Текст книги "Земля обетованная"

Переведите слово религия religare с латыни, оно обозначает соединение, связывание воедино. Душа Всего – это единый кристалл истины, который разбили и раскрошили на тысячи осколков. Сотни всевозможных религий, тысячи вероучений, миллионы сект всевозможных взглядов. Мы до сих пор соединяем этот первичный кристалл в единое целое, и на это уходят тысячелетия, не все так просто.

Человечество запуталось в догмах, в нелепых представлениях, собственных иллюзиях. Нам создали такую Майю, в которой потерялись все. И теперь мы теряем слишком много времени в поисках истины, вместо того чтобы направлять наши усилия на обретение любви. Мы должны вновь научиться чувствовать, как это делали боги. Искать глубину сердца. Мы все еще пребываем в неведении, насколько безгранично наше сердце.

Пока Тоот говорил, за столом стояла тишина. И даже вопросы отца Тараса звучали как что-то нарушающее течение мысли алтайского монаха. У каждого было ощущение того, что происходит нечто нереальное. Разговор как будто шел о чем-то фантастическом, что еще не был готов принять мир, но одновременно с этим об очевидном и действительно существующем. Когда Тоот договорил, голос решился подать Савва.

– Человек разрушил в себе эту тонкую связь уже очень давно. Человек как Фома неверующий верит только чуду, а не слову, увиденному, но не услышанному, мы давно перестали воспринимать сердцем, и в этом проблема. Мы должны в первую очередь восстановить разрушенный храм Собственного Сердца. Собрать его по кирпичику веры. Он должен быть возведен на вечном фундаменте истины, на любви, которую отрицает наше падшее естество, а все потому, что не в силах ее воспринять во всей полноте.

– Ты абсолютно прав, Савва, – кивнул Тоот. – Только через храм Сердца возможна связь с Богом, в любом месте, в любую секунду нужно иметь Господа у себя в сердце. Ощущать и его, и живую связь с мировой душой, с архэ.

Мы в своей массе не способны воспринимать и чувствовать основной дар природы, связывающий живой дух с Богом, с самой природой, с источником, с импульсом жизни. Эта связывающая нас тонкая нить была самым ценным, что существовало во Вселенной. Мы утратили ее, она разорвана уже тысячи лет. Без нее мы немощны.

Вся благодать исходит от источника жизни, мировой души, древние называли ее архэ. Она заполняет собой все миры природы. Нам нужно понять, что во Вселенной существует только одно живое пульсирующее сердце, оно – это бесконечная живая мембрана, из которой произошло все и вся. Это сердце источало жизнь еще до рождения богов, первые логосы произошли от нее, это был катарсис, в котором проявился Нус. Именно в этом сердце зарождались алгоритмы, которые стали сакральными ключами к Душе Всего. Нус создал Сфинкса, и они породили все и открыли все возможные двери познания, в котором и проявились. Весь высший ум исходит из сердца, все программы жизни и поведения также исходят из него. Цивилизации, понимающие это, выходили из закона разрушения и смерти. Их ящик Пандоры был запечатан навеки, поэтому им не суждено было узнать смерти.

Посмотрите, каждая религия имеет свой фундамент, свои святые основы, непогрешимые истины – порой такие противоречивые и непохожие. Но что их всех объединяет? Не сердце ли человеческое? Все великие учителя планеты во все времена учили только любить. Так почему мы накладываем на человека догмы, заключаем его в узкий свод правил и законов, воспитываем его кнутом и пряником? Пытаемся переиначить, переделать, в то время как ему нужно понимание, сочувствие, милосердие и любовь. Что тут не так? Разве любовь можно навязывать? Может быть, нужно просто любить? Никто из нас не знает истины, к каждому человеку нужен индивидуальный подход, и этот подход не все могут увидеть и прочувствовать, только величайшие гуру, учителя, те, в ком бьется живое сердце.

– По-вашему получается, что заблудшему человеку не нужно помогать? – спросил отец Владимир. – Но, если ему предоставить свободу выбора, без помощи и правильного духовного воспитания человек быстро собьется с пути. Разве это не хуже?

Вспомните Крестовые походы, – ответил Тоот. – Тогда веру прививали насильно. Вспомните, какой ценой это делалось. Вспомните туземцев, тех же индейцев, у которых забрали их веру против их воли. Веру их отцов и предков. Вы считаете это правильным? Сейчас я говорю о том, чего не могла дать ни одна религия. И вы это понимаете, я ведь никого не пытаюсь сейчас обвинить. В нас нет простейшего сопереживания, наши сердца пусты, и мы этого не видим. Этот безумный мир забыл о своем сердце. Куда мы можем прийти, если мы не слышим друг друга, не чувствуем ближнего, его сердце, боль, горе. Наши чувства умалены и атрофированы, нам не дано сопереживать в полной мере, а это одно из самых сильных чувств, данных нам Богом. Эгоизм наделил нас душевной пустотой, купировал наши чувства. О какой гуманности мы можем говорить? Ее нет, а если она есть, то ее так мало, что она не способна что-то изменить. Все религии мира должны концентрироваться на этом, а не приспосабливаться к бездушному обществу. Обыденность легко пережует вечные ценности и объяснит, какими мы должны быть, что чувствовать и к чему стремиться. Это общество раздает людям только эго, а гуманность объявляет чем-то неудобным, ненужным или малозначительным. Такое общество обреченно на гибель. Такие принципы противоречат законам жизни. Говоря обо всем этом, я сам нарушаю закон жизни, так как вывожу себя из состояния равновесия, гармонии и единения с природой. Но другого такого шанса может и не быть, меня к нему подвело провидение не просто так. После этого разговора я вновь забуду обо всем и вернусь в свое обычное состояние. Вы спросите, могу ли я осуждать мир и людей? Нет. Моя душа, как и ваша, обливается кровью, и обвинить в бездействии я могу только самого себя.

Присутствующие впитывали каждое слово монаха, и никто не хотел его перебивать. Это был взгляд со стороны, который трогал душу и наводил на размышления. Уже оставалось немного времени до прихода поезда, но внимание не ослабевало и Тоот продолжал говорить:

– Вы думаете, что в мире не хватает денег и ресурсов, чтоб помочь всем на этой планете? Хватило бы и одного процента от того, что есть. Но помощь людям – не прерогатива нынешней культуры. Сильных мира сего никогда не будет мучить совесть, собственное благополучие им важнее, чем миллионы жизней. Мир могла бы спасти гуманность, но сегодня она чужда миру. Давайте будем реалистами, мы все еще неспособны изменить сущее. Мы живем в диком мире, который с радостью прикрывается масками и понятиями, такими как демократия, свобода и тому подобное, но под этими масками зачастую отчетливо проступают лица демонов. Давайте не будем себе врать, мы создали негуманный строй, в котором мир не должен существовать. Это мировая иллюзия, Майя, мираж, все мы живем в Зазеркалье. Реальное состояние нашей духовности на сегодняшний день – разбитое корыто. Но пока есть сердца, которые еще способны чувствовать, которые переполняются кровью, свидетельствуя о происходящем, в них надежда, с ними Бог. Надо помнить, что всегда, во все времена существовали герои. Существовали те, кто не мог пройти мимо, те, кто отдали свое сердце нуждающемуся, отдали все. Те, кто жертвовали своими жизнями ради высшей идеи, не слепые фанатики, а истинные чада Божьи. В этих сердцах всегда жила вечность, жил Бог, за такими было будущее. Не в жертве ли святость? На сегодняшний день это единственная святыня на земле, сокровищница любой нации. Святых не любит этот мир, они всегда были изгоями среди безумства. Нам был дан шанс, шанс стать людьми, людьми с большой буквы, воистину способными изменить весь этот мир. Простит ли нас Господь, если мы не воспользуемся этим шансом? Ведь судьба мира зависит от каждого, не только от тех, кто наделен властью. Истинной властью наделены люди, обладающие живыми сердцами, те, кто умеет чувствовать и сопереживать, это важно понять.

Не будем же лгать самим себе, Божественного в нас очень мало. И хоть и созданы мы по образу и подобию, увы, это всего лишь внешняя схожесть. Кто из вас взвалит на себя истинный крест? Ведь для многих из нас и нательный крестик оказывается непосильной тяжестью, которая придавливает нас к земле.

– Во многом ты прав, монах, – произнес отец Никодим. – Действительно, мало тех, кто смог бы пожертвовать собой во имя мира. К сожалению, с каждым днем их становится все меньше и меньше. Но мы не должны отпускать руки, нужно бороться за каждую душу, за каждое Божье чадо. И может, мир нам не изменить, но мы здесь, и не просто так, мы провидение Божье, его замысел. Коль суждено умереть, так примем эту участь без страха. Да, мы все реалисты и понимаем, что в мире не так, и от этого нам не легче. Голос совести рвет душу, выворачивая ее наизнанку. Но мы все здесь, мы в первых рядах. Я рад за вас, рад тому, что Господь вас ведет. Тому, что он нас всех здесь сегодня собрал, и тому, что мы смогли вас на время приютить. Мы все служим одному великому делу. Да пребудет с вами Бог.

Архиерей встал и перекрестил путников. Савва поклонился Никодиму Поднялись все остальные и стали одеваться. До поезда оставалось три четверти часа.

Затем их попросили задержаться, и Венера, Савва и Любомир остановились около выхода. Через несколько минут настоятели храма вынесли икону Божией Матери «Живоносный источник». Первым к иконе припал Савва, потом, держа за руку Любомира, подошла Венера, и мальчик тоже преклонил колени перед святым изображением. Поцелуй Любомира продлился несколько секунд, он прикоснулся к иконе лбом, и все присутствующие при этом ощутили что-то. Это было легкое веяние, которое прошло сквозь каждого, как легкий ветерок, что пронесся почти незаметно. Свидетели мимолетного чуда переглянулись. Непросто было бы объяснить возникшее чувство, но все понимали – происходит таинство. Они провожали тех, кто должен был изменить многое. Тех, с кем был Бог. Они не знали, куда направляются их гости, но всем сердцем верили, что впереди их ожидает святая земля.

Савва, Любомир и Венера, со своей стороны, чувствовали, что больше не вернутся сюда. Это была дорога в один конец. Поблагодарив за гостеприимство, они попрощались и вышли из храма.

Книга двенадцатая

Кровь

Глава первая

Знаки Соломона

Батюшки из храма доставили путников на вокзал, проводили до поезда и попрощались с ними. Поезд Новосибирск – Бийск должен был добираться до места назначения десять часов, так что оставалось время на сон. Свободных купейных мест не оказалось, и пришлось ехать в плацкарте. Любомир и Венера расположились на верхних полках, а Савва и монахи заняли нижние и боковые. Вагон в итоге был забит, свободных мест не осталось вовсе, и некоторые пассажиры умудрялись забираться на самые верхние – третьи полки.

Пока народ с узлами и баулами заполнял вагон, под общий гам и суету монахи украдкой рисовали и чертили что-то на его стенах.

– Что они делают? – спросил Савва.

– Это талисманы защиты, – ответил Тоот. – Пентакли Соломона. Шестиконечные звезды и другие знаки, вписанные в круг. Они должны защитить нас от злых сил.

– Пентакли Соломона? – переспросил Савва. – Но я где-то читал, что именно из-за них Соломона хотели убрать из Библии. Разве не из-за пентаклей его обвиняли в связи с нечистыми силами? С черной магией?

Люди ничего не знают об истинном предназначении пентаклей, – вздохнул Тоот. – Соломон воочию и во всей полноте видел тот жуткий мир, который окружает нас по сей день. Видел со всеми его демонами и всей нечистью. Люди всегда нуждались в защите, даже если не подозревали об этом. И Соломон думал об этом, создавая пентакли. Но он был очень умным царем и в каждый пентакль вложил особый смысл. К примеру, пентакль, который должен был вроде бы приносить богатство и славу, на самом деле был направлен против людского высокомерия, то есть имел обратный эффект. К сожалению, те пентакли, которые он оставил людям, были изменены. Иначе говоря, стали производить тот самый обратный эффект. Но не тот, что в них вкладывал Соломон. И это уж точно не было слепой магией. Это стало результатом тонких расчетов и применения знаний, которыми владеют Цитадели.

– Цитадели? – насторожился Савва. – Тоот, вы сказали «Цитадели»? Мне о них рассказывал Константин. Но ведь это клан высших властей Иерархии тьмы.

– Да, – кивнул Тоот. – Они единственные, кто в состоянии нас выследить, поэтому нам нужна защита. Пусть ненадолго, но эти пентакли собьют их со следа. Мы воспользуемся их же оружием против них самих. Соломон знал, как их сдерживать, контролировать и управлять ими. Именно таким образом мы скрывали Ковчег Завета больше тысячи лет. Но тут другой случай, особое дело, в котором участвует сам Дьявол – верховный правитель над всеми демонами. Что это значит? Опасность повсюду, поскольку ему служат все. Даже мухи, имея глаза и уши, жужжат не просто так. С их помощью и помощью прочих тварей им лично сканируются все возможные аномалии. Найти нас – это лишь вопрос времени. Наш поезд идет слишком долго, сойти с него уже не получится, но мои братья попробуют создать защитный купол. С его помощью мы сможем выиграть немного времени.

– Неужели от дьявольского взора нигде не укрыться? – пробормотал Савва.

– Укрываемся по мере сил, – показал Тоот на монахов, выводящих магические линии.

– Тоот, – прошептала, свесившись с верхней полки, Венера. – А вы не могли бы рассказать нам о пентаклях и о Ковчеге Завета.

Тоот посмотрел на появившееся над верхней полкой лицо Любомира, поймал взгляд Венеры, подумал и кивнул:

– Пожалуй, немного времени у нас для этого есть.

И он начал негромкий рассказ.

После смерти Моисея Ковчег Завета был надежно спрятан в пещере, которая находилась невдалеке от Сиона. Там он хранился очень и очень долго. Местные жители, которые его охраняли, спустя десятилетия начали замечать, что природа вокруг этой пещеры стала как будто оживать. Безжизненная земля становилась плодородной, а вода в колодцах начала проявлять целебные свойства. Выпив той воды, люди исцелялись от многих болезней, и через некоторое время, услышав о чудесных свойствах живительного источника, к нему стали приходить жители соседних городов и деревень. Когда царь Давид благодаря видению узнал, где спрятан Ковчег Завета, и перенес его в Иерусалим, вся эта местность быстро утратила чудесные свойства. Источник потерял свою силу, почва утратила плодородие, и все в округе высохло до основания.

Довольно долго ковчег находился в Иерусалиме. До тех самых пор, пока сын Давида Соломон не построил для этой святыни подобающее святое хранилище. И причиной тому вновь послужило видение. Давиду было дано озарение, каким должен быть храм, и он стал помогать сыну в его строительстве. После завершения сооружения храма Единого Бога Соломон поместил ковчег в его святая святых. Ковчег Завета находился там долгое время, и с ним было связано множество тайных обрядов. Жрецы храма набирали из определенных источников воду и наполняли ею ковчег, после чего вода наделялась особыми свойствами. Используя эту воду Соломон научился получать озарения и проникать в таинства бытия. Именно посредством этой воды он впервые увидел Сфинкса, который наделил его знаниями о всевозможных ключах. Первым и самым сильным ключом Соломона стало поклонение языческим богам. Принося им жертвы, Соломон обретал видение медиума. Ему это было нужно для того, чтобы наблюдать за потусторонним миром духов и демонов, который окружал нас и влиял на нас. И в этом деле Соломон достиг совершенства. Он ходил меж ними, и они его не видели. Однажды ночью Соломон прокрался в спальню первого колдуна Пифона – верховного демона клана Цитаделей, где наткнулся на главную демоническую книгу заклинаний. Сняв с нее печати, Соломон стал ее изучать. Он приходил каждую ночь и запоминал или срисовывал тайные знаки и пентакли, которые в ней были. Вскоре книга была им полностью скопирована и изучена. Благодаря полученному знанию, Соломон мог управлять миром теней, миром стихий, повелевать демонами по собственному желанию. Но в его исследованиях не было темного начала или корысти. Его задачей было закрыть эту потустороннюю дверь. Он видел, как демоны влияли на людей, как вселялись в тела и разгуливали повсюду, используя человека, словно скот. Этому нужно положить конец, и с этой целью Соломон стал переделывать пентакли, помещая в них собственные ключи, которые сдерживали демонов, не давая им прорваться в наш мир. Мы и до сих пор используем некоторые из них.

У Ковчега Завета же очень длинная история. Во время очередного захвата Иерусалима, перед тем как храм был разрушен до основания, ковчег был спрятан людьми, которые организовали первый на земле орден хранителей святыни. Этот орден просуществовал тысячу лет. Его членов называли тамплиерами. Они хранили его как зеницу ока и перенесли в самое тайное место на земле. Он и до сих пор находится там. Вы жили неподалеку. Это место особое.

– В чем же его особенность? – спросила Венера.

– В его свойствах, – ответил Тоот. – Когда пал купол Земли, Души Всего, и последние атланты в поисках новой земли обетованной искали особые места – места силы, они наткнулись как раз на ту заветную поляну. Это место поразило их силой, которая таилась в его недрах. Они назвали его осколком купола и колыбелью мира. Наверное, почувствовали, что когда-то оно станет местом зарождения чего-то нового. Того, что в будущем воссоздаст былую Атлантиду, под куполом которой воцарится новая жизнь. Как в воду смотрели. Именно в этом святом месте однажды проявилась Душа Всего и дала жизнь новому аватару.

Тоот поднялся и взглянул на Любомира, которого сморил сон. Монах накрыл его одеялом и подсел к Савве.

– Спасибо за рассказ, – прошептала Венера и тоже накрылась одеялом.

Все то время, пока Тоот вел неспешное повествование, монахи Иерусалим и Феофан следили за обстановкой, так как в переполненном вагоне, несмотря на поздний час, было довольно оживленно. Однако спокойствие не нарушалось, и ситуация как будто пребывала под контролем. Пентакли работали как должно, ангелы-хранители были рядом, духи света направляли их. Тем временем Любомир спал и видел сон. Ему снился его отец, который стоял на большой площади и словно глашатай обращался к огромному количеству людей, внимающих его словам. Каким-то чудом Любомир понял, что увиденное им происходит на том самом перекрестке путей Христа и Будды в городе Лех и происходит уже в наши дни. Из-за большого скопления людей Любомир не мог сразу подойти ближе, но и издалека до него доносилось каждое слово, и он впитывал их, тем более что очень соскучился по своему отцу.

– Люди! – громко говорил Евсей. – В то время, когда миллионам человек в нашем мире не хватает еды, среди которых, возможно, и ваши дети, и ваши отцы и матери, в то время, когда многие из них ежедневно умирают от голода, от болезней, как мы можем проходить равнодушно мимо? Как мы можем переступать через трупы, даже если их не видят наши глаза? Неужели мы уже ничего не чувствуем? Отчего огрубели наши сердца? Почему чужое горе не цепляет, не задевает нас? Мы думаем только о себе? О том, как обустроить свою жизнь? Если так, то грош нам всем цена. Давайте и дальше запускать ракеты на Марс, вкладывая в эти проекты миллиарды, которые могли бы спасти целые страны, нации, могли накормить и вылечить действительно бедствующих. Где та грань человечности и гуманности, через которую не должно переступать? Не лгите себе и миру! Что пусто, то пусто, там ничего не появится. Неужели мы можем только врать или размышлять о чем-то высоком, не ударяя палец о палец, чтобы что-то сделать для ближнего своего? Какое общество мы создали? Почему те, у кого миллионы и миллиарды, не помогут нуждающимся? А вы хоть знаете, сколько таких богачей на планете? Но им нет ни до кого дела, им плевать, они переступят через вас и через ваше горе и пойдут дальше. Их это не волнует. Их волнуют только они сами. Добро пожаловать в наш гуманный, Богом обреченный мир.

Постройте памятник эгоизму и молитесь ему. Отрешитесь от морали, она вам ни к чему. Теперь она только обуза и ничего больше. Возвышайте инстинкт и служите ему. Это ваш лидер и кумир! Это для вас авторитет! Если так, то вы не люди. Если так, я забираю у вас гордое звание «человек»! Вы – пустота, бездна, червоточина на теле природы, яд мира, бацилла, черная дыра в преисподнюю, чума мира! Я обвиняю человечество в бездействии, в немилосердии, в негуманности. Я бы хотел вас ненавидеть, но мне не дана ненависть моей же природой. И потому я вас прощаю. Да, сам я ничего не изменю, и мир не изменится, я это вижу. Он разрушается, разрушается в первую очередь духовно, но и его физическое разрушение не за горами. Мы убиваем сами себя! Но похоже, что нас это не волнует! По нашим могилам пройдет омертвелое поколение, не оставив от них и следа! И о нас никто и никогда не вспомнит! Опомнитесь, люди!

Мы утеряли свой дом, эта земля – это не наша земля! Это наше временное пристанище, как вы этого не чувствуете? Наш дом – это Царство Небесное, наша земля обетованная, наш отчий дом! Но покуда я здесь, я буду числить себя гражданином этой земли! А родина моя – это моя семья, мои близкие, друзья, братья, все, кого полюбил, люблю и буду любить, и иного не дано.

Я хочу только одного – чтобы вы помнили, что совесть всегда вознаграждается! Не было ни одного случая за всю историю существования жизни, чтобы произошло по-иному. Она – это ваше спасение и билет в жизнь вечную!

Народ замер, околдованный словами неизвестного пророка, и голос Евсея становился все тверже. Любомир был удивлен. Он никогда еще не видел отца таким. И он стал пробираться через толпу к нему, чтобы обнять. И вскоре отец увидел Любомира и замер. И Любомир, заметив блеснувшую на щеке отца слезу, заплакал и побежал к Евсею. Через мгновение они оказались в объятиях друг друга. Любомир чувствовал запах Евсея, отец был живой, важнее этого не было ничего. Евсей смотрел в глаза собственного сына и изливал на него взглядом счастье, радость и надежду, которые Любомир видел и чувствовал.

– Сынок, – прошептал Евсей. – Я люблю тебя, и ты это знаешь. Передай маме привет и скажи, что со мной все хорошо, я люблю ее и скучаю.

Сказав это, Евсей развернул Любомира к толпе и добавил:

– Посмотри, сынок, это твой народ. Он ждал тебя. Будь для них учителем сердца. Им всем не хватает твоей любви, научи их.

Любомир окинул взглядом толпу и вдруг понял, что собравшиеся на площади уже давно аплодируют ему. Они встречали Любомира и радовались воплощенному аватару! Со всех сторон неслись ликующие возгласы: «Майтрейя! Майтрейя!» И, отзываясь на эти возгласы, Любомир вышел вперед, зажмурился, собрался с силами или на секунды погрузился в самого себя, затем открыл глаза и произнес то, что словно само собой зародилось в глубинах его естества:

– Вы будете видеть сердца людей! Будете видеть то, что они чувствуют! Если проникнитесь, будете видеть все! Любовь одаривает способностью чувствовать! Нелюбовь атрофирует природные органы чувств. Любовь не может ненавидеть, она любит все, даже зло и смерть. В ней нет злости, нет кармы! Она не выносит осуждений и не знает последствий, в ней нет жала обмана. Любовь – это и есть наша сущность! Без любви мы иллюзия, пустышка. Мы – это наши сердца.

На этих словах из сердца Любомира начал изливаться свет, объявший всех вокруг. Любомир заплакал и упал на колени.

– Я виноват в том, что не люблю достаточно! Я виновен в недостаточности моей любви! Простите меня! Простите!

Слезы текли по его щекам. Люди ринулись к возвышению, где Любомир стоял на коленях рядом с отцом, подхватили его на руки и торжественно понесли, крича: «Майтрейя! Великий Майтрейя!» И в глазах этих людей было столько счастья, надежды и радости, что становилось очевидным – большие перемены, новая эра и новая духовная эпоха близки! И вдруг что-то вырвало Любомира из сна.

Любомир проснулся от того, что поезд начал резко тормозить. Это была предпоследняя остановка, и было уже утро. Любомир спустился с верхней полки, сел у стола и пристально посмотрел в окно, после чего с серьезным выражением лица и интонацией взрослого произнес:

– Поезд здесь будет стоять ровно тридцать минут.

Савва с удивлением уставился на мальчика. Если бы он не знал Любомира и услышал этот голос из соседнего купе, то подумал бы, что это голос старика. В нем было столько серьезности и жизненного опыта, что никак не вязалось с возрастом Любомира, и это показалось Савве очень странным.

Поезд наконец остановился, и плацкарт тут же ожил, появилось время выйти на улицу, размяться, покурить, что-то приобрести, чем многие в вагоне и решили воспользоваться. Но никто из спутников Любомира не двинулся с места. Это было опасно, потому что они оставались под защитой лишь до тех пор, пока оставались вместе. Через пять минут в поезд вошли трое, это были медиумы Цитаделей. Один из них, похоже, был слепым, так как у него имелась повязка на глазах, и двое спутников вели его под руки. Тоот сразу же разглядел ореол темной ауры вокруг них. Нужно было быстро что-то делать, так как они направлялись в сторону Любомира. Монахам нечего было переживать, они находились под защитой вычерченных ими пентаклей, в то время как Bенера, Савва и Любомир могли оказаться вне ее, поскольку купол защиты был недостаточно велик.

– Это за нами! – произнес Тоот.

Савва взглянул на зловещую троицу в проходе, посмотрел на монахов, на Любомира с Венерой и поднялся. Надо было действовать, других вариантов не оставалось. Его замысел был понятен. Все, что он мог сделать, так это отвлечь внимание от своих спутников, значит – идти навстречу преследователям. Венера взяла его за руку и пожелала удачи. Тоот кивнул ему. Савва произнес: «Прощайте» – и двинулся в сторону троицы.

Он прошел между медиумов, не останавливаясь и не удостаивая их взглядом. Шел так, как будто направлялся к выходу. Слепой, которого вели под руки, после того как его миновал Савва, замер, как будто наткнулся на стену. Словно учуяв что-то, он остановился, развернулся и повел носом в сторону Саввы.

– Откройте мне глаза! – прошипел он и, едва его поводыри сняли с него повязку, прорычал: – Это он!

Савва продолжал идти к выходу. Он слышал зловещий оклик и понимал, что обратной дороги не будет, но не замедлился ни на секунду.

Один из этих медиумов сорвался с места и побежал за Саввой. Слепой же медленно развернулся и словно вгляделся в ту сторону, откуда к ним подошел Савва. Прошли томительные секунды, прежде чем он продолжил шествие по вагону. С каждым мгновением он и его оставшийся поводырь становились все ближе. Любомир и Венера слезли с верхних полок и сели рядом с монахами. Венера обняла Любомира и начала молиться. Ее сердце билось так сильно, что Любомир услышал его стук.

– Мама, – прошептал он. – Если ты не успокоишься, нас найдут. Доверься мне, прошу тебя! Успокойся, все будет хорошо. Я тебе обещаю!

Что-то было такое в словах мальчика, что Венера вдруг выдохнула и обмякла. Расслабилась и задышала ровно. Ее сердце замедлило биение. Кожа порозовела. Объятия ослабли.

Тем временем слепой медиум и его поводырь остановились перед беглецами. У слепого была поднята повязка, и он словно всматривался во что-то пустыми глазницами. Обернулся назад, откуда пришел, посмотрел вперед, медленно повернул лицо к монахам и даже на несколько секунд задержал слепой взгляд на Любомире и Венере, но уже в следующее мгновение двинулся дальше. Венера судорожно выдохнула и вдруг поймала изумленные взоры монахов. Они не могли поверить в произошедшее. Они смотрели на Любомира, и их удивлению не было предела. Они увидели, что вокруг Любомира образовался огромный светящийся кокон, сияющая аура, которая стала куполом для него и его матери. Невидимая оболочка укрыла их от пронзительного взгляда демона или колдуна. Монахи поднялись и поклонились Любомиру. Не было никаких сомнений, это был тот, которого все так долго ждали.

Едва слепой с поводырем скрылись в тамбуре, Венера и Тоот сразу же ринулись к окну, чтобы найти Савву. Иерусалим посмотрел на Тоота. Монах кивнул, и Иерусалим отправился на поиски. Феофан остался на месте. «За все время эти двое еще ни разу не произнесли ни слова», – подумала Венера.

– Сколько мы уже стоим? – спросила она.

– Пятнадцать минут, – ответил Любомир. – Еще пятнадцать, и поезд тронется.

После того как Савва сошел с поезда, он понял, что за ним идет один из трех медиумов. Не ускоряя шаг, он пошел в сторону головы состава. Он не пытался скрываться, ему это было неважно. То, ради чего он жил, ради чего отшельничал и молился, оставалось в поезде и, как он надеялся, в безопасности. Он не видел, как медиум за его спиной щелкнул пальцами, и не видел, как бродячие и домашние псы со всей округи ринулись в сторону этого полустанка. Он просто шел в голову поезда и тянул время.

Томительные минуты прошли, и поезд тронулся. Иерусалим вернулся с опущенной головой. Монахи молчали. Венера не сдержалась и спросила:

– Где Савва?

Иерусалим посмотрел на нее и покачал головой.

– Дальше мы только сами, – проговорил Тоот.

Поезд постепенно набирал ход, и с улицы в вагон все сильнее доносился разъяренный лай своры псов. Спутники вновь посмотрели в окно и увидели Савву. Он стоял на перроне и смотрел на них. А когда они проезжали мимо, перекрестил их. В следующее мгновение его окружила собачья свора, сбила с ног и стала рвать на куски.

Венера прикрыла глаза Любомиру, прижала его к груди и заплакала.

– Не плачь, мама, – всхлипнул Любомир. – Его забрал Господь. Как и нашего папу.

– Нельзя не плакать, Любомир, – ответила Венера. – Слезы – это проявление нашей любви. Не я плачу, плачет мое сердце.

– Тогда я буду тем, кто будет лечить и утешать сердца, – прошептал Любомир.

– Ты – мое сердце, – прошептала Венера, прижимая сына к себе. – И любовь твоя всегда лечила меня. Всегда давала надежду и наделяла жизнью. О большем я не могла и мечтать.