Текст книги "Земля обетованная"

Если ангелу обрезать крылья, он все равно будет уметь летать. Если птице при ее рождении сказать, что она должна только ходить, она все равно будет стремиться в небо. Будет пытаться расправить крылья. То же самое с чадами Божьими: в предчувствии мира свободы они всегда будут стремиться вырваться из того прочного круга, в котором обитает их душа. Мы все подсознательно стремимся домой, в отчий дом, в землю нашу обетованную, в утерянное лоно Царства Небесного.

Вы знаете, Венера, я стал монахом только потому, что всю жизнь чувствовал, что мои родители – это не мои настоящие родители. Кому-то это может показаться странным, но я всю жизнь что-то ощущал и не мог это объяснить. Я искал и не давал себе покоя, временами мне казалось, что они пришли, чтобы забрать меня. Как забирают истосковавшегося ребенка из детского лагеря родители. Я находился в таком лагере очень долго, и когда мне казалось, что за мною пришли, становился безумно счастлив, поскольку представлял, что заканчиваются минуты моего страдания, что наступает освобождение, но все оказывалось иллюзией. Однако это была не иллюзия, а предчувствие. И это было именно то, что побудило меня уйти из дома в поисках того, что не давало мне покоя. И вы знаете, я нашел. Душа и интуиция не обманули меня. Меня к ним подвели, вскоре я увидел своих истинных родителей, здесь, в Шамбале, в моем истинном доме, где обитала и ждала меня она – истинная моя Мать София. Я думаю, вы меня понимаете, и уверен, что ваш сын понимает меня как никто. Мы все неосознанно ищем наших истинных надприродных родителей, которых потеряли в землях наших обетованных, которых любим всей душой и которых забыли лишь потому, что нам обрезали память. Но связь с ними невозможно обрезать, она есть и рано или поздно даст о себе знать, так как пылающее сердце рассеивает тьму и разрушает накипь и коросту земной лжи.

– Да, Тоот, – прошептала Венера, – я с вами полностью согласна. Я всегда считала, что нашу память замутили до такой степени, что она уже не способна видеть то, что в душе. У меня нет никаких сомнений, что нам ее грубо отсекли при самом рождении, но сердцем мы всегда что-то чувствуем. Ощущаем нечто, что выходит за рамки земного, за границы нашей прижизненной памяти. Я сама живу только интуицией, и ей я обязана всем. Она всегда меня спасала, как мой личный ангел-хранитель, это голос свыше, это голос той глубинной памяти души, которому я просто не имею права сопротивляться! Она меня никогда не подводила, ни меня, ни моего мужа.

Вы правы, Венера, – кивнул Тоот. – Не знаю, слышали вы о чаше забвения? Говорили, что Дьявол уронил в нее свое семя, а потом напоил из нее весь мир, дабы люди забыли о своей Божьей природе, о своей истинной душе и сердечной чистоте. По сути, он запустил программу, которая переписала наше естество и поместила нас в лживую матрицу бытия. Все и вся в мире под ее влиянием пребывает в великой иллюзии жизни. Свободных от иллюзии мало, это единицы избранных, выпивших из чаши трезвости, и им подвластны все законы природы – хождение по воде, левитация, контролирующая не только вес собственного тела, но и любую массу во внутреннем и внешнем космосе. Перемещение посредством телепатии огромных предметов. О, если бы вы только знали, на что еще способен человек… Все есть в нас, и это не просто подобие Божье, это та же самая душа, монада, дарованная нам самой жизнью, монада, которую, к сожалению, лишили свободы. Мы лишь прикоснулись к ней, постепенно пробуждая ее. Чтобы пробудить ее полностью, нужно иметь глубокое единение с миром, гармонией и природой. Существует столько органов чувств, о которых мы и понятия не имеем, можно видеть все – и мысли любого живого существа, и его боль, и самые глубинные переживания, и самое сокровенное. Можно прочувствовать и всю боль земли, и всю радость Бога, и всю гамму гармонии великой Плеромы. Чувствам нет предела, как и нет предела человеческому сердцу. Покуда сердечная мембрана звучит в резонансе с дыханием жизни, ему подвластно все.

– Я всегда это ощущала, – прошептала Венера. – Только не находила нужных слов, чтобы сказать об этом. А чакры тоже существуют, или это плод человеческого воображения?

Они реально существуют, – кивнул монах. – Без них невозможно было бы концентрировать нашу душевную и духовную энергию, преобразовывая ее во что-то очень мощное, за счет чего и совершаются все эти чудеса духа. В этих чакрах, или, если угодно, центрах, энергия жизни трансформируется в нечто мощное, обретает особые качества. Отчасти мы уже умеем управлять этой Божественной полнотой. Силы великой субстанции жизни работают в священном союзе и великом единении с природой, ну так и мы тоже ее часть. Не все могут прикоснуться к этой энергии, нужно быть достойным ее, и тогда она открывается, заполняя собой все человеческое существо, всю субстанцию сердца, она разливается, как неимоверная благодать. Разливается именно по чакрам, в них она концентрируется и превращается в то, что мы реально можем почувствовать, ощутить, задействовать. Это нерукотворный синтез совершенно разных природ, великой Плеромы и духа, в этом проявляется Божественность, и только так она работает в живой природе. Этот синтез – самый большой дар всему живому. Дар, благодаря которому все создалось богами и все существует в живой природе. Мы понимаем только отчасти, как боги, восседая на своем престоле, управляют своей колесницей духа и какой огромный поток великой Плеромы они пропускают через себя, какое великое Древо жизни питает их. Но принцип один во всем, в чем есть жизнь, в ком пребывает Божественная монада. Мы не просто подобие, мы больше этого, природа наделила одной и той же душой как нас, так и богов. Мы так же учимся управлять этой колоссальной силой, субстанцией жизни, великой Плеромой – как ни называй ее, она останется тем, что она есть. И она делится собой с нами, наполняя наши чакры силой. Но лишь умение управлять этой силой, собранной в наших энергетических центрах, позволяет творить любые чудеса и левитировать в том числе. У нас внутри есть особый инструмент, который мы называем огненным шаром души. Именно он вызывает тот самый жар в колеснице нашего духа, что при трансформации обретает свойства, которые превышают силы природы. Сама Божественная полнота служит их источником, ее жизненный свет, а если быть еще точнее – ее живой звук, ее живая волна, особый непостижимый алгоритм. Вы слышали о темной материи?

– Да, что-то долетало…

– Так вот, темная материя, как ее называют ученые, естественно, ничего не понимая в ней, но предполагая ее существование, это никакая не темная материя. Это живительный свет самой Плеромы, окружающий все живое и пронизывающий все в нашем мироздании. Это первичный элемент и основа всего. Мы ее не чувствуем, но связь с нею не прерывается, и те самые чакры как раз и предназначены для этой связи. Ею они полнятся, она – это субстанция жизни. Чакры преобразуют энергию Плеромы в свет жизни, в энергию, из которой мы состоим и которая везде – в каждом атоме Вселенной. Но она не зависит от количества накопленной энергии в наших центрах, она зависит только от качества преображенной энергии. Одна ее капля может все, по силе – это словно водородная бомба, с которой нужно быть очень и очень осторожным. Ведь силами Плеромы создано все во Вселенной и вне ее. И потому она открывается только тем, в ком уверена, в чьих сердцах не может быть изъяна, тем, кто проверен природой. Великой Плероме видно все, она пронзает все сердца, поэтому от нее никому ничего не скрыть.

Тишина повисла над костром. Тоот взглянул на Венеру с улыбкой. Она завороженно смотрела на огонь.

– Я не представляла себе, что в природе все настолько сложно устроено, – проговорила Венера. – Но существуют ли другие природы? А если существуют, то подчиняются ли они тоже этим правилам или законам?

– Все в сущем – один живой организм, – ответил монах. – Но по роковой случайности наше бытие происходит вне великой Плеромы. Все наши миры, все многообразие наших эонов находятся вне ее сферы, пребывают в великом дуальном разломе, в котором все так же подчиняется тем же законам жизни, но находится под воздействием дуальной противоположности жизни, то есть смерти. Существуют миллионы различных эонов, в которых бурлит жизнь, в которых живут боги, архангелы, ангелы, архонты тьмы и демоны, эонов этих – бесконечность. Мы же живем в семиэонной системе, тремя из которых руководят архонты света, а тремя – архонты Демиурга, так как он разделил их и создал всю эту семеричную дуальную систему со всей ее противоположностью жизни.

Семь человеческих чакр пронзают эти зоны своей вибрацией. Они подобны порталам и поэтому соединены с семью окружающими нас мирами, что недоступны человеческому взору. Мы постоянно связаны с тремя зонами света и тремя зонами тьмы, средняя чакра – эта чакра нашего мира, чакра земли. Посредством этих природных центров душа обретает возможность взаимодействовать с этими мирами, входить с ними в резонанс. Все это происходит в основном неосознанно, помогает в этом взаимодействии людям их внутренняя природа, чувство собственного внутреннего времени, которое пребывает в ритме трех календарей небесных светил Колеса жизни. Все это слишком сложно на первый взгляд, но когда в этом разберешься, обнаруживаешь в скрытых от человеческого взгляда природных процессах не просто совершенную гармонию, а симфонию небесных сфер. Возвращаясь к тому, с чего мы начали. Левитировать несложно, этим владеет каждый. Вы бы тоже смогли левитировать, Венера. Нужно лишь задействовать рычаги ваших внутренних природных механизмов и обнаружить в себе колесницу духа. Не знаю, смог ли я ответить на ваш вопрос?

– Конечно, Тоот И спасибо за интересный рассказ.

– Не за что, Венера. А теперь ложимся спать, завтра будет действительно очень тяжелый день для всех.

После этих слов Тоот и Иерусалим, сидевшие у костра в позах лотоса погрузились в медитацию. Кулун передал Венере еду для нее и сына и пошел спать в одну из палаток. Монахи же остались у костра, и они явно собирались ночевать под открытым небом, что удивило Венеру, хотя и было видно, что последнее для них довольно привычно. Венера же с Любомиром поспешили залезть в палатку, на улице даже у костра было уже слишком холодно. Перекусив, они обнялись и постарались заснуть. Всю ночь за тонким брезентом гудел ветер, который не раз будил Венеру. Она не в первый раз проводила ночь в походных условиях, но на этот раз ей было неспокойно, женская интуиция почему-то тревожила ее.

Наутро ветер стих, Венера проснулась и услышала чьи-то шаги неподалеку. Она приоткрыла полог и увидела Кулуна, собирающего вещи. Костер уже был потушен, от вчерашнего кострища не осталось и следа, хотя и имелась небольшая кучка хвороста. Не было и монахов. Венера вылезла из палатки и обратилась к шаману:

– Доброе утро. А где Тоот и Иерусалим?

– Доброе, – кивнул шаман. – Они с утра вышли в горы, мы с ними встретимся по пути. Они будут ждать нас на перевале.

– Доброе утро, – высунулся из палатки Любомир.

– Доброе, – улыбнулся шаман. – Вам нужно подкрепиться, и мы будем отправляться. Я сейчас разожгу огонь, и мы попьем горячего.

Через три четверти часа они тронулись в путь, ведя лошадей в поводу. Те тропы, по которым они шли, оказались полностью занесены снегом, и от этого их передвижение значительно замедлилось, некоторые сугробы были Любомиру по грудь. Впереди шел шаман, лошади тащили на себе весь груз и вслед за Кулуном прокладывали путь, и только благодаря этому удавалось хоть как-то идти. Так прошло около шести часов, одни горы сменялись другими, красота открывалась неимоверная. У Венеры от этих видов то и дело перехватывало дыхание, хотя сказывалась и усталость, но ощущение, что цель их путешествия близка, придавало ей сил.

В какое-то мгновение Венера заметила, что Любомир отстал, задержавшись у небольшого дерева. Оглянувшись, она поняла, что он стоит, уткнувшись в мерзлый ствол лбом, и поглаживает узловатые сучья. Казалось, что он о чем-то разговаривает с деревом. В конце концов он обнял дерево и прижался к нему, то ли шепча ему что-то, то ли отдавая или принимая от него что-то неведомое. Чувствуя, что происходит нечто важное, Венера приблизилась и хотела прикоснуться к плечу сына, но Любомир опередил ее.

– Мама, ты их слышишь? – прошептал он.

– Что я должна слышать, Любомир? – спросила она.

– Деревья, природу, душу земли?

– Нет, сынок, – вздохнула Венера. – Не слышу.

– Это прекрасно, мама, – с восхищением выдохнул Любомир. – Тут все живое! С каждым мгновением, с каждым шагом я это чувствую все сильнее и сильнее. Закрой глаза, мама.

Любомир положил руку на сердце матери, и вмиг Венера почувствовала все. Она увидела тысячи энергетических линий всевозможных цветов, переплетающихся и сливающихся между собой и исходящих от всего живого, от самой природы. Это была гармония и красота, в которых протекала невидимая жизнь планеты. Венера не могла поверить, что все это окружало ее постоянно, каждую секунду ее жизни. Не могла поверить, что мир намного сложней, чем она его себе представляла. Но дальше все было еще прекраснее. Через секунду Венера услышала внутри себя голос Любомира.

– Мама! Посмотри, какая красота, прислушайся к своему сердцу.

Венера постаралась отключиться от всего и сконцентрироваться на собственном сердце. Внезапно она увидела, как из него проклюнулся энергетический росток, который, словно побег, устремился вперед. Он как будто искал другие подобные побеги, другие энергетические линии, с которыми можно было бы переплестись. Вот он соединился с одной из них, и, как только это произошло, Венера тут же ощутила неведомую душу которую немедленно поняла. Ее обладателем оказалось древнее дерево неподалеку. Венера смотрела через его дух, ощущая буквально все. Она смотрела его глазами на мир, и перед ее взором пролетела вся жизнь этого растения! Времена менялись так быстро, что казалось, годы проносятся за секунды. Она чувствовала оживающие в древесной плоти соки, ощущала листья, раскрывающиеся на его ветвях, принимала кроной ветра, дожди и тяжесть снежных покровов. Венера видела жизнь этого дерева за сотни лет. Все, что оно когда-нибудь чувствовало, все, что ему довелось пережить.

– Мама, ты это видишь? – услышала она восторженный голос Любомира. Весь мир был в ее голове, и он, ее сын, тоже был там. Все было там.

– Да, мой любимый, – ответила ему Венера. – Это прекрасно, сынок.

– Теперь так будет всегда… всегда… всегда… – удаляющимся эхом пронеслось в ее голове.

Все это было неимоверным прозрением для Венеры. Благодаря своему сыну она смогла наблюдать за скрытой жизнью планеты, в которой живым было все и все имело душу – от самой всеобъемлющей природы до мельчайшей травинки. Но самым замечательным было то, как все живое общалось между собой. Подобной гармонии Венера даже и представить себе не могла. Все и вся понимало друг друга особым природным чувством, и это чувство, как показалось Венере, было чувством единения и любви, которое не могло ощутить обычное сердце.

Венера открыла глаза, и, не в силах сдержать слез радости, упала на колени, и обняла Любомира.

– Кто бы мог подумать, что это так чудесно. Я даже и представить себе не могла, что все вокруг нас настолько живое. Все пропитано жизнью, все сочится ею, во всем есть душа, все чувствует и чувствует так сильно, что мы этого никогда не поймем, Любомир. О Господи, насколько мы все-таки еще неумелы во владении собственными ощущениями и насколько все вокруг превосходит нас. Насколько сложна природа! И насколько она прекрасна! Продолжая плакать, она отстранилась на мгновение от сына, взглянула в его глаза и снова обняла его.

– Это чудесный мир, сынок. Спасибо тебе за то, что мне его показал. За то, что дал заглянуть в него.

Теперь ты понимаешь меня, мама, – сказал Любомир. – Теперь ты видела все сама. На этих основах все держится, на них все лежит. Это любовь, и у любви нет предела, так же как и у природы. Нам тяжело осознавать бесконечность сущего, потому что мы ограничены. Мы от мира сего. Но за его пределами бесконечность самой жизни, самой Плеромы, Души Всего. Когда мы доберемся до места, я познакомлю тебя с Мамой Софией. Она воистину прекрасна. У нее много имен, мама. Ее называют по-разному – дух земли, мировая душа, Акаши, Гея, Параматма, сама жизнь, первичная природа и еще тысяча других имен. Но имен много, а она одна. Она первая, извечная и самая любимая дочь и продолжение самой Плеромы. Они с нею вместе с момента зарождения всего, мама. Благодаря им возможно все, все свершается благодаря их неописуемой сверхбожественной любви. Мы еще ничего не знаем о любви, мама, но нам предстоит это узнать и принять любовь как незыблемую истину, что породила всех нас, и которой мы обязаны жизнью. Все создано, все соткано из любви, и кроме нее ничего нет. Она – это основа всего, и без нее ничего не могло бы существовать. Мы состоим из нее и к ней идем. Мы еще не научились чувствовать любовь, мама, хотя она пропитывает нас и пронизывает все вокруг. Но мы пока не способны ощутить ее полностью своими несовершенными сердцами. Мы слепы и идем по лабиринтам собственного сознания в темноте. Идем, не умея видеть и чувствовать, но все же мы идем. И однажды мы придем. Случится день, когда мы прозреем, и эта любовь ворвется в нас. Это будет день, когда Душа Всего прикоснется к нам и покажет себя во всей красе. И этот день уже близок, мама. Любомир протянул руку и помог Венере подняться.

– Пойдем, мама, нас ждут.

Венера понимала, что ее сын полностью изменился, но не могла не изумляться его метаморфозам. Любомир пребывал в невероятном состоянии и настроении, он преисполнился особым духом и теперь чувствовал природу так, как никто. К тому же он говорил о таких вещах, о которых она не то что не знала, но и и подумать не могла об их существовании. Именно теперь Венера воистину уверовала в избранность своего сына.

Кулун ожидал их неподалеку. Как только они нагнали маленький караван, их отряд продолжил свой путь. Еще через пять часов пути на вершине одного из холмов появились три тени. Когда они приблизились, стало ясно, что это три монаха. Они ждали Любомира и Венеру. Кулун остановился и сказал:

– Дальше я идти не могу. Отсюда вы продолжите путь без меня. Идите к монахам, они вас доведут до места, уже недолго осталось.

Венера и Любомир взяли свои вещи и уже направились к монахам, как вдруг увидели, что ветер закрутил три маленьких смерча. Эти вихри кружились и танцевали вокруг них, провожая к вершине холма. Любомир и Венера переглянулись с улыбками, они поняли, что смерчи сотворил шаман. Так он с ними прощался.

Приблизившись к монахам, они остановились. Те поднялись на ноги, поклонились Любомиру и Венере и развернулись, чтобы продолжить путь. Стало ясно, что на отдых пока что рассчитывать не приходится. Но силы как будто и не думали убывать. Перед ними сияла белоснежной вершиной гора Белуха. Она была удивительно красивой. Любомир не мог отвести от нее глаз. Постепенно он стал замечать, как в преломлении солнечного света в отдалении стали появляться золотые купола храмов. Поначалу это походило на мираж, так как они то внезапно исчезали, то под определенным углом солнечного света появлялись вновь. Кроме этого, Любомир стал замечать огромную радугу, покрывающую все это место. Ожидание чуда переполняло мальчика.

Между тем наступил вечер, и монахи остановились на ночлег. Иерусалим помог Венере установить палатку, а Тоот и Феофан пошли за дровами. Не прошло и получаса, как уже горел костер. Венера достала оставшуюся еду и предложила ее монахам. Но те отказались от такой пищи. Тогда Венера накормила Любомира и поела сама, так как усталость после трудного дня все же догнала их, сил почти не оставалось. Вокруг стояла ночь, хворост, сгорая в костре, потрескивал, но как будто не нарушал девственную тишину, а дополнял ее. Тоот сидел у костра рядом с Венерой и вроде бы не собирался еще погружаться в медитацию, поэтому она решилась полюбопытствовать по поводу испытания Феофана.

– Можно вопрос? – прошептала Венера.

– Да, – произнес Тоот.

– Феофан ведь прошел испытание? – Венера покосилась на одного из двух молчаливых монахов. – Сколько простыней он на себе высушил?

– Девять, – ответил Тоот.

– А вы?

– Я – семь. Медитация Феофана очень сильна. Его единение и смирение достигают такой силы, поднимаются на такой уровень, что извне ничто не может ему помешать. Он достиг полной ясности сознания, такое просветление отрезает человека от бренной жизни, поднимает его над суетой. Ему не нужно контролировать поток мыслей, всплывающих на поверхность сознания, и всю информацию, проходящую через него. Он давно миновал эти препятствия. Его поток мыслей идеален, он обходится без каких-либо внешних влияний. Воистину, суть его медитации – прямой канал, живая связь сердца с сердцем Души Всего. Это резонанс, пронизывающий все, слияние чувственного желания души с душой всего мира. Он – это живая пульсирующая мембрана Вселенной. В таком состоянии он превращается в живого проводника природы, его атман превращается в брахмана, анатман переходит в параматму. Трудно все это объяснить, но то, что он на себе высушил девять простыней, меня нисколько не удивило. Он мог совершить гораздо большее, только это уже было бы неправильным. Всему есть своя мера, и ее нужно знать. По сути, он проявил в себе пурушу – космическое начало.

– Удивительно, – покачала головой Венера. – Чудеса происходят рядом со мной, но я не могу к этому привыкнуть. Тоот, почему есть такие люди, как вы? Люди, которым ничего не нужно? Ведь вы не ищете ни почести, ни славы, ни денег. Вам чуждо богатство и чужды земные страсти, вы от них шарахаетесь, как от огня. Вы отрешаетесь от них раз и навсегда, вы понимаете их тленность и ничтожность. Почему люди не могут быть такими, как вы – чистыми, правильными? Почему не могут жить в гармонии с природой, с душой?

Иногда люди просто пытаются выжить, не зная истинного пути, – проговорил Тоот. – Но чаще они пытаются взять от жизни все, что могут. Но в игре, в которой каждый сам за себя, совесть всегда проигрывает. Так вышло, что увлеченные этой жесткой игрой, мы разрушили святые основы бытия. Мы пошли неправильными путями и создали мир, который стоит на неправильных основах. Образовавшееся мироустройство получилось или возвело себя вне морали Бога, вне вечного закона жизни, вне природы, вне ценности человеческой жизни. Мы залили неправильный фундамент и построили на нем общество, которому несвойственно сопереживание. Высокие и тонкие чувства оборваны, своего сердца и совести мы давно уже не слышим. Любовь скоро можно будет помещать в музей рядом с мамонтами и рептилиями. Если еще удастся ее отыскать для этого. Разве только в виде окаменелости.

– Но она еще есть! – воскликнула Венера. – Людей можно изменить!

– Многие не верят в то, что людей можно еще изменить, – ответил Тоот. – Для этого нужно рушить основы. Сколько времени может на это понадобиться, известно лишь одному Богу. Но парадокс заключается в том, что жизнь – это мгновение. По вселенским меркам это секунда, за которую мы ничего не успеваем сделать. Смерть всегда приходит неожиданно, и только перед ее ликом человек осознает, что чаще всего оставляет за собственной спиной пустоту. И это откровение, которое посещает человека слишком поздно. Богатство, власть, страсть – все это иллюзии, уводящие нас от Бога, от истины. Человеческое счастье – это понятие настолько относительное, что проникнуть в него, ощутить в полной мере может лишь воистину живое сердце.

– Тоот, – подал голос Любомир. – А мне вы сможете ответить на один вопрос?

– Спрашивай, Любомир, – улыбнулся Тоот. – И я постараюсь тебе ответить.

Вы думаете, что всех людей нельзя спасти? – продолжил Любомир. – Я сейчас не говорю о заблудших, о тех, до кого еще можно достучаться. Я говорю о тех, кто никогда и ничего не поймет. О тех, кого нельзя изменить. Что вы скажете об этом?

– Да, Любомир, – вздохнул Тоот. – Действительно, всех спасти нельзя. Но только по той причине, что не все рождены от Бога. В некоторых людях нет истины, хотя есть сердце. Только это сердце никогда не сможет понять и принять любовь. Не сможет стать ее источником. Оно уже мертво и таковым родилось. Так рождаются бесы и демоны. Они все, как правило, скрывают свою натуру под разными масками, и у них это всегда хорошо получается. Только вот суть их натуры – безбожность и сердечная чернота. Смрад и гниль. И таких безжизненных сердец очень много ходит по земле. Это все сорняки лукавого, дети Сатаны.

Иисус говорил, что, когда придет время, все эти сорняки будут истреблены и сожжены в огне, и так будет в конце века. В писании сказано: «Сын Человеческий пошлет своих ангелов, и они вырвут из его царства все, что причиняет грех, и всех, кто совершает зло. Они бросят их в пылающую печь, где будет плач и скрежет зубов». Но это время еще не пришло.

Но придет твое время, и ты будешь видеть сердца насквозь и будешь видеть их даже издалека. Ты поймешь, кто заблуждается, кто движется во тьме на ощупь, а кто змея сатанинская. Увидишь тех, в ком нет ничего, лишь сплошная пустота и безжизненная оболочка. Почувствуешь тех, от кого веет одной только смертью. Поймешь, что есть существа, которые только поглощают жизнь, в то время как живые сердца наполнены жизнью и раздают ее бескорыстно. Придет время, Любомир, и ты будешь разбираться в человеческих сердцах лучше, чем любой из нас. Ты поймешь, кого еще можно спасти, а кого лучше обойти стороной, дабы самому не обжечься.

– Но неужели все так безнадежно? – воскликнул Любомир. – Эти сердца… ведь они же тоже бьются! Неужели такие сердца невозможно спасти? Неужели нельзя и им объяснить, научить, показать?

Тоот ответил не сразу. Он понимал, что от ответа на этот вопрос зависело все. Он мог промолчать, мог сказать, что нет, что нельзя их изменить и ничего с этим не поделаешь, но Тоот знал, что можно было исправить все. Вот только это уже было подвластно только высшему Аватару, Богу. Можно было переписать, исправить все, любое сердце, только до сегодняшнего дня это было не по силам никому. Но Тоот верил, что Любомир – это тот самый Майтрейя, кому это должно быть подвластно. И после раздумий он ответил:

– Да, спасти можно всех. Даже тех, кто к нам пришел из ада. И даже тех, кто главенствует и бесчинствует в аду уже тысячи лет. Только для этого нужно иметь особое сердце.

– Так разве не это главная цель? – спросил Любомир. – Разве не это смысл жизни, если миру не хватает такого сердца?

– Да, – согласился Тоот. – Это великая цель и великая миссия, только я не уверен, что смысл жизни каждого в этом. Мы не можем знать, как, кому и что назначено. Провидение сущее вершит все по собственному замыслу а этого замысла не знает никто. Возможно, даже боги.

– Ну для чего нужны это промедление и эта неясность? – схватился за голову Любомир. – Зачем нужны эти бесчинства и эти страдания, если достаточно появиться истинному сердцу, которое способно все это остановить? Ну как такое может быть? Я не понимаю, почему провидение допускает все это? Какой смысл в промедлении? Ведь провидение создало это все из своей гармонии, из своего сердца? Так почему оно терпит?

– На этот вопрос, Любомир, ты тоже получишь ответ, – сказал Тоот. – Я тебе это обещаю. Уже завтра ты познакомишься с теми, кто даст тебе ответы на все вопросы. А теперь давайте ложиться спать, завтра у нас самый тяжелый день.

Тоот закрыл глаза и погрузился в медитацию. На воздухе было довольно холодно, но монахи предпочитали оставаться спать под открытым небом. Венера и Любомир забрались в палатку и тоже погрузились в сон. Венера уснула не сразу. Она видела от костра на брезенте палатки три тени медитирующих монахов. У них была особая миссия, и они с ней справлялись. Таких людей Венера не встречала никогда прежде. В них было столько духа, столько силы воли, что они казались ей подобными титанам, атлантам, которым были подвластны все законы природы и которые возвышались над всеми превратностями бренной жизни.

Ночь пролетела незаметно. Проснувшись, Венера вылезла из палатки и обнаружила, что костра уже нет, а на его месте возник большой снежный сугроб. Снегом до половины занесло и палатку, и все вокруг, только не трех монахов. Они продолжали сидеть на голой земле, снег таял на расстоянии нескольких метров от них. Было похоже на то, что внутри был такой жар, такой огонь, что от них можно было согреваться, не разводя костра. Эти три монаха продолжали сидеть в позе лотоса с закрытыми глазами. Они были как три монолита, которые то ли продолжали спать, то ли ждали, когда проснутся их спутники.

Сразу после пробуждения, еще оставаясь в палатке, Венера наблюдала, как спит Любомир. Ей не хотелось его будить, мальчик спал чистым детским сном в то время, когда за него уже все определили. Он не будет играть с детьми во дворе, он не узнает всех радостей детства. На его хрупкие детские плечи будет возложен груз титанов, ответственность за жизнь всего человечества. Венера боялась даже подумать, чем мог закончиться его жизненный путь, слишком тяжкий крест был возложен провидением на ее ребенка. Но она понимала, что иначе нельзя. Каждый по глубине своей приносит определенную жертву, помещая собственное сердце на алтарь. Святая жертва – жертва истинных детей Божьих. И тяжелее всего матери, ее жертва не просто огромна, ее жертва безгранична.

Отдать любимого сына… Отправить его в тяжелейший путь, словно послать ребенка на войну против всего мира. Венера поцеловала Любомира в лоб, в глаза и перекрестила его. Она верила в его судьбу и доверяла Богу, тем более что вера – это все, что у них оставалось. Все карты были поставлены на кон, возврата не предполагалось.

– Просыпайся, сынок, – прошептала она. – Ангелы нам в дорогу.

Любомир открыл глаза, увидел слезы на лице матери и в одно мгновение почувствовал всю материнскую боль.

– Не плачь, мама, – сказал он с улыбкой. – Все будет хорошо. Такова и моя судьба, и твоя, и папина. Это все временно, скоро мы опять будем вместе.

Вытирая слезы с ее глаз, он не просто заставил Венеру улыбнуться. Под воздействием его слов в ее глазах зажглись искры надежды. Венера почувствовала прилив сил, и они начали собираться. Через некоторое время они выбрались наружу, где их уже ждали монахи. Быстро собрав палатку, они продолжили путь.

Снег был везде, и огромные сугробы серьезно затрудняли дорогу. Монахи шли не спеша. Босиком и в белых одеяниях они сливались с окружающей местностью. Венера ловила себя на ощущении, что снег только что не шипел у них под ногами. Он таял, словно эти путники обладали такой колоссальной внутренней энергией, что могли растопить ледники замерших гор, им было подвластно все.