Текст книги "Скрижаль Исет. Грешные души"

Меж миром смертных и Дуатом

Во тьме и таинственных всполохах, что пролегали между миром смертных и Дуатом, сражались боги.

Один был быстр, нападал порывисто и хаотично. Казалось, что для него эта битва была игрой. Второй сражался с ледяным спокойствием и уверенной силой. Он выполнял свой долг.

– Инпу, здесь наши силы равны. Тебе не победить. Как и мне, – Сет направил в грудь племяннику светящийся алый сгусток.

Анубис уклонился и нанёс ответный удар посохом.

– Ты убил Царя. И должен быть уничтожен. Таков закон, – голос Карателя был искажён маской и звучал глухо.

– Тогда почему ты не призовёшь своих гончих? Почему не победишь меня рука об руку с Амт? Неужели тобой движет гордыня, которую ты так презираешь? Хочешь убить меня сам?

Анубис замер, опуская оружие. Он развеял маску, но его глаза светились едва сдерживаемой силой. «Он прав. Гордыня, что вела его к убийству, поглотила и меня. Он прав…»

Каратель хотел послать мысленный зов своим воинам, чтобы вместе с ними покончить с предателем семьи. Но слова Сета стали его приговором. Остановили его.

– Ты никогда не замечал, что сколько бы раз мы ни сражались, я не пытался тебя убить? Никого не пытался убить.

– Ты слаб. Ты не мог.

– Ошибаешься.

Это было почти похоже на разговор, который так разительно отличался от уже привычного им перекидывания угрозами. Ведь сейчас, находясь вне времени и пространства, Анубис с Сетом впервые за вечность не пытались напасть друг на друга. «Возможно, я наконец узнаю, почему он убил отца…» – Каратель не верил в такой исход, но жаждал его.

– Зачем ты остановился? – спросил Сет.

– Мне нужно знать, что заставило тебя стать предателем.

– Неужели? Разве гончая спрашивает у зверя, чем он провинился перед охотником?

Анубис не испытывал гнева. Уже нет. Он давно привык к своей роли. Теперь ему лишь хотелось понять, чем руководствовался Сет всю эту вечность. Какие у него были мотивы?

Совершенно не к месту Каратель вспомнил первую встречу с грешной аментет. Она спросила: «Что будет, если другие слуги Осириса начнут чувствовать? И как этого не допустить?»

«Логичный вопрос, которым я должен был задаться сам, – думал бог. – Но я и правда слишком свыкся с ролью… Карать, не думая. Не спрашивая». Возможно, именно поэтому сейчас ему хотелось знать, что на самом деле произошло между Сетом и Осирисом.

Возможно…

– Каждому грешнику нужен шанс на исповедь.

– Я не могу исповедоваться, – ухмыльнулся Сет.

– Или не хочешь?

Грешный бог задумчиво покачал головой. Без ехидства, язвительности и бравады, к которым привык его племянник.

– Раньше ты называл меня братом. Не дядей и не убийцей.

Анубис отчётливо понимал, что Сет менял тему, отвлекал. «И пусть. Этот разговор необходим, чтобы понять…»

– Говорят, теперь ты зовёшь сестрой Селкет, хотя и она ей не является. Вы стали так близки?

– При чём здесь Селкет? В отличие от тебя она никогда не убивала никого из семьи. Она следует своему долгу. И достойна быть мне не только тётей, но и сестрой. Тебе ли удивляться размытым семейным границам богов?

– Ты прав. Меня радует лишь то, что я останусь самым свободным и интересным членом нашей семьи.

– Ты останешься убийцей Осириса!

– Он жив! – впервые истинные чувства Сета прорвались криком.

– Лишь благодаря Царице, – спокойно ответил Анубис.

– Да неужели…

Сет прикрыл глаза, прислушиваясь. Время в пустоте между Дуатом и миром смертных протекало иначе, но грешный бог, что прожил так долго среди людей, мог определить его границы.

– Прости, Инпу. Твоё время вышло. Три дня по исчислению смертных.

Анубис предполагал, что так случится. Он даже был к этому готов.

– Если я принесу Царю твою голову, кара за аментет и хекау не настигнет меня.

– Не принесёшь. Не захочешь. Ведь ты так и не узнал, почему я убил Осириса. Ты древний мудрый бог. И знаешь, что ответ на этот вопрос способен изменить всё. Пусть и не можешь это сразу признать.

Сет упал в пролом, созданный его божественной силой. А Каратель даже не попытался его схватить. Напоследок в пустоте прозвучал голос грешного бога:

– Инпу, когда пойдёшь к Осирису отдавать свою силу, подумай вот о чём. Царь Богов засиделся, ослаб, потерял бдительность. Он сам это понимает и готов лишить собственного Карателя мощи, только бы доказать, что его длань крепка. Он даже не думает, что без тебя может настать хаос. Что ты – его главный защитник.

– Лжец! – зарычал Анубис голосом самой смерти, которая не могла достать Сета.

– Подумай о моих словах, Инпу. И, прежде чем отдавать божественность – поговори с Царицей. Она любит мужа всем сердцем, но её взор не затуманен обманчивой нерушимостью власти. Выбор за тобой. Отдашь силы – и Осирис останется совсем слаб. Ослушаешься – и сможешь помочь отцу спастись.

Голос растворился, оставляя Анубиса наедине с его тревожными мыслями.

– Отец знает, что делает. Он – Царь Богов, он – мудрость вселенной…

Решимость бога прервало ещё одно воспоминание.

«Каратель, молюсь тебе, защити смертных от ужаса Красной Земли…» – молитва грешной аментет впилась в мысли глубже, чем слова Сета. «Она молилась, зная, что я отправлю её в небытие, – думал Анубис. – Боялась, что существо, за которым не уследила Селкет, пойдёт убивать невинных…»

Бог понимал, что это могло быть уловкой. Попыткой смыть грех. Но в молитве девушки было столько отчаяния и надежды…

«Когда люди молятся перед ликом смерти – они не лгут». Кто уничтожил бы чудовище, не будь у его сил? Кто отозвался бы на мольбу?

Амт никогда не покидала Дуат. Правящие в сепатах боги утопали в других мольбах и не могли услышать сразу все. Сама Селкет была привязана к Та-Дешрет, ведь без её присутствия там мир оказался бы перед угрозой пришествия полчищ чудовищ. «Разумеется, кто-то справился бы. Кто-то пришёл бы», – не сомневался Анубис.

Но богов было мало. «И лишать меня силы действительно… cтранно. Словно это показательное выступление, а не продуманный план». Бог едва не задохнулся от греховности собственных мыслей.

– Нет! Царь Богов не делает необдуманных поступков!

Анубис сжал посох, пытаясь смириться с тем, что ему предстояло сделать. Отведённый на поимку аментет и маа-херу срок прошёл. «Я никогда не ослушаюсь приказа. И сейчас мне приказано отдать свои силы до тех пор, пока я не докажу, что достоин их…»

Бог открыл путь в Дуат, перемещаясь сразу к вратам Зала Судилища.

«Подумай о моих словах, Инпу. И, прежде чем отдавать божественность – поговори с Царицей. Выбор за тобой. Отдашь силы – и Осирис останется совсем слаб. Ослушаешься – и сможешь помочь отцу спастись».

Слова дяди, греховные, мешающие выполнить долг, не отпускали его. Он замер перед вратами, принимая одно из сложнейших решений за прожитую им вечность.

Третий папирус. Грешный путь

 
Дорога змеится, норовит увильнуть.
Соблазны и жар ударяют в грудь.
 

Глава XI. Торговый путь

 
Виной укрыв дурную память,
Тону в грехах своих, скорбя.
В твоих объятьях мне не таять,
Пока я не прощу себя.
 

Та-Кемет. Торговый путь

Торговый путь пролегал через пустыни, связывая сепаты ответвлениями протоптанных в песке дорог. Ифе, Кейфл и Атсу шли по нему уже день. Они старались держаться подальше от других путников, опасаясь, что принца могли узнать несмотря на то, что он переоделся в одежду паломника, которую, как оказалось, носил с собой. «Не так важно, во что он одет. Убийцу наследника фараона будут искать слишком тщательно. Да и меня могут узнать», – с тревогой думала Ифе.

Она хотела поговорить с Кейфлом о произошедшем. Но хекау замыкался, стоило ей сказать хоть слово про Город Столбов.

– Может, лучше отделиться от толпы? Пойти обходным путём?.. – спросила девушка, опасливо глядя на проходивших мимо путников.

– Без подготовки мы умрём в пустыне. От жажды, солнца или рук разбойников, – ответил принц.

Ифе кивнула. Она надеялась, что ей ответит Атсу. У него было намного больше житейского опыта, чем у неё и принца. Но после побега из сепата вор не произнёс почти не единого слова. Он был непривычно бледен и даже двигался с явным усилием.

«Как же больно ему должно быть… – на глаза девушки вновь навернулись слёзы. – Сефу, Уоти и Амен… Он относился к ним как к родным. Я видела это даже по их краткому общению». Она не понимала, как кто-то мог совершить подобное с детьми.

– Атсу…

– Не надо, Ифе. Просто дай мне время. Сейчас я не готов говорить.

Девушка прикусила губу, едва не расплакавшись от хриплой горечи, сквозившей в словах мужчины. «Он сильный. Он справится, – но уверенности в собственных мыслях у аментет не было. – Есть грехи, которые нельзя искупить. Поступок Шемеи – один из них».

В попытке избавиться от слёз Ифе спросила:

– Значит, идём по Торговому пути дальше?

– Видимо, – кивнул Кейфл.

– Не меньше половины луны будем идти, – тихо добавил Атсу.

– Придётся постараться.

Девушке было необходимо отвлечься хоть как-нибудь. И если Кейфл не готов был говорить о случившемся недавно, она решила спросить его о том, что произошло много лет назад.

– Можно задать вопрос?

– Да, – юноша ответил нехотя, видимо, ожидая, что Ифе снова начнёт разговор о Никауре.

– Как ты спас Та-Кемет от засухи?

– Не сейчас… Постой, что? – принц удивлённо посмотрел на девушку. – Откуда ты знаешь об этом?

– Мне рассказали.

По скорби на лице аментет Кейфл сразу понял, что это были дети.

«Надо отвлечь её…» – решил он, при виде её боли забывая о своей собственной.

– Что ж, на самом деле геройского в этом было мало. Больше глупости. Кажется, мне было пятнадцать…

* * *

Покои фараона обычно охраняли шесть меджаев. Но в тот день у дверей стояли лишь трое. Притаившись в тени колонн, юный принц прислушивался к их разговору.

– У Буиху осталась жена и трое сыновей, – хмуро сказал один меджай. – Мелкие ещё.

– Значит, тоже вслед за отцом отправятся, – покачал головой второй.

– Кафири и Маду тоже не пришли сегодня. Ни в казармы, ни сюда. Им не досталось вчера пайков и воды. А Маду уже третий день едва на ногах держался. Нгози в бешенстве, но я боюсь…

Мужчина замялся, опуская взгляд.

– Боишься, что отправились к последним вратам?

– Боюсь, что нас ждёт та же участь.

– Да проклянёт Сет эту засуху…

– Тихо ты!

Кейфл бесшумно шагнул из тени к дверям. Меджаи выпрямились, принимая грозный вид, но, увидев принца, немного расслабились.

– А, это вы, господин. Отца вашего тут нет.

– Я знаю, – улыбнулся принц. – У меня для вас кое-что есть.

Он протянул вперёд мешок, в котором отчётливо слышался плеск воды в двух бурдюках, а из незалатанной дыры выглядывала головка сыра.

– Это?..

– Это нам?

Меджаи удивлённо переглянулись. Кейфл видел в их уставших глазах голод и радость при виде еды.

– Вам, вам, – кивнул он.

– Н-не положено, – попытался отказать один, но второй ощутимо толкнул его в бок.

– Спасибо, господин, – поклонился он.

– Вы только сразу домой отнесите. Если Нгози это в казармах увидит, то ни мне, ни вам несдобровать, – заговорщицки прошептал Кейфл.

Меджаи кивнули. Измученные голодом и жаждой, как и большая часть людей в сепате, они уже не думали о долге. Лишь о том, как прокормить себя и свои семьи.

В тот момент их меньше всего волновала охрана дверей в покои фараона, и, как только они получили из рук принца мешок, мигом покинули свой пост.

«Прости, Никаур, мы сегодня остались без воды», – подумал Кейфл. Даже членом царской семьи в день полагалось только по одному бурдюку. Засуха не щадила никого.

Принц открыл двери в покои отца и бесшумно проскользнул внутрь.

– Djet medu is shab rha, – прошептал он, сжав в руке одно из колец, подаренных наставником.

Кейфл лишь недавно выучил формулу открытия сокрытого и не был уверен в результате. Но, произнеся слова, почувствовал тепло хека, разлившееся по телу. Кольцо в руке нагрелось, изойдясь трещинами.

– Shab rha, – повторил принц.

Покои фараона окутало пурпурное сияние, и в дальнем углу из пустоты проявился постамент, на котором лежал золотой посох. Его навершие украшала голова Гора, над которой блестел рубин размером с детский кулак.

«А вот и ты», – устало улыбнулся Кейфл. Он стряхнул с руки пыль, в которую обратилось кольцо. На цепочке принц носил ещё два похожих дара от наставника. Они были слишком большими и пока ещё падали с тонких пальцев.

– Надеюсь, Гор не осерчает за то, что я собираюсь сделать с его подарком отцу… – прошептал он.

Про возможный гнев фараона Кейфл старался не думать. Как и про то, что хека, которую он собирался использовать, с большой вероятностью могла привести юного хекау к смерти.

* * *

– Я был глупцом, едва закончившим первый этап обучения искусству хека, – тихо признался принц, глядя себе под ноги. – Нашёл формулу призыва воды и решил, что с достаточно сильным артефактом её хватит для целой реки.

– И у тебя получилось, – слабо улыбнулась Ифе.

– Получилось, – Кейфл потёр запястье. – Отец потерял свой символ власти, дарованный ему Гором. Я пролежал без сознания почти целую луну, а потом…

Он замолчал.

– Что было потом?

– Потом я чуть ближе познакомился с командиром Нгози и его методами наказания провинившихся меджаев. По приказу отца.

Ифе в ужасе заглянула Кейфлу в лицо. Он оставался абсолютно спокоен.

– Ты… Тебя…

– Не надо, Ифе, – мягко улыбнулся юноша. – Это прошлое. И я ни о чём не жалею.

«Его наказали за то, что он спас весь Та-Кемет…» К сожалению, девушка очень легко могла поверить в то, что Хафур именно так и поступил с сыном.

Не сдержавшись, Ифе прикоснулась к руке Кейфла. Принц повернул ладонь, аккуратно обхватывая её пальцы. Эти прикосновения успокаивали его сильнее, чем все слова мира.

* * *

К тому моменту, как над Та-Кемет опустилось солнце, Ифе чувствовала только боль. Ноги, стёртые до крови, скользили в полных песка сандалиях. Голова, нагретая солнцем, казалось, вот-вот взорвётся. А горло и язык были сухими и шершавыми, как ствол пальмы. «Я не могу. Я больше не могу…»

Тихим и слабым голосом девушка позвала принца. Он, шедший немного впереди, мгновенно оказался подле неё.

– Ифе!

Она ухватилась за руки юноши, опираясь на него всем весом.

– Простите меня! Но я не могу!

Лицо хекау помрачнело.

– Это ты прости. Надо было давно сделать привал.

«Великая хека! На ней лица нет!» Бережно поддерживая девушку, Кейфл обратился к Атсу:

– Знаешь, где мы можем встать на ночлег?

Вор огляделся. Многие путники уже разложили шатры у дороги.

– Можем и здесь. Недостаточно далеко от города, чтобы это было безопасно, но нам всем нужно отдохнуть.

Даже Атсу выглядел так, будто готов был в любой момент рухнуть без чувств. Кейфл пристально посмотрел на вора: «Что это с ним? Болезненный вид… Не похоже на простую усталость». Поймав взгляд принца, Атсу вымученно улыбнулся.

– Сойдём с дороги здесь. У меня есть запасной плащ – постелим его на землю.

«Надо поговорить с принцем. Если так пойдёт и дальше, я рухну перед ними замертво, а они даже не поймут, что случилось», – в отчаянии думал мужчина. Он двинулся к выровненному месту под пальмой, где можно было расположиться.

Ифе попыталась шагнуть следом, но застонала от боли в стёртых ногах. Она сжала зубы, намереваясь не показывать слабость. И в тот же миг ощутила, как её подхватили на руки.

– Кейфл! Я могу сама…

Юноша лишь качнул головой, неся девушку к уже расстеленному Атсу плащу. «Она такая хрупкая. Тёплая. Она…» Он едва заметно улыбнулся, прижимая Ифе чуть крепче к себе, наслаждаясь её теплом в руках и тая от дикого желания защитить. Укрыть от всех опасностей.

«На это мгновение она моя, – принц едва заметно нахмурился. – Разве можно обрести такие чувства всего за несколько недель посмертия и дней жизни?» Он всегда пытался найти рациональное объяснение всему. Но в этот раз его собственные эмоции были неподвластны анализу.

Ифе же понятия не имела, какие мысли тревожили Кейфла. Ведь она утопала в собственных. «Не хочу, чтобы он отпускал меня», – думала она.

Девушка неуверенно скользнула рукой по плечу принца. По подушечкам пальцев прошло приятное покалывание, а в груди появилась странная лёгкость. Юноша аккуратно посадил её на плащ. Аментет поспешно спрятала глаза. Всё, что она испытывала, было непонятным, незнакомым и странным.

«Нужно разобраться с чувствами. Понять… Иначе кому-то будет больно». Инстинктивная мудрость была Ифе помощником. Она не позволяла совершать глупости. Почти никогда.

* * *

Кейфл и Атсу сидели у маленького костерка, который развёл вор, а Ифе ворочалась с боку на бок на плаще. Несмотря на долгий и тяжёлый путь, целительный сон не приходил.

– Мы так не дойдём, – сказал Атсу, буравя взглядом огонь.

– Может, когда Сет появится, то поможет, – с явным недовольством предположил Кейфл.

– Вряд ли он станет использовать божественные силы, чтобы вы не натёрли ноги. Да и с артефактом для хека он не захочет расстаться для такого. Как и ты.

Атсу холодно посмотрел на Кейфла.

– Атсу…

– Отстань, принц.

– От моих извинений тебе не станет лучше, но я всё равно скажу их. Мне жаль. Вы все пошли во дворец за мной. Смерть твоих подопечных – моя вина.

– Я бы очень хотел, чтоб так оно и было. Тогда я просто убил бы тебя, успокоив душу. Но нет. Виновный есть лишь один. Шемеи, – вор выплюнул имя вторичной жены с такой ненавистью, что Ифе невольно поёжилась.

Слегка покачнувшись, Атсу поднялся на ноги, показывая, что разговор окончен.

– Я раздобуду воды.

– Только будь осторожен, – попросила аментет.

– Не волнуйся. Красть не стану. В пустыне свои правила. И водой принято делиться, если её в избытке.

Мужчина направился в сторону путников, расположившихся неподалёку.

Когда он отошёл достаточно далеко, Ифе внимательно посмотрела на Кейфла. В свете костра его лицо казалось не более бледным, чем обычно, но загнанное выражение в глазах выдавало принца. «Всю дорогу он старался вести себя как ни в чём не бывало. Словно ничего не произошло. Но он убил собственного брата…»

Девушка набралась смелости задать вопрос, который мучал её уже давно. В конце концов, теперь это касалось их всех.

– Кейфл, я вынуждена спросить…

– Понимаю. Даже знаю, о чём ты хочешь знать, – не дал ей договорить принц. – Почему я убил его? Почему меня не остановила даже смерть? И страх перед небытием?

Девушка кивнула, чувствуя, как похолодели руки.

– Ты был сам не свой. Говорил так, будто тебя заставили.

– В этот раз так и было. В моей голове звучал голос. Он говорил такие… Правильные слова. Убеждал так мягко. Шелестел, как песок.

«Шелестящий голос?.. Я тоже слышала его», – Ифе вспомнила кошмар в храме Сета и шёпот в пустыне. Но прервать рассказ Кейфла не решилась.

– Возможно, это был мой собственный безумный разум. На самом деле это неважно. Ведь именно моя рука пролила кровь Никаура.

– Если тебя подговорили, если голос был чем-то вроде заклятия хека, то твоя вина мала.

– Я тоже так думал, – горько усмехнулся принц. – Весь путь сегодня я не чувствовал раскаяния или боли. Мне казалось, что виноват кто-то другой.

Он растёр руки. Как будто на них всё ещё была кровь.

– Это ложь. Ведь когда я впервые захотел Никауру смерти, никакие голоса в голове мне не являлись.

«Она имеет право знать, – думал принц. – Только бы не увидеть на её лице ненависти. Презрения».

Девушка стряхнула песок с края плаща и жестом пригласила хекау сесть рядом с ней. Он не сдвинулся с места. Лишь начал свой рассказ, смотря на Ифе сквозь пламя костра.

– Мать Никаура умерла при родах. Она была первичной женой фараона, и он любил её больше жизни. Тогда у Хафура не было ни одной наложницы. Он и помыслить не мог о том, чтобы быть с кем-то, кроме супруги. Когда её не стало, фараон оказался перед выбором – поставить под угрозу свою власть, ограничившись одним наследником, или найти новую жену.

Ифе была удивлена. Ей сложно было представить влюблённого Хафура. Сложно поверить, что и у него было сердце.

– Гор обязал фараона продолжить род. Бог верил в преемственность власти и не хотел искать нового наместника в случае смерти Хафура и Никаура. Он даже попросил свою возлюбленную Хатхор[17]17
  Хатхор – богиня любви и материнства.


[Закрыть] вдохнуть в сердце фараона любовь к новой женщине.

Голос Кейфла стал жёстче.

– Это была твоя мать?.. – тихо спросила Ифе.

– Да. Она прибыла из далёких земель в купеческом караване. Торговала специями и травами на базаре. Фараон увидел её случайно. Поразился красоте чужестранки, но даже не думал брать её во дворец. Зато Хатхор, ухватившись за восхищение в мыслях Хафура, внушила ему болезненную любовь.

– Но ведь она милосердная богиня! Покровительница любви!

– Милосердная богиня тоже может совершать ошибки. К тому же мысли богов сложно предугадать, – Кейфл покачал головой.

Он не хотел оправдывать богов. Но за долгие годы во дворце привык оказывать им уважение.

– Хафур влюбился. До безумия. А чужестранка всем сердцем любила другого, и на неё сила Хатхор не могла подействовать. Думаю, моя мать вообще верила в иных богов, которым не было места под солнцем Та-Кемет.

– Но фараон всё равно забрал её во дворец, – поняла Ифе.

Кейфл кивнул, обхватывая голову руками.

– Женой он сделать её не мог. Чужестранка постоянно пыталась сбежать, вела себя как дикарка. Поэтому он запер её, назначив первой наложницей. И вскоре родился я.

Ифе в ужасе прижала ладонь ко рту. Она не могла даже представить, что должна была испытывать женщина, с которой так поступили.

– Мне кажется, мама меня любила, – на один короткий миг голос Кейфла стал более высоким, даже детским. – Я почти не помню её. Только отголоски прикосновений, отрывки колыбельных, что она пела на незнакомом языке.

– Но если фараон, пусть и под божественным влиянием, любил её, как он мог…

– Довести её до смерти? Здесь как раз и начинается часть истории Никаура. Ему тогда уже минул шестой или седьмой год. Обожаемый всеми наследник был избалован донельзя. Единственное, чего не было у него, но было у меня – это материнская любовь.

– Он завидовал тебе?

Принц кивнул. «Наверное…» – по его лицу скользили тени от костра, делая бесстрастное выражение скорбным.

– Я много лет не знал, как именно умерла моя мать на самом деле. Лишь официальную версию – от болезни. Но дворец полнился слухами. Я собирал их по крупицам, пока, наконец, не выстроил всю картину. И про деяния Хатхор, и про смерть матери. Никаур оболгал её, сказав, что видел с другим мужчиной. А Хафур, опьянённый неестественно взращённой любовью и ревностью, жестоко убил «возлюбленную».

Принц замолчал. Треск костра стал казаться слишком громким. «Так просто. И так ужасно», – Ифе не знала, что можно было сказать в ответ.

– Я не возненавидел брата. В конце концов, он тоже был ребёнком, лишившимся матери. Даже не знавшим её. К тому же слухи никогда не являлись надёжным источником информации. Я хотел с ним поговорить, попытаться узнать истину. Но Никаур продолжал убеждать меня в том, что мама умерла от болезни.

«И я верил ему. Потому что хотел верить», – принц вздохнул. Ифе слушала Кейфла, боясь пошевелиться.

– Разумеется, зерно сомнения уже было заложено. Я продолжал искать истину. Всё меньше и меньше доверял брату. Не мог смотреть на него. Когда Никаур притворился, что я избил его, сведя следы побоев хека… Когда он сказал, что моя мать убила себя сама и её тело приказали бросить зверям, я…

Кейфл задохнулся от нахлынувших чувств. Ифе подалась вперёд, собираясь сесть рядом с ним, обнять, хоть как-то успокоить. Но принц остановил её властным жестом.

– Тогда я понял, что ему ничего не стоит лгать снова и снова. Слухи в моей голове стали истиной, – Кейфл провёл рукой над огнём, поморщившись от жара. – Глупо было использовать смертельное проклятие. Можно было просто избить Никаура. В конце концов, убить проще. Кинжалом. Ядом. Но я хотел, чтобы его покарала хека, о которой он уже солгал отцу. Хотел ровно до того момента, как произнёс последнюю часть формулы проклятия.

Ифе было сложно понять Кейфла. Его рассказ был сбивчив, эмоционален.

– То есть ты уже точно узнал, что Никаур был виновен?

Хекау закрыл лицо руками, глухо рыча.

– Нет! Нет, я ничего не знал наверняка. Это был порыв. Я попытался остановить проклятие на последнем этапе. Сломав формулу, я не смог сдержать силу артефакта, что потратил на неё. И она обратилась против меня. Убила.

Внезапное понимание обрушилось на Ифе ледяной волной.

– Ты… Ты всё это время искал новой встречи с Никауром не для того, чтобы убить? Ты хотел заставить его рассказать правду?

Девушка надеялась, что Кейфл скажет «да». Оправдает себя. Но принц с ледяной серьёзностью ответил:

– Я не знаю, – он резко встал, отворачиваясь от аментет. – Ты можешь судить меня. Я пойму. Можешь велеть уйти прочь. Но я не стану лгать. Не буду оправдывать свои действия. Я пытался убить брата, не будучи уверенным в его вине. И в итоге убил. Мне некого винить, кроме себя.

С этими словами Кейфл шагнул прочь от костра. Ифе ответила тихо. Скорее себе, чем ему.

– Я не сужу. Знать истину о собственном прошлом – это то, чего достоин каждый человек.

Но он услышал. И замер, бросая взгляд через плечо.

– Спасибо, Ифе.

«Когда-нибудь я смогу отпустить ненависть, что прожигает меня. И стану достойным твоего сочувствия. Понимания». Но сейчас всё, что Кейфл мог сделать, – это уйти. Остаться наедине со своей болью и не видеть грусти в глазах Ифе.

Девушка смотрела ему вслед, тихо плача. Ещё недавно она бы ни за что не поверила бы в то, что деяние праведных богов могло привести к такой боли смертных. Но теперь рассказ о Горе, Хатхор и их влиянии на Хафура казался слишком реальным. Логичным. Даже если это были только слухи.

«Пусть Кейфлу хватит сил отпустить прошлое. Искупить вину и простить себя», – думала девушка. Эти мысли были не молитвой, а надеждой.

* * *

Атсу возвращался с наполненным водой старым, но большим бурдюком. Ему повезло – попались добрые люди. И воды теперь должно было хватить на целый день.

Навстречу вору медленно брёл Кейфл.

– Ты что, Ифе одну оставил?

Принц даже не взглянул на Атсу.

– Эй! – мужчина схватил хекау за руку, останавливая.

И тут же поморщился – боль пронзила конечность от пропитанной ядом царапины.

– Что тебе нужно? – Кейфл не заметил болезненной испарины на лице вора и явно хотел поскорее отойти от него.

«Вот и повод рассказать о моей проблеме», – решил Атсу. Он посмотрел в сторону пальм, где в свете костра виднелась фигурка Ифе. Убедившись, что девушка была в поле зрения и в относительной безопасности, он снова обернулся к принцу.

– Мне нужна помощь.

Атсу даже не испытал удовольствия от шока, написанного на лице хекау.

– Просишь о помощи, не шутя и не ухмыляясь? – приподнял бровь Кейфл. – Что случилось с бравым уличным вором? Саркофаг заказывать?

Поток колкостей от принца был логичным. Их общение и до этого выстраивалось где-то на стыке язвительности и безобидных препираний. Но на этот раз Атсу было не до смеха. Особенно после того, как Кейфл упомянул саркофаг.

– Боюсь, что последнее может пригодиться.

Услышав в голосе вора мрачную серьёзность, хекау нахмурился.

– Говори.

Атсу показал воспалившуюся и гноящуюся царапину, кратко рассказав о своих умозаключениях по поводу яда на спице Шемеи.

– Почему раньше молчал? – спросил Кейфл, осматривая рану.

– Ни к чему Ифе об этом знать.

– Понимаю.

Хекау прощупал руку вора. Атсу то вздрагивал от боли, то вообще не чувствовал прикосновений.

– Я не лекарь… И не знаю этого яда. Даже не знаю, какую из формул хека применить.

Мужчина резко отступил от принца.

– Понятно.

– Стоять. Я не закончил.

– Приказывать будешь во дворце!

Кейфл пропустил его слова мимо ушей.

– Надо замедлить распространение яда. Хотя бы жгутом. В сепате Тота много целителей. Там тебе помогут.

Атсу размотал с пояса верёвку и отрезал от неё кусок. Кейфл тут же занялся затягиванием импровизированного жгута на его предплечье.

– Не думаю, что дойду до Унута.

– Значит, надо найти верблюдов. Или караван. Так будет проще.

– Верблюдов придётся красть. Заплатить не сможем, да и не продают путники то, на чём сами передвигаются. А в караване слишком много глаз. Кто-то может опознать беглецов из Города Столбов.

– И тем не менее оба варианта возможны. Или ты жаждешь умереть в песке на наших глазах?

– Спасибо, – тихо ответил Атсу.

Кейфл удивлённо хмыкнул.

– За что?

– Ты прав, не за что. Просто так ляпнул.

Мужчины смотрели друг на друга, ведя немой диалог. «Не смей умирать, вор», – хмурился принц.

«Даже не думай, что так просто от меня отделаешься», – тенью привычной улыбки отвечал Атсу.

* * *

Когда Атсу и Кейфл вернулись к месту привала, Ифе едва боролась со сном. Мужчины вели себя тихо. «У нас всех был тяжёлый день. Точнее, дни», – нашла этому объяснение аментет. Выпив по глотку воды из принесённого Атсу бурдюка, принц и Ифе приготовились ко сну.

– Я первым посижу в дозоре. Сменишь меня на вторую половину ночи, – сказал вор, устраиваясь в стороне от костра.

Кейфл кивнул, тут же закрывая глаза.

– Я тоже могу караулить, – быстро сказала Ифе. – Так вы сможете поспать хоть немного дольше.

– Тебе нужно отдохнуть. Завтра нас ждёт трудный путь. Я привык спать мало.

– Я тоже, – не открывая глаз, поддакнул Кейфл.

Аментет поджала губы, не веря ни одному из них.

– Не хмурься. Поверь, силы тебе пригодятся, – улыбнулся Атсу.

Дыхание принца уже выровнялось – он явно заснул. А вот Ифе, повернувшись на бок, поняла, что у неё наконец появился шанс задать вопрос и Атсу. Она помнила, что ответ на него, возможно, обяжет её рассказать о душе на Полях Иалу. Но и молчать больше не могла.

– Ты как-то упомянул одно имя. Шани, кажется?

Ифе обернулась к вору. Он задумчиво глядел на костёр, и на его губах расплывалась грустная улыбка.

– Наверное, да. Я иногда произношу её имя. Даже не замечая этого. Ты напоминаешь мне её.

Видя непонимание на лице девушки, Атсу пояснил:

– Не внешне, а характером. Даже упрямством. Шани – моя младшая сестра.

«Сестра…» – Ифе вспомнила маа-херу с Полей Иалу. У неё были такие же тёмные тёплые глаза, как у вора. Знакомые черты. «Значит, это всё-таки она», – девушка уже знала, что концу истории, которую только собирался рассказать Атсу, не суждено было быть счастливым. Но она собиралась выслушать всё.

И собраться с силами, чтобы поведать ему о посмертии его сестры.

– Про родителей рассказать особо нечего. Нас растила бабка. Но она умерла, когда я был ровесником Амена, а Шани вообще малюткой.

– Мне жаль.

– Мне нет. Точнее, жаль родителей. Но старуха была ужасна. Держала нас у себя лишь потому, что я делал всю работу по дому и торговал отвратительным пивом, которое она готовила. Шани вообще хотела выкинуть на улицу, потому что та была слишком мала, чтобы гнуть спину. Но это не важно. Она хотя бы давала нам крышу над головой.

– После её смерти вы остались в том доме?

Атсу покачал головой.

– Его забрали. Оказывается, старуха ещё при жизни пообещала его соседу. Но я нашёл нам с Шани жильё в трущобах – маленькую комнатку. Поначалу было тяжело. Я пытался честно заработать на еду, но мало что умел делать. А в подмастерья мальчишку с улицы никто не брал.