Текст книги "Искупление"

– Страдания ведь просто так не даются человеку, – сказала на это Томка и предложила прекратить разговоры. – Скоро будет светать.

– В юной душе Юли поселилась тревога за совсем недавно ещё неизвестного ей человека.

«Такой хороший, симпатичный, и такое ему в жизни, – упрекала она кого-то, кто руководит судьбами и жизнями. – Кому тогда быть счастливым, если такие страдают?» И прощались они не так, как со всеми прощаются. Юле хотелось прижаться к его груди, а Анатолию – не выпускать её горячей руки.

24

Нина радовалась за Анатолия, желала ему без огорчений пронести вспыхнувшее большое чувство. Она радовалась ещё и потому, что ей уже не надо скрывать своих чувств к Сергею. Нина всем существом своим ощущала плохо скрываемую любовь к ней этого человека, ждала объяснений. Боялась объяснений. Зная свою неполноценность, Анатолий не делал этого, а после операции ждал случая. И вот случай наступил, только решится ли он в этот раз сказать то, что велит ему сердце? Как ему помочь преодолеть нерешительность? Он, похоже, не понимает, что он не только не уродлив, а прекрасен! Как убедить его в том, что он достоин прекрасной партии? Соответствует ли ему эта куколка Юля? Хороша собой, похоже, не притязательна. Но тут же человек с идеей, а это как человек с рюкзаком, наполненным камнями – тяжело, но надо нести. «Ничего, народят детишек и успокоятся», – решила Нина за Анатолия его судьбу, и тоже успокоилась.

Вот уже осела пыль от колёс, машина скрылась за мыском молодого осинничка, а провожающие всё стояли и смотрели туда, где последний раз мелькнул серый бок машины.

– Хорошая девка! – сказал Пётр так, чтобы слышал только Анатолий.

– Очень! – подтвердил тот.

– Почему они развелись, ты не знаешь?

– Кто? – выпучил глаза Анатолий.

– Конь в пальто! Тамара, вот кто.

– А, чтоб тебя! – выругался Анатолий, сердито глянув на Петра. – Разве ж можно так! Алкаш муж и тряпка – вот почему!

– Сильно пил? Я тоже не прочь пропустить рюмку-другую.

– Не знаю, я с ним не пил.

– Тогда откуда знаешь?

– От верблюда! Она мне рассказывала.

– Ты… тоже с ней?

– Тоже. Тоже. Она меня человеком сделала.

– Ничего не понял. Почему тогда вы не вместе?

– Она ищет такого дурака, как ты. Умные ей ни к чему, сама умная. На пятьдесят квадратных метров два умных – это уже перебор! Всё понял?

– Борщ она умеет варить? Яйца на сковороде мне плешь переели.

– Умеет. Может, если что, и на голову его вылить!

– На тебя выливала?

– Я-то здесь с какого боку? Я что, муж? Я деловой человек, а с деловыми людьми надо обращаться аккуратно, как с хрустальными вазами. Поставить их в сторонку и любоваться, изредка пыль протирать с лысины. Вот так. Теперь всё понял, палаточный человек каменного века, человек молотка и зубила?

– Если я… Хотя чего тут… Ладно… Потом видно будет, – пролепетал Пётр, не обратив внимания на разглагольствования Анатолия. Да тому и не до того было, он рисовал картины своего красивого будущего.

25

Земля потрескалась от сухости на клеточки; трещины между клеточками в палец. Налетела саранча. Серые прожорливые тучи метались по обожжённому солнцем пространству и всё подчистую уничтожали. Горевали Сергей с помощниками: и этот год, как и прошлый, не вытянет их в люди, в холостую отработали, хуже того, долги выросли на порядок – проклятые проценты оплачивать будет нечем.

«Теперь понимаю, почему стрелялись банкроты, – думал он, сидя на жёстком горячем пеньке на краю пожухлого картофельного поля. – Несколько неудач – и человек готов на крайность. Сколько надо выдержки, терпения и воли, чтобы жить человеку без надежд? Но ведь жили, понимая, что никогда жить иначе они не будут! Тут же какое-то поле с не уродившейся картошкой ввергло меня в катастрофическую панику! Нехорошо! Взялся за гуж – тяни, как бы тяжело ни было. Что нужно делать, чтобы выправить положение? Надо было застраховать урожай. Надо, надо… Надо было думать до того, а не после. Пора отвыкать от русского нашего извечного “авось”. Авось, пронесёт, авось наладится… Если запахать всё поле и засеять какой-нибудь культурой, которая сгодится на корм нашим ещё несуществующим бычкам? Это идея! Даже если продать кому-то. У кого есть эти бычки и коровы – тоже будет хоть что-то! А если и этот урожай псу под хвост? Двойной проигрыш! Должен же в конце концов когда-то пролиться этот проклятый дождь! Не в декабре же ему идти! В декабре надо ждать другой беды: как спасти бычков от морозов, как напоить их, если промёрзнут все проруби и скважины? Дались мне эти бычки и скважины! Жил без них и не тужил, и жил бы ещё сто лет. Слава Богу, не все так думают, потому и жива ещё Россия! Раскудахтался. Расслюнявился из-за какого-то клочка картофельного поля! Полстраны немцу отдали и победили! Наполеон в Москве прохлаждался, и был наголову разбит! Картофельное поле! Тем и велик человек, что думать может! Вот и думай, коль ты человек! Восстанавливай, как того вдруг тебе захотелось, свою Духовщину! Созидай! Твори! А кто меня этому учил? Никто! Отца, деда учили. Они работали-работали, ждали долго обещанной, счастливой, почти райской, жизни. И ведь дождались! Только не для них была та жизнь. И у нас не лучше. Для Рабиновичей, Сечиных-Есиных и прочих Миллеров, оказывается, строили платформу наши отцы, а мы дали им власть и право на эту райскую жизнь! Вот они-то живут, как и цари не жили! Вот тако, как сказал бы дед Матвей. Наше поколение хорошо учат на личном примере, как безнаказанно и много воровать! Да вот крестьянской натуре, сродни Иисусовой, осточертело противиться! Ум говорит: “Обогащайся!” А натура закатывает истерику: “Побойся Бога!” И ум безразличен к обогащению, и Бога не боюсь – так, наверное, и буду прозябать до поры до времени в качестве “ни то ни сё”».

Стреляться не пришлось: спас, очевидно, Господь, дав, таким образом, ещё один шанс возродить Духовщину – он ниспослал не дождь, а лавины воды! Земля из сухой вмиг превратилась в грязную огромную лужу. Вода залила все низкие места и стояла там, насмехаясь над людьми, она как бы говорила: «Вот вы – цари природы, а я – сама природа и, что захочу, то и сделаю, а вы, цари, думайте, кто из нас главнее».

– Может, какой канал прорыть от поля, чтобы воду сбросить? – высказался за ужином Сергей.

Все молчали, потому что никто не знал, хорошо это или плохо.

– Не пригнать бы нам ещё воды по вырытому каналу, – выразил опасения Пётр после долгого общего молчания.

– Геодезиста пригласить, – предложил Сергей.

– Тогда уж лучше мелиораторов, чтобы они по науке всё сделали, – сказал своё и Анатолий.

– Идея хороша, да нету ни гроша! – высказался поэтическим слогом по этому поводу Сергей. – Больше того скажу: неплохо бы заодно и поливочное оборудование установить. Засуха – дождь из труб; ливень затопил у всех поля, у нас сухое поле – сработала ирригационная система.

– «По щучьему велению, по моему хотению…» – кивая головой в такт словам, изрёк Анатолий. – Сказка остаётся сказкой, а нам надо по старинке: заступ в руки и – вперёд! С засухой сложней, тут с ведёрком не набегаешься, но если подумать, то и тут что-то можно сообразить. От речки пожарной помпой, например, качать воду на поля. Или из цистерны на колёсах насосом через форсунки поливать… Думать надо.

– Объявляю конкурс на лучшее предложение по увеличению урожая в нестандартную погоду. Вот так! – Сергей вполне серьёзно посмотрел на своих коллег-дилетантов в хозяйственных делах.

– Премия? – также серьёзно спросил Анатолий.

– Резиновые сапоги! Утеплённые. Финские!

– Мне нужна соломенная шляпа! Канапе.

– Сплетём! Делов-то!

26

Любовь к Юле, это неожиданное для самого Анатолия чувство, не угасало, а росло. Ждал её каждую среду – в этот день она приезжала с Томкой на свои художества, как выражалась Нина. В этот день он старался быть в деревне, надевал самые лучшие одежды, чистил до блеска туфли, брился и обильно поливал себя дорогим одеколоном. К одиннадцати часам выходил за ворота и ждал серый вездеход с кривым бампером и вмятиной на крыле. Вот и сейчас он за воротами и, щурясь, всматривается в краешек мелколесья – оттуда должен выскочить тупорылый носитель его счастья. Они ждут встречи, встречаются, говорят, счастливо улыбаясь друг другу, обыкновенные слова, но для них они совсем не обыкновенные. Они носители чувств. Высоких чувств!

Вот и лёгок на помине! Томка сигналит со всей мочи, мигает светом фар, Анатолий с улыбкой во всю ширь в ответ им машет руками. У ворот они встречаются, обнимаются… Бог ты мой, как прекрасен этот миг! Запах молодой кожи и волос, жар от рук и плеч!

– Вот вам бруски и гвозди, – передаёт Томка тяжёлый пакет Анатолию. – Да оторвись ты от неё! – нарочито громко и сердито говорит она Анатолию, держащему руки Юли в своих руках. – Ромео и Джульетта из Магочанского уезда! Имейте в виду, до сезона свадеб не так и много осталось – три месяца. Заявления принимают тоже за три месяца – намёк поняли? Жених, деньги заработал на свадебный ритуал? Гостей привалит куча, напоить да накормить их только станет в копеечку! Или на родителей, как все, надеетесь?

– Накормим, напоим и спать уложим, – ответил Анатолий, не выпуская податливых рук Юли.

Свадьбу сыграли скромно. Нина с Сергеем предлагали праздновать в Духовщине. Места много, говорили они, приготовить есть что и есть где, погода стоит прекрасная. Действительно, погода стояла прекрасная! Небо чистое-чистое, солнце и тишина… Тишина во всём: в воздухе, прозрачном и бодром, в голубом безоблачном небе, на приготовившейся ко сну и отдыху земле. Изредка эту вселенскую тишину нарушал печальный крик пролетавших журавлей. Каждый, заслышав его, поднимал голову и разыскивал в безмерном пространстве ниточки плывущих к югу птиц, найдя, или улыбался какой-то странной, совсем неземной, улыбкой, или омрачался, как бывает, когда преждевременно прощаются с чем-то очень любимым и важным.

– «Им простор земли далёко виден», – вспомнились Анатолию слова из старой, тоскливой по-русски, песни. – «Ленты рек, озёр разливы… “До свиданья, птицы, путь счастливый!”»

– «Курлык, курлык… Курлык, курлык», – отвечают птицы. Означает это: «Не грустите, люди. Мы вернёмся к вам, обязательно вернёмся!»

«Дальние страны! Какие они? Все ли красивы так, как на экране? Наверное, каждому его страна – самая красивая. Негру – Африка с выжженной коричнево-серой землёй, с непроходимыми джунглями; арабу – песок пустынь с медленно бредущими верблюдами; жителям Тибета – горы; для эскимоса – снега и низкая поросль… Наверное, в этом есть большой смысл бытия? Выпадают из этой обоймы цыгане и евреи. Не потому ли их недооценивают другие, что нет у них этой природной тяги к родине? Человек без родины – это плохо! Это всё равно, что арбузная корка в океане! У человека без родины нет стремления сделать что-то хорошее для неё, улучшить, украсить… У него безразличие к той земле, на которой он живёт. Ну, не совсем безразличие, положим. Есть желание обогатиться, жить безбедно. И всё? Немного! Хорошо ли человеку с родиной? Когда как. А вот забот всегда хватает. То сделать её богатой, то защищать её, то… Что ещё? Всё? Немного! Ещё вечные переживания за судьбу её, за судьбу нового поколения. Короче, одна головная боль. Как у нас с Духовщиной».

Юля категорически против свадьбы в Духовщине! Настаивает сыграть её в ресторане Магочана. Родители договорятся с дирекцией, и не надо будет возиться самим с горшками да тарелками. Отнесут, принесут, только плати денежки.

Денежек у Анатолия, как у хуторянина-латыша – ни гроша!

Из общей копилки выделили ему на костюм, туфли, обручальные кольца, на застолье. Сергей с Ниной вида не подали, как подкосила эта свадьба «общество идейных и нищих», как обозвал Сергей то, что они создали из безденежных, но богатых идеями людей.

Свадьба была весёлая! Пили, пели, веселились, посчитали – прослезились! Сергей, как знал, прихватил с собой пачку денег. Тамада был бесподобен! Не давал продохнуть. Шум, гам, смех! Дети тоже были здесь. Они занимали отдельный стол, и было их ни много ни мало, а дюжина. Для них всё было так интересно! Особенно, когда веселье было в самом разгаре. Дядя Сергей, всегда такой серьёзный и неулыбчивый, тут же по-ребячески был самым смешным. Лысый старец с космами, в круглых очках, с толстой книгой зачитал Указ Его Величества короля Абсерландии о награждении молодых орденами, выточенными из сибирской лиственницы и двумя детскими горшками, «коли двое прибудет, чтобы не ждать в очереди при одном горшке». Потом этот лысый старец вдруг превратился в дядю Петра. Пчеловод дядя Алексей подал Анатолию и Юле на тарелочке два сердечка из сот, он низко им поклонился и сказал: «Трудитесь, как пчёлки, и сладкой будет ваша жизнь! Совет да любовь вам!» По пятам за Тамарой ходил Пётр и тихо, только ей одной говорил:

– Может, и нам заодно, а?

– Может, может, – смеясь, отвечала Томка. – Только попозже.

– Когда?

– Когда рак на горе свистнет.

Юля осталась в Магочане, Анатолий уехал в Духовщину.

– Я сразу же приеду, – говорила Юля, виновато глядя в серые глаза мужа. – Как только рассчитаюсь с училищем. Ты же не будешь сильно скучать без меня?

– Буду! Если тебя долго не будет, застрелюсь! – отвечал Анатолий, изобразив на лице отчаянную тоску и решимость.

– Только не это! Тогда и мне не жить!

– Ради тебя не сделаю этого, – обещал он, кисло улыбаясь.

Не тоска, а что-то другое, более сильное, бередило душу Анатолия. Ревность! Ревность к прошлому. То ему казалось, что Юля в объятиях другого, то кто-то домогался её, а она не смогла отбиться. Ночи казались ему необыкновенно долгими и тяжкими. Луна, светлая, «как серебром облитая», насмехалась над ним, долго и бессовестно глядя на него. Утром, не выспавшийся, с опухшими веками, он молча съедал свой завтрак и уходил во двор, чтобы поскорее заняться хоть каким делом, чтобы оно отвлекало от мыслей о возможной неудаче на поприще семьи. Лучше всех понимал его Буланка. Глянув раз-другой на своего хозяина, он опускал долу фиолетовые глаза и тяжело вздыхал.

Вот и сегодня Анатолий собрался в лес за дровами и, когда выезжал со двора, его уже поджидал Игорёк. Одетый по-осеннему времени, близко к зимнему, он пытался неуклюже забраться на тарантас, Анатолий подал ему руку, уступил место рядом, и они ехали, задумавшись, каждый о своём.

– Дядя Толя, – не выдержав долгого молчания, заговорил Игорёк, – что лучше, зима или лето?

Анатолий, поджав нижнюю губу, задумался.

– Да всё хорошо, если всё хорошо, – ответил он.

– Мне больше лето нравится. Купаться можно и не холодно.

– Зимой на лыжах и санках можно с горок кататься, а на речке после наледи – на салазках.

– У меня нет салазок, – горестно вздохнул Игорёк. – Лыж тоже нет, а санки плохие.

– Исправим положение, – пообещал Анатолий и поторопил Буланку, который, прислушиваясь к разговору мужиков, совсем заленился.

Нагрузили полный воз колотых заранее дров из своей поленницы, Анатолий посадил на вершину Игорька, дал ему вожжи, сам шагал сначала рядом, а когда выехали на дорогу, то пошёл сзади воза. Дорогу подморозило, и она схватилась в низинах острыми длинными полосами, выдавленными колёсами. Стучали копыта, Буланка, подчиняясь воле возницы, тихо мечтал о прохладной водичке, душистом сене, и его нисколько не подмывало на протест. Да и какой может быть протест, если хозяин никогда не лупит без дела по крупу вожжой, не говоря уже о плети, кормит и поит вовремя. Уголок в хлеву всегда прибран и сух – что ещё надо беспородной скотине? У других хуже. Живут на ветру, в загородке, есть нечего – что подберёшь с пола, то твоё. Летом приволье, но зимой бедствие! Сбившись в кучу, прижавшись отощавшими боками друг к другу, ухитряются как-то жить лошади в больших коллективах, и мечта у них одна – поскорей отмучиться. Буланка за давностью лет забыл многое из своей прошлой жизни, но многое и помнит…

Так и подъехали ко двору, не успев расстаться каждый со своими думами. У ворот их уже поджидала Нина. Она быстро распахнула настежь ворота и заявила, чтобы быстренько шли обедать.

– Сегодня чебуреки нажарила, – сказала она. – Ещё горячие. Разгрузите дрова после!

Спорить с хозяйкой было бесполезно. Помыв руки, причесав волосы Анатолий и Игорёк чинно уселись за стол. Нина поставила большую тарелку с горой душистых, зажаристых чебуреков. С аппетитом тоже не было проблем, потому от горки скоро остались на дне тарелки два сморщенных чебурека.

– Молодцы! – похвалила мужиков таровитая хозяйка. – Кто хорошо ест, тот хорошо работает!

– Я думаю иначе, – посмотрев на уже один чебурек в тарелке, возразил Анатолий. – Кто хорошо работает, тот хорошо должен есть!

– Не спорю, – быстро согласилась Нина и принесла крепко заваренный чай.

– Не иначе сегодня у нас День пастуха-киргиза? – усмехнулся Анатолий, разливая чай по чашкам.

– Вспомнился мне Казахстан, вот и напекла вам их чебуреки. И чай у них всегда отменный.

– Что же вас закинуло в эту чудную страну? – спросил Анатолий, удивлённый сообщением Нины.

– Мой папа военный. Там служил. В Алма-Ате жили на улице Утепова. Прекрасный город, прекрасная страна, потом всё изменилось. Мы переехали в Иркутск, оттуда мама родом. Там я окончила университет, неудачно вышла замуж… Короче, получилась кошмарная история.

Анатолий долго молчал, глядя тупо на чашку, а потом тяжело, болезненно вздохнул и сказал:

– «Нам не дано судьбу предугадать!»

– В этом самая большая ошибка природы! – произнесла Нина, встала и пошла на кухню. Послышался сильный звон посуды.

«А ведь она так и не встретилась со своим счастьем, – подумал Анатолий. – Присела по пути к счастью под тенистой яблонькой, а путь ещё не окончен. И я, похоже, присел под этой же яблонькой, только с другой стороны, и мы не видим, не слышим друг друга».

– Вы ещё поедете сегодня в лес? – послышалось из кухни.

– Поедем, – отозвался Анатолий. – Передохнём малость, выкурим трубку и поедем!

– Что вам приготовить на ужин?

– Поросёнка или гуся с яблоками… можно не готовить. Картошку, хлеб, огурцы или капусту, а если грузди, то с большим удовольствием!

– Груздей ноне, как говорит наш дед Матвей, у нас кот наплакал. Только на большие праздники! Огурцы и капуста будут. Может, блинчиков каких напечь?

– Оладушек! – подсказал Игорёк, сползая с лавки. – Однако нам пора, – сказал он, глядя на старшего друга. – Успеть бы до заката солнца.

– Да, – встал со скамьи и Анатолий. – Пора. Время не ждёт! Пока погода хорошая, управимся, потом за всё отдохнём! – хитро подморгнув мальчишке, громко сказал: – Оладушек потом отведаем, когда хорошо поработаем!

Выезжали, суетясь и покрикивая друг на друга. Игорёк, напыжившись, пытался сам отворить ворота, не получалось как у взрослых, он нервничал и упрямо тянул в сторону тяжёлую створку. На помощь пришла Нина, но мужичок с ноготок зло посмотрел на неё и крикнул:

– Уйди! Я сам!

– Да там кочка, через неё только помогу перетянуть, – отозвалась на окрик сына Нина, не умоляя его мужского самолюбия. «И в кого он такой? – тут же задумалась. – Я не такая упрямая, а отец так и подавно. Может, от Анатолия перешло? Он только из упрямства да разума не оказался в среде отверженных». Нина как-то услышала их разговор в сарае, где они латали крышу – крепили новый шифер.

– Дядя Толя, тебе трудно затаскивать одному шифер наверх, давай я тебе помогу, – предлагал младший.

– Было бы здорово, – соглашался старший, и тут же: – Понимаешь, я на крыше ещё как-нибудь справлюсь один, а вот снизу цеплять на верёвку листы у нас некому. А это очень важная работа!

И мальчишка с огромной радостью, что без него никак не могут обойтись, делал свою работу – он набрасывал петлю на лист и закреплял крюк. Отбегал в сторону по команде старшего, переживая уже, что не может быть рядом с ним и не поможет затянуть тяжёлый груз.

Анатолий научил его забивать гвозди молотком, давал задание отпилить ножовкой кусок бруска, научил завязывать «бурятским» узлом верёвку. Бросив старую телогрейку на спину Буланке, подсаживал на него мальчишку, и шли на водопой к речке. Страха в глазах мальчишки не замечал, а не заметить его было невозможно: рот открыт, глаза круглые, ничего невидящие, дыхание замерло. Уцепившись руками за гриву, он почти лежал на шее Буланки, и первые шаги покорного трудяги, казалось, раскачали всю землю. Второй, третий поход были уже не такими страшными, как первый. А скоро он уже один ездил на водопой, и на обратной дороге даже подгонял его прутиком, чтобы тот трусцой семенил к дому.

– Ну, что, кавалерист, – говорил старший, помогая слезть с Буланки младшему, – рысью не надоело ездить, может, галоп будем осваивать? Потом саблю купим или сами скуём, и будем учиться военному делу настоящим образом! Идёт!

– Казаки на сёдлах ездят, а я…

– Казаки ездят на осёдланных лошадях, – поправил старший. – Купим и мы седло. Хорошо бы купить ещё одну лошадку, тогда бы мы с тобой вместе ездили на охоту.

– С ружьём? – заблестели глаза у мальчишки.

– Разумеется.

– У меня нет ружья.

– У меня тоже нет, – признался Анатолий. – Но будет. А пока станем охотиться с рогатками.

Представив охоту с рогатками, Игорёк рассмеялся.

– В медведя из рогатки! – от души хохотал он, показывая тёмную дыру от выпавшего переднего зуба.