Текст книги "Земля обетованная"

Глава десятая

Размышления Адама о ящике Пандоры

Боги, обитающие в Божественной полноте, сочетали в себе сразу и мужские, и женские начала и были единой сущностью, цельной монадой. Они сочетали их еще до того момента, когда появилась идея о сотворении подобия Божественной полноты, ее красивой копии и отражения, что по роковой случайности стало не подобием, а противоположностью всей жизни, ее антиподом, в котором зародился дух противоречия, отрицания, противоположности естественности, а вместе с ним проявили себя тысячи вселенных и различных эонов, в которых нашлось место Демиургу. Лоно Божественной полноты, великой субстанции жизни, почувствовав эту неестественность, извергло из себя случайный плод, после чего в природе и появился ящик Пандоры и зародилось Древо смерти. Так был вычерчен знак будущей беды.

Через множество эпох и миллионы лет, уже после разделения мира и открытия ящика Пандоры человек стал жить двумя природами. С тех пор он находится под их влиянием, его разрубленная пополам душа все время прыгает с ноги на ногу между тьмой и светом, между одной природой или другой.

Ныне этот вечно открытый живой портал все еще сквозит внутри каждого человека. Люди никак не могут нащупать в глубине самих себя эту проклятую дверь, чтобы наглухо закрыть ее. Ведь каждое проникновение в нее нарушает правила жизни и законы природы. Используя ящик Пандоры, человек нарушает космическую гармонию, что приводит его к несчастьям, а утверждение законов великого круговорота – к бесчисленным перерождениям…

Теперь Моисей понимал все. Все разложилось по полкам. Мозаика завершилась, в нее был вставлен последний недостающий элемент, существо которого Моисей до сей поры не понимал. Теперь он узрел все и понял все обо всех богах, не исключая и богов Древнего Египта, их происхождение и историю их бытия.

Теперь Моисей понимал отца, почему тот так почитал единый культ Бога Атона. Это была не просто религия единого Бога. Это был не просто выбор правильного культа. Речь шла о выборе между истиной и ложью. А это была та самая дверь, за которой следовал могущественный культ посвящения знанию сердца.

Моисей понимал, что все религии – это лишь условность, всего лишь дом веры, который мог быть воздвигнут везде, в любом месте, где бы только ни находился человек. Вера могла обрести прибежище как в любом храме, так и в любой живой душе, независимо от того, где она находилась в данный момент. И все лишь потому, что истинное место для дома веры могло находиться только в сакральных глубинах сердца. Одно дело – слепое поклонение всевозможным богам, слепая вера, догма, другое – то, что чувствуешь и как чувствуешь, что вмещает в себя твое сердце. Между этими гранями разверзлась бездна, в которой за поколения и эпохи сгинули миллионы, исчезли целые народы, так и не поняв главного. Одно дело – то, как ты все принимаешь и оправдываешь для себя сам, пребывая в святой иллюзии, другое – как ты все чувствуешь и воспринимаешь сердцем. Имеешь ли ты в себе этот орган богов, этот дар природы, эту живую нить, эту святую глубину? Или ты просто человек, проживающий миг своего бессмысленного существования? Готов ли ты вспыхнуть и угаснуть навек, как мимолетное пламя? Готов ли ты к тому, что о тебе никто и никогда ничего не вспомнит?

Но если бы все было так просто. Мало понять и прочувствовать. Между пониманием и действием, как между намерением и делом, разверзлась бездонная пропасть, которую тем труднее преодолеть, чем глубже пронизывает нас убеждение в том, что мы слабы и беспомощны. О Боже, есть ли что-то эфемернее иллюзий и непоколебимее их же? О, если бы все знали, как все обстоит на самом деле… Именно об этом теперь размышлял Моисей…

Ему казалось, что людям не очень-то и нужна была истина. Скорее, им было нужно живое огненное чувство любви, зарожденное в святая святых их сердец, уходящее корнями к богам. Все прочее было подобно праху у ног смертного. Как это странно, хотеть любви и не делать и шага к ней навстречу. Как это странно, выстраивать барьеры и препятствия, создавая иллюзии и убаюкивая сущее, которое нуждалось в пробуждении! Как это больно, осознавать ущербность происходящего и нежелание заблудших выйти на истинный путь. Моисей горестно вздохнул. Его переполняла досада, которая происходила из ощущения несправедливости. Он понимал, что все можно изменить, все можно исправить, и он знал, что он на это способен, потому что в нем была сила, способная раздвигать горы и звезды, сила, способная изменить мир.

– Единое сердце – вот наш смысл, вот наша цель, вот наша жизнь! – воскликнул он. – Пока мы к этому не пришли, пока мы этого не осознали, мы будем жить во мраке, и наш дом останется адом, и сердце наше будет пребывать в ужасе, и мы сами останемся заложниками страха, пропитавшего наш дух и нашу плоть! Единое сердце – это наш отчий дом, это наша земля обетованная! Единое сердце – это вечное блаженство наше, это вкус Царства Небесного! Единение наше – это не умаление каждого из нас, а общество Бога, смерть нашему вседелящему и разъединяющему нас Я! Это долгожданное обретение великого Мы! Воистину, Я – это не я, Я – это мы! Все мы – это Я. Объединенное Мы – это общество семьи Божьей, к которой стремится единое сердце! Мы – это душа земли! Мы – это часть великой Божественной полноты! Мы – это ветви Древа жизни! Мы – это все и во всем! Все проходит сквозь нас, и мы чувствуем все и всех каждой частицей своего естества! Нас нет, потому что мы везде и во всем! Мы там, где распростерся великий океан жизни! Там, где великая Божественная полнота протекает по нашим сердцам и сливается с извечным светом любви!

Что-то происходило с Моисеем. В его душе что-то творилось, она кричала, вопила из-за душераздирающей несправедливости бытия, и все эти эмоции переполняли его. Он сердился и горевал, обливаясь слезами, в одни и те же мгновения. Казалось, что его сердце уже не выдерживает переживаний. Оно переполнилось ими и стало расплескивать то, что не вмещалось в нем. И все это, все, что становилось его сутью, нужно было донести до целого мира. И, прикрыв лицо руками, Моисей начал говорить, как будто он проповедовал перед огромной толпой.

– Какая разница, какой ты религии, какой веры, если душа твоя не обращена к свету? Есть вера в добро, вера любящего сердца, есть живое, пульсирующее сердце у человека, и больше ничего не надо. Истинной религии нет и никогда не было, но сердце еще до рождения любой религии уже было. Оно билось, получало и испускало добро и любовь, чувствовало добро и любовь, принимая их реальность и природу еще до рождения души человека, до рождения первого греха. Любая религия есть живое пульсирующее сердце, иного не дано, ни разум, ни ум, ни догма или страх, а только сердце, ничего, кроме сердца, и то, что исходит из сердца. Корни истинной религии питаются только извечной любовью, пребывающей во Вселенной, и это главный и единственный закон жизни. Истинная религия у нас в сердцах, ее нужно искать в любви, в тех корнях, которые уходят к Богу и исходят из Бога. Религия только там, в сакральных глубинах сердца, ищите ее там! Там таится храм вечный, построенный на несокрушимых столпах, которые никто, никакая зловещая сила не способны пошатнуть! Они незыблемы, они – это Божья сила, что наполняет наши человеческие сердца и повергает собственной силой все зло мира, все эти гнусные, гнилые основы, которые пытаются нас запугать и извратить нашу веру. Но вера незыблема. Она отлита из такого прочного металла, что несокрушима для любого зла. Столпы нашей веры – это столпы Бога, который со всей своей силой стоит за нашими плечами, и реальнее этого ничего нет. Мы сила, способная разрушить несправедливость мира! Мы армия ангелов Божьих! В наших руках меч силы Божьей! Чего нам бояться? Пусть дрожит вся нечисть земли, идут армии великих воинов Божьих, несущих правосудие и долгожданную справедливость!

Только вымолвив это, Моисей успокоился. Только прокричав эти слова, он смог перевести дыхание. Это был день великих откровений, которые тяжело было выдержать такому юному и молодому сердцу, но Моисей был не просто силен. Он пребывал в духе, которому было возможно все. Который был воистину всемогущ и способен выдержать любую ношу, превосходящую все земные пределы.

Глубоко в своей душе Моисей ждал этого момента и был к нему готов, но все же он был потрясен происходившим с ним. Чтобы окончательно успокоиться, Моисей решил прогуляться по саду и немного перекусить. Через некоторое время он окончательно пришел в себя и вернулся за стол. Теперь перед его глазами лежала последняя рукопись, последнее откровение атланта-кроноса Адама.

Глава одиннадцатая

Послание Моисею,
или Великое провидение

Наконец Моисей добрался до последней рукописи. На самом деле он не хотел, чтобы они заканчивались. В них было столько силы, столько откровения, что Моисей был бы рад провести всю свою жизнь, читая их. И ему не нужна была еда или питье, кров и уют – эти рукописи давали все, что ему требовалось, и даже с избытком. Это была та манна небесная, которую он возжелал всем своим сердцем и которая наполняла его до краев своей благодатью и светом. Но книга близилась к концу, и теперь ему предстояло прочитать последние ее страницы.

Последний папирус был завернут особенно тщательно, и это показалось Моисею немного странным. Развернув хрупкие листы, Моисей расправил их и приступил к чтению.

– Здравствуй, правнук мой, тот, кто плоть от плоти моей и в жилах которого протекает Божественная кровь – кровь великого атланта. Пишу тебе, так как у меня было особое видение, связанное с тобой. Я видел того, кого охраняли тысячи ангелов, особое дитя, предназначение которого велико, а судьба светла, хоть и трудна. Ему суждено было родиться в смутные времена, но боги благоволили ему, и теперь я должен сказать тебе, что это дитя – ты. Во имя спасения тебя и во имя провидения твоя мать, положив тебя в корзину младенцем, спустила тебя по воде огромной реки вблизи того места, на котором я воздвиг великого стража времени и храм Вселенского Времени. Провидение постаралось, чтобы тебя нашли те люди, которые тебя и усыновят, это будет царская семья, и будет им велено дать тебе имя твое – взятый из воды, точнее, Моисей…

Моисей насторожился. То, что он прочитал, не могло быть правдой. Но оно было ею, он это чувствовал. Он перечитал еще раз только прочитанное и еще раз, полагая, что написанное мерещится ему. Нет, это не было ни миражом, ни мороком. Но этого просто не могло быть, это было невозможным, этого он точно не ожидал прочитать на древних страницах. В немалом возбуждении Моисей вскочил на ноги, пробежался по саду и вновь сел за стол. Его руки дрожали. То, что он переживал, листая древние страницы, было потрясением и ничем иным. Он даже задерживал дыхание, когда вглядывался в выцветшие строки.

Моисей знал, что его действительно выловили в люльке из воды. Он знал, что именно так и был назван и что именно так и попал в царскую семью, которой стала семья фараона Эхнатона, и дата его рождения действительно совпадала со смутными временами, в которые умерло множество младенцев, видно, кто-то не хотел, чтобы он родился, этому мешали все силы тьмы. Но все это вместе напоминало невероятную выдумку или такое же совпадение. Нет, он продолжал чтение, отмечая удивительное сходство описываемой истории с собственной историей, но он был не просто в замешательстве, не просто был мучим сомнениями – каждое последующее слово его сковывало и выкручивало, он почти что сходил с ума.

– Послушай меня, Моисей. Не удивляйся и успокойся. Все, что ты читаешь сейчас, написано для того, чтобы ты это прочитал. Эти рукописи были спрятаны и предначертаны для одного человека, твоего приемного отца, царя этих земель. Именно для него они будут сохранены в особом месте храма Времени, сохранены жрецами до определенного момента. Но в итоге прочитать их должен будешь именно ты. Теперь все остальное лишь дело рук провидения. Ты должен стать тем, кто изменит жизнь земли, ты явишь миру закон. А после тебя придет новый мессия, новый Гор. Впервые за многие тысячелетия Сириус – звезда Исиды – поднимется точно над пирамидой и возвестит рождение того, кого все так долго ждали. Рождение истинного дитя Бога. Да пребудет с тобой великая Божественная полнота, потомок мой, и да свершится предначертанное жизнью.

– Это не может быть простым совпадением! – в потрясении прошептал Моисей, понимая, что послание адресовано именно ему. – Они не могли даже предположить мое существование. Но они знали обо мне! Знали задолго до моего рождения! Как это возможно?

В этих рукописях, пришедших из древности и переданных ему его приемным отцом, было написано именно о нем. Написано с подробностями, которые невозможно было предугадать. Моисей понимал, что ошибки быть не может, послание попало в его руки, потому что было послано ему, но не мог поверить в происходящее! Это выходило за все рамки понимания. Как его давно ушедшие предки могли знать, что именно он будет читать их послание через множество лет и сменившихся поколений? Или все дело в безграничной силе провидения Божественного света? Неужели возможно предначертание судьбы на тысячи лет вперед? Получается, что провидение все знало заранее и подводило Моисея именно к этому дню? Он задумался. Происходящее с ним было непостижимо для понимания. Не только его судьба, но и все вокруг него, все жизненные обстоятельства множества окружающих его людей складывались таким образом, чтобы все сошлось в одной точке. Чтобы все получилось так, как задумало провидение. Получается, что в жизни нет случайностей? Неужели все сущее – это великая игра? Неужели и в самом деле каждому человеку незримые силы помогают всю его жизнь, его ведут к назначенной цели, презрев сонм грозящих ему случайностей и миллион неблагоприятных обстоятельств? Или эта игра касается только некоторых? Но не значит ли подобная избранность еще большей ответственности? Моисей был и в восторге от открывшегося ему чуда, и в страшном волнении. И, не в силах сдержать слез, он упал на колени и воскликнул:

– О великая Девственница света, знающая все и обо всем во все века и во всей бесконечности времени. Я исполню предначертанное тобой, как бы это ни было трудно. Я пройду по дороге судьбы, которую ты уготовила мне! Рассчитывай на меня, ибо иного не дано.

Осознание собственного предначертания вдохновило Моисея. Его радости не было предела. Он вскочил на ноги и побежал в покои отца, чтобы рассказать ему о том, что узнал только что. Миновав охрану, которая узнала пасынка правителя, Моисей ворвался в опочивальню фараона. Эхнатон еще спал, но Моисей разбудил его, обнял и сквозь слезы радости промолвил:

– Отец! Солнце мое вечное! Вставай! Я должен кое-что важное рассказать тебе! Меня избрала великая Девственница света! У меня есть предначертание! Миссия! В этих писаниях говорилось обо мне, ты знал об этом?

Только что проснувшийся фараон с трудом приподнялся, улыбнулся и обнял Моисея:

– Да, сын мой, я все знаю и уже много лет живу с этим знанием. С того самого дня, когда тайные жрецы храма мне вручили эти папирусы, я узнал все и с тех пор взирал на тебя не только с любовью, но и с изумлением. Я же говорил тебе, что знаю эти рукописи наизусть. Но знать мало, все последние годы я готовил тебя к твоей миссии. Готовил тебя к тому, чтобы ты смог принять и достойно выдержать уготованную тебе участь, выпавшую тебе судьбу. И я рад, что сумел воспитать тебя таким, какой ты есть. Отдельная благодарность моя богам, возложившим на нас с тобой это испытание. Ведь твоя миссия – это и моя миссия. Я мечтал дожить до этого момента, сын возлюбленный мой. Ты – это наша надежда на мир, ты – это спасение будущих поколений! Тебя избрала судьба не просто так, за твоей спиной стоят боги, и ты семя их на земле. Наша религия однажды растворится в этих песках, наша цивилизация когда-то прекратит свое существование, но те, кто пойдут за тобой, будут до конца веков. Все меняется, и миру открывается истинный Бог, тот единственный, о котором я пытался нести вести людям, великий Атон, единый Бог.

– Отец мой! – изумился Моисей. – Так это ты посадил все эти деревья, что сопровождают меня всю мою жизнь? Ты украсил ими наш путь? Получается, я не просто так рос среди них? Не просто так они всегда присутствовали рядом со мной?

– Да, Моисей, – кивнул Эхнатон. – Это был я, и я сделал это для тебя. Ты породнился с этими деревьями. Под их сенью прошло все твое детство. Они – это часть твоей души. Они воспитали тебя. Охраняй и береги их, в них душа земли.

Эхнатон смотрел на Моисея и видел в нем свое будущее. Запредельная радость переполняла умирающего правителя. Его миссия была исполнена. Теперь ему можно было спокойно пересекать границу смерти, его предназначение свершилось, теперь он мог с легкостью отправляться к богам. Радостные переживания не прошли бесследно. Эхнатон стал задыхаться, его сердце не выдерживало нахлынувших эмоций. Он закашлял и прижался к Моисею, стараясь запомнить ощущение от близости родного человека. Он знал, что это момент истины, в последний раз он посмотрел в глаза Моисею, в которых увидел слезы радости, после чего великий фараон со счастливым лицом переступил черту жизни и смерти и замер.

Поняв, что отец умирает, Моисей возрыдал всей душой. Горе нахлынуло на него. В этот момент внезапной скорби он не мог думать о посмертии и жизни вечной. Загробное бытие представлялось ему чем-то непостижимо далеким и недосягаемым. Смерть представлялась непроглядной черной бездной, которая разверзлась между ним и его отцом. Бездной, которая поглотила навеки того, кого Моисей любил всем своим сердцем. Он понимал, что отцу недолго оставалось, но его смерть все равно стала для приемного сына и тяжким ударом, и невосполнимой утратой. Он сжимал в объятиях бездыханное тело отца и громко рыдал:

– О боги!!! Пребывающие в вечности и не ведающие смерти! Неужели вы считаете это справедливым! Сегодня смерть сильнее всех, безжалостней ее нет на земле, она творит все, что ей вздумается, и всегда считает себя безнаказанной. Она забирает все, что так дорого сердцу она беспощадна и жестока. Она выбирает себе жертву по собственной злой прихоти. Посмотрите, боги! Ей подвластны все наши души, мы совершенно беззащитны перед ней. Зачем вы попускаете ей, ведь она стучится уже и к вам в небеса и ей подвластно все! Я ненавижу ее за все, что она сделала с людьми, я проклинаю ее за ее бесчеловечность, теперь я знаю, кто мой первый враг, теперь я знаю, что так мерзостно моей душе и что я в своей жизни, скорее всего, не смогу полюбить никогда. Посмотри на меня, о великое солнце мое, я никогда не смирюсь с этой несправедливостью, моя вера сильна, но мне сейчас как никогда тяжело.

Сжимая в объятиях мертвое тело отца, Моисей заливался слезами и продолжал обращаться к небесам и покинувшему его отцу:

– Я верю, что тебе сейчас лучше, чем нам, отец, но мне от этого не легче. Мне будет тебя не хватать. Мне уже тебя не хватает! В моем сердце образовалась пустота. Его проткнули ножом, и чем закрыть пробоину в нем, чем заполнить пустоту в моем сердце, чем залечить эту рану, я не знаю.

Сказав это, Моисей закрыл глаза Эхнатону – своему единственному отцу и тихо произнес:

– Ты проснулся уже наконец, отец, а мы все еще спим. Ты первый вступил в земли наши обетованные, а мы все еще здесь. Подготовь нам там дом наш вечный, мы скоро к тебе придем, мы скоро тоже проснемся. Прощай, отец, и до встречи…

Книга третья

Пустыня испытаний

Глава первая

Мираж

Солнце палило. Даже закрыв глаза, Иисус не переставал видеть слепящий диск. А когда он их открывал, то видел всю ту же безжизненную пустыню, по которой бродил уже много дней. После крещения Дух Святой направил Иисуса Христа в пустыню, где его ожидало труднейшее испытание. В чем оно состояло, он еще не знал.

Как только на Иисуса снизошел Дух Святой, перед ним предстало все. Всевидящее око Отца явило Иисусу всю его прежнюю жизнь, раскрыло ему его личность, сущность, душу. Посредством Духа Святого он увидел все – самого себя еще до собственного рождения, все свои прошлые жизни, былые привязанности и увлечения. Все это опрокинулось на него, словно выплеснулось из огромной чаши. Он вспомнил, как Бог – Отец его Небесный – воспитывал его любовью. Как наделял своей Божественной мудростью. Он вспомнил, как рос в истине. Рассмотрел в подробностях, как устроено сущее, прочувствовал истинные принципы жизни, осознал механизмы всего мироздания. И сквозь сонмы этих видений он увидел свое истинное предназначение. Теперь он знал, что им управляет провидение. Осознание собственной участи легло на его душу смертельно тяжелым крестом, нести который было не под силу ни одному смертному. Нет, он не собирался противиться выпавшей ему судьбе, он осознавал невозможность выбора иного пути. К тому же возможный отказ от выпавшей доли был бы предательством всего того, что он ощущал как истинное и вечное.

Иисус открыл глаза, прикрыл их ладонью. Все было предрешено. Вся жизнь Иисуса была предопределена. Перед ним лежал прямой и ясный путь. Он мог принимать все как должное, мог обдумывать свои дальнейшие шаги, но свернуть с этого пути – не мог. Груз всего человечества лежал на том алтаре, на том жертвеннике, который венчал выпавшую Иисусу дорогу. И его смерть была ничтожной ценой за спасение целого мира. Произошедшее крещение не просто вывернуло его жизнь наизнанку. Оно одарило ее истинным смыслом.

Сорок дней и сорок ночей среди этих камней и песка. Было непривычно ничего не есть и при этом не чувствовать голода. Ничего не пить и не испытывать жажды. Манна небесная наполняла его тело. Но главным была вовсе не сытость. Главным было общение с Богом, который словно заполнил собой все пространство вокруг Иисуса. Только после крещения Иисус смог прочувствовать всю полноту Божественного. Только теперь он осознал себя Сыном Божьим. Теперь он мог беседовать со Всевышним. Он мог спрашивать и внимать. Отец его небесный не медлил с ответами, которые пронзали все существо Иисуса. И, общаясь с Богом, Иисус понимал, что его душа чувствовала эту связь всегда.

Он понимал, что те знания, которыми он владеет, не просто могли нанести страшный удар по силам зла и стать панацеей от смерти. Эти знания могли и должны были исправить все человечество, излечить его от дьявольской зависимости и одержимости. Но нужно было еще донести до людей свет этих знаний. Люди должны были понять его, принять то, что он будет молвить, за истину. За ту истину, которая будет светом спасения для всех грядущих поколений. И это было трудной задачей.

Он снова посмотрел на небо. Солнце стояло в зените. Струи горячего воздуха поднимались от раскаленных камней, искажая все вокруг. Казалось, что плавится сам горизонт. Сколько сотен стадий он отмерил по этим камням? Уж точно больше, чем он мог запомнить, потому что порой погружался в собственные размышления.

Не прерывая путь, долгими часами Иисус думал о том, что люди огрубели и что им уже разрешено есть мясо. О том, что десять заповедей, оставленных Моисею, хоть и являлись основным законом жизни и кратчайшим путем к спасению, но не стали панацеей. Люди продолжали жить прежней жизнью. В дополнение к этим заповедям миру требовалась неоспоримая истина. С болью в сердце Иисус осознавал, что, даже видя Бога воочию, не все поверят ему. Избавиться от слепоты и той тьмы, что таится внутри человеческого существа, было не так уж и просто.

Между тем плывущий над раскаленным горизонтом пейзаж начал обретать какую-то форму. Иисус понимал, что видит мираж, но направился к нему. Пустыня, по которой он блуждал много дней, на его глазах обращалась в оазис – дивный райский уголок. Вот Иисус достиг границ миража, вот оказался в красочной иллюзии, которая была неотличима от реальности. Вокруг него падали со скал райские водопады, голубые бассейны одаривали прохладой, прекрасные деревья манили тенью и дивными, незнакомыми Иисусу плодами. В глубине этого чудесного сада Иисус разглядел старца, сидевшего к нему спиной. Голова старца была укрыта капюшоном, но поза не оставляла сомнений – перед ним сидел пожилой человек. И все же это был не старец. В одно мгновение догадка пронзила Иисуса.

– Мир вашему миру, – сказал он незнакомцу.

Старец поднялся, развернулся и явил Иисусу лик человека, за спиной которого простирались тысячи и тысячи лет. Каждая морщина, каждая складка, каждое пятно на его лице говорили о его бесконечном житии. Не могло быть никаких сомнений. Перед Иисусом стоял коварнейший из врагов, падший ангел, сам Сатана, сам Дьявол.

– Здравствуй, путник, – сказал Дьявол. – Бери что хочешь. Ты же, наверное, устал и проголодался с дороги? В моем саду ты сможешь найти все, что пожелаешь. Ты даже можешь в нем остаться, если захочешь. Мой дом – твой дом.

– Я знаю, кто ты, – ответил ему Иисус. – Я наслышан о твоих искушениях начиная с бунта на небе, падения бедного Адама и заканчивая тем местом, где мы сейчас.

Дьявол ответил не сразу. Он не смог скрыть удивления. Не ожидал, что будет мгновенно изобличен. Приготовленный план искушения нужно было менять. Но для начала надо было все обдумать. К счастью, даже время подчинялось ему в этом саду.

«Откуда он узнал? – роились в голове падшего неспешные мысли. – Не слишком ли он умен для праведника? Или это какой-то религиозный фанатик, который просто угадал? Если же он и в самом деле умен, то следовало бы насторожиться, так как под его личиной может скрываться или вестник Божий, или ангел небесный большого ранга, который знает обо мне слишком много. Но если это религиозный фанатик, то разговор мой с ним будет недолог. От моих речей он быстро сойдет с ума. А если попробует сохранить благоразумие, то его безумие будет еще ужаснее».

В один миг Дьявол прозрел, что это будет самая важная игра и самое трудное искушение в его жизни. Именно этой встречи он ждал тысячелетиями, и именно к этой встрече он готовился. Таких святых у него еще не было. Он должен был проявить себя во всей красе и изяществе. Он должен был при необходимости предстать перед этим собеседником во всем великолепии, в своих лучших боевых доспехах. Для него это был решающий бой – схватка не на жизнь, а на смерть.

– Не верь слухам, – мягко произнес Дьявол. – Обо мне говорят разное, но никто не знает истины.

– Истины? – переспросил Иисус. – В тебе нет истины. Есть только обман. И я не руководствуюсь слухами. Все и так очевидно. Ты был изгнан именно потому, что не удовлетворился истиной. Те, кого ты увел за собой обманом, теперь жалеют об этом. Вина только на тебе. Ты тот, кто принес смерть на небеса. Ты тот, кто нарушил законы жизни. Оглянись. Посмотри вокруг. Сколько ты расплодил нечисти, которая способна только жрать? И она пожирает и уничтожает все порождения жизни, все Божьи плоды.

– Как ты смеешь меня обвинять? – с трудом сдержал ярость Дьявол. – Знаешь ли ты, перед кем стоишь? Я тот, кто создал все, что ты видишь. Весь этот мир! Это моя Вселенная. Я вложил в нее душу! Я лелеял ее с самого начала и буду в ней до самого ее конца. Ты знаешь, кто я? На протяжении миллиарда лет я ухаживаю за всей этой жизнью. Я создал все мироздание. Все обязаны мне жизнью. Я тот, кто дает жизнь, и тот единственный, кто вправе ее забрать.

Кем ты себя возомнил? – спокойно спросил его Иисус. – Ты же не Бог? Где живешь ты? Не в темнице ли Бога – в аду? То, что ты создал из ада, в аду и останется. От твоей жизни практически уже ничего не осталось. Твое время пришло. Ты знаешь, что я здесь не просто так. Я пришел, чтобы вырвать из твоих лап те души, что ты заточил в своем жутком аду. Но не только. Ты будешь отвечать за каждую смерть и всю боль, причиненную тобой. Ты не можешь себе представить, что тебя ждет. Но ты знаешь, что это будет геенна огненная, в миллион раз хуже этого ада. И тебе не удастся через нее пройти. Ты сгинешь в ней навеки. Этот твой ад уготован для тебя же самого. Но мне он не страшен, Сатана. Я от него защищен. Все муки, которые можно перенести, я уже перенес в собственной душе. Так что не пугай меня, бойся сам. То, что я здесь, означает конец твоей власти. Твои ловушки бессильны. Ты в ярости из-за того, что есть вещи, которые тебе неподвластны. Есть то, что сильнее тебя. Ты нарек себя князем мира сего, но вся твоя власть стиснута узкими рамками, которые я разрушу вместе с тобой самим. Ты не создатель мироздания, ты его червяк. И твое время ушло.

Дьявол словно окаменел. Этот гость был тем, кого он боялся. Нет, он не был религиозным фанатиком или кем-то вроде того. Перед ним стоял тот, из-за кого он сам пошел войной на Бога. Сын Божий, несправедливо наделенный безмерной властью. Тот, в ком была причина его, Сатаны, бунта и падения. Именно он стоял перед Дьяволом во плоти и воочию.

Нет… Этого не могло быть. Бог не мог послать к нему своего Сына. Это было похоже на смертельную ловушку, приготовленную для него самого. Или же эта ловушка для самого гостя? Отчего же тогда он – Божий первенец – терпит этого наглеца? Отчего он должен сдерживать копившийся тысячелетиями гнев?