Текст книги "Предатель"

– Спасибо, Малыш, – нежным колокольчиком пропела она. – А то я задумалась.

– О чем, если не секрет? – Охранник с неохотой выпустил ее руку, неотступно следуя за ней.

– А… Все думаю, когда же мы в этом году поедем на континент? Безумно хочется самой покопаться во всех этих вещах, а не заказывать по каталогу! Скажешь мне, а? Когда Алекс надумает. А то всегда я прошу, прошу, а первым все равно узнаешь ты!

Малыш не сдержал доброй усмешки.

– Будем надеяться, что на этот раз все будет по-другому, – тихо сказал он.

– Обещаешь? – Она обернулась так внезапно, что мужчина едва не налетел на нее грудью.

– Обещаю, – стоя так близко, что она почувствовала его дыхание, тихо ответил он.

Адель беззаботно улыбнулась и птичкой впорхнула за дверь. Оставшись в одиночестве, она не торопилась спускаться вниз, к каютам. Ей послышались голоса в конференц-зале, и она на цыпочках прошла по коридору. Странно, она доподлинно знала, что на яхте нет посторонних. Дверь в зал оказалась приоткрыта, оттуда пробивался свет.

– Труп не нашли. Но…

– Про записи я уже слышал.

– Этого достаточно, чтобы убедиться – он мертв.

– Я ведь предупреждал тебя, Грифон, что это необычный киллер. Я не зря сделал акцент на привлечении всех сил, имеющихся в твоем распоряжении.

– Ты опять собираешься меня учить.

– Не собираюсь.

Один голос Адель определила безошибочно и принадлежал он Грифону.

– Дело сделано. И дело сделано плохо.

В первый момент после того, как девушка узнала Хаммера, ее окатила ледяная волна. Откуда? Какими неведомыми ей судьбами занесло сюда любимого человека? Адель знала, что после скандала на него была объявлена охота, вернее, на Рамзеса. Как объяснил ей в послании Хаммер «так нужно для дела». Но это не суть важно. Главное – он просто не мог здесь быть! Если… если только за ее спиной не велась игра, о которой она не ведала ни сном, ни духом.

Осторожно, боясь выдать себя, Адель заглянула в приоткрытую щель и с облегчением поняла, что Грифон смотрит видеозапись. Наркобарон сидел к ней спиной, развалившись в любимом кресле. Девушка видела, с каким чувством он сжимает в руке бокал с коньяком. На экране Хаммер, оставаясь для камер в тени, честил Грифона в хвост и в гриву.

– Я хочу сказать тебе кое-что. Ты не выполнил условия сделки. Как раньше говорили: нет тела, нет и дела. И еще – уговор дороже денег.

Адель мстительно улыбалась, вглядываясь в происходящее на экране. И веселилась ровно до той секунды, пока не услышала слова Хаммера.

– Не брызгай слюной, Грифон. Оставь слова для этой дешевки, Адели, для этой своей… – он добавил непечатное слово.

Потом она не слышала больше ничего. Страшное, почти непереносимое чувство обиды стерло радостную усмешку с ее лица. Не сами мерзкие слова, сорвавшиеся с губ Хаммера, поразили девушку в самое сердце, а тон, с которым произнес это любимый человек – жесткий, полный такой искренней ненависти, что бросило в дрожь. Адель задохнулась, словно получила удар под дых. Вдруг, в одно мгновенье, свет озарил ее сознание. С болезненной очевидностью она осознала истину, от которой пряталась столько лет. Хаммер не любил ее никогда. Он просто использовал ее. Человек, которому она без оглядки отдала и тело, и душу. Настолько, что без оговорок вычеркнула несколько лет из своей жизни. Она ложилась в постель с ублюдком, еженощно наступая себе на горло, в то время как ее мятущаяся душа убегала в мечты, в мир, где царствует любовь. Мысленно девушка орала от духовной, а позже и физической боли, принимая Грифона в собственное беззащитное лоно, согретая лишь воспоминаниями. От которых теперь остался один пшик. Адель страдала, каждой минутой неутихающей боли завоевывая будущее. Себе и Хаммеру. Больно… Нестерпимо осознавать, что надежда была химерой, наваждением, созданным для того, чтобы одурачить доверчивую девочку обещанием вечной любви.

Прошли годы. Она стала старше. Эпизод на экране вертелся в ее голове, постепенно обрастая подробностями, пока Адель, больная от прозрения, вдруг осознала себя стоящей на открытой палубе. Хаммер использовал ее вслепую. А когда запахло жареным, отступил в тень, попросту прикрывшись Рамзесом. С ее подачи, между прочим. Девушка стояла на палубе, вцепившись в борт бескровными от напряжения пальцами. Она никогда не любила Рамзеса за его высокомерный нрав и открытое пренебрежение к женщинам, но сейчас невольно испытала к нему сочувствие. Его тоже использовали. Хаммер подставил его, прикрывшись другом как щитом.

– Адель, что случилось?

Заботливый голос Малыша вывел ее из состояния прострации, в котором она убивала Хаммера всеми известными ей способами.

– Голова закружилась, – почти спокойно отозвалась Адель, собрав волю в кулак.

– Теперь легче?

– Легче? – переспросила девушка, шумно выдохнула, мысленно сосчитав до десяти, и ответила сама себе. – Теперь легче.

Адель повернулась, растянув на лице резиновую улыбку. Ярость душила ее, пульсировала в голове, тисками сжимала виски.

И вдруг отражением ее мыслей где-то далеко в море взорвался фейерверк. Яркие искры полетели в небо, грохот разорвал сонную тишину. По палубе забегала охрана. Возник хмурый, уже изрядно поднабравшийся Грифон.

Пока все суетились, Адель стояла у борта, повернувшись к морю лицом. В ее глазах, полных сумасшедшего злорадства, таяла одна за другой россыпь янтарных огней.

2

В Древнем Риме широкое применение получила казнь – сбрасывание с Тарпейской скалы. Своим названием скала обязана была дочери начальника крепости – Тарпее. Предательнице, впустившей в город врагов. В качестве награды она попросила воинов подарить ей то, что они носили на левой руке, имея в виду браслеты и перстни. Но после того как враги овладели крепостью, они насмерть задавили Тарпею боевыми щитами, которые тоже носили на левой руке.

– Мамука, хорош мелькать. В глазах от тебя рябит. Сядь, – недовольно поморщился Хаммер.

Эмоциональный выходец с Кавказа ничего не ответил. Хотя Дикарь, сидевший напротив, видел, чего тому стоило удержать язык за зубами. Вздернув руку в непримиримом жесте «вах», Мамука прошелся по комнате и рухнул на диван. Он потянулся за бокалом с виски, стоявшем на низком столике, но в последний момент одернул себя. В его руки словно сама собой выкатилась откуда-то из внутреннего кармана зажигалка. Насколько знал Дикарь – подарок драгоценной Мими, девушки из далекого Таиланда. На самом деле ее звали Напапорн, что в переводе значило Небеса Счастья. Но ослепленный страстью Мамука складывал имя той, которую он называл «моя единственная слабость», из двух первых слогов слов – милая и миниатюрная. Горячий кавказский мужчина никогда не расставался с подарком, и лишь один Дикарь удостоился чести знать о секрете, что скрывала инкрустированная белым золотом игрушка.

– Опасная игра, – задумчиво сказал Дикарь. И это были его первые слова после начала разговора.

– Игра стоит свеч, – вместо Хаммера ответил Егерь.

Холодный взгляд мужчины потеплел. И в стальном блеске его глаз отчетливо прорезалась мысль. Дикарь ясно понял ее отражение – отсвет девяти нулей в озвученной сумме. Даже поделенная на пять она вызывала уважение.

– Думайте, мужики, – демоном искусителем вещал Хаммер.

На его породистом лице во время экспрессивного выступления Мамуки, полного экскурсов, отбрасывающих в прошлый век, не дрогнул ни единый мускул.

– Я уже сказал все, что думаю по этому поводу, – негромко произнес Егерь. – Мне придется труднее всех…

– Все в одной связке. Один сорвется и остальных за собой потянет, – невесело усмехнулся Мамука.

– Я тоже выделил себе непростую роль. Кто-нибудь в этом сомневается? – поднял брови Хаммер. – Знаешь ли, сдавать своих…

– Какие они нам свои? – вспылил Егерь. – Все осталось с прошлых времен, как будто ничего не случилось! Система, власть. И принцип раздачи – хрен на палочке там заработаешь. Где были эти свои, когда умирал Саранцев от передозы? А когда Бес выхаркивал легкие после декомпрессии? А Чесмен? Где были эти свои, когда его расчленял на куски эта сука – Грифон?!

– Хватит об этом. Столько раз обсасывали эту тему, – перебил его Мамука. – Я все понимаю, перестань мне объяснять прописные истины! И ценность проекта мне ясна.

– И цифра с нулями, – вставил Егерь.

– И цифра меня впечатлила, – подытожил кавказец. – Но риск… Как бы последней мыслью не стали эти самые нули.

– А ты хотел? И на елку влезть и задницу не ободрать? – улыбнулся Егерь.

– Я хочу жить, – отрезал Мамука.

– Так выбирай, дорогой. Каждый должен решить для себя, – напористо подытожил Хаммер. – Либо честно отработать свое, дождаться, пока тебя с соответствующими почестями – пинком под зад – проводят на пенсию. А что потом? До конца своих дней влачить жалкое существование, выращивая помидоры в теплицах? Это в лучшем случае. В худшем – забытый всеми ты будешь подыхать на больничной койке. Обоссанный, обосранный, с трубкой в трахее…

– Как умирал Шелест, – со вздохом вставил Егерь.

– Как умирал Шелест, – подхватил Хаммер. – И Тамбовцев, и…

– Хватит уже! Сколько можно говорить об этом? – вспылил кавказец.

– Это первый вариант, – сбавив обороты, продолжал Хаммер. – Второй предложил вам я. Выбирай.

– Слишком много условий. Даже для того, чтобы начать операцию, – нахмурился Мамука. – У меня вопрос: ты уверен, что Грифона заинтересует Адель? Девка она что надо, и в ее подготовке после интерната я не сомневаюсь, но…

– Я позволил себе несколько опередить события, – тут же отозвался Хаммер. – Адель уже у Грифона. Полтора месяца.

Установилось пауза. Потом Мамука негромко бросил:

– И девочку свою не пожалел.

– Оставь сантименты, шовинист! – поморщился Хаммер. – Она такой же полноправный член группы, как все. И получит награду соответственно – наравне со всеми. Ее, несмотря на юный возраст, уже интересуют дальнейшие перспективы. И на риск она пошла совершенно сознательно, никто ее не заставлял.

Мамука хмыкнул и бросил на собеседника странный взгляд.

– Это для меня новость, – удивился Егерь. – К тому же полтора месяца – это срок.

Он еще что-то говорил, но Дикарь его не слушал. Он молчал, разглядывал инициатора операции – холодный взгляд, в котором не таял лед, плотно сжатый рот. Слишком многое их связывало, чтобы сейчас не понять: тот решился идти до конца. Как всегда в таких случаях, закусив удила, напролом, по головам. А придется, и по трупам. Острый взгляд полузакрытых глаз Хаммера скользил по собеседникам, словно ножом вскрывая самую суть. Для него игра началась. Они все уже были в его обойме – и сомневающийся Мамука, и готовый на все Егерь. Имелось еще кое-что, о чем эти двое не знали, но догадывался Дикарь. Наверняка, у Хаммера была на примете пара ребят, способных заменить несогласных «друзей». Если что.

– Время, Мамука, – мягко напомнил Хаммер. – Ты с нами?

Дикарь нисколько не сомневался в положительном ответе. Он удивился чуть позже, когда Хаммер, провожая его, слегка озадачил словами.

– Рамзес, завтра в десять. На месте…

Тогда Дикарь недоуменно дернул плечами, не догадываясь о теме предстоящего разговора. Сейчас, опускаясь в шахте лифта на глубину, он вспоминал те мысли, которые возникли после того, как он услышал предложение Хаммера, касающееся только их двоих. На сей раз принципы друга, давно уже застывшие на нулевой отметке, четко и уверенно вошли в минус. До такой степени, что удивили Дикаря или Рамзеса – профессионала и хладнокровного киллера, чей послужной список давно перевалил за сотню, имея в строчках преждевременно покинувших грешный мир не только мужские имена.

Падение в бездну, так же, как и беспамятство, державшее Дикаря в плену больше недели, казалось, длилось вечность. Он медленно опускался на дно шахты лифта. Поверхность воды резали пули. Пенные стрелы пронзали серую муть, ища ускользающую цель. Светлый квадрат становился все меньше, все темнее. И, наконец, почти неразличимое пятно пропало, словно его слизнула тьма.

Они шли рука об руку – глубина и память. Толща воды давила сверху, не желая отпускать, также и память – не собиралась отступать, погружая его разум в те события, вспоминать о которых он не хотел. Дикарь падал, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Кто бы сомневался? Хаммер знал толк в упражнениях подобного рода – ублюдок, ведущий даже не двойную, а тройную игру, в которой так поздно обнаружился еще один, тайный смысл. Дикарю следовало лишний раз поблагодарить судьбу за то, что прозрение не стало последним, что он унес с собою на тот свет.

Самое страшное, что падая во мрак, не чувствуя собственного тела, Дикарь не переставал поражаться чувству, сопровождающему три года назад тот давний разговор. Только сейчас дайвера буквально обожгла легкость, с которой он согласился пособничать предателю. А если быть откровенным перед собой и открыто назвать вещи своими именами – то идея разделить объявленную сумму на двоих настолько захватила его, что необходимость избавиться при этом от товарищей не вызвала и тени противоречия. Более того, показалась заманчивой. От группы, которую созвучно с именем инициатора операции, они все называли Х.А.М.Е.Р. – от аббревиатуры первых букв их псевдонимов (Хаммер, Адель, Мамука, Егерь и Рамзес) – в конечном итоге должны были остаться в живых двое. Хаммер и Рамзес.

– Делить такую сумму на двоих проще, ты не находишь, Рамзес?

Сказал в то утро Хаммер и улыбнулся. И Дикарь – тогда еще Рамзес – усмехнулся ему в ответ. Они вдвоем, совсем как в былые времена, почти три года играли по собственным правилам, уже относясь к остальным как к расходному материалу. Была договоренность, что Хаммер сообщит о завершающей стадии операции, как только сочтет, что сбор информации по исследованию свойств «подземной торпеды» закончен. И как только отыщется покупатель. Ждать пришлось дольше, чем они рассчитывали. Но час икс настал чуть больше месяца назад.

– На данный момент сведений о «луче» больше чем достаточно, – соловьем разливался предатель. – Насколько мне известно, никто из окружения Грифона, исключая группу профессора, не представляет себе истинного положения вещей. Как только ты ликвидируешь наркобарона, начнется неразбериха. Заметь, в этом случае Адель вне подозрений. Поэтому часть сил ты оттянешь на себя. Но я нисколько не сомневаюсь в твоем профессионализме – ты с легкостью уйдешь от облавы. Люди Шейха наготове и ждут сигнала. Как только они его получат, остров с бункером будет захвачен. Как дальше он поступит с «лучом», нас не интересует. Деньги на кон – и мы свободны. Лишь делить сумму придется всего на два. А не на пять.

Тогда Рамзес кивнул. Он посмотрел на змея искусителя и задал единственный вопрос после паузы.

– Мамука и Егерь? Адель я в расчет не беру. Это твои дела.

– Мои, – согласился Хаммер. – И я их решу. А от первых двух… Как договорились. К чему оставлять мину замедленного действия за спиной? Ты возьмешь на себя Егеря.

– Если он уцелеет после штурма – нет вопросов. А ты Мамуку?

Хаммер медленно кивнул.

– Варианты отхода прежние. Через сток в море.

– Акваланги?

– Все на месте. Егерь уже позаботился об этом.

В холодных глазах Хаммера мелькнули ледяные искры. Ему было смешно. Ему виделся приятный парадокс в том, что смертник заранее позаботился о том, чтобы спасти своих убийц.

Сейчас, опускаясь на глубину, Дикарь с омерзением вспомнил свою реакцию на невысказанную мысль, застывшую в стальных глазах «друга». Осознание подлого предательства, затерянным во времени смехом ворвалось в голову, царапая мозг. Дикарь не хотел больше вспоминать. Ему хотелось крикнуть во все горло: хватит! Достаточно! Он понял всю низость своего падения. И не только предательства друзей, но и гораздо больше – предательства планеты, старушки-Земли, доживающей последние деньки. Где был его разум, когда Дикарь давал добро перед началом операции, в момент создания группы? Только дурак не способен понять опасности, скрытой в «подземной торпеде»! Нет, он далек был от мысли донести информацию до руководства отдела по борьбе с незаконными бандитскими формированиями, где они все числились. Какое там! Продажные, погрязшие в интригах, прогнившие насквозь чины, поступили бы также, как поступил Хаммер… И он, Дикарь. Егерь в одном из посланий с долей иронии как анекдот описал возможное будущее сверхоружия, где в конечной перспективе значилось полное уничтожение планеты, стоило только маньяку-исследователю пустить «луч смерти» по координатам вглубь земли. Там же, вскользь, он указал возможность уничтожения «торпеды» и с сарказмом уточнил схему. Дескать, у кого рука поднимется взорвать направленным действием «сам на себя» оружие, основанное на принципе, до которого человечество еще не доросло? Кандидат физических наук и не подозревал, что у кого-то хватит смелости отказаться от вознаграждения в пользу…

К черту банальности и громкие слова! И так все ясно! Мысленно кричал Дикарь, но память, нарушившая обет молчания, раскрутилась на полную катушку. Вздорная гадина все подкидывала детали, от которых сердце отбойным молотком ломало ребра.

– Мы с тобой прошли огонь и воду, – далеким солнечным утром никак не мог заткнуться Хаммер. – Я помню, как ты вынес меня на руках – раненого, истекающего кровью… Я рад, что мы нашли общий язык, Рамзес.

– Вот так, от благого начинания – я имею в виду нашу группу Х.А.М.Е.Р – остались всего две буквы, – услышал Дикарь собственный голос.

– Х.Р. Не худшие буквы, заметь, – подхватил Хаммер и оба они рассмеялись.

Кого сейчас винить, кроме самого себя, за то, что не придушил тогда змея, не раздавил мерзкую гадину? Гад вышел тогда с явочной квартиры, вполне довольный собой остановился у подъезда, на секунду подставив лицо лучам солнца. Рамзес уходил, унося в душе предательство, даже не подозревая, что в спину ему уже летит нож, брошенный недрогнувшей рукой. Тот, кто положил на алтарь алчности троих друзей, включая и собственную девушку, не остановится перед тем, чтобы бросить туда и четвертого. Сумма слишком хороша для того, чтобы ее делить.

Воспоминания душили Дикаря. Все распадалось на части, рассыпалось в прах. Он не знал того человека, которого усердно рисовала ему память. Воспоминания теснились, наперебой стремясь донести до него потерянные в прошлом мысли. Детские годы, юношество, последняя парта в школе, которую он делил с белобрысым мальчишкой, впоследствии Хаммером, тоненькая одноклассница, буквально затащившая его в постель. Первый труп и осознание собственной значимости, от которой захватило дух.

Картинки из прошлого, проявляющиеся в голове, вызывали неприятие. Все казалось неверным, неправильным: чужие смерти, кровь на его руках, мольбы о пощаде – вдруг, на заре его «карьеры», то легкое возбуждение, с которым он нажимал на спусковой крючок, продажная любовь с влажными простынями на съемных квартирах, хорошая девочка Стэлла, чьи глаза, как полные озера боялись расплескать ненависть, которая все равно пролилась вниз блестящими дорожками… Все это, вместе взятое – легенда для нелегала, которая никак не хотела становиться второй кожей.

Кто был тот парень? Рамзес – крутой мужчина с эмоциональностью шкафа и беспринципностью варвара? Тот, кого предал единственный друг – одно перечисление совместных деяний, замешанных на взаимовыручке, названной красивыми словами «настоящая мужская дружба» заняло бы ни один час!

Нет. Дикарь не имел ничего общего с тем грузом, который носил на плечах Рамзес. Его собственная ноша была легка. Только за нее он соглашался нести ответственность перед грядущим ликом небытия. Тому, кто собирался его судить на том свете, придется разделить двух людей! Один из которых, преданный и проданный другом, больше недели назад на яхте Грифона был убит двумя выстрелами в упор!

Дикарь уже не понимал толком, что происходит. То ли шахта лифта, в которую погружалось его тело, не имела дна, то ли память, раскрыв все карты, затягивала разум в пропасть, откуда не было выхода. Дайвер дышал. Раскрылись мембраны, встроенные в ноздри, фильтруя кислород. Спазм сжал горло, не пропуская внутрь ни глотка воды. Пленки, вторыми веками закрывшие глаза, настроили ночное зрение. Вздувшиеся в ушах пузыри опадали, регулируя давление.

Он вспомнил, откуда взялись перемены. Рамзес добровольно согласился стать подопытным кроликом и ни разу не пожалел о беспрецедентной операции. Глубина не представляла для него опасности, он мог продержаться без воздуха достаточно долго. Новшества в его теле предполагали жизнь под водой. Лишь одного не учел Павел Александрович – хирург божьей милостью – того, что сейчас Дикарю не хотелось жить.