Текст книги "Операция «Карантин»"

Глава пятая

В министерстве по чрезвычайным ситуациям на внешний вид Никиты никто не обратил внимания. Практически все мужчины, которых Никита встретил в коридоре, были в оранжевой форме спасателей и ни одного в пиджаке. Будто чрезвычайная ситуация сложилась в самом министерстве.

Александр Васильевич Шуйбо встретил Полынова на пороге своего кабинета. Министр тоже был без пиджака, но при галстуке. Подтянутый, моложавый, он не выглядел на свои пятьдесят лет. Общее впечатление немного портила печать безмерной усталости на скуластом смуглом лице и грустные глаза, но это и понятно – какая уж тут радость в глазах, когда его подчинённым чуть ли ни каждый день приходится извлекать из-под обломков устаревшей техники трупы.

– Полынов? – Шуйбо пожал Никите руку. Вопреки усталому виду голос министра был твёрд, взгляд тёмных глаз ясен. – Очень вовремя. Едем.

И он скорым шагом направился из приёмной к лестничному маршу. Полынову ничего не оставалось, как молча последовать за ним.

Забравшись на заднее сиденье служебной «волги» и пригласив сесть рядом Никиту, Шуйбо поинтересовался:

– Почему не спрашиваешь, куда едем?

Полынов корректно кивнул.

– Куда мы едем, Александр Васильевич?

Получилось, будто он ёрничает, но Шуйбо то ли не заметил, то ли не придал этому значения.

– Петрович, – обратился министр к шофёру, – в министерство обороны. – И, повернувшись к Полынову, закончил: – Неувязочка с твоей командировкой, Никита Артёмович, получается… Не хотят вооружённые силы нас в Каменную степь пускать.

«Вот даже как…» – подумал Никита. Новость его не удивила – нечто подобное он ожидал. Удивило другое – то, что Шуйбо обратился к нему по имени-отчеству. Какую же услугу оказал министру Березницкий в обмен на любезность предоставить место руководителя опергруппы своему человеку, если Шуйбо не только знает его имя-отчество, но и сам вплотную занимается его делами?

– Почему? – спросил Полынов.

Шуйбо тяжело вздохнул.

– К сожалению, этот вопрос всегда был и есть за пределами компетентности нашего министерства, – глухо сказал он, отстранёно глядя в окно. – Наше дело разбирать завалы, извлекать трупы, оказывать медицинскую помощь пострадавшему населению. То есть заниматься последствиями техногенных катастроф, а не выяснять их причины…

Министр немного помолчал, затем перевёл взгляд на Полынова.

– Хотя тебя, насколько понимаю, в первую очередь интересуют именно причины происшествия в Каменной степи?

– Да, – согласился Никита. – Но пока я работаю в вашем ведомстве, буду заниматься и последствиями.

– Надеюсь, Никита Артёмович, очень надеюсь… – опять вздохнул Шуйбо. – Иначе бы я тебя к себе не взял.

И Никита почему-то поверил. Интуитивно почувствовал, что его назначение на должность руководителя спецбригады не имеет ничего общего с возникшими было в голове подозрениями об интриганских шашнях Березницкого и Шуйбо. Оба эти человека был заинтересованы в сильной государственной власти в стране не на словах, а на деле, и их альянс не имел под собой никакой экономической подоплёки. Да и сложившийся по телевизионным выступлениям образ министра по чрезвычайным ситуациям не давал повода усомниться в его честности. Никогда Шуйбо не юлил перед телекамерой, всегда на вопросы корреспондентов отвечал прямо и откровенно. Уж если и его подозревать в коррумпированности, то кому тогда вообще можно верить?

В министерстве обороны Шуйбо знали в лицо, и никто из караульной службы и не подумал проверять его документы. Потому и с Полыновым решалось всё много проще, чем если бы он появился здесь один.

– Он со мной, – коротко бросал Шуйбо на очередном посту в коридоре, и караульный вытягивался перед министром в струнку, беря под козырёк.

Наконец, миновав три или четыре поста, Шуйбо с Полыновым вошли в обширную пустую приёмную, где за огромным столом с коммутатором откровенно скучал лощёный, прилизанный адъютант. При виде Шуйбо адъютант вскочил из-за стола и щёлкнул каблуками. В отличие от караульных был он без фуражки, поэтому не козырял. Многое в последнее время, особенно в форме одежды, российская армия переняла у американской, но салютовать, прикладывая ладонь к «пустой» голове русские офицеры ещё не научились.

– Здравствуй, Игорь, – поздоровался Шуйбо с адъютантом.

– Здравия желаю, господин министр! – выпалил адъютант и расплылся в улыбке. Приятно ему было, что Шуйбо помнит его имя.

– У себя? – кивнул Шуйбо в сторону двери министра.

– Так точно, Александр Васильевич. Доложить?

– Он один?

– Так точно.

– Тогда не надо. Сам доложусь, – отмахнулся Шуйбо и распахнул дверь в тамбур кабинета министра обороны. – Идём, – бросил он через плечо Полынову.

Кабинет министра обороны был огромен. Человек пятьдесят могли во время совещаний разместиться за длинным широким столом, за дальним торцом которого сидел генерал Серёгин, исполнявший обязанности министра всего второй месяц. Держа в одной руке ручку, а другой – дымящуюся сигарету, генерал внимательно изучал какой-то документ, лежавший перед ним на столе. Подняв голову на звук открывшейся двери, Серёгин встал с кресла и поспешил навстречу. Маленький, кругленький, в очёчках, в мешковато сидящей на нём форме, он был больше похож на интенданта, чем на министра обороны. Так уж повелось в России со времён «развитого» социализма, что на ключевой пост первого по значимости силового министерства всегда назначали людей недалёких, зато чрезмерно исполнительных. Так сказать, во избежание проявления властных амбиций.

– Александр Васильевич, – колобком катился навстречу Шуйбо генерал, протягивая вперёд правую руку и не выпуская из левой сигарету, – здравствуй. Я так понимаю, ты ко мне всё по тому же вопросу?

– Здравствуй, Николай Ильич, – пожал ему руку Шуйбо. – Иногда ты меня своей дедукцией просто поражаешь.

– Всё шутишь, – поморщился Серёгин и глубоко затянулся сигаретным дымом. Голос у генерала был прокуренный, сиплый. – Ну сколько можно тебе объяснять? – раздражённо заявил он. – Нечего тебе и твоим людям в Каменной степи делать! Полчаса назад мы этот вопрос вроде бы по телефону решили. Так в чём дело?!

– Это тебе, Николай Ильич, так кажется, что по телефону мы всё решили, – спокойно возразил Шуйбо. – На самом деле решил ты всё сам и, не дав мне слова сказать, трубку бросил. – Он обернулся к Полынову. – Садись, Никита Артёмович, поближе к столу, и будем мы с тобой по новой слушать аргументы военного ведомства против нашего присутствия в Каменной степи.

Не дожидаясь приглашения хозяина кабинета, Шуйбо сел на стул, и Никите ничего не оставалось, как послушно сесть рядом. Министр обороны шумно выдохнул, недоумённо помотал головой и, снова обойдя громадный стол, уселся в кресло.

– У тебя, Александр Васильевич, наверное, своих дел нет, если в наши нос начинаешь совать, – недовольно пробурчал Серёгин, гася окурок в пепельнице и закуривая новую сигарету. Курил генерал взахлёб, причём исключительно сигареты без фильтра. Вероятно, по привычке с солдатских времён, и может быть, только в этом и проявлялась его индивидуальность, поскольку на своём посту он ничем себя как личность не показал. Зато все указы по реформированию вооружённых сил, вплоть до абсурдных, разрушающих остатки армии, проводил в жизнь неукоснительно, за что и получил в армейской среде прозвище «Чего-изволите-с».

– Может, тебе где-нибудь в Сибири пару складов со старыми боеприпасами подорвать, чтобы ты без дела не маялся, а? – с сарказмом продолжал басить генерал. – Твоя задача в чём заключается? Людей спасать, если где-то что-то экстраординарное случится. Помнишь, месяц назад вертолёт дальневосточного округа с шестнадцатью офицерами в тайге пропал? Кто тогда к тебе первым за помощью обратился и «зелёную улицу» твоим поисковым группам и спасателям обеспечил? Я! А теперь что? Кого это ты в Каменной степи спасать собрался? Нет там никого, голая пустыня! Деньги только государственные по ветру пустишь. Если они у тебя лишние, так лучше мне отдай – у меня офицеры по полгода без зарплаты сидят.

– Как деньгами моего ведомства распорядиться позволь мне решать, – хмуро заметил Шуйбо. – Ты лучше объясни, почему вокруг учений в Каменной степи столько таинственности, словно там на самом деле ядерную боеголовку взорвали? И если уж о деньгах говорить, то откуда они у тебя появились на незапланированные учения?

Серёгин делано рассмеялся.

– А с чего ты взял, что учения незапланированные? Из того, что мы никого в известность о них не поставили? Иногда на таких с первого взгляда пустячных учениях мы проводим проверку режима особой секретности по всем уровням. Судя по реакции американцев и твоему недоумению, ФСБ со своей задачей неплохо справилась и не допустила утечки информации. Так что жива ещё российская армия, рано её хороните!

Генерал ехидно прищурил глаза. Нет, это только с первого взгляда он казался рохлей-интендантом. Прекрасно разбирался Серёгин в аппаратных интригах.

Несколько мгновений Шуйбо молчал, задумчиво поглаживая ладонью полировку столешницы, будто стирая с неё невидимые пылинки.

– Допустим, Николай Ильич, я тебе поверил, – наконец проговорил он и прямо посмотрел в глаза министру обороны. – Тогда объясни заодно, куда подевались две тысячи человек гражданского населения из посёлка Пионер-5? Испарились при ядерном взрыве, согласно вводной на учения?

– Да откуда у тебя такие данные?! – в сердцах вспылил генерал. – Твоё министерство для меня сплошная головная боль – больше у меня дел нет, как тебя во все подробности посвящать. Полгода уже прошло, как посёлок пуст! – Серёгин загасил окурок, закурил следующую сигарету, посмотрел на часы. – Ладно. Полчаса до начала совещания у меня есть, ознакомлю тебя с документами. – Он поднял трубку телефона, набрал на коммутаторе номер. – Дмитрий Афанасьевич? Будь добр, захвати документы по отселению людей из Пионера-5 и зайди ко мне. Что? У тебя сейчас Федорчук? Очень хорошо! Пусть и он зайдёт!

Серёгин положил трубку и сквозь очки посмотрел на назойливых посетителей. Нехороший у него был взгляд, неприязненный. В нём без труда угадывалось, что Никиту он без лишних разговоров и комментариев с удовольствием бы выставил вон из кабинета, но с присутствием Шуйбо приходилось считаться.

– Повезло тебе, Александр Васильевич, – попыхивая сигаретой, сказал министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук как раз к нам в министерство наведался. Именно он обеспечивал режим особой секретности проведения учений.

– В чём же это мне с полковником повезло? – равнодушно поинтересовался Шуйбо.

– Информации больше получишь, – поморщился Серёгин.

Пару минут сидели молча. За это время Серёгин докурил третью сигарету и взялся за четвёртую.

«Не слишком ли много генерал курит?» – подумал Полынов. Плевать ему было на здоровье министра обороны. По его мнению, Серёгин то ли нервничал, то ли злился. К чему бы это? Уж явно не к дождю… Хотя хорошо бы, а то от жары на улице не продохнёшь.

Дверь открылась, и в кабинет вошли два полковника. Один был похож на Серёгина – рыхлый, страдающий излишним весом, лысоватый; второй – подтянутый, смуглый, с мрачным лицом и чёрными угрюмыми глазами. Рыхлый полковник держал в руках непомерно распухшую от бумаг папку, и по ней нетрудно было догадаться, кто из вошедших кто.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Проходите, садитесь, – предложил министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук Максим Андреевич. – Вопреки субординации генерал начал знакомство почему-то с представителя службы безопасности. – Заместитель начальника по тылу при генштабе Аброскин Дмитрий Афанасьевич. Александра Васильевича, я думаю, вы знаете, и…

– Начальник спецбригады МЧС Полынов Никита Артёмович, – подсказал Шуйбо.

Обменявшись рукопожатиями, все сели. Аброскин положил на стол папку и, беззвучно барабаня по ней пухлыми пальцами, уставился на министра обороны, ожидая указаний. Федорчук сидел спокойно, расслабленно, блуждая безразличным взглядом по кабинету.

– Дмитрий Афанасьевич, – начал Серёгин, отмахнув от лица табачный дым, – в МЧС интересуются отселением гражданского населения из посёлка Пионер-5. Не верят нам, что там никого нет. Внеси, пожалуйста, ясность.

– Ну да, конечно, кто же нашу работу заметит… – пробурчал полковник Аброскин. – Сейчас не то, что раньше – раз-два и за неделю весь посёлок в другой конец страны в момент бы передислоцировали. Теперь каждый индивидуального подхода требует – и жильё ему предоставь, и работу. А у нас у самих у половины офицеров жилья нет. Не говоря уже об увольняемых из армии по сокращению… Вот, смотрите, – он пододвинул папку к Шуйбо, – здесь на каждую семью документы есть. Когда, кого, куда… Три года канитель длилась, весной только последних отселили.

Никита на взгляд оценил папку. Распухшая до бесформенности, с торчащими из углов замусоленными листами, она, тем не менее, никак не могла вместить все материалы по отселению двух тысяч человек. Особенно, если с жителями Пионера-5, как утверждал полковник генштаба, работали индивидуально.

Шуйбо взял папку, взвесил её на руке, снова положил на стол и отодвинул назад к Аброскину.

– Тяжёлая работа, – то ли согласился он с полковником в оценке выполненного им задания, то ли просто констатировал вес папки. – Но меня все эти документы не интересуют, я не из контролирующей организации. Меня интересует, почему на фотографиях космической съёмки в посёлке Пионер-5, вопреки вашему заявлению, запечатлены люди? И что за слухи о каннибализме витают вокруг посёлка?

Аброскин бросил растерянный взгляд на министра обороны. Возможно, он числился хорошим работником генштаба, возможно, даже прекрасным исполнителем, но вести аппаратные интриги явно не умел. Слишком разные это вещи.

– Александр Васильевич, ты, прямо, как ребёнок! – раздражённо поморщился генерал, перехватывая инициативу в свои руки. – А то не знаешь, сколько сейчас бездомных по стране бродит. И что они едят. Газеты почитай! В одной Москве чего только бомжи не вытворяют – всех кошек съели. Если ты такой сердобольный, лучше им здесь милостыню раздай, чем в безводной пустыне деньги на ветер будешь выбрасывать.

– Что это ты, Николай Ильич, так о моих деньгах печёшься? – насмешливо спросил Шуйбо.

– Да потому… – от возмущения Серёгин поперхнулся сигаретным дымом, закашлялся и закончил сиплым голосом, но на высоких нотах: – Потому, что мне первому по шапке дадут, если я разрешу тебе в Каменной степи бюджетными деньгами сорить!

– Ах, вот даже как… – потемнел лицом Шуйбо. – Мне, оказывается, категорически запрещается посещение посёлка Пионер-5?

– Да! – не выдержав, гаркнул Серёгин.

– Ну зачем так? – неожиданно подал голос полковник Федорчук, до этого сидевший за столом с таким видом, будто тема разговора его не касалась. – Никто вам, господин министр, ничего не запрещает. Вам просто н а с т о я т е л ь н о н е р е к о м е н д у ю т.

Говорил полковник Федорчук тихо, спокойно, даже буднично, лишь последние слова чуть растянул. Лицо его было бесстрастным, взгляд чёрных глаз неподвижен и пуст. Словно не видел он никого перед собой. Не желал видеть.

Полынов внутренне поёжился. Не приведи, господи, если их дороги когда-нибудь пересекутся, да к тому же окажутся они с полковником, как говорится, по разные стороны баррикад. Впрочем, для таких, как полковник Федорчук, ни своих, ни чужих не существует. Ради выполнения задания он поперёк баррикад танком пройдёт, давя и тех, и других.

Лицо Шуйбо окаменело, на нём, казалось, ещё больше обозначились скулы.

– Настоятельно рекомендовать мне может только премьер-министр, – ровным, бесцветным голосом проговорил он, глядя сквозь полковника службы безопасности. Затем медленно повернул голову и посмотрел на министра обороны. – Как по-твоему, Николай Ильич, стоит ли мне завтра на Совете Министров поднимать этот вопрос?

Серёгин смешался, сердито перебегая взглядом по лицам полковников. Подобного оборота событий он определённо не ожидал. Ох, и не хотелось ему докладывать премьеру о событиях в Каменной степи. При таком раскладе шила в мешке не утаишь – обязательно выплывет на свет божий пресловутая точка «Минус», и тогда, судя даже по осколочной информации, ставшей известной Полынову, международного скандала не избежать.

– Да пусть едут, – снова подал голос полковник Федорчук. – Режим секретности с началом учений снят, так что не вижу оснований препятствовать. – Он встал. – Разрешите идти, товарищ генерал?

Министра обороны его слова словно пригвоздили к креслу. С минуту он сидел неподвижно, набычившись, сверля глазами полковника ФСБ. Даже позабыл попыхивать торчащей изо рта сигаретой. Наконец он совладал с собой и затянулся так, что сигарета затрещала.

– Нет, Максим Андреевич, – глухо сказал генерал, – я попрошу вас ещё минут на пять задержаться. – Он повернул голову к Шуйбо. – Ты удовлетворён, Александр Васильевич?

– Естественно.

Шуйбо встал, и Никита последовал его примеру. В прямую им на дверь не указывали, но и так было понятно, что аудиенция окончена. Нет, всё-таки слаб нынешний министр обороны, если в его ведомстве распоряжения отдаёт полковник ФСБ.

– Завтра утром моя спецбригада вылетит в Каменную степь, – сказал Шуйбо. – Надеюсь, Николай Ильич, твой гарнизон обеспечит посадку самолёта?

– Д-да… – рассеянно пробормотал Серёгин. Он поднял глаза на полковника Аброскина. – Дмитрий Афанасьевич, распорядишься, чтобы приняли самолёт у зоны оцепления…

Мысли генерала сейчас были далеки от проблем министерства по чрезвычайным ситуациям. Никак не входило в его планы разрешать спасателям посещать Пионер-5. Потому и смотрел он неотрывно на полковника ФСБ, нарушившего его стратегическую линию. Ждал, когда посторонние уйдут, чтобы выяснить причины вдруг изменившейся позиции службы безопасности.

– Всего доброго, – кивком головы попрощался Шуйбо и направился к двери.

Полынов тоже кивнул и поспешил следом. Он был единственным, кто не проронил в кабинете ни слова, и остался этим весьма доволен. Гораздо интересней со стороны наблюдать «битву» министров, чем самому принимать в ней участие. Такому спектаклю и МХАТ позавидует…

– Петрович, на Чистые Пруды, – сказал Шуйбо шофёру, садясь в машину. – На Мясницкой возле биржи остановишь. – Он обернулся к Никите. – Пройдёшь через дворы на Кривоколенный переулок, там, в доме номер четырнадцать, офис нашей службы биологического контроля. Третий этаж, начальник службы Беспалов Арсений Николаевич. Он познакомит тебя с бригадой.

– Спасибо, – кивнул Полынов.

– Не стоит благодарности, – досадливо поморщился Шуйбо. – От твоей командировки за три версты несёт дохлятиной.

– Разберёмся на месте, – пожал плечами Никита.

Шуйбо внимательно посмотрел на него.

– Ну-ну. Разберись. Только дров не наломай. Я тебе первоклассных ребят даю. Береги их.

– Вы полагаете…

– Ничего я, Никита Артёмович, не полагаю, – снова поморщился Шуйбо. – Не нравится мне, как Серёгин юлил. Не люблю, когда вместо чёткого взаимодействия начинаются межведомственные распри.

– А что, в правительственных кругах бывает иначе? – саркастически заметил Полынов.

– В том-то и дело, что не бывает… – тяжело вздохнул министр. – А нужно, чтобы было иначе.

Сарказм Никиты ничуть не задел его самолюбие. Наоборот, Шуйбо принял его как должное.

Свернув с Садового Кольца на Мясницкую улицу и миновав Сретенский бульвар, «волга» остановилась у старого дома, одетого в строительные леса.

– Всё, приехали, – сказал Шуйбо, и крепко пожал на прощание руку Полынову. – Счастливо тебе, Николай Артёмович.

– И вам всего хорошего.

Стоя на тротуаре, Никита проводил взглядом удаляющуюся «волгу». Удивительный всё-таки человек, Шуйбо. То ли анахронизм, то ли прообраз идеального руководителя, которому ничего, кроме работы, не надо. Единственный, кто без каких-либо усилий со своей стороны при смене всех правительств и чехарде ответственных лиц государства непоколебимо сидел в министерском кресле. Впрочем, вопрос о его смещении никогда и не стоял именно потому, что в кресле он как раз не рассиживался, а занимался делом. И дела вёл весьма оперативно и добротно. Президента бы России такого…

Полынов вздохнул, повертел в руках полиэтиленовый пакет с галстуком и усмехнулся, вспомнив, какими глазами смотрели на пакет караульные в министерстве обороны. Чуть взглядами не прожигали, будто там бомба для министра.

Перейдя на другую сторону улицы, Никита миновал небольшой дворик, заставленный иномарками, и вышел к четырнадцатому дому в Кривоколенном переулке. Если на Мясницкой улице фасады домов, что называется, блистали после реставрации, то до Кривоколенного переулка волна восстановительных работ не докатилась. Хоть и центр столицы, а всё-таки задворки. Дом был старый, дореволюционной постройки, четырёхэтажный, но всё ещё добротный, и, может быть, его как раз и не стоило реставрировать – чувствовался в нём этакий шарм конца девятнадцатого века. С виду вроде бы и непритязательное здание из серого, мрачноватого камня, без каких-либо архитектурных излишеств, но именно своей строгостью форм, соразмеренностью высоких этажей и больших окон оно производило впечатление. Реставрировать такой дом – всё равно, что Венере Мелосской руки приделать. Особое внимание привлекал дворик сбоку дома – точнее не сам дворик, а решётчатая высокая ограда вокруг него, на которой разве что графского вензеля не хватало. Не дом, а картинка времён царской России. Ещё бы дворника с бляхой на фартуке во двор – и можно историческое кино снимать.

Полынов прошёл по мягкому от жары асфальту во дворик, поднялся на крыльцо и открыл массивную дверь. В лицо пахнуло сырой прохладой и атмосферой коммуналок тридцатых годов. Разве что щами и кошками не воняло – учреждение всё-таки… Некогда обширный холл был перегорожен фанерными щитами, выкрашенными блекло-голубой краской, и теперь представлял собой узкий полутёмный коридор, в конце которого с трудом угадывались обшарпанные, полустёртые ступени лестничного пролёта. Высоченный потолок терялся во мраке, и от этого коридор был похож на вход в лабиринт трёхмерной компьютерной игры. В сторону лестницы дул сильный сквозняк, и конвекционный поток превращал коридор в подобие аэродинамической трубы – стоило на первом этаже случиться пожару, как весь дом в мгновение ока охватило бы пламя.

Никита направился к лестнице и здесь, в простенке, увидел шахту допотопного лифта, забранную крупноячеистой сеткой. Утлая кабина с деревянными дверями-гармошкой подрагивала на сквозняке, словно её знобило. В компьютерной игре подобная кабина могла оказаться ловушкой, отправляющей игрока не на следующий уровень, а в преисподнюю, в реальной же жизни столь древние подъёмники имели обыкновение либо застревать между этажами, либо, обрывая трос, грохаться в подвал вместе с пассажирами.

Не желая испытывать судьбу, Никита пошёл по лестнице. Но и такой подъём оказался не подарком. Во-первых, лестница с узкими ступенями была непривычно крутой, с наклоном никак не меньше шестидесяти градусов, и приходилось задирать колени чуть ли не до уровня пояса, а во-вторых, пространственное расположение пролётов в здании в такой степени дезориентировало восприятие окружающего, что сама лестница казалось химерической задачей по топологии из виртуальной реальности. Между первым и вторым этажами было почему-то три пролёта, а между вторым и третьим – четыре, и когда Полынов наконец-таки взобрался на площадку третьего этажа, холл оказался не перед ним, как Никите представлялось, а в противоположной стороне. Так «потеряться» в пространстве человеку, наученному в спецшколе с боем проходить сложнейшие лабиринты с изменяемой конфигурацией, было абсолютно непростительно.

Никита недоумённо оглянулся назад, но по видимым глазу двум нижним пролётам лестницы, асимметрично зажатым между стенами, всё равно ничего не понял.

– Я уже пять лет здесь работаю, а наша лестница по-прежнему для меня загадка, – услышал он.

В холле на подоконнике сидел бородатый парень лет тридцати, курил сигарету и насмешливо смотрел на Полынова. Был он в тенниске, потёртых джинсах, кроссовках и производил впечатление этакого великовозрастного сорвиголовы, для которого что дать прикурить, что в морду врезать – всё едино. Именно такие и идут в спасатели, и лучших специалистов, чем они, нет.

– И что, действительно за пять лет не разобрался, что к чему? – не поверил Никита.

– Не-а! – жизнерадостно сообщил парень. – Я лифтом пользуюсь. Поджилки трясутся, зато голова не болит, так как мозги сушить не надо.

Парень откровенно валял дурака, и это Никите понравилось. С такими контактными ребятами мгновенно находишь общий язык, и уже через пять минут чувствуешь себя так, будто всю жизнь их знал. Редкий тип людей – бесшабашных, немного хулиганистых, необязательных в мелочах – но именно они в серьёзном деле никогда не подведут.

– Не подскажешь, как мне найти Беспалова Арсения Николаевича? – спросил Никита, подходя ближе.

Бородач посерьёзнел, и первое впечатление о нём, как об отчаянном рубахе-парне, мгновенно улетучилось. Сразу стало понятно, что в обыденной жизни он вот такой вот – открытый да простецкий, но на работе абсолютно иной.

– Полынов? – неожиданно спросил он. – Никита?

– Да… – несколько ошарашено ответил Никита.

– А я тот самый Беспалов. – Парень соскочил с подоконника и крепко пожал Полынову руку. – Сеня. Арсений Николаевич я только для Шуйбо. Он фамильярности не терпит.

Беспалов швырнул сигарету в урну и, подхватив Полынова под руку, увлёк его в тёмный коридор.

– Идём, познакомлю с твоей бригадой.

Коридор был пошире, чем на первом этаже, но сумрака тут было больше, поскольку освещался коридор лишь рассеянным светом из комнат через пыльные окошки над высоченными закрытыми дверями. Наваждение компьютерной игры продолжалось – гулкие шаги по мозаичному полу отражались от невидимого во мраке потолка странным шорохом, будто там копошились потревоженные не ко времени летучие мыши. Для полной убедительности не хватало только плотоядно посвёркивающих из темноты красных глаз нетопырей.

Беспалов распахнул одну из дверей и приглашающе махнул рукой.

– Прошу.

Полынов шагнул через порог, и мрачное очарование компьютерной игры кончилось. Словно он сделал шаг не в пространстве, а во времени, в мгновение ока перенесясь более чем на десятилетие назад в институт молекулярной биологии в Пущино. Пройдя тамбур с душевыми кабинками и металлическими шкафами для одежды, Полынов вошёл в лабораторию. Вытяжные шкафы, кварцевые лампы на стенах, длинный лабораторный стол, термостаты, микроскопы, двадцатилитровые бутыли с хлорамином и пергидролем, делительные воронки на штативах, микробюретки, бюксы с пептоноловым бульоном, чашки Петри с культурами микроорганизмов, реактивы… Сердце ёкнуло от внезапно нахлынувшей ностальгии. Какой же он дурак был, когда всё это променял на спецшколу.

Трое сотрудников в белых халатах – молодая женщина и двое мужчин – сидели вокруг письменного стола у окна, пили чай и ели бутерброды. Здесь, как и в институте в Пущино, чихать хотели на технику безопасности и обедали прямо на рабочем месте. Помнится, как тот же Лаврик, не найдя под рукой ложки, рассеянно выхватил из штатива пробирку со штаммом бубонной чумы и размешал ею сахар в стакане с чаем. Для Лаврика тогда его рассеянность вышла боком: нет, он не заразился, но получил строгий выговор и лишился квартальной премии, так как штамм от высокой температуры погиб.

– Ребята, вот и ваш новый руководитель! – весело провозгласил Беспалов, входя следом. – Знакомьтесь, Никита Полынов. Прошу любить и жаловать.

Три пары глаз уставились на нового шефа.

– Временный, – поправил Беспалова Никита. – Временный руководитель на период экспедиции в Каменную степь.

Кажется, его поправка сотрудникам лаборатории понравилась. Никто не любит, когда в крепко сбитый коллектив с бухты-барахты назначают нового начальника со стороны. Притираться к нему надо, общий язык находить… А с временным гораздо проще – не сложатся отношения, и ладно. Как пришёл, так и уйдёт.

– Наш микробиолог Леночка Фокина, – улыбаясь, Беспалов начал знакомить Никиту с сотрудниками. – Прекрасный специалист, один недостаток – половине спасателей поразбивала сердца без всякой надежды на взаимность.

Полынова встретил серьёзный взгляд больших серых глаз, и он мысленно согласился с Беспаловым. Девушка действительно была на редкость красива. Точёная фигурка, личико сказочной царевны, обрамлённое простенькой причёской каштановых волос, и глаза, в которых хотелось утонуть.

– А почему только половине? – поддержал Никита фривольный тон.

– Потому, что вторая половина – женатики! – рассмеялся Беспалов.

Леночка никак не отреагировала на мужские скабрезности. Протянула руку, Никита пожал маленькую ладошку и неожиданно ощутил, что выпускать её из своей руки не хочется. Давненько он не испытывал такого чувства.

– Володя Мигунов, – продолжал Беспалов, словно не заметив заминки. – Лаборант, вечный студент биофака, но свой парень.

«Свой парень» был рус, кудряв и в противовес микробиологу Леночке удивительно некрасив. Узкое лицо, большой шлёпогубый рот, маленький, сдвинутый назад подбородок, невыразительные глаза за толстыми линзами очков. В довершение всего, когда он встал из-за стола и протянул руку, то оказался двухметрового роста и худым, как узник Освенцима. Зато ладонь у него была широкая, сухая – грабли, а не ладонь, – и рукопожатие крепким.

– И, наконец, Олег Братчиков, – произнёс Беспалов, представляя последнего члена бригады, крепенького, лысоватого мужчину лет под сорок с круглым открытым лицом, с которого, казалось, никогда не сходит улыбка. – Тоже лаборант, кроме того, спелеолог, скалолаз, водитель любых видов транспорта и прочая. Душа компании. Незаменим как в работе, так и в застолье.

– Очень приятно, – сказал Полынов. – Никита Полынов, бывший биолог, бывший десантник.

Он специально не стал уточнять, что значит «биолог», и, тем более, «десантник».

– Лучшая моя бригада, – продолжал рассыпать дифирамбы Беспалов. – Три года вместе, на счету десятка два «горячих» точек от Сахалина и Камчатки, до Туркменистана и Чечни. В работе – звери, но и пьют, как кони… Пардон, Леночка, это не о тебе.

– Присаживайтесь, – гостеприимно пододвинул Олег к столу два лабораторных табурета.

– Нет, ребята, это уже без меня, – отказался Беспалов. – Мне ещё время вылета вашего рейса согласовать нужно. А вы знакомьтесь поближе.

С этими словами он исчез из лаборатории. Словно испарился.

Полынов взгромоздился на высокий табурет, и тотчас перед ним на столе появились два бутерброда с ветчиной и сыром.

– Чай, кофе? – спросила Леночка приятным, как и вся сама, голосом.