Текст книги "Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей"

Личные имена или этнические идентификаторы?

Договор 911 года подвергался отечественной историографией изучению с источниковедческой[124]124
  А.В. Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X веке. Одесса: Экономическая типография, 1904; А.А. Шахматов. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и Игоря // Записки неофилологического общества, вып. VIII. Пг., 1915, с. 391 – 395; В.М. Истрин. Договоры русских с греками X века // Изв. ОРЯС Рос. АН 1924 г., т. XXIX. Л., 1925, с. 383 – 393; М.В. Левченко. Русско-византийские договоры 907 и 911 гг. В кн.: Византийский временник, т. V. М.-Л., АН СССР, 1952 , с. 105 – 126.


[Закрыть] и юридической[125]125
  Н.А. Лавровский О византийском элементе в языке договоров русских с греками. Маг. дис. 1853; A.M. Сахаров. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина X в. М., 1980; В. Горячев. Великокняжеская власть в договорах русских с греками X века. 2009.


[Закрыть] точек зрения. Но мы эти аспекты договора трогать не будем, а сконцентрируемся на обойденных вниманием этнических и лингвистических моментах, которые помогут нам пролить свет на происхождение начальной руси. В дальнейшем мы будем исходить из общепризнанного мнения, что договор 911 года подвел итог военным действиям, описанным в статье ПВЛ за 907 год, и, следовательно, статья 912 года с текстом договора служит логическим продолжением статьи 907 года.

Начнем с комментария ПВЛ к договору в статье 907 года, который А. Никитин обоснованно считает «обработанным» его «краеведом-киевлянином»: «Олег же, немного отойдя от столицы, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром и послал к ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида со словами: «Платите мне дань»». Комментарий вроде бы преподносит нам пятерку имен посланцев Олега, но из него совершенно непонятно, кто такие эти Карл, Фарлаф и иже с ними. Можно лишь предполагать, что это и есть послы русского предводителя (ольга?) к византийским императорам. К их именам мы вернемся чуть ниже, а пока вновь небольшое попутное важное замечание к требованию послов в ПВЛ.

А. Никитин справедливо отметил, что в само́м тексте договора 911 года нет ни слова о какой-либо дани. Речь там идет о компенсации за причиненный в Константинополе урон каким-то представителям руси и правилах урегулирования подобных инцидентов в будущем. Так что сентенция «платите мне дань» – чистая выдумка комментатора договора, то есть, по Никитину, «киевлянина-краеведа». Она весьма показательна и наглядно демонстрирует, что «краевед» не гнушался вложить свои собственные слова в уста «великого князя», грубо искажая при этом, сознательно или по неведению, смысл комментируемого текста. Тогда почему мы должны верить всяким «светлостям» и «великим князьям» под рукой других «великих князей», напиханным в ПВЛ тем же «краеведом» и его коллегами?!

Мы здесь, в отличие от Никитина, не исследуем всю ПВЛ и связанное с ней творчество «краеведа», а потому перейдем непосредственно к тексту договора 911 года, в котором имеется некий слабо заметный след таинственного протагониста договора – начальной руси. Этот след удается распознать в преамбуле договора, где перечислены имена уполномоченных лиц, подписавших договор со стороны руси. Назовем их еще раз: Карлы, Инегельд, Фарлоф, Вельмуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву Труан, Лидул, Фост, Стемид. Нетрудно видеть, что в числе подписантов все пять послов (Карл, Фарлаф, Вермуд, Рулав и Стемид), названных в комментарии 907 года, и еще десять других уполномоченных представителей руси, итого пятнадцать имен. Но действительно ли все это имена?

Так не считал чешский филолог XVIII века Я.К. Эрбен, который исключал из списка подписантов первый элемент «Карлы»[126]126
  Эрбен говорил о словоформе karli как множественном числе от karl, то есть о «мужах». Но это имело бы смысл, если бы исходный текст договора был написан на латыни, что представляется невероятным. Логичнее принять, что «карлы» в тексте договора – это славянское множественное число от «карл», появившееся уже в переводе на староболгарский язык.


[Закрыть], так как karl означает просто «мужчина, муж» в древнегерманских, в частности древнескандинавском, языках. К сожалению Эрбен остановился на полпути, и дважды достойно сожаления то, что никто не подхватил и не развил его прозорливую так много объясняющую находку! Впрочем, чего было ожидать от отечественных историков и лингвистов, если от такой находки за версту несет треклятым норманизмом?! Максимум, чего удостоилась эта бесценная мысль чешского ученого у отечественных исследователей ПВЛ и договоров руси с греками, – только мимолетного замечания А. Никитина, что предположение Эрбена «возможно, имеет смысл». А оно-таки имеет, да еще какой – решающий!

Действительно, в перечне подписантов договора «Карлы» вовсе не имя, а этнический идентификатор перед перечислением имен – слегка славянизированное славянским множественным числом древнескандинавское «мужи». В этом своем качестве он находится в начале перечня и, что очень важно, в отличие от последующих элементов именного перечня, то есть настоящих имен, стоит во множественном числе. Но подобный идентификатор был бы бессмыслен в таком виде, будь он один. Да ведь то-то и оно, что он не один, хотя на это никто упорно не хочет обращать внимание! В середине перечня есть еще одно «имя», тоже пребывающее там во множественном числе и тоже имеющее вполне подходящее нарицательное значение, чтобы со всей очевидностью быть этническим идентификатором: «Гуды» – славянизированное готское «готы», ибо «гот» по-готски – это как раз гута / гуда[127]127
  По-готски «гот» – гута / гуда. Показательно сравнение нашего гуды с литовским gudai – «чужаки, нелитовцы». Это древнее слово, ныне пренебрежительно применяемая в Литве к русским и белорусам, исторически восходит к готам – прежним германским, то есть небалтским соседям предков балтов.


[Закрыть]. При наличии второго идентификатора внутри перечня обретает смысл и первый в его начале, так как в паре они однозначно разделяют весь список имен на две этнические группы, члены которых перечислены строго вслед за своими этническими указателями. Соответственно этому тезису, преамбулу договора Олега следует читать так: «Карлы [т.е. скандинавы, – В.Е]: Инегельд, Фарлоф, Вельмуд, Рулав; гуды [т.е. готы, – В.Е]: Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид». Для выделения лексемы «карлы» в качестве этнического детерминатива принципиально то, что слово karl, будучи общегерманским, тем не менее отсутствует в готском языке, вследствие чего вполне оправдано его использование в перечне подписантов договора для разделения скандинавов и го́тов.

В само́м договоре и комментарии «краеведа» к нему можно найти сразу несколько косвенных подтверждений моей гипотезе.

При предлагаемом разбиении перечня на две этнические группы получает объяснение различие наборов имен послов в комментарии к договору (статья 907 года ПВЛ) и подписавших договор уполномоченных в его преамбуле (статья 912 года). Собственно послами руси, ведшими переговоры в Константинополе, выступала только тройка «мужей»-скандинавов («Олег же… начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром и послал к ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава [следует читать: карлов Фарлафа, Вермуда, Рулава – В.Е.] и Стемида со словами: «Платите мне дань»»). То есть в отправленное в Константинополь посольство входили только скандинавские «мужи» и гот Стемид, о котором отдельный разговор впереди, и эти «мужи» полностью соответствуют комментарию к договору: «Послал Олег мужей [выделено мною. – В.Е.] своих заключить мир и установить договор между греками и русскими…». Но еще более поразительна схожесть состоящего из «мужей»-скандинавов посольства «князя Олега» 907 года с аналогичным посольством «русского кагана» 838 года в тот же Константинополь, оказавшееся годом позже в Ингельгейме, где, по свидетельству Вертинских анналов, каганские послы были следователями Людовика тоже признаны скандинавами. Ну, право, не могут быть такие совпадения случайными!

В «скандинавской» четверке подписантов договора имена действительно чисто скандинавские: Ингельд, Фарлав, Вельмуд, Рулав, – а в «готской» девятке – Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву Труан, Лидул, Фост, Стемид – они более разношерстные, что и должно быть у го́тов, пять веков мешавшихся в Крыму, о чем более подробно речь пойдет ниже, с местным населением, аланским и тюркским, но превалирование германского элемента все же очевидно и у них. Собственно, в готской группе, кажется, явно выпадают из германского ряда только своим тюркским обликом «Актеву»[128]128
  Ср., например, татарское ак тэвэ – «белый верблюд».


[Закрыть] и, возможно, Лидул.

Следует особо подчеркнуть, что две выделенные группы в списке подписантов договора неравноправны. «Мужи»-скандинавы явно привилегированы: их имена образуют первую группу в перечне подписантов договора «от рода русского» впереди го́тов, и сами эти «мужи» непосредственно вели переговоры в Константинополе. А группа го́тов, имена которых стоят в перечне подписантов позади «мужей»-скандинавов, вообще к переговорам не была допущена. Исключение составляет один Стемид, что заставляет уделить ему особое внимание.

Стемид – единственный гот, включенный, казалось бы в нарушение системы, в посольство скандинавских «мужей», хотя и в перечне послов, и даже в группе го́тов-подписантов его имя стоит последним. Но именно из-за участия в обоих списках, и везде на последних ролях, Стемид еще А. Сахаровым признан «секретарем» посольства руси. Необходимость включения в посольство в качестве секретаря именно этого гота, предположительно не слишком родовитого и потому везде оттесняемого в самый конец именных перечней, могло обуславливаться двумя причинами: вероятным хорошим знанием греческого языка, что естественно для крымских го́тов, несколько веков живших бок о бок с греками, а также, в не меньшей степени, владением «Ивановым написанием», необходимым для выполнения секретарских функций, ибо, как мы помним, именно этим «написанием» был записан русский экземпляр договора 911 года. Поэтому не родовитый варяжский муж, скорее всего вообще неграмотный, а может быть безродный, но зато владеющий грамотой и греческим языком крымский гот оказался единственным лицом, способным справиться с работой переводчика и секретаря, и потому был не только включен в состав посольства, но и вошел в состав делегации для переговоров с греками. Надо полагать, именно Стемиду мы обязаны текстом договора, список с перевода которого с «русского» языка и «Иванова написания» на старославянский язык и кириллицу оказался в ПВЛ и был присвоен ее сочинителями ими же придуманному Вещему Олегу.

Готы или русь?

Итак, судя по договору 911 года, этнически начальная русь представляла собой смесь скандинавов и го́тов при явном доминировании первых. В начале IX века, когда вероятно формировалась начальная русь, скандинавов, то есть викингов-норманнов, можно было встретить на побережье многих стран Европы: восточной Англии, западной Франции, всей Испании, южной Италии. Это, разумеется, не считая Скандинавии. А вот с готами ситуация была похуже. Опять же, если не считать островов Готланд и Борнхольм на Балтике, то единственным местом, где еще можно было отыскать живых го́тов, оставался Крым. Трудно себе представить, чтобы договор с Византией заключали скандинавские предки шведов вкупе с жителями соседних островов Балтийского моря. Но если даже напрячь фантазию, все равно ничего не получится, потому что в IX веке в гипотетическом альянсе свеев Упланда и го́тов Готланда последние вряд ли оказались бы на вторых ролях. Островные готландцы в то время были гораздо более «продвинутыми» и более активными в «международных отношениях» по сравнению с периферийными континентальными свеями. А греческого языка не знали ни те, ни другие; и никакого «Иванова написания» кроме младшего футарка ни у тех, ни у других не было. Так готская составляющая начальной руси однозначно указывает на Крым как место ее зарождения.

К сожалению, мы мало знаем о крымских готах. Они появились в Крыму примерно в III веке в общем потоке переселения восточно-германских племен из Балтийского Поморья на юг, в частности в Северное Причерноморье. Во время гуннского нашествия основная масса причерноморских го́тов откатилась на запад и в перипетиях Великого переселения народов оказала значительное влияние на европейскую историю начала средних веков. Но, оказав ощутимое влияние на современную политическую карту Европы, сами готы в Европе растворились бесследно. От всего многочисленного готского этноса остался только небольшой застрявший в горах южного Крыма осколочек. В конце концов сохранившиеся в Крыму готы сумели создать свое небольшое государство – так называемую Крымскую Готию или государство Дори со столицей Дорос[129]129
  Дорос по-готски означает «двери» (можно сравнить с английским doors).


[Закрыть] – и, находясь в непосредственном соседстве с греческим Херсонесом, рано восприняли ортодоксальное христианство. В конце VII века Крымскую Готию завоевали хазары, однако готы под руководством своего епископа св. Иоанна Готского подняли восстание против хазарского владычества. Несмотря на неудачу восстания они в конце концов смогли вернуть себе независимость. В дальнейшем крымские готы, в целом следуя участи всего готского этноса, ассимилировались с местным населением, в данном случае греками побережья и степняками внутреннего Крыма. Вероятно последним государственным образованием, которое можно более-менее уверенно связать с крымскими готами, было княжество Феодоро, возникшее примерно на месте бывшей Крымской Готии и самим своим названием не только демонстрирующее преемственность от государства Дори вторым компонентом -доро, но и дающее ясные дополнительные «готские ссылки» столицей Мангупом и первым компонентом своего названия феод-, представляющим собой в передаче на византийском среднегреческом готский корень тиуд– [θiwd][130]130
  По-готски манкуп – «человеческая голова» (первоначально название горы и плато); тиуд(а) – «народ».


[Закрыть].

Кстати говоря, в другой передаче – на славянском древнерусском языке – сочинители ПВЛ тот же самый готский тиуд превратили в «чудь», под которой в исходных летописных текстах фигурировали вовсе не финоязычные племена Новгородчины, ни одно из которых не имело такого самоназвания, а крымские готы. Это интуитивно уловил еще А. Шахматов, и его находку, тоже на интуитивном уровне, подхватил А. Никитин: «На источник такой эпонимической легенды [о призвании Рюрика. – В.Е.] косвенным образом указывает лексема «чюдь», в данном случае обозначающая не «эстов» или «заволоцкую чюдь», а восходящая к первоначальному готскому (т.е. др.-немецкому) thiuda – «народ», что было отмечено еще А.А. Шахматовым. Однако первоначальные эпонимы оказались забыты, а сама легенда приспособлена к условиям Новгорода на Волхове…». Простим Никитину очередные огрехи в языкознании. Во-первых, лингвистика не знает древненемецкого языка, она имеет дело с древнегерманским. Во-вторых, словоформа тиуд(а) не древнегерманская, а именно готская[131]131
  Древнегерманский аналог (источник) готского тиуда – похожее, но все же иное þeudō.


[Закрыть]. Тем не менее, суть верна, и пара лексем «русь» и «чудь» ПВЛ – это действительно некий атавизм, сохранившийся в ПВЛ неясный отголосок двух составляющих начальной руси: скандинавов («русь») и го́тов («чудь»).

Считается, что последние следы крымских готов теряются где-то в IX веке. С этого времени готы практически не упоминаются и становятся археологически неуловимыми. Вероятно они полностью ассимилировались и во всех бытовых хозяйственных аспектах стали неотличимы от прочего населения Крыма. Но есть два свидетельства сохранения крымскими готами своего языка вплоть до XVI века. Первое из них, монаха Гильома из Рубрука[132]132
  Гийом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. 1589.


[Закрыть], относится к середине XIII века: «Между Керсоной [Херсоном. – В.Е.] и Солдайей [ныне Судак. – В.Е.] существует сорок замков; почти каждый из них имеет особый язык; среди них было много готов, язык которых германский». Второе нам оставил посол Священной Римской империи в империи Османской Бусбек, который в XVI веке в Стамбуле услышал от каких-то залетных жителей Крыма и записал нескольких десятков слов и нескольких фраз еще вроде бы живого там в то время готского языка.

Соединяя три факта: нарративное и археологическое исчезновение крымских готов в IX веке, появление в это же самое время нового этноса «русь» и сохранение в Крыму готского языка вплоть до XVI века – можно предположить, что, во-первых, с IX века говорящие по-готски жители Крыма, сохраняя свой язык, уже потеряли все остальные идентифицирующие их как го́тов признаки и, во-вторых, что именно готы впоследствии оказались субстратом нового крымского этноса, суперстратом и катализатором которого выступили появившиеся в Крыму в то же самое время викинги-скандинавы. Новый этнос полностью заместил свой субстрат, вследствие чего исчезают все упоминания крымских го́тов, а на исторической сцене появляется новый германоязычный народ русь. Разумеется, со временем граница между «карлами» и «гудами» стерлась, а последующая славянизация руси вообще лишила смысла такое разделение, но изначальный этнический дуализм руси нашел отражение в ПВЛ тесной увязкой двух лексем «русь» и «чудь», хотя истинное их значение вряд ли понимал уже «краевед-киевлянин», а тем более последующие правщики ПВЛ, не говоря уж о переводчиках.

В начале IX века викингов-норманнов можно было встретить практически в любой точке побережья Европы. В большинстве случаев появление викингов было сродни стихийному бедствию: налетели, ограбили, разорили, увели пленных, и след их простыл. Правда, слово «налетели» не совсем точное. Викинги не прилетали, а приплывали только и исключительно на кораблях, и след их тоже простывал не в небесах, а в морской дали. Однако иногда, когда условия складывались особенно удачно, норманны могли осесть надолго, а то и навсегда. Так появились норманнские государства в восточной Англии (Данелаг), Нейстрии (будущая Нормандия) и южной Италии (впоследствии Сицилийское королевство).

Викинги нападали на все что ни попадя, и грабили всех, кто попадется под руку. Хорошо, если о таком нападении написал что-нибудь монах ближайшей обители, эта запись попала в какие-нибудь анналы, а эти анналы дошли до наших дней. Увы, все это в совокупности случалось крайне редко. В большинстве случаев оставались такие события безвестными, и либо руины разоренных селений тихо порастали быльем, либо природа брала свое, и на месте развалин возрождалась новая жизнь. Время, как известно, лечит. Так нам не повезло с Крымом. Ничего мы не знаем о том, как появились и что делали в Крыму скандинавы (викинги, норманны, варяги – дело не в названии). Но появиться там они были обязаны – ничем крымское побережье не было хуже прочих берегов Европы.

А теперь, поскольку анналы не донесли до нас эха этого исторического события, придется нам пофантазировать и представить себе, как это могло произойти.

Итак, какие-то скандинавы в начале IX века после долгого и изнурительного плавания по многим незнакомым рекам, если они плыли по речным путям «из варяг куда-то там», либо многим бурным морям, если вокруг Европы и по Средиземному морю, впервые оказались в Крыму. Здесь в непривычном для них климате и совершенно чуждом окружении они вдруг встретили, впервые за свое долгое и мучительное плаванье, некий туземный народ, внешне ничем не отличавшийся от соседних обитателей Крыма, но совершенно неожиданно для скандинавов говоривший на более-менее понятном им языке! Конечно, это был уже не «классический готский» язык Ульфилы IV века и тем более не готский язык обитателей острова Готланд IX века, возможно даже не чистый готский, а некое гото-аланское койне, но оно все-таки оставалось понятным скандинавам. А ведь это совсем иное качество! В Крыму и только в Крыму скандинавы получили уникальную возможность быстро и эффективно наладить мирные продуктивные контакты с местным населением и легко инкорпорироваться, встроиться в местную этнокультурную среду. Викинги были не из тех, кто пренебрегал такой возможностью.

С другой стороны, остатки готского народа влачили в Крыму жалкое существование и, не имея никаких перспектив, постепенно теряли остатки национальной идентичности. Как выразительно заметил археолог С. Черныш, комментируя археологическое исчезновение го́тов в Крыму в IX веке, «у нищих нет национальности». И вдруг эти малочисленные нищие хиреющие остатки прежде большого народа, некогда вершившего историю Европы, получили уникальную возможность радикально изменить свое бедное и бесперспективное существование благодаря, выражаясь языком Л. Гумилева, «пассионарному толчку» от невесть откуда взявшихся шустрых пришельцев, по удивительному промыслу всевышнего оказавшихся какими-то дальними родственниками. Наверняка если не все, то многие готы воспользовались таким подарком судьбы. Поэтому в случае Крыма речь могла идти не о завоевании и покорении викингами местного населения, что для них было делом привычным, а скорее о неком исключительном симбиозе пришельцев-скандинавов с аборигенами-готами, о симбиозе, в котором каждый компонент выигрывал что-то для себя и в чем-то дополнял другого.

Именно этим симбиозом объясняются многие загадки начальной руси, в том числе нашедшие отражение в ПВЛ. Одна из них – явно привилегированное, наравне с русью, положение чуди: «В Иафетовой же части сидят русь, чудь и всякие народы…», – и после персонального выделения руси и чуди, причем опять-таки, как и в договоре 911 года, русь впереди чуди, далее скопом перечисляются прочие «всякие народы». Эта и подобные ей сентенции ПВЛ устойчивой парой этнонимов «русь» и «чудь» отражают тот самый уникальный симбиоз скандинавов и го́тов, но с доминированием первых, вследствие чего русь всегда оказывается впереди чуди.

Этническая двойственность начальной руси наглядно отразилась в заключительном абзаце договора 911 года: «В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русью, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – царя вашего и своею рукою, – скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы…». Этот текст явно написан русской стороной, и эта сторона противопоставлена греческой, «христианам». Здесь русь, то есть «не христиане», клянется по своим вере и обычаю, но при этом скрепляет клятву крестом и Троицей, признает истинность христианского бога и божественность византийских императоров. Такая противоречивость объясняется как раз этнической двойственностью руси. Ее послы, то есть ведшие переговоры в Константинополе «мужи»-скандинавы, все еще оставались язычниками и действительно клялись по-сво́ему («по вере о обычаю»). При оформлении договора секретарь посольства Стемид честно отразил этот факт, но, будучи сам не просто грамотным готом, но и православным верующим, использовал привычный для него христианский лексикон и византийский письменный этикет («…крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога… царю вашему, поставленному от Бога…»).

По своему внешнему виду русь не отличалась от жителей Крыма и всего Северного Причерноморья. Викинги всегда и всюду демонстрировали высокую адаптируемость к местным условиям, но в Крыму эта адаптация дополнительно ускорилась благодаря симбиотическому слиянию с родственным готским компонентом. Свое веское слово должна была сказать и смена климата. Поэтому бесполезно искать в описаниях внешности руси у Ибн Фадлана или Льва Диакона что-то скандинавское. Знаменитый «портрет» Святослава у Диакона – это «портрет» не скандинава, а типичного крымчака с единственным отличием в виде оселедца на голове, который Диакон считает признаком родовитости. Этот оселедец вероятно на самом деле был внутри нового народа отличительным признаком скандинавских «мужей» («руси») в противовес полностью бритоголовым готам («чуди»). В этом плане не стоит забывать, что северные германцы придавали волосам особое мистическое значение, чем, надо полагать, и был вызван обычай у скандинавской верхушки сохранять хотя бы символический клок волос на бритой голове. Возможно здесь также сказалось влияние моды давно обосновавшихся в Крыму кочевников.

Ни византийцы, ни тем более арабы уже не отождествляли новый народ с готами. Крымские готы, никогда не игравшие в жизни империи, а тем более халифата, сколько-нибудь заметной роли, окончательно сошли с исторической сцены и были полностью забыты. В непосредственном общении византийские правители имели дело, как мы видим в свидетельствах 839 и 907 годов, со скандинавской элитой руси, по которой греки и судили о новом для них народе. Этот народ оказался северного «гиперборейского» происхождения, его родные края действительно были ужасно далеки и, как выразился патриарх Фотий в своих гомилиях 860 года, «отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней». Однако со временем греки осознали, что этот новый народ «русь» вовсе не так уж далек и буквально соседствует с ними в Крыму.