Текст книги "Слотеры. Бог плоти"

– Увидел дочку, когда его хозяин лечил мою жену. И… как это… оставил? забыл?.. а!.. потерял голову. Да. Однажды мои люди поймали его в саду под окнами Mashki-то. Я велел дать плетей, да как следует.

– Ничего примечательного? – переспросил я, машинально барабаня пальцами по рукояти шпаги. – Мне показалось, он очень даже примечательный. Его искусство исцеления велико даже для Ура, а здесь собрались лучшие маги со всего света.

– Не был хорошим лекарем, – покачал головой Лаврин. – Ученик простого травника. Никогда не учился у великих мастеров.

– Гений от рождения?

– Я бы знал, – хмыкнул купец. – Все бы знали. У нас лекарей ценят. Вот…

Он бесцеремонно задрал штанину и показал воспаленный красный рубец на ноге.

– Старая рана. Получил три года назад, когда гнал в Ур караван с товарами. Шайка разбойников попыталась отбить несколько подвод. Зажила, но в плохую… намоченную… как это?.. а!.. сырую погоду открывается и болит. Да. Почему же не помог, когда смотрел? Нет, не был великим лекарем.

Надо же. Чем дальше, тем все более интересным персонажем становится мой вранливый друг.

– Право слово, мессир Лаврин, у меня складывается впечатление, будто мы говорим о разных людях, – пробормотал я, озадаченно потирая подбородок.

Купец широко улыбнулся.

Будучи в Уре человеком новым, он держался в компании одного из детей Лилит довольно свободно, без той смеси подобострастия и страха, какую выказывают коренные уранийцы, имевшие возможность удостовериться: иные страшные истории о нас – лишь бледная тень истинных ужасов.

Это мне нравилось. Вечный страх на лицах все-таки утомляет.

– Едва ли это возможно. Вы хорошо описали парня. Я его узнал. Это он, нет сомнений.

– Целитель, которого видел я, мог срастить рану, просто проведя по ней пальцем.

– У вас убежавший… ушедший от ума… как это?.. а!.. сумасшедший город, – пожал плечами купец. – Да. Очень большой и древний. Здесь с ним всякое могло произойти.

Я смерил его долгим взглядом. Уж не держат ли меня за дурака?

Нет, не похоже.

Врать Выродку – себе дороже. И пусть страхи Лаврина перед Древней кровью не впитаны с молоком матери, он все же не мог не слышать жутких историй про детей Лилит. Всякий, кто норовит переселиться в Блистательный и Проклятый, слышит их первым делом. Опять же вежливость и почтительность, с которыми меня приняли в доме Лавринов, явно вызваны не удовольствием лицезреть мою неприятную, изрезанную шрамами физиономию.

Всего лишь разумная осторожность.

– Для меня важно найти мальчишку. Очень важно, мессир Лаврин. Я могу рассчитывать, что, едва он появится на пороге вашего дома, мне тут же будет выслана весточка?

– Дал слугам наказ гнать его прочь. Даже если мальчишка стал великим колдуном и вступил в этот ваш Ковен, все равно не считаю его за ровню моей Mashke.

(Мастер, оказывается, уже заявлялся сюда в ворованной синей мантии, уверяя, будто стал послушником Колдовского Ковена Ура. Я пока не стал открывать глаза Лаврину на эту – очередную – ложь со стороны поклонника его… Mashki).

– Подобные визиты только портят облик… вредят достоинству… как это?.. а!.. не делают чести девушке из хорошей семьи. Да.

Кто бы сомневался.

Если девушка действительно так красива, как говорил о ней Мастер, а ее папаша богат и способен выставить недюжинное приданое, то будущее предсказать нетрудно. Отец попытается выдать дочь замуж за родовитого уранийского нобиля и наверняка преуспеет. И все будут довольны.

Голубая кровь и фамилия супруга откроют девице путь ко двору, где свет, интриги, шуршание платьев и все самые свежие сплетни. А новоиспеченный тесть прибавит к арборийскому богатству, эребским коврам, черемисским скакунам и лютецианскому хрусталю пышный уранийский титул.

Учитывая, сколь часты марьяжи между отпрысками купцов, обладающих тугой мошной, и аристократами, зачастую ничем, кроме древности рода, не обладающими, планы Лаврина имели все шансы осуществиться, причем уже в самом недалеком будущем. Поэтому в них явно не входила страсть молодого мага, пусть даже он открыл в себе фантастические таланты и был принят в Колдовской Ковен Блистательного и Проклятого.

Уважение и почет, равно как и достаток, которые мальчишка мог дать, став ковенитом, Марию едва ли прельстили бы – всем этим уже обладал ее отец. А вот титул и место при дворе…

– Я бы просил об услуге, – веско сказал я и поерзал на стуле, чтобы красноречиво забрякала амуниция.

Лаврин пожевал губами. Он не производил впечатления человека, готового так просто уступить, и истинного страха в отношении меня не испытывал, но чувство тревоги, которое внушала моя грузная фигура, перевесило.

– Хорошо, сударь. Помогу вам. Если этот нахал еще раз заявится, попрошу пригласить его в дом и продержу ровно столько, чтобы вы успели… как это?.. проспать… пропеть… а!.. подоспеть. Или прислали своих людей. Да.

– Вот и славно, мессир Лаврин! – Я постарался сообщить своему лицу по-настоящему кровожадное выражение, не адресованное никому конкретно (на всякий случай, чтобы купец не подумал отделаться пустым обещанием). – Кто знает, может быть, это избавит вас от назойливого жениха раз и навсегда.

Купец скривился, но ничего не сказал.

Мы распрощались, после чего я покинул особняк Лавринов, на улице Ткачей – не самой фешенебельной, зато удачно расположенной относительно центра города и вернулся домой. Понятно, что на одну добрую волю арборийца я не понадеялся и тем же вечером проинструктировал Помойного Кота установить круглосуточное незаметное и неусыпное наблюдение за домом купца.

Тогда я еще не знал, что все это лишние хлопоты.

Скоро Мастер Плоти, этот новоиспеченный Джулиан, и в самом деле заявится к своей Мэриэтте. Да так, что вспоминать этот визит будет по сей день омерзительно даже такому толстокожему созданию, как Сет Слотер по прозвищу Ублюдок.

Глава XI
Предложение Ковена

Ожидая, пока Мастер Плоти объявится возле дома своей возлюбленной, я не сидел сложа руки. За двое суток я обошел несколько злачных заведений из числа тех, что стремятся облюбовать жители Ура с испорченной репутацией, темным прошлым и вполне даже предопределенным будущим, где маячит если не нож коллеги по преступному промыслу, то десять футов доброй пеньковой веревки, пожертвованной от щедрот Палаты правосудия.

«Сломанная сабля», «Кабан и поросенок», «Сиськи-Трясиськи»… Названия сих достопримечательностей Блистательного и Проклятого на слуху у всего города, хотя не всякий знает, где и как их сыскать, а из тех, кто знает, не всякий рискнет переступить порог, ибо есть заведения, куда даже городские стражи меньше чем полным взводом стараются не соваться. Войдя же внутрь таковых, следует вести себя подобающим образом: не привлекать лишнего внимания, держать язык на привязи, а ушки – на макушке, в чужие дела не лезть и к своим не подпускать.

Тем, кто не привык следовать негласным правилам (по недомыслию или в силу излишней самоуверенности), визит запросто может выйти боком. Не в меру длинные носы в таких местах принято сворачивать набок, а то и урезать… по самую шею.

И, как ни парадоксально и вопреки всему вышесказанному, именно сюда стекаются все грязные слухи, гнусные сплетни и темные секреты, постоянно тревожащие поверхность болота, именуемого Уром, подобно пузырькам зловонного газа. Правда, чтобы добраться до них, надо уметь развязывать языки – где серебром, а где кулаком, не забывая при этом следить, чтобы за спиной вдруг не оказался какой-нибудь хмырь с мрачной рожей, либо наоборот – в доску свой рубаха-парень с излишне дружелюбной ухмылкой.

В общем, почти как дома, в родном Кэр-Кадазанге…

Тряся завсегдатаев, а когда и хозяев таких заведений, суля то тумаки, то золотые марки, я тщательно выспрашивал о юноше-бори, который мог бы оказывать колдовские услуги без лицензии, выдавая себя за мага Колдовского Ковена. Увы, ничего внятного выжать не удалось. Не помогли и расспросы умельцев, подделывающих документы и печати. Ни к одному из тех, кого я сумел отыскать, не обращался за помощью мальчишка из Арбории, намеревающийся практиковать medicae aktus, но не горящий желанием экзаменоваться у столичных магов-чиновников.

Теряя терпение, я уже подумывал подключить к поискам своего племянника Джада Слотера, известного обширными и крайне сомнительными знакомствами, как вдруг Мастер Плоти объявился собственной персоной. Вернее, сначала объявилась другая персона в мантии, тоже вполне заслуживающая внимания, но уже не только за свои магические таланты.

Такой персоной стал Квентин Саламатус – одна из самых крупных шишек Ковена.

Человек, которого иногда именовали (и не поймешь, в шутку или всерьез) «вице-канцлером Ура от магии», прибыл в мои апартаменты на Аракан-Тизис собственнолично, не удосужившись даже прислать предварительно записку или уведомить о своем визите при помощи какого-нибудь хитрого магического фокуса.

Последнее меня отнюдь не порадовало. Я слышал кое-что о Втором из Круга Девяти: говаривали, Квентин Саламатус не из тех, кто позволяет себе тратить время, отправляясь наобум в гости к человеку, которого может и не оказаться дома. А значит, Ковен установил слежку – если не за мной, то за моим жилищем. Учитывая последние события, нетрудно предположить, что поводом послужили мое недавнее обращение в представительство магического братства и интерес, проявляемый к смертному юноше, который выдает себя за одного из ковенитов.

Кровь и пепел!

Мой юный друг преуспел в искусстве привлекать внимание сильных мира сего к своей скромной персоне. Даже более чем. Сначала суккуба, затем я и Близнецы, а теперь вот и верхушка Ковена. Что дальше? Его величество Джордан II подождет помирать и восстанет со смертного одра, дабы потребовать к себе такого искусника?

Учитывая, как заплясали события, – вполне может статься.

Но, как бы то ни было, Вера Слотер заполучит его первой.

Я так решил.

Мысленно поставив для себя точку в этом вопросе, я скорчил хмурую физиономию и сосредоточил внимание на визитере.

Так получилось, что, будучи изрядно наслышан о Квентине Саламатусе, воочию я видел магистра в первый раз в жизни. И, должен признаться, поначалу зрелище не впечатлило. Представитель крупнейшего магического сообщества Ура (а следовательно, и всего мира) выглядел… ничуть не представительно.

Стандартная темно-синяя мантия, отороченная по краям алой каймой, – знак высокого положения в иерархии Ковена, сидела на нем криво и постоянно норовила съехать с плеча. Магу-чиновнику приходилось снова и снова поправлять ее нервными отрывистыми движениями. Блеклые рыбьи глаза делали и без того тусклое лицо совершенно невыразительным, а выскобленные до синевы щеки глубоко запали, придавая ковениту сходство с аскетом, вознамерившимся уморить себя постами да воздержанием. Этим он отчасти напоминал дядюшку Витара, чье исхудавшее лицо вообще мало чем отличается от голого черепа. Неужто это ответственность так высушивает?

Тень, а не человек. Стяни с колдуна мантию, выряди в простую одежду – и на улице ты пройдешь мимо, рискуя даже не заметить его.

Между тем Квентин Саламатус по праву являлся одним из виднейших людей Блистательного и Проклятого. Маг Ковена первой категории, он обладал совершенно недюжинными познаниями в области волшбы, однако считалось, что истинные таланты магистра лежат в области бюрократии и крючкотворства. Злые языки поговаривали, будто скорее этим талантам, нежели колдовскому умению, Саламатус обязан своему положению в Круге Девяти. Не удивлюсь, если это окажется правдой: даже высшие маги отчаянно нуждаются в умелом управляющем – уж больно много магического материала ныне использовалось в самых простых отраслях городского хозяйства, от транспорта до чистки сточных канав.

Кроме того, кто-то же должен вести переговоры от имени Ковена как с Магистратом, при котором состоял весь официальный магический сброд, так и с Монаршими Чертогами, где нынче завершало бренный путь по земной юдоли наше умирающее высочество – славный король Джордан II, номинально представляющий в Блистательном и Проклятом верховную власть.

Саламатусу едва ли пришелся по вкусу пристальный взгляд. Но не обращая внимания на его недовольно поджатые губы, я с откровенным интересом продолжал разглядывать мага-чиновника, про которого ходило множество нелепых слухов и столько же анекдотов, высмеивающих поразительную работоспособность, еще более поразительную педантичность и уж совершенно поразительную скаредность.

А ведь многие из них, похоже, недалеки от истины.

Пальцы ковенита пестрели въевшимися в кожу чернильными пятнами, а мантия одного из самых влиятельных людей Ура оказалась аккуратно заштопана в нескольких местах. У меня почему-то немедленно возникло убеждение, что все стежки были сделаны рукой самого мага.

«Приходят как-то к Саламатусу вор, ростовщик и скупец и просят: рассуди, о жаднейший…»

Разглядывая магистра, я не забывал и слушать. При всей своей невзрачности и даже некоторой нелепости Саламатус точно не входил в число людей, слова которых позволительно пропускать мимо ушей. Особенно когда ковенит рассказывал о совершенно диких вещах.

– …в настоящее время пострадало уже свыше тридцати человек, – медленно закончил свою речь маг-чиновник, сверля меня в ответ белесыми рыбьими глазками.

Последнее, к слову, свидетельствовало о железном стержне, таящемся внутри столь невзрачного человека. Я мог бы по пальцам пересчитать смертных, у которых хватило духу не то что смотреть в глаза Выродку – просто выдержать его взгляд. И готов биться об заклад, пара пальцев осталась бы про запас. Впрочем, знать, что я думаю о нем, Саламатусу совершенно не стоило, а посему…

– Тридцать? Что ж, значит, будет работа для Мусорного патруля, – подчеркнуто небрежным тоном бросил я.

Лицедей из меня неважный, но скрыть нарастающее внутреннее напряжение удалось.

На самом деле мы ведь оба понимали, к чему он клонит.

Чтобы вспомнить обо мне, Колдовской Ковен должен был вляпаться в крупные неприятности. Я бы даже сказал – масштабные неприятности. А поскольку маги-чиновники не любят терять лицо и показывать, что неспособны самостоятельно управиться с чем бы (с кем бы) то ни было, их интересы должны пересекаться с моими. При таком раскладе ковениты получат возможность загрести жар чужими руками, делая вид (не в последнюю очередь для самих себя), будто искусно манипулируют обстоятельствами.

Общий же интерес у меня с Ковеном нынче один.

Мастер Плоти.

Загадочный гений волшбы, хилер высочайшей категории.

Одуревший от вожделения мальчишка.

Меня распирало от желания вскочить, схватить Саламатуса за грудки, встряхнуть как следует и проорать: «Где он?!», но приходилось сдерживаться. Ковениты намерены использовать Ублюдка Слотера в своих целях? Что ж, пусть попробуют.

Это обойдется им недешево, так что еще вопрос, кто кого использует.

Помня о воспетой острословами скаредности Второго из Круга Девяти, набивать цену следовало изначально, иначе этот скряга примется торговаться за каждую монету, которую намерен уплатить. Пусть поверит, будто Слотеру на самом деле нет дела до каких-то там людишек.

Саламатус словно не услышал моей реплики про Мусорный патруль.

– И эти тридцать человек все еще живы, – настойчиво продолжал ковенит.

Я вопросительно поднял бровь.

– Все живы, – повторил маг-чиновник, тускло блеснув рыбьими глазками. – Хотя назвать их людьми не повернется язык. Полагаю, они и сами уже устали молить о смерти. Мессир Слотер, вы, несомненно, догадываетесь, почему я пришел именно к вам. Тремя днями ранее вы искали человека, который ответственен за происходящее сейчас на улице Ткачей…

Мой Джулиан все-таки пришел к своей Мэриэтте.

Только уже не скромным просителем. Похоже, он принес с собой боль и ужас.

Эмиль Траут, будь он жив, пришел бы в восторг от нового сюжета на вечную тему.

– …ваш рассказ о молодом человеке, уроженце Арбории, выдающем себя за члена братства, сразу же привлек внимание Ковена. Сами понимаете, не каждый день к нам приходят с подобными расспросами представители Древних семей, – рассказывал Саламатус, нервно поправляя мантию. – Опять же дар, который вы обозначили в описании разыскиваемого, дар, который вызвал интерес даже у Древней крови, сам по себе крайне редок.

Магистр помолчал, ожидая моей реакции, но поскольку я ничем не выразил заинтересованность, продолжил:

– Мы не оставляем хилеров без опеки и надзора, даже когда их базовая подготовка не позволяет сдать экзамены в Ковен. Магия трансмутации, позволяющая напрямую взаимодействовать с материей, изменяя ее форму, а иногда и содержание, – уникальна. Это один из величайших даров небес человечеству. А уж когда речь заходит об умении работать с живой материей, не повреждая ее… такие случаи и вовсе наперечет. Уникумы, обладающие подобными способностями, известны поименно. Посему Колдовской Ковен немедленно приложил необходимые усилия для поисков этого… хм… неофита. Если он так силен от природы, то представляете, что могло бы вырасти из юноши при надлежащем обучении и наставничестве?!

Да уж могу себе представить.

Пройдя должную подготовку, парень мог бы стать величайшим целителем своего времени, одними только прикосновениями пальцев закрывая любые раны, смахивая с тела самые страшные язвы и наливая новой силой увядшие органы. При этом в Ковене отнеслись бы к его талантам весьма прагматично. Зная магическую братию и отношение Магистрата к работе волшебников на территории Блистательного и Проклятого, можно с уверенностью утверждать: то, чего стали бы касаться руки молодого колдуна, приносило бы пользу обществу, а не отдельным его представителям.

Трудясь на братство магов, Мастер Плоти доделывал бы работу там, где, по мнению смертных, ее не доделала природа. Например, увеличивал бы мышечную силу тягловых животных, используемых для военных и промышленных нужд. Или останавливал бы процессы разложения в телах зомби, что трудятся на государственных рудниках (главным образом серебряных). Или совершенствовал бы магиматов, принятых на службу в различные департаменты Ура.

– К сожалению, мы… не преуспели, – вздохнул Саламатус, в сотый раз одернув ворот мантии. – И я не снимаю с себя ответственности за случившееся. По долгу службы я обязан знать все о перемещениях нелицензированных обладателей магического дара, даже когда они сами полагают, будто Ковену ничего не известно об их темных делишках. Но за этим мальчиком мы не уследили.

Маг-чиновник, член Круга Девяти, положил руки на стол и устало посмотрел на меня:

– Мы прошляпили появление вашего неофита и не отыскали его прежде… прежде, чем он сам объявил о себе. Мои подчиненные считают, что это все из-за девушки.

– Спорить не буду, – пожал я плечами. – Не в первый раз мужчина принимается за безумства из-за женщины. И, увы, не в последний. Просто в историю вписываются только те безумства, какие впоследствии можно с пафосом выдать за «подвиг».

– К сожалению, у меня нет времени на исторические ретроспективы и глубокомысленные сентенции, – уныло заметил Квентин Саламатус, разглядывая свои худые костистые пальцы. – Поймите, мессир Слотер, пока мы говорим, почти сто человек держат оцепление вокруг особняка купца Лаврина, ожидая команды на штурм. Они ежеминутно слышат эти страшные крики. А иногда наружу выскакивает такое, что даже сложно описать…

Он громко захрустел пальцами и надолго замолчал.

– Там творится настоящий ад, мессир. Вы помните историю Нико Гончара?

Еще бы не помнить! Известный в городе гончар Нико-ханнориец разорился, пытаясь конкурировать с крупной мануфактурой, взявшейся за производство посуды. Действительно искусный, но тщеславный и страшно себялюбивый ремесленник, доведенный до исступления издевательствами конкурентов и требованиями кредиторов, жестоко отомстил «равнодушному к его бедам городу» (так он объяснился позже перед дознавателями Второго Департамента). Нико Гончар распродал все свое имущество, раздал долги, а на оставшиеся деньги накупил глины и в заброшенном сарае слепил из нее несколько чудовищных тварей, которых даже големами-то назвать можно было лишь с большой натяжкой. Размерами эти исполины почти дотянули до великанов-топтунов, таскающих поезда меж городами.

Анимировав монстров с помощью загодя прикупленных контрабандных заклинаний, Нико напустил их на разорившую его мануфактуру.

Одно заклинание прекратило действие через несколько минут после активации, заставив чудище застыть уродливой скульптурой посреди сарая. Два существа рассыпались, немного не дотопав до конкурентов ханнорийца. А вот третий сбился с пути, вышел на людную улицу и принялся громить все направо и налево.

Прежде чем Псы правосудия развалили глиняного монстра на части, прикатив пушку, пострадало по меньшей мере тридцать человек, из которых половину просто затоптали во время давки, образовавшейся при паническом бегстве горожан. Прямо как в давешней истории с моим участием.

– В нашей ситуации все намного, намного хуже. Я не уверен, что тех, кого ваш… Мастер Плоти… взял в заложники, удастся спасти. Думаю, они сами едва ли захотят жить после всего, что он с ними сделал. Кругу нелегко было принять решение в данной ситуации, но оно принято: несмотря на всю уникальность этого таланта, мальчик должен быть уничтожен. Он определенно безумен. Я не отдал команду штурмовать особняк только потому, что не хочу терять людей, а потери, боюсь, будут неизбежны. Мы ведь даже не можем использовать против него Псов правосудия, поскольку их улучшили искусственно, и они уязвимы именно для магии трансмутации. Есть даже вероятность, что он способен повернуть их против нас же.

Ковенит снова тяжело вздохнул и занялся мантией.

Я терпеливо ждал.

– Последнего я сейчас больше всего и боюсь. Если Мастер попробует обернуть свое влияние на магиматов и тех созданий, которые подвергались переделке… Нельзя исключить, что они могут откликнуться на его зов. Представляете, что может сделать безумец с гвардией из трехсот профессиональных, невероятно сильных и ловких бойцов?! Нам придется вводить в город войска, чего с Уром не случалось за последние двести лет!

– Вы везучий человек, мессир Саламатус, – задумчиво сказал я. – Сидите и спокойно так хамите в лицо Выродку…

– П-помилуйте, лорд Слотер! – Маг-чиновник побледнел и оставил в покое свою мантию. В рыбьих глазах впервые блеснуло что-то похожее на жизнь. Страх? – Как можно!..

– Разве только что вы не дали понять, будто жизнь каких-то стражников ставится вами выше жизни Слотера? Разве не потому вы готовы отправить меня таскать для вас каштаны из огня?

Искоса наблюдая за занервничавшим магом-чиновником, я с трудом предотвратил появление ухмылки. У меня и в мыслях не было оскорбляться на слова Саламатуса, тем более что ничего оскорбительного или даже неосторожного в них не было – логично предлагать наемному охотнику деньги, чтобы он сунул голову в чужие неприятности, рискуя остаться без оного украшения на плечах. Тут вопрос лишь в мотивации.

То бишь в количестве этих денег.

Учитывая же скаредность магистра Ковена… ну, впрочем, об этом я уже упоминал.

Отклонять подвернувшееся дельце я не собирался. И не только из-за того, что в нем фигурировал Мастер Плоти. Мертвые, которые приталкивают клиентов к дверям Сета Слотера, в последнее время обленились, и затянувшееся бездействие привело к тому, что мы с Таннис несколько поиздержались. Деньги я никогда не умел ни копить, ни беречь, и они всегда подходили к концу, а жить, промышляя запугиванием кредиторов и бесплатно столуясь в тавернах, где меня считали завсегдатаем, как-то не с руки.

У Мамаши Ло сейчас хватало проблем с чиновниками из городской стражи, так что ее благодарность еще следовало подождать. Кошелек, полученный за сломанного голема, поможет какое-то время продержаться на плаву, но принять выгодный контракт от Колдовского Ковена было бы очень кстати.

Приятное удачно накладывалось на нужное.

– Ваша жизнь? – тем временем переспрашивал Саламатус. – О, возможно, вы просто меня не так поняли, мессир! Ваша репутация и ваши, скажем так, успехи слишком хорошо известны всему городу. Если бы я верил, будто у Мастера против вас есть шансы…

– Ну, коль уж вы так говорите… – не скрывая иронии, протянул я, одновременно разводя руками.

– Мессир Слотер, позвольте вопрос? – Маг-чиновник слегка подался вперед. – Мне кажется, у вас есть определенные сомнения по поводу платы, которую Ковен намерен предложить за… хм… нейтрализацию обезумевшего нелегального колдуна? Или, точнее сказать, у вас есть сомнения относительно моей скромной персоны, которая будет предлагать эту плату?

Я ответил красноречивой гримасой. Тогда Квентин Саламатус впервые за все время нашей беседы позволил себе улыбнуться, вернее, изобразить своими тонкими бледными губами нечто, способное сойти за улыбку – при наличии у вас воображения.

– Посмею вас разочаровать. Видите ли, большинство слухов, которые распускают обо мне по городу, действительно имеют место быть. У меня наличествует склонность к экономии. Кому-то она может показаться излишней, хотя я, проведши детство, отрочество и юность в крайней нужде, так не считаю. Однако мои пороки, равно как и мои добродетели, сейчас роли не играют. При вашей помощи я хочу как можно быстрее покончить с Мастером Плоти и потерять при этом как можно меньше людей. А заодно предотвратить жуткую кровавую баню на улицах Ура, какую этот безумец может учудить, если сумеет воздействовать на живых магиматов и прошедших магическую обработку людей. Учитывая же, что платить за все в конечном итоге будет Ковен, мои душевные терзания относительно величины ваших гонораров не должны помешать нам заключить взаимовыгодную сделку.

Сделав усилие, маг-чиновник изобразил на постном лице нечто совершенно ему не присущее, что я истолковал уже как улыбку дружелюбную.

Лучше бы он не пытался.

– А мне кажется, дело не в том, чей карман пострадает из-за аппетитов Выродка, – как бы между прочим заметил я. – Мне кажется, вам просто некуда деваться. Этот случай – из ряда вон выходящий. Даже Ковену не удастся так просто списать жизни тридцати человек. Тем более что пострадали они в результате магического инцидента, каковые вы и ваши коллеги не должны допускать. Вырвавшийся демон в борделе на бульваре Двух Соборов, потом взбесившийся голем, а теперь вот это… Не слишком ли много накладок с магией за последние пару дней? Может быть, Ковен не справляется? Может быть, Круг Девяти слишком увлекся своими внутренними делами и не уделяет внимания нуждам города?

Квентин Саламатус вздохнул и вновь взялся за ворот мантии.

– Не буду скрывать: то, о чем вы говорите, – основная причина, побудившая меня бросить все дела и лично отправиться на встречу с вами. Нам нужен профессионал, способный закончить дело быстро и верно. Ковен и без того сильно подставился перед Магистратом и Монаршими Чертогами. Вы абсолютно правы: как можно говорить о контроле за магической ноосферой города, если мы неспособны отследить потенциально опасных нелегалов? Посему мы должны справиться с ситуацией прежде, чем вмешаются королевские мушкетеры или Второй Департамент Ура. Это важно!

Я промолчал.

Саламатус поерзал и продолжил:

– Войдите в мое положение, мессир Слотер. Понимаете ли, у ситуации есть определенная деликатность. Практически все пострадавшие – бори, челядь и слуги, которых привез с собой Лаврин. Они даже не граждане Ура. Человек, который напал на них, – тоже из Арбории, нелегальный колдун. Если удастся ограничить потери только подданными данного государства… что ж, получится, это были арборийские проблемы, которые вынужденно пришлось решать Уру. Но если я отправлю на штурм особняка своих людей, неизбежно погибнут уранийцы… Вы же способны решить проблему без потерь с нашей стороны. Это позволило бы хоть как-то отвести громы и молнии от наших голов. Магистрат и без того ежегодно норовит урезать нам ассигнования…

Ассигнования…

И этот человек уверял меня, что его пороки, сиречь деньги, тут не играют роли! Чернильная душа!

– Значит, все-таки вопрос в деньгах, – утвердительным тоном сказал я. – Гонорары Сета Слотера явно несоизмеримы с возможными потерями, если дело не удастся замять прежде, чем пострадает кто-то еще. Кто-то из Ура. Вот вы и выбираете меньшее из двух зол.

– Какая разница, мессир? – не скрывая своего раздражения, воскликнул маг-чиновник. – Я… Ковен в моем лице готов заплатить вам, сколько скажете. И потом, мы остановим избиение невинных!

– Оставим героическую подоплеку. Мы с вами две циничные скотины, и весь наш долгий разговор, наконец, свелся к главному. К вопросу денег…

Вопрос денег мы решили минут через десять.

Три тысячи уранийских «двурыльников» – полновесных золотых монет, отчеканенных во времена правления короля Джордана I, с изображением королевского лика на обеих сторонах (отсюда и народное прозвище) и мелким рубчатым гуртом по краям. За такую сумму я подрядился принять предложение Ковена и вытрясти душу из Мастера Плоти. «Двурыльники» особо ценились менялами и ростовщиками Ура, поскольку их чеканили в славные тучные годы из золота высшей пробы, почти без примесей. На черном рынке такие монеты уходили по цене гораздо более высокой, чем номинал. Полагаю, маг первой категории Квентин Саламатус в душе обливался скупыми (не в буквальном смысле) слезами, соглашаясь на мои условия.

Но я прижал его к стенке и выдоил.

Как одна циничная скотина – другую.

А теперь еще получу своего Мастера.