдвоем. Примерно года за два (а может, и три) до этой встречи Виктор с Курёхиным приходили ко мне в редакцию. Зачем – мы с Цоем так и не вспомнили. Но оба помнили, что было страшно весело…»

Планам Марка Шлямовича о будущих концертах «КИНО» в Таллине не суждено было сбыться. 16 ноября Верховный Совет Эстонской ССР провозгласил суверенитет Эстонии, верховенство законов республики над союзными законами. Начались митинги и противостояния, едва не дошедшие до вооруженных столкновений…

16 марта Цой дает акустический концерт в Москве в ДК МЭЛЗ, а чуть позже «КИНО» в полном расширенном составе принимает участие в арт-рок-параде «Асса», в рамках премьеры фильма «Асса», который проходит с 25 марта по 17 апреля 1988 года в ДК МЭЛЗ. Расширенный состав группы подразумевал наличие Игоря Борисова, Андрея Крисанова, Сергея Бугаева и других музыкантов, эпизодически помогавших «КИНО» на концертах.

25 марта 1988 года в газете «Московский комсомолец» вышла статья журналиста Евгения Додолева «Начальник Камчатки», посвященная Виктору Цою и группе «КИНО». Выход статьи совпал с началом электрических выступлений «КИНО» на арт-рок-параде.

Это была первая, по большому счету, в неподпольной прессе статья о группе «КИНО». Статья была опубликована на «Звуковой дорожке» МК, и ее выход вызвал волну фанатского недовольства. Но об этом я расскажу чуть ниже…

По воспоминаниям музыкантов «КИНО», Цой ждал группу в Москве, поскольку поехал туда раньше. «Киношники» же, по причине какой-то проблемы с билетами, решили поехать в Москву на машине, для чего «подписали» какого-то приятеля на обычном «жигуленке». Как впоследствии вспоминали «киношники», дорога прошла не без приключений, и когда наконец машина подъехала к ДК МЭЛЗ, то сидевший на ступеньках Цой (критически окинув взглядом приехавших музыкантов) произнес улыбаясь: «Дети подземелья…».

Сергей Соловьев:

«На открытии арт-рок-парада должна была выступать группа ”КИНО“. Зал сидит, уже время начинать. Я бегаю, нервничаю, уже время начинать, хватаюсь за сердце, пью какие-то таблетки. Прошел слух, что барабанщик ”КИНО“ что-то там сделал, его забрала милиция и все срывается. Я бегу за кулисы, нахожу там Цоя и говорю ему: ”Витя, так нельзя, ведь все срывается!“. А Цой так спокойно курит и говорит мне: ”Да Вы не беспокойтесь, это же часть шоу. Сейчас публика разогреется и мы начнем“. Вот так и началось».

Как вспоминал Игорь Борисов, эта серия московских концертов прошла относительно спокойно, хоть иногда и происходили аппаратурные сбои. Недостаточно совершенная техника, непрофессиональный к ней подход были неотъемлемой частью концертов того времени, это раздражало Цоя и музыкантов. И все-таки артисты всегда находили поводы для шуток.

Евгений Гапеев:

«Арт-рок-парад ”Асса“ начался 25 марта 1988 и длился три недели. Каждый вечер перед премьерным показом фильма были концерты. Вот те, кто запомнился: ”Звуки Му“, ”Вежливый отказ“, ”Аквариум“, Сергей Рыженко (в фильме именно он играет на скрипке и поет ”Козлодоева“, ”Иду на ты“, ”Мочалкин блюз“), ”КИНО“, ”Калинов мост“, ”Браво“. Еще в ДК МЭЛЗ помню комнату, на полу которой лежал портрет Брежнева, и когда в фильме молодые проходили мимо портрета генсека, в зале раздавался хохот и свист».

Сергей Возчиков:

«Окромя ”КИНО“, которое концерт-съемку завершало двукратным исполнением под фонограмму будущего хита ”Перемен!“, на сцене развлекался ”Вежливый отказ“ и показывал чудеса эквилибристики Петр Мамонов…