Текст книги "Операция «Карантин»"
Автор книги: Виталий Забирко
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Никита замялся. На Леночку он старался не смотреть, хотя так и подмывало убедиться, что лабораторный халат надет у неё на голое тело. В институте микробиологии все девицы в летнее время поступали именно так.
– Кофе, если можно.
– Можно и что покрепче, – неожиданно предложил Олег.
– А что – есть? – вскинул брови Никита.
– А как же! – расцвёл в улыбке Олег. – У нас всё было! И водка, и коньяк…
Он сделал движение в сторону стоявшего в углу холодильника.
– Нет-нет, – быстро поправился Никита и успел ухватить лаборанта за рукав халата. – Я пошутил. У вас тут хорошо, прохладно, однако мне ещё на жару выходить. Лучше в другой раз.
– Жаль… – искренне огорчился Олег.
Леночка приготовила в лабораторном стакане растворимый кофе, поставила его перед Никитой.
– Спасибо.
– Не за что. Кстати, вы какой размер одежды носите?
– Пятьдесят второй, рост четвёртый… Извините, в современной нумерации путаюсь. А что?
Вопрос, как говорится, был интересный, и Никита недоумённо посмотрел на Леночку. Сидела она напротив окна, но всё равно определить, что одета она по летней «лабораторной» моде, не представляло труда.
– Не повезло вам. Самый ходовой размер, и на складе такого нет. Разобрали. Придётся вам щеголять в общевойсковом комбинезоне.
– Должен же начальник как-то выделяться, – нашёлся Никита. – Между прочим, предлагаю перейти на «ты». Кажется, у вас так принято?
– С новыми людьми у нас принято переходить на «ты», когда они себя по разборке завалов зарекомендуют, – мрачно пробурчал Олег. Видно ему здорово хотелось выпить, к тому же и повод был. Да сам «повод», по его мнению, кочевряжился.
– Боюсь, что до конца совместной работы такого случая не представится, – усмехнулся Полынов.
– Во! А чем же мы там заниматься будем? – неподдельно удивился Олег. – По степи в передвижной лаборатории кататься?
– В основном, – кивнул Полынов. – Кстати, скафандры биологической защиты в снаряжении имеются?
По тому, как изумлённо переглянулись его сотрудники, Никита понял, что о ситуации в Каменной степи они имеют смутное представление. Впрочем, и он сам о ситуации знал не намного больше.
– Ох, ни фига себе… – выдохнул Олег.
– Скафандры будут, – заверила Леночка.
– Ну и ладненько, – спокойно констатировал Никита, не став придавать инциденту особого значения. Он отхлебнул кофе из стаканчика и внимательно посмотрел на Мигунова.
«Свой парень» сидел тихо, как мышка. Стеснительно жевал бутерброд и явно чувствовал себя неадекватно ситуации. Парень определённо страдал комплексом неполноценности, что при таких наружности и комплекции было неудивительно.
– Вы извините, я пока ещё не совсем понимаю ваш сленг, – начал Полынов, чтобы переменить тему разговора и не выглядеть в глазах подчинённых совсем уж «дубовым» начальником, не видящим ничего, кроме просчётов в работе. – Володя, а что означает «вечный студент»?
Мигунов поперхнулся бутербродом и закашлялся.
– Что, студент, попался на горячем?! – неожиданно гаркнул Олег и покровительственно постучал Володю по спине. – Ученье – свет, а неученье – круче!
– Олег! – укоризненно одёрнула Братчикова Леночка. – Прекрати! Володя у нас человек безотказный, – стала она объяснять Никите. – Все «дырки» им затыкают. А с такой суматошной работой, как у нас, разве успеешь диплом защитить? Вот и откладывается защита из года в год.
Чувствуя, что попал в весьма щекотливую ситуацию, Никита вновь переменил тему.
– Кто-нибудь владеет навыками патологоанатома?
Вопрос окончательно огорошил его бригаду.
– А вы думаете, мои знания в этой области могут пригодиться? – осторожно спросила Леночка.
– Хотелось, чтобы нет… – вздохнул Никита. – Но надо быть готовыми ко всему.
– Весёлый разговор, однако, получается, – язвительно заметил Олег.
– Мне кажется, что когда вы на эпидемию в Туркменистан вылетали, то вряд ли плясали от радости, – сухо отбрил Полынов.
– Тогда было известно, куда и зачем летим!
– Неизвестность может оказаться хуже.
Разговор принял неожиданное для Никиты направление. Хотелось с самого начала, что называется, влиться в коллектив, а получился менторский начальственный монолог. К тому же сплошь банальный. Вот и не верь, что благими намерениями вымощена дорога в ад…
К счастью, тягостную беседу прервал вернувшийся Беспалов.
– Нашли общий язык? – вихрем ворвался он в лабораторию. – Значит, так: вылет завтра из Домодедово в четыре двадцать утра. Восемнадцатый терминал, посадка по удостоверениям. Олег, чтобы в девять вечера машина экспресс-лаборатории была на спецконтроле.
«А почему из Домодедово, а не из Раменского?» – чуть было не спросил Полынов, но вовремя прикусил язык. Какое ему дело, что самолёт взлетит не с базового аэродрома МЧС, а с гражданского? Главное, чтобы вылетел.
Никита допил кофе и встал. Очень вовремя появился Беспалов. Неизвестно, чем бы закончился столь «приятственный» во всех отношениях разговор. Может, своими менторскими поучениями окончательно настроил бы бригаду против себя. Если, конечно, этого уже не случилось.
– Спасибо за кофе, – поблагодарил он. – До встречи в аэропорту.
Уже у дверей он услышал, как Беспалов обескуражено поинтересовался:
– Ребята, что здесь случилось? Никак, характерами не сошлись?
– Сеня, ты кого нам в начальники сосватал? – возмутился Олег.
– А что?
– Да непьющий он…
Никита невесело хмыкнул и закрыл за собой дверь.
Глава шестая
Как ни странно, но последняя фраза Олега подняла у Полынова настроение. Лучше всё-таки при первом знакомстве прослыть трезвенником, чем занудным «сухарём». От мнения, что ты «сухарь», – попробуй, отмойся, а изменить мнимый статус трезвенника – плёвое дело.
Припомнив трёп Беспалова о неразрешимой загадке лестницы в здании, Никита на обратном пути воспользовался лифтом. Ощущение, прямо сказать, он испытал не из приятных – кабина дребезжала, раскачивалась, словно опускалась не в вертикальной шахте, а скользила по головоломному жёлобу бобслейной трассы. К счастью, всё закончилось благополучно, и Никита в полном здравии был доставлен на первый этаж. Хотя больше пользоваться лифтом не хотелось.
Но когда Полынов шагнул из прохлады здания в полуденную жару на улице, то ощутил страстное желание до вечера кататься в утлой кабинке лифта вверх-вниз, предпочитая оставаться в прохладе, чем шляться по раскалённым улицам. Может, стоило купить в ближайшем киоске бутылку водки и вернуться в лабораторию? Так сказать, с покаянием?
Нет уж, одёрнул себя Никита и ступил на расплывающийся под подошвами асфальт. Нечего малодушничать и заискивать перед подчинёнными, так и без того подмоченный имидж можно окончательно испортить. Надо быть «спокойну и выдержану». Как говорится, умерла, так умерла, и не хрен воскрешать.
В первом же киоске Никита купил зеркальные солнцезащитные очки, нацепил их на нос, и жара вроде бы сразу спала. Элементарный обман зрения, но психологический эффект от него весьма действенный. Настроение опять пошло вверх. Вспомнилась очаровательная микробиолог Леночка, и тотчас в голове завертелась похабная песенка: «Один халатик был на ей, а под халатиком у ей всё голо-то, всё голо-то, всё голо…» Однако Никита мужественно наступил песне на горло. Как гадюке подколодной. Почему-то именно в таком ракурсе видеть Леночку не хотелось, хотя с некоторых пор Никита и взял для себя за правило думать о женщине только как о женщине. Иначе, если начнёшь представлять её как нечто возвышенное и неземное, – возможны варианты с непредвиденными последствиями. Как с лаборанткой Лилечкой, из-за которой всё в его жизни некогда полетело вверх тормашками. Слишком серьёзно он тогда отнёсся к их связи, а когда она внезапно оборвалась, света белого невзвидел. Забросил науку, завербовался в спецшколу… Никита постарался побыстрее уйти от этих мыслей, но напоследок всё же почему-то подумалось, что с Леночкой у него в Каменной степи всё получится. И будет это красиво.
В Армянском переулке Никита купил в киоске кофе в зёрнах, бросил кулёк в полиэтиленовый пакет, где сиротливо покоился так и не понадобившийся галстук, и, неторопливо шагая по теневой стороне улицы, вышел к Чистым Прудам.
Возможно, когда-то при Юрии Долгоруком или Иване Калите пруды и оправдывали своё название, но с тех пор как опричники Ивана Грозного загадили их, сбрасывая в воду трупы, никому не удалось возвратить прудам их былую «пречистость». И современные власти, одевшие берега в гранитный парапет, не смогли возродить первозданность прудов. Как была вода мутной и стоялой, такой она и осталась. Наверное, лучше было бы засыпать пруды и на их месте возвести часовенку по невинно убиенным жертвам грозненских репрессий, тем более что подобный прецедент в Москве уже случился, когда засыпали зимний плавательный бассейн. Но, похоже, ни те древние «грозненские» события, ни более близкие по времени, одноимённые, но дальние по расстоянию, московские власти не интересовали, и пруды продолжали существовать, наводя на жителей тоску и уныние. Ну какая красота может быть у водоёма, намертво зажатого со всех сторон плотным рядом домов?
Впрочем, динамик летнего кафе утверждал иное. «Чистые-е пруды-ы-ы, задумчивы-ые и-ивы…» – надсаживаясь в сладостной истоме, тянул певец. До какой же степени надо быть урбанизированным человеком, ни разу не высунувшим нос за черту города, чтобы воспеть грязные лужи? Только извращенцу может прийти на ум обозвать чахлые рахитичные ивы на берегу задумчивыми.
Загорелый до черноты пацан в одних трусах сидел на парапете на самом солнцепёке и держал в руках удочку. Поплавок на неподвижной глади мутно-зелёной воды стоял как вкопанный. Кому тут клевать, спрашивается? Головастикам разве… Вот из таких пацанов и вырастают потом насквозь градолюбивые уроды, воспевающие сточные канавы.
Полынов сел под тент за столик летнего кафе, взглядом подозвал официантку.
– Пива. Холодного. – Он немного подумал и добавил: – Очень.
– Очень холодного, или очень хочется? – попыталась сострить официантка. Посетителей за столиками было немного, и она определённо маялась от скуки.
Никита окинул взглядом её ладную фигурку. Школьница. Подрабатывает на каникулах. Ко всему созрела, однако Никита никогда с малолетками не связывался. Вот если бы на её месте оказалась микробиолог Леночка…
– Ледяного, – мрачно буркнул он, отводя взгляд.
Официантка намёка не поняла.
– Какого именно? У нас сорок сортов, – продолжала она уточнять воркующим голосом, гарцуя перед столиком необъезженной лошадкой.
– Любого. Но не пастеризованного.
Заказ поверг официантку в недоумение. Она даже пританцовывать перестала – видно во вкусовых тонкостях пива ещё не разбиралась, да к тому же до сих пор ей такие привередливые посетители не попадались. Русскому человеку ведь что надо? Если пива – то побольше; главное, чтобы градус был, да по вкусу не моча. А всякие там нюансы – это для пресыщенных иностранцев-пивоманов. Но как раз гурманы здесь пиво не пьют, предпочитая респектабельные пабы.
Вдаваться в подробности и объяснять пигалице, что пить пастеризованное пиво – всё равно, что ей провести ночь со скопцом, Никита не стал. Ещё примет за согласие завязать разговор. Он только молча глянул на неё, и, похоже, холод его взгляда достиг официантки и через зеркальные стёкла очков.
– «Останкинское» устроит? – неуверенно предложила она.
– Бутылочное, – уточнил Никита.
– Что-нибудь к пиву? – оправившись, официантка перешла на деловой тон.
Никита чуть задумался и, решив окончательно сразить её, небрежно бросил:
– Да. Сушёных кальмаров.
К его удивлению «заряд» ушёл «в молоко». Девица заученно кивнула и исчезла. Видимо приняла заказ за шутку, типа: «…и запечённого гуся, но непременно с яблочком в гузке».
Однако, когда она через минуту поставила на стол запотевшую бутылку «Останкинского», пустой стакан и одноразовую тарелочку с сушёными кальмарами, настала очередь удивляться Полынову. Чтобы скрыть смущение, он придирчиво рассмотрел наклейку на бутылке – нет ли там надписи «пастеризованное», – и только тогда, барственно кивнув, расплатился.
Залпом выпив первый стакан ледяного пива, Никита посидел пару минут, ощущая, как холодная волна приятно расходится по телу, и, наконец, отважился взять кусочек сушёного кальмара, по внешнему виду напоминающего пластинки столярного клея. Кстати, по весу и на ощупь тоже. Несмотря на свой заказ, он не то, что никогда не ел, а в глаза не видел столь сомнительный на вид деликатес. До некоторых пор и не подозревал о его существовании, пока, будучи ещё студентом, не побывал на Дальнем Востоке. Было это во времена всеобщего «дефицита», но всё равно каких только экзотических блюд он там не перепробовал: маринованные побеги молодого папоротника, свежая морская капуста, сок лимонника, кедровое масло, китовое мясо, крабы, красная икра, да не просто так, а ложками из эмалированного тазика под самогон… А вот сушёных кальмаров отведать не довелось. Видел только объявления в пивбарах да рыбных отделах гастрономов, что сушёных кальмаров нет. И всё. В конец заинтригованный, Никита начал расспрашивать аборигенов, что же это такое, но вразумительного ответа не получил. Одни восхищённые междометия. И вот теперь, абсолютно неожиданно, – нате вам, будьте любезны, извольте снять пробу…
Он положил кусочек в рот, осторожно разжевал и понял, что аборигены Дальнего Востока в своём мнении относительно вкусовых качеств непрезентабельного деликатеса были абсолютно правы. Ничего, кроме выспренних междометий, тут не скажешь. Под такую закуску и цистерну пива выпить можно.
Никита допил бутылку, заказал вторую. Холодное пиво расслабило, настроение приняло благодушно созерцательный оттенок. После пары-тройки абсолютно невразумительных песен из динамика вновь полились стенания о Чистых Прудах, но теперь слова песни не казались такими уж откровенно дебильными. В конце концов, и в нищем на паперти с некоторой натяжкой можно увидеть черты «мыслителя», так почему же рахитичным ивам не «задуматься» о своём горестном житье-бытье? А из пацана-рыболова, быть может, вырастет отнюдь не ревностный поборник кирпича и металла, а совсем наоборот – яростный защитник дикой природы. Западёт ему в душу с детства, что в Чистых Прудах рыбы нет, вот и начнёт он последние уголки девственной природы оберегать да лелеять…
Благодушие накатилось совсем уж радужной волной и настроило мысли на мажорно-мечтательный лад. Ну почему во всём окружающем нужно видеть только ущербность? В каждом человеке есть чистое и прекрасное начало, главное, его распознать. Взять хотя бы ту девушку, что сидит от него через пустой столик, курит, потягивает сквозь соломинку «пепси». Вид у неё ещё тот: грима на лице столько, что, тряхни она всклокоченной причёской, штукатуркой на стол посыплется, в уголках рта презрение ко всему миру… Зато, вполне возможно, душа у неё…
Какая у неё душа Полынов представить не успел. Слишком долго он рассматривал девицу, и она истолковала его пристальный взгляд по-своему. В упор уставилась на Никиту и сделала рукой жест, что, мол, не против пересесть к нему за столик.
Никита очнулся, растянул губы в извиняющейся улыбке и отрицательно помотал головой. Девица скорчила недовольную мину, что-то презрительно пробормотала в его адрес и, закинув ногу за ногу, отвернулась с самым что ни на есть независимым видом.
Вот и помечтай тут, вздохнул Никита. Похоже, не то место и не то время выбрал. И как бы в подтверждение этому почувствовал, что и его особой кто-то исподтишка интересуется.
Не подав вида, всё так же лениво потягивая пиво, он скосил глаза. Как кстати пришлись зеркальные очки – словно предвидел подобный оборот. Нет, не девчушка-официантка на него глаз положила. Она стояла спиной к Полынову, облокотившись о стойку бара, и о чём-то весело болтала с барменом, вертя задом. Никита для неё был пройденный этап – ну не получилось у неё завязать знакомство с приглянувшимся посетителем, и ладно. Таких клиентов у неё с десяток на дню бывает.
А вот двое мужчин за дальним столиком Никите не понравились. Один, щуплый, в спортивном костюме, невзрачный, словно блеклая фотография, сидел лицом к Полынову, а второй, коротко стриженный крепыш в джинсах и голубой майке, – спиной. Изредка пригубливая, они цедили пиво, курили и молчали. Для постороннего взгляда вроде бы обыкновенные, задавленные жарой, обыватели, но Никиту эта парочка насторожила. То ли чересчур равнодушным, блуждающим по сторонам, взглядом щуплого и каменной неподвижностью крепыша, то ли их неестественным молчанием – где это видано, чтобы приятели за столом да с пивными кружками в руках словом друг с другом не перебросились даже при жестоком похмелье? К тому же просто некому было минуту назад так посмотреть на Полынова, чтобы он почувствовал.
Никита допил пиво, встал и вальяжной походкой направился вдоль прудов вверх к Мясницкой. В зеркальных очках отразилось, как щуплый что-то сказал своему напарнику, тот раздавил в пепельнице сигарету, поднялся и вперевалочку, не спеша, пошёл за Полыновым.
«А вот тут вы, ребята, не доиграли, – невесело пожурил их Никита. – Даже простые собутыльники, расставаясь, друг другу руки на прощание пожимают…»
Он шёл фланирующей походкой разомлевшего от пива и жары человека, а сам трезво рассуждал, прикидывая в уме различные варианты отрыва от «хвоста». Можно было нырнуть в метро, добраться до кольцевой линии, где проще замести следы. Можно было…
Нет, внезапно понял Никита. Ничего этого делать не следует. Сейчас он числится на легальной работе, живёт в легальной квартире, поэтому не стоит раньше времени показывать свои знания и умение по запутыванию следов. Всё это может пригодиться для экстраординарного случая, а в данный момент лучше всего не подавать вида, что заметил слежку, и попытаться извлечь из ситуации максимум выгоды. Например, заняться выяснением, насколько серьёзно его «пасут».
На Мясницкой Никита взял такси, причём сделал это не торопясь, давая возможность наружному наблюдению за собой сориентироваться, и поехал домой. Два раза по пути он останавливал машину: один раз у овощного киоска, где купил ананас и пару плодов манго, а второй раз когда, не выходя из машины, приобрёл у уличного торговца с десяток газет. Нехитрые уловки позволили выделить из потока автомобилей серую «волгу», бежевые «жигули» и тёмно-зелёный «форд», которые, чередуясь, «вели» его по улицам. «Пасли» его профессионально, на большом расстоянии, но именно на подобные случаи и натаскивали Полынова в спецшколе, заставляя мгновенно запоминать не только номера подозрительных автомобилей, но и их малейшие отличительные особенности. С таким размахом и так обстоятельно вести наблюдение могла только ФСБ, хотя её «топтуны» на колёсах всё же и допустили ряд «небрежностей», недооценивая Полынова. По всем правилам слежки полагалось не менее пяти-шести машин, причём после отрыва подозреваемого или его непредвиденной остановки в пути «засвеченная» в данном эпизоде машина должна была отстраняться от преследования и заменяться на резервную. Однако этого не происходило – то ли с бензином в ФСБ была «напряжёнка», то ли там не принимали Полынова всерьёз, пока не докопавшись до его личного дела. Последнее радовало, но сама ситуация в целом тревожила. Лишь теперь Никита стал понимать, в какое гнилое дело втравил его Березницкий. Быть шпионом в собственной стране, при этом работая на её же благо – глупее ситуации не придумаешь. И более дичайшей представить невозможно. Нонсенс для нормального государства. Хотя, кто это сказал, что Россия – нормальное государство? О нормальности уже лет десять речи идти не может, тем более – о государстве. Да, появилась на карте мира такая страна, как Россия, а вот государство так и не состоялось. Слишком разные это понятия. Почти как по Ленину получилось, предрекавшему в светлом будущем отмирание роли государства. До такой степени оно в России «отмерло», что и люди вымирать начали. Лишний тому пример – судьба жителей посёлка Пионер-5 в Каменной степи.
Когда такси свернуло во двор его дома, Никита глянул в зеркальце заднего обзора и увидел, как следовавший за ним в некотором отдалении тёмно-зелёный «форд» проехал мимо и остановился на обочине. На весьма удобном месте, с которого хорошо просматривался двор.
Расплатившись с таксистом, Полынов вошёл в подъезд и воспользовался лифтом, подавив в себе желание взбежать на четвёртый этаж по лестнице. Если нужно выиграть время, то это хороший способ дезориентировать «топтунов», направив их на тот этаж, где стоит лифт. Инстинкт преследуемого – во чтобы-то ни стало если не оторваться от погони, то хотя бы на время запутать следы, – штука хорошая, но сейчас ему не стоило давать волю. Не пройдёт и получаса, как эфэсбэшники всё равно вычислят его квартиру, и Полынов от такого манёвра не то, что ничего не выиграет, а, наоборот, проиграет. Зачем, спрашивается, добропорядочному гражданину сбивать службу безопасности с толку? Разведчик имеет право находиться только в одном психологическом состоянии: при трезвом, холодном рассудке, когда до мельчайших подробностей просчитываются все варианты ситуации и поведения; и лишь в безвыходном положении может переключиться на исключительное – инстинкт и интуицию, когда чисто животное чутьё обложенного со всех сторон зверя способно, вопреки логике и здравому смыслу, найти выход из, казалось бы, безнадёжной ситуации. Все остальные чувства: сомнение, неуверенность и прочая – это не для профессионалов, а для дилетантов.
Никита специально долго возился на лестничной площадке с ключами, дождался, когда вызванный с первого этажа лифт опустится вниз, и только затем открыл дверь. В лифт так никто и не сел – «топтуны» определяли, на какой этаж поехал их «ведомый».
Полынов вошёл в квартиру, с шумом, чтобы и на первом этаже слышали, захлопнул дверь и ничуть не удивился, когда из кухни выглянул Алексей.
– Ага! – улыбаясь, сказал Алексей. – Хозяин пожаловал. Как раз к обеду поспел.
На нём был кухонный фартучек с рюшами, перед собой он катил уставленный закусками столик на колёсиках.
Никита сумрачно глянул на Алексея, сунул ему в руки полиэтиленовый пакет, коротко бросил: – Помой и нарежь к столу, – и прошёл в кабинет.
– О, шикуем! – саркастически рассмеялся из кухни Алексей, увидев в пакете тропические плоды. – Галстук тоже помыть и нарезать?
Никита не ответил. Подошёл к окну и в щель между шторами посмотрел во двор. Напротив подъезда, зияя пустотой тонированных стёкол, стояли бежевые «жигули» из его «эскорта». Это понятно – «форд» во дворе старого дома отнюдь не престижного района выглядел бы белой вороной.
– Так с галстуком что делать? – продолжал ёрничать Алексей.
Полынов прошёл на кухню. Алексей возился на столе с манго. Ножом надрезал плод вдоль и теперь орудовал ложкой внутри, извлекая большую плоскую косточку. И Никита лишний раз отметил, что его напарнику «разные там заграницы» знакомы не понаслышке, а воочию. В России разделывать манго не научишься.
– На галстуке мы вешаться будем, – мрачно изрёк он.
– Да? – Алексей бросил на Никиту короткий настороженный взгляд, но разделывать манго не прекратил. Хладнокровия ему было не занимать. – Вдвоём на одном галстуке? Откуда такой пессимизм?
– От верблюда. – Никита сверлил взглядом Алексея, будто это он притащил за собой «хвост». – Я под «колпаком». Поэтому вешаться на галстуке предлагаю по очереди. Первым – ты.
Алексей ничего не сказал. Сосредоточенно разложил по тарелкам нарезанные ломтиками плоды, поставил их на передвижной столик и покатил его из кухни.
– Пойдём в комнату, – спокойно предложил он. – Я не согласен с такой очерёдностью. Будем бросать жребий.
– Коньяк, водку, виски? – спросил Алексей, когда они сели в кресла.
– Водку.
Алексей взял с нижней столешницы передвижного столика запотевшую бутылку «смирновской», налил в стопки.
– За что пьём? – нехорошо оскалясь, спросил Полынов.
– А за твой первый рабочий день в МЧС! – наигранно бравируя, поднял стопку Алексей.
Они выпили, Полынов взял бутерброд, стал жевать. Неожиданно на душе стало легче, словно он принял микстуру от всех болезней. Почти два месяца он в глаза водки не видел – откуда ей взяться в джунглях Африки? – только виски и спирт, поэтому сейчас выпил с превеликим удовольствием. Как и каждый россиянин, он, можно сказать, был «воспитан» на этом исконно национальном напитке, быть может, и заключающем в себе ключ к тайне загадочной русской души, непонятной другим народам. Настолько интригующей тайне, что иностранцы в последнее время всё чаще вместо своего стандартного тоста «Прозит!» произносят: «Уыпьем уодки!», но всё равно в русской душе ни хрена разобраться не могут.
– «Хвост» серьёзный? – наконец спросил Алексей.
– Думаю, ФСБ.
– Основания?
– Разговор в министерстве обороны, где от ФСБ присутствовал куратор учений в Каменной степи.
– Понятно… – протянул Алексей, задумчиво отхлёбывая из стакана апельсиновый сок. – И насколько серьёзно нас обложили?
– У подъезда стоят бежевые «жигули». Похоже, фиксируют всех входящих и выходящих.
– Та-ак… А в самом подъезде?
– Вряд ли. По городу они вели меня ограниченным составом и несколько небрежно.
– Это хорошо… – повеселел Алексей. – Значит, пока только превентивная акция, а не плотный прессинг.
Он налил Полынову полную стопку, а себе плеснул чуть-чуть.
– Испортил ты мне своим «хвостом» праздник души, – ответил он на вопросительный взгляд Никиты. – Надеялся расслабиться, товарища в командировку проводить, водки в своё удовольствие попить… Ан, придётся поработать.
Они выпили за командировку.
– Как уходить будешь? – мрачно спросил Полынов. – Не хочу, чтобы ты своей физиономией засветил мою связь с Березницким.
– Всё предусмотрено, – поморщился Алексей. – Уйду самым, что ни на есть, тривиальным, а потому самым надёжным способом. Думаешь, из скаредности тебя поселили в захолустье? Здесь, под домами, великолепные подвалы, целая подземная система, как лабиринт. Войду туда в твоём подъезде, а выйду из соседнего дома. И, кстати, вход в подвал со двора не просматривается.
Кровь ударила Полынову в голову. Чтобы не сорваться, он опустил глаза и медленно, как учили, отсчитал десять ударов пульса в висках. Внутреннее напряжение спало. Дикие времена в стране наступили, если начинаются разборки между государственными структурами. ФСБ против МЧС, МЧС против Вооружённых Сил… Не ясно только за кого он, Полынов.
– Почему я об этих подвалах ничего не знаю? – ровным, металлическим голосом спросил он. – За подсадную утку меня держите?
Алексей застыл с бутербродом у рта.
– Не кипятись, Никита, – тихо сказал он и положил бутерброд на тарелку. – Вначале эфэсбэшники аппетит испортили, теперь ты… О подвалах, а также ещё о некоторых особенностях подъезда и этой квартиры я бы тебе обязательно рассказал. Но ситуация кардинально изменилась. Ниточка в институт молекулярной биологии, которую ты нам дал в руки сегодня утром, вывела на такие сведения, что в них просто не верится. Слишком всё фантастично, но если ты хоть часть из этих данных подтвердишь в Каменной степи, то больше тебе в этой квартире жить не придётся. Придётся переходить на нелегальное положение.
Он встал, вышел в коридор, и тут же вернулся, неся небольшой кейс. Снова усевшись в кресло, Алексей раскрыл кейс, достал из него небольшой, размером с книгу, пентоп, протянул Полынову. Никита взял компьютер и открыл его. На одной панели располагалась миниатюрная клавиатура, на другой – дисплей из жидких кристаллов. В углублении под клавиатурой покоился светокарандаш.
– С этой минуты забудь о каких-либо иных средствах связи, кроме этой. Держи. – Алексей передал Никите небольшую плоскую коробочку. – Внутри – лазерный двухдюймовый диск. Береги его как зеницу ока – без него пентоп бесполезный набор дорогостоящих деталей. Время связи с восьми до двенадцати утром и вечером, наиболее оптимальное – в районе десяти, когда спутник связи в зените. Учти, пентоп не приспособлен для хранения информации, и повторно мы её будем передавать только в исключительных случаях. Пароль для связи «Ашёл» – моё имя наоборот. Вызовешь меня: «Лёша», – буду гнать правдоподобную, но стопроцентную дезинформацию. Всё понятно?
– Какова степень вероятности перехвата передачи?
– Пусть это тебя не волнует. Связь идёт через дешифратор, так что без твоего лазерного диска никто и бита информации в передаче разобрать не сможет.
Никита подбросил на руке компьютер, скривился.
– Хлипок не в меру… Не развалится от встряски?
Алексей только усмехнулся.
– В закрытом состоянии можешь им хоть гвозди забивать, хоть под танк класть. Корпус из металлокерамики. – Он глубоко вздохнул, хлопнул себя ладонями по коленям. – Ну, всё. Пора. Чем раньше я от тебя уйду, тем больше вероятность проскользнуть незамеченным. Вдруг эфэсбэшникам в голову что-то стукнет, и они усилят группу наблюдения… Кстати, вызови меня сегодня вечером по пентопу. И связь проверим, и, заодно узнаешь, не засветился ли я при уходе.
Алексей встал, протянул Никите руку.
– Успеха тебе в Каменной степи. Счастливо.
– Спасибо, Ашёл, – горько сыронизировал Никита, отвечая на рукопожатие. Непонятно было, зачем придумали пароль, созвучный с именем самого упрямого животного, – надеялись, что в контрразведке никогда не поверят в столь глупое словосочетание? Во всяком случае, Алексей ничуть не обиделся, наоборот, загадочно улыбнулся.
Проводив Алексея, Никита немного постоял у дверей, прислушиваясь. В подъезде было тихо – похоже, Алексей ушёл чисто.
Полынов вернулся в комнату, налил полстакана водки, выпил, закусил маринованными маслятами. Сумрачно окинул взглядом стол и кисло поморщился. С ананасами и манго он дал маху. Привык с Сан Санычем спирт тропическими плодами закусывать и сейчас, чисто машинально, купил их в ларьке, нарушив одно из «золотых» правил разведчика – оставлять в покинутой стране все приобретённые там привычки. Теперь дольки ананаса и манго, к которым, кстати, ни он, ни Алексей так и не притронулись, точнее, не сами дольки, а факт покупки тропических плодов был лишней зацепкой для дотошного следователя ФСБ: а не тот ли самый это Никита Полынов, кто последним встречался в Центральной Африке с вице-консулом Российской Федерации Егором Семёновичем Ненароковым перед его гибелью? Хотя, в общем, и без экзотических фруктов через день-два в ФСБ вычислят след Полынова в Африке – слишком уж рьяно за него взялись, а он был в тропиках без какой-либо «легенды» и, тем более, прикрытия. Так что не во фруктах дело, но, всё же, прокол есть прокол. Нашёл, чем себя успокоить…
Ситуация, куда ни кинь, складывалась не из весёлых. С самым отвратительным сценарием, когда от тебя ничего не зависит, и ты вынужден продолжать работу «не сходя с дистанции» практически в открытую, не имея понятия о направлении ответного хода противника. Теперь нужно было быть трижды бдительным и не допустить и малейшего промаха. Спокойно делать своё дело и не позволять нервам брать над собой верх. Лучшим вариантом в этом случае было хорошо выспаться, тем более что завтра предстоял суматошный день по устройству лагеря экспедиции в Каменной степи, когда без контактов с командным составом учений никак не обойтись. Как говорится, утро вечера мудренее, хотя Никита собирался спать днём, а проснуться именно вечером.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.