Текст книги "Предатель"

13

В древней Англии с предателями интересов страны не церемонились. Осужденного выводили на площадь, прилюдно вырезали сердце и проносили перед толпой, дабы все, включая и детей, могли лицезреть «лживое сердце изменника». Потом еще живому приговоренному отрубали руки и ноги, и уж затем обезглавливали.

Опустошенный, но в какой-то степени удовлетворенный, Грифон возвращался домой. Рассеянным взглядом он скользнул по бравому охраннику, застывшему навытяжку, и поднялся по ступеням трехэтажного особняка. По периметру настоящее чудо современного архитектурного искусства окружали пулеметные гнезда, тщательно замаскированные на невысоких вышках.

Охранник дождался, пока хозяин поднимется по ступеням и без лишней суеты открыл дверь. Подобных действий от него не требовалось – Грифон не склонен был в буднем общении с подчиненными закручивать гайки, это получалось само собой. При его появлении подбирались наметившиеся животы, выпрямлялись спины и во взглядах читалась готовность выполнить любой приказ. Словом, происходило то, что любил хозяин.

Ночь густела, наливалась чернотой, затемняя яркие светильники звезд, и только народившийся диск луны путался в тумане. О надвигающемся дожде предупреждал запах озона, витавший в воздухе. Многочисленной охране предстояла долгая ночка под дождем. Казалось бы, под перестук капели легче спится, но Грифона в такие ночи мучила бессонница.

Массивные двери особняка закрылись, отделяя хозяина от сгущающейся темноты, прорезанной светом фонарей вдоль дорожек, и раскатов пока далекого грома. Грифон надеялся, что сомнения, которыми день оказался забит до отказа, наконец, улетучатся и впереди его ждет отдых: горящее пламя камина, кресло, пара бокалов коньяка и ласковая кошечка Адель, почти хранительница домашнего очага. Слово «почти» было не тем статусом, который со временем грозил перерасти в нечто большее. Нет. Звание любовницы было окончательным и обжалованию не подлежало. Красивая, большегрудая, в меру стервочка, – все вместе взятое устраивало Грифона. Но кто мог ручаться за то, что свято место завтра не займет другая, вызвавшаяся удовлетворять его прихоти не с меньшим энтузиазмом?

Единственное требование, которое не радовало избранниц – на светской жизни можно было смело ставить крест. Каждый шаг девушки отныне контролировала охрана. Никаких знакомых, родителей и подружек. Исключения допускались в самом крайнем случае. И если принять во внимание отсутствие постоянной радиосвязи между островом и континентом, то согласие на жизнь с Грифоном являлось разновидностью домашнего ареста. Четко контролируемое одиночество – вот плата за роскошную жизнь в особняке, дорогие подарки и редкие поездки на континент. Несмотря на минусы, от желающих не было отбоя. Точнее сказать, Грифону не отказывал никто. Он считал, что ему не присуще болезненное самолюбие, не позволяющее пережить отказ. По крайней мере, он так считал, за отсутствием подобного опыта.

В отношениях с любовницами присутствовал еще один нюанс, о котором до поры милой куколке Адель знать было не обязательно.

Девушка ждала его в гостиной, обитой черным деревом. Она сидела на диване, сжимая в руке тонкую ножку бокала, в котором пенилось шампанское. В карих глазах плясали огоньки – отражение пылающего камина. Легкий шелк пеньюара кораллового цвета скользнул с плеча, обнажая грудь, когда она с радостным «привет» поднялась Грифону навстречу.

– Алекс! Наконец-то! – Пухлые губы недовольно надулись. – Я уж думала, опять спать одной!

Грифон не удостоил девушку ответом. Обогнул ее, хлопнув по округлой попке. Только утонув в глубине мягкого, необъятных размеров кресла, он понял, насколько устал.

– Плесни мне коньяка, – негромко сказал он.

– Хенри? Мартель? – с готовностью отозвалась она. От былого недовольства не осталось и следа.

Грифон отрицательно покачал головой.

– Значит, Хеннесси…

Адель птичкой подлетела к бару. В порхнувших полах пеньюара на миг открылся чисто бритый лобок. Грифон расслабленно вздохнул, наблюдая за тем, с какой ловкостью девушка управляется с бутылкой. Хотя… Возникала порой мыслишка о необходимости что-то поменять в жизни. То, что это «что-то» вертело сейчас роскошным задом у стойки бара, можно было не уточнять. И не то, чтобы глупая девочка стала его раздражать. Отнюдь. С годами в ней прибавилась готовность решаться на многое, если дело касалось денег. А в умной собеседнице Грифон нужды не испытывал никогда.

В физике есть такое понятие, как усталость металла. Так и эмоциональный фон наркобарона выдерживал близкое присутствие одной женщины не более трех лет. Потом глаз замыливался и объект переставал вызывать сексуальный интерес, несмотря на ярко выраженные достоинства. Однако с Аделью все оказалось не так прямолинейно. Каждый раз, наблюдая за тем, как девушка наклонялась, являя в распахнутом вороте пеньюара упругую грудь, Грифон пересматривал свое решение. Хорошая девочка. Пусть поживет.

Владелец криминального бизнеса медленно поднял бокал, наслаждаясь приглушенным янтарным блеском, затаившимся внутри благородного напитка. На столе как по мановению волшебной палочки возникла тарелка с белым виноградом – идеальный способ оттенить сложную текстуру фруктовых нот. Грифон не признавал в качестве закуски лимона. Тем более в нем вызывала неприятие так называемая «николяшка» – цитрус, посыпанный сверху кофе с сахаром. Кстати, названая в честь Николая II, закуска была обязана курьезу. Как известно, царь не жаловал спиртное. Но однажды во время приема французских послов хватанул подаренного в качестве презента коньяка. И, как водится, поморщился. Чтобы сгладить впечатление, император положил в рот дольку лимона, подававшегося к чаю – дескать, вот что было причиной недовольной гримасы на лице! Но обычай прижился, неизменно вызывая шок у французов, придерживающихся при употреблении коньяка правила трех «С» – café, cognac, cigares.

– Ты не представляешь, что было утром! – защебетала Адель, вспорхнув с ногами на диван. – Если бы не Фарид, вообще не знаю, чем бы дело кончилось! Представь, выхожу я утром к бассейну освежиться и вижу – сидит на кафеле зверек. Маленький такой, забавный, как белочка. Только без хвоста. Вытянулся на задних лапках и смотрит на меня. Я покормить его хотела – взяла со стола орешков и протягиваю ему. И вдруг он ка-а-ак разинет пасть, а вся кожа на мордочке стала слезать с него, как чулок! Пока я соображала, что к чему, Фарид стулом по нему как грохнет! Представляешь? Оказалась тварь жутко ядовитая. Фарид говорит, если бы зверь меня цапнул – и пяти минут бы не прожила. Кошмар какой-то…

Адель говорила, эмоционально переживая утренний случай, но Грифон ее не слушал. Маслянистая густая жидкость, поймавшая в плен янтарь горящего пламени, разбудила в нем воспоминание.

Ни в каких, даже самых радужных мечтах, Грифону не представлялось, что замена Хаммеру найдется так быстро. Это настораживало. Чтобы не сказать больше. Еще на заре их знакомства с бывшим осведомителем наркобарон получил список сотрудников спецотдела. Файл послужил залогом, на котором строились последующие отношения, основанные на взаимной выгоде. С тех пор много воды утекло, но Грифон еще в то время распорядился держать в поле зрения некоторых уязвимых, с его точки зрения, спецагентов.

На первый взгляд указанные в списке отличались кристальной чистотой. Однако существовал железный аргумент, способный пробить рыцарские доспехи. Прямолинейный, жестокий, не признающий компромиссов. Сломавший ни одну судьбу в попытке втоптать в грязь змея-искусителя с золотыми зубами. И что же? Серый кардинал по-прежнему правит миром, вгоняя людей в транс шелестом купюр и ни с чем не сравнимым запахом свежеотпечатанных денег.

И Мамука – так звали нового осведомителя – не явился исключением из правил. Как и все те, кого сдал Хаммер, он редко появлялся в городе. За два года наблюдений, ведущихся ни шатко ни валко, удалось выяснить немногое. Выходец с Кавказа мало с кем общался. Так, пара знакомых да родители погибшего друга. Из порочащих связей, с сильной натяжкой способных служить основой для компромата, могла стать только затянувшаяся любовная история с бывшей проституткой. Мамука явил с себя с лучшей стороны, выкупив девчонку и поселив на квартире, которую сам оплачивал. Подобное благородство наводило на мысли. Но так ли был привязан к плохой девочке спецагент, чтобы пойти на сотрудничество под угрозой ее смерти? А может, опытному сотруднику отдела по борьбе с незаконными бандитскими формированиями ничего не стоило обрубить концы, оставив девушку на растерзание бойцам наркобарона?

Ответить на вопрос Грифон не мог. И в любом случае – шантаж самая плохая основа для взаимовыгодных отношений. Поставленный несколько дней назад перед необходимостью срочно найти информатора в спецорганах, Грифон обратил внимание на отчет одного из топтунов, ведущих Мамуку. Только дотошности молодого фискала наркобарон был обязан тому, что в файлы угодило ничем не примечательное наблюдение: в дорогом автосалоне, куда зайти отважится не каждый, стоял наш южанин и по выражению топтуна «пускал слюни». Объект его вожделения – новенький Форд Мустанг – матово гасил солнечные лучи крыльями цвета black devil.

Грифон решил поставить на кавказца. Дав отмашку на вербовку мастеру шантажа Старому Хрычу, владелец островов с нетерпением ждал результата. И дождался. Когда Мамука выразил желание иметь дело только с боссом, Грифон согласился на встречу, на успех особо не рассчитывая.

Теперь, заново оценивая встречу в ночном клубе, Грифон пытался выявить детали, на которых следовало заострить внимание, но интуиция молчала. Даже в темноте зала, подсвеченного звездным пологом подвесного потолка, заметно было, как нервничал невысокий, накаченный мужчина. В его внешности – светлых, утопленных в синеве глазах с прищуром, крупном носе и слегка раздвоенном подбородке – ничто не указывало на отца, грузина по национальности.

«Наверняка пошел в мать», – решил Грифон, всматриваясь в темноту надвинутого на лоб капюшона.

– Ты зря выбрал это место, – негромко сказал хозяин положения, и не пытаясь перекричать музыку. – Здесь я не могу гарантировать тебе безопасность.

– Я сам обеспечу себе безопасность.

В тон ему отозвался Мамука, не переставая вертеть в руках золотую зажигалку – подарок прошмандовки, это Грифон знал точно. Его люди после вербовки взяли в оборот Чукчу – такую кличку дал девочке Старый Хрыч за разрез глаз (несмотря на то, что проститутка оказалась тайкой). Узкоглазая долго ломаться не стала и выдала как на духу планы любовника на ближайшее будущее: Мамука рассчитывал вывести девочку вглубь континента и обеспечить ей безбедное существование. Вот так появился еще один довод в копилке компромата.

– Нам не обязательно встречаться, – сказал Мамука. Он положил зажигалку на стол. Однако спустя секунду она снова прыгнула ему в руки. – Условия обговорили. Надеюсь, проверка много времени не займет.

Грифон отрицательно покачал головой.

– Я жду оставшуюся половину на счет не позже послезавтра.

– Если все подтвердится, – Грифон сделал паузу, – не сомневайся.

– Надеюсь, сотрудничество будет взаимовыгодным.

Мамука поднялся, давая понять, что разговор закончен. Наркобарон жестом остановил его.

– Мне не нравится та система связи, что ты предложил. Необходим экстренный канал.

– Согласен. Но пока мне нечего предложить.

– Могу предложить я.

– Нет. Не годится. Все варианты будут мои. И постарайся, чтобы топтуны рядом со мной не светились. Пострадать могут. Я нервный.

– Договоримся.

– Нет, – веско бросил кавказец и подался вперед. Грифону вдруг показалось, что безобидная зажигалка, мелькающая в его руках вполне способна превратиться в оружие.

– Не понял.

– Никакой слежки. Это условие. Замечу…

– И что тогда? – насмешливо прищурился Грифон.

– Сделки не будет.

– Сделка уже состоялась. И обратного хода не имеет.

– Ты так думаешь? – в светлых глазах Мамуки блеснули бесовские огни.

– Уверен.

– Ладно, – после паузы нехотя протянул осведомитель. – Я все сказал. Пока у тебя есть занятие.

– Пока есть, – усмехнулся Грифон.

Меньше чем через час вышеупомянутое «занятие» – краеугольный камень, на котором, вполне возможно, будут строиться дальнейшие отношения – сидело на стуле в коморке без окон. И свет, падающий сверху из лампы с металлическим абажуром, резал на части полное лицо с трясущимися губами. Крупные капли пота катились по щекам и исчезали под подбородком, там, где свет не мог до них добраться.

– А я считал тебя нормальным парнем, Шизик.

Грифон сидел в кресле напротив, перед столиком, на котором лежала деревянная коробка с сигарами и пачка длинных спичек.

– Шеф… я… В чем я виноват? – быстро шептал полный парень, сидящий на стуле со связанными за спиной руками. – Я делал все, как ты приказывал…

– И стучать на друзей я тебе тоже приказывал? – уронил Грифон, вынимая из коробки кубинскую сигару.

Он предпочитал «Double Corona» за неповторимый аромат. Как только коричневая сигара оказалась в его руках, тонкое обоняние уловило сладкий запах с легкой примесью кедра. Под детский лепет струхнувшего парня, под все эти «кто тебе сказал», «как ты мог подумать», «верой и правдой» Грифон достал из кармана каттер и ловким движением отсек у сигары запечатанный кончик.

– Группа Коми-сэя твоя заслуга? – спросил наркобарон, не прерывая занятия.

– Что? Как… Грифон! Кому ты веришь? Разве не видно, что меня подставили! Кому-то очень не понравилось, что я стал старшим! Кто-то просто метит на мое место, и я даже догадываюсь кто!

Полное лицо дрожало как желе. Взгляд загнанной крысы перебегал с Грифона на стоящего рядом со стулом Бекета, на его оголенные по плечи руки мясника, потом скользил по Белому, откровенно ухмыляющемуся, и, натолкнувшись на железный ящик с пугающими до обморока инструментами, снова возвращался к боссу.

– Мне нужно признание, Шизик.

– Гри… фо-он…

– Но мне нужно не просто признание. Я хочу знать подробности.

– Я… не знаю за что… Я не виноват. Меня подставили, Грифо-он! Не надо!

– Мне нужны подробности. Когда. Где. Кому. Сколько раз. И с чего все началось.

– Подставили! Я не виноват! – парень завыл, истекая потом. – Я могу это доказать! Послушай меня!

– Я понял. Признания не будет.

– Подожди! Шеф! Дай сказать, я…

– Бекет. – Грифон коротко посмотрел на здоровяка. – Охлади парня. Слово вставить не дает.

Он не успел договорить. От короткого удара голова парня запрокинулась. Из разбитого носа потекла красная струйка, каплями пачкая расстегнутую на груди рубаху.

– Я не стукач… не стукач, – давился парень, шмыгая носом.

– Хорошо. Тогда начнем.

Грифон зажег спичку, поднес пламя к ножке и стал равномерно поворачивать сигару. Сладковатый запах усилился, поплыл по каморке, навевая сладостные грезы. К нему присоединилась легкая нота кофейного аромата.

– Я тебе расскажу, как все будет. – Грифон поднес прогретую сигару ко рту и сделал первую, бесподобную затяжку, выпустил дым в потолок, следя за тем, как развеивается ароматное облако. Потом медленно продолжал, смакуя каждое слово, словно оно являлось продолжением процесса, гарантирующего полное расслабление. – Сейчас Бекет возьмет со стойки щипцы. И будет вырывать тебе зубы.

Парень тихо заскулил.

– Он будет вырывать тебе один зуб столько времени, сколько мне потребуется для того, чтобы выкурить эту сигару. Знаешь, Шизик, курение сигары процесс неспешный. Тебе хватит времени, чтобы все обдумать.

Полный парень плакал, глотая слезы.

– Ты можешь обдумать все раньше, чем я докурю. Твое признание остановит Бекета. В таком случае у тебя будет шанс выжить. Я всем даю этот шанс. На острове.

Открывшаяся перспектива мало чем отличалась от смерти. Шизик это знал. Его голова упала на грудь. По щекам текли слезы, смешиваясь с кровью.

– Я вижу, ты понял. Я умею объяснять, – сказал Грифон, затянулся и выпустил дым под потолок. – Но учти. Я слишком много знаю. Поэтому начинай сразу с Цветочной улицы.

Не последующее признание, а именно этот быстрый взгляд, вырвавшийся нечаянно, как птица из клетки, выдал парня с головой. Он вскинул голову так быстро, что капли крови едва не попали на ботинки Бекета.

– Давай, – приказал Грифон. – И помни, Шизик, пока я докурю сигару.

– Нет-нет-нет, – забубнил Шизик. Жесточайший удар под дых заставил его не только замолчать, но и открыть рот. Вместе с воздухом туда ворвался блестящий металл щипцов.

Стукач не продержался и до половины сигары. Как только началась боль, крупное тело парня заходило ходуном. Если бы не стул, привинченный к полу, отъехал бы к противоположной стене. Шизик пытался крутить головой, но вскоре понял, что так еще больнее. Подошвы его ботинок выбивали крупную дрожь, из глаз ручьем текли слезы. Потом полилась кровь. Чтобы не захлебнуться, парню приходилось часто глотать. И все равно, кровавые брызги отлетали на белую футболку Бекета, только начавшему входить в раж.

– Погоди, Бекет, – дождавшись, когда парень замычал, Грифон прервал экзекуцию. – Он хочет что-то сказать.

И стукач «вспомнил» все. Тот момент, с которого началось его знакомство со спецами. И связующий канал, по которому передавались сведения. И того, кто всегда ждал его на явочной квартире, обеспечивая отход. Дальше – больше. Он говорил, не в силах выносить напоминания о боли, что застыла кровавыми каплями на конце металлических щипцов в нескольких сантиметрах от его рта. Его челюсть сводила судорога. Стукач давился словами и кровью. И говорил, говорил. Он готов был изложить историю своей жизни от начала до сегодняшнего дня и снова пойти по кругу, лишь не допустить возобновления боли, лишающей рассудка.

Все, что услышал Грифон, практически слово в слово совпадало с тем, что рассказал Мамука. Многое подтвердилось. Однако сомнения продолжали терзать наркодельца. Предположение, что спецура сдала стукача, в последнее время стремительно рванувшего наверх по карьерной лестнице, не могло не возникнуть в его голове. Грифон отдавал себе отчет, что в команде не один Шизик работал на противника. Наверняка, имелись пташки и легкого полета. Те, кем не жалко пожертвовать. Почему же выбрана такая крупная дичь?..

Даже сейчас, сидя перед камином, владелец наркобизнеса не мог отделаться от мысли, что началась игра, правил которой он не знает. От раздумий его отвлекла милая куколка Адель. Она сбросила шелковый халатик и замерла в нескольких шагах от него, позволяя насладиться видом прекрасного тела, сияющего в свете камина.

– Папуся устал, – тоном маленькой девочки сказала она и протянула ему руку. – Пойдем в спальню. Я знаю, чем тебе помочь.

Грифон поднялся, сжав хрупкие пальцы девушки. В спальне, особо не церемонясь, он вошел в нее сзади. Яростно, ожесточенно, словно сильно прижатая к себе упругая попка могла избавить его от сомнений.

Чуть позже Адель скользнула в ванную комнату, послав воздушный поцелуй утомленному Грифону. Стоя под обжигающе горячими струями «тропического дождя», девушка наслаждалась тем, как вода заливает лицо. Адель позволила себе расслабиться. Пухлые губы искривились, выталкивая наружу неслышные слова.

– Гаденыш… Заплатишь… За все.

14

Лишь в древнем Китае самого палача могли казнить за то, что жертва умирала ранее восьми или девяти дней, отведенных правосудием для пыток. А за это время одно изощренное истязание сменялось другим. Еще более изощренным.

Черная стальная птица зависла над крышей торгового центра. Огромные лопасти резали воздух в лучах восходящего солнца. На фоне обветшалого, больного проказой города, вертолет казался выходцем из другого мира. Ровный шум двигателя, как заклинание в магическом ритуале, казалось, способен поднять из могил мертвецов.

Дикарь, прижимая к глазам окуляры бинокля, вглядывался в иллюминаторы вертолета, в окна высоток, слепо отражающих солнце. За исключением зависшего монстра, движения заметно не было.

Город-призрак не спешил оказывать радушный прием непрошеным гостям.

Из раздутого брюха стальной махины выстрелил трос с прикрепленным на конце грузом. Как только он упал на крышу, по веревке скользнул вниз первый десантник. Он приземлился и тут же взял оружие наизготовку, держа под прицелом здание, в котором затаился Дикарь. Следом за бойцом приземлился еще один, откатился в сторону, занимая место с противоположным углом обзора. Потом рядом спрыгнул третий.

Дайвер насчитал пятерых, когда трос стал сматываться и исчез в брюхе вертолета. Слева от выступа на крыше отделился худой, нескладный человек и призывно замахал руками, приглашая бойцов следовать за собой. Как только бойцы исчезли, вертолет завалился набок, поднялся выше и полетел на север, где Дикарь видеть его не мог.

Тревожное предчувствие сжало сердце в тиски. Он не знал, по чью душу явились архангелы в полной боевой экипировке, но ему однозначно не понравилось, как по-хозяйски они исчезли в глубине торгового центра.

– Надо уходить, – сказал Дикарь и взглянул на Киру, застывшую у него за плечом. – Лучше быть подальше отсюда.

– Знаю, – выдохнула она. – Тебе это тоже не нравится?

– Нет. – Дикарь подхватил рюкзак. – Не нравится.

И, полный дурных предчувствий, первым шагнул в дверной проем. Ситуация не понравилась бы ему еще больше, если бы он увидел, как вертолет завис над центральным зданием онкологического центра. Еще пять бойцов спустились на крышу. Не прошло и нескольких минут, как вертолет поднялся и улетел, взяв курс на север. Шум двигателя постепенно стих и на затопленный город обрушилась тишина, не отличимая от смерти.

В сумраке захламленных, пропитанных духом тления помещений, Дикарь ориентировался довольно уверенно. Лавируя среди завалов искореженной техники и обломков мебели, он пускал луч света вскачь лишь в последний момент, когда казалось, что дорога впереди замыкалась в куче хлама. Пройдя длинную анфиладу из соединенных дверными провалами помещений, дайвер уверенно свернул налево.

В огромном зале с потолка капала вода. По битому кафелю струились ручьи. В дырах на стенах (там, где осыпалась плитка) щедрыми россыпями гнездились бледные шляпки грибов. Отсюда вело сразу несколько выходов. Кира не успела раскрыть рта, указывая направление: странное дело, стоило Дикарю посмотреть налево, как в голове до мельчайших подробностей обозначился возможный путь.

– Нам сюда, – начала девушка, но дайвер ее перебил.

– За мной, – тихо сказал он.

– Слушай, Дикарь, как ты…

– Потом поговорим, – бросил он через плечо и решительно свернул в боковое ответвление.

В коридоре под ногами кишела живность. Дикарь шел быстро, стараясь не наступать на блестящих в свете фонаря мокриц. От обилия черных телец с ярко красными пятнами рябило в глазах. Мужчина слышал, как сзади тихо чертыхалась Кира, и спешил увести ее от мерзких насекомых. Перед глазами застыл план дальнейшего пути, испещренный красными стрелками и значками с предупреждениями. Например, дайвер знал, что спускаться вниз по лестнице, мелькнувшей справа опасно – там внизу темнело болото, заполненное отвратительными пресмыкающимися. Хотя, на первый взгляд, затопленный участок легко можно было пересечь по кочкам, словно нарочно отставленных друг от друга на расстоянии шага. Путь наверх, через туннельный переход между зданиями, тоже был закрыт: у завалов охотилось семейство ежей-мутантов, стреляющих отравленными иглами.

Дикарь шел, не задаваясь вопросами, откуда черпалась информация. Он был благодарен памяти за те жалкие подачки, что она бросала ему, как кости голодному псу. Давным-давно, а может, недавно, он слышал о так называемом туннельном зрении. Когда мир воспринимается словно через ствол ружья, оставляя в тумане периферию. Нечто сродни подобному испытывал сейчас Дикарь, в качестве проводника ведя Киру по бесконечным переходам. Его, идущего без страха и упрека, остановил лишь возмущенный окрик девушки.

– Дикарь! Ты врал мне!

У новоиспеченного проводника не осталось ни сил, ни желания на то, чтобы вступать в полемику. Но в отчаянном тоне прорвалась такая искренняя обида, что дайвер обернулся, поймав в объятия с трудом поспевающую за ним девушку.

– Тише, тише, – начал он, прижимая к груди кипящую от негодования Киру.

– Ты мне врал, – она сбавила обороты, постепенно приходя в себя. – Ты говорил, что ничего здесь не знаешь. Говорил «Кира, веди меня», говорил «показывай дорогу»… А сам? Ты здесь все знаешь лучше меня!

– Кира, послушай меня…

– Как я могу после этого тебе верить? Ты мне врешь… Я думала…

– Послушай меня! – Он стиснул ее в объятиях, на миг лишив дыхания. – Я объясню тебе все потом, когда мы будем в безопасном месте.

– Обещаешь?

– Обещаю. А сейчас нам нужно убраться отсюда. И быстрее.

– Может, наоборот? Нам нужно было отсидеться в том укромном месте? Они бы там нас не нашли. О нем никто не знает.

– Я знал, – ему снова пришлось прижать ее к себе, чтобы переждать новый всплеск эмоций. – Все. Хватит болтать. Пошли.

– Хорошо. – Кира мягко отстранилась. – Не считай меня дурой. Я знаю, что надо уходить. Че тоже боялся вертолетов. Приходили люди, рассказывали.

Кира продолжала бормотать на ходу, безоговорочно следуя за проводником.

– Они рассказывали, что после катастрофы в наш район была выслана военная экспедиция. Чтобы спасти уцелевших людей. Но случилось что-то нехорошее, что-то аномальное. Короче, корабли затонули. А крылатые птицы вообще взорвались в воздухе. А потом на нас забили. Решили, что со временем тут и спасать некого будет. Я видела тех, кто уцелел. Военных. Они рассказывали страшные вещи… И вертолеты я видела. Один вообще загорелся у меня на глазах… И каждый раз Че говорил: «Не к добру они прилетели, Кира»…

– Тише, – шикнул Дикарь, вступая в темноту уходящей вниз лестницы.

Он стал спускаться, осторожно ставя ногу на битый кафель, стараясь обмануть прилипчивое эхо. Кира не отставала, почти бесшумно переводя дыхание. Два пролета они одолели без происшествий. Сумрак отступал под натиском света, падающего из дыр под самым потолком. Вскоре лестница кончились, выведя путников в пространство туннельного перехода. Вдоль стен, урча голодным зверем, струился ручей, перекатывался через рукотворные пороги. Дикарь переступил через воду и вошел в туннель, держа оружие наготове: тускло дрожащий свет в конце перехода внушал ему беспокойство. К тому же в узком пространстве некуда оказалось деться от эха, терзающего звук шагов. Гулкое, расчленяющее шум на отдельные призвуки, оно заставляло Дикаря досадливо морщиться.

К радости путников туннель скоро закончился: распахнутые створки сорванных с верхних петель стальных дверей вели в сумрак бывшего бассейна. Зияя темными провалами от выбитых кафельных пластин, чаша убогого бассейна напоминала разинутую на приме у стоматолога старческую челюсть. И словно недавние протезы – предмет гордости старика – блестели хорошо сохранившиеся борта, готовящиеся захлопнуться в любой момент, чтобы перетереть, измочалить живность, попавшую в жернова. В дырах между плитами ютились водоросли. Вдоль стены щетинились острыми кольями части неизвестно чего, отдаленно напоминающие тренажеры.

Не теряя времени, дайвер двинулся вдоль борта. Он шел медленно, не отводя взгляда от противоположной стены, почти скрытой за нагромождениями. Вроде бы ничего страшного, но нехорошее предчувствие вклинилось в голову, заставляя мужчину держаться наготове. Он прошел половину пути, не отметив для себя ничего угрожающего, кроме неясного шевеления водорослей в чаше бассейна.

Кира шла за проводником. Он слышал, как она пытается ступать осторожно, но, несмотря на старания, производила больше шума, чем он.

Тишина умиротворяла. Струи, стекающие между водорослями, создавали обманчивое присутствие чего-то живого. Дикарь отвлекся, повернув голову в сторону змеившейся по стене трещины, из которой сочилась влага.

И в тот же миг от черного провала, намеченного дайвером в качестве выхода, метнулось нечто, кубарем перекатившееся на противоположную сторону. Опережая бросок, Дикарь выстрелил, метя в голову верткой твари и, завершая поворот, толкнул Киру в глубину завала. Потом присел, укрывшись за развороченным нутром тренажера, держа под прицелом тот берег.

– Ты не можешь меня убить!

Пронзительный, резкий возглас резанул по барабанным перепонкам едва ли не сильнее выстрела. «Убить… убить… убить». Эхо тут же подкинуло последнее слово, мячиком от пинг-понга перебросив его между стенами. Оно еще не стихло, когда ответил Дикарь.

– Руки вверх! – грозно приказал он. – Выходи вперед, чтобы я тебя видел!

– Ты не можешь меня убить!

– Я сказал: выходи! – рявкнул Дикарь. – И топай вперед!

Возникла легкая заминка. Потом от завала отделился маленький тщедушный силуэт и нерешительно замер на краю бассейна.

– Куда мне идти? – уже менее пронзительно спросили с противоположной стороны. – Вниз, что ли?

– Вдоль борта иди. Теперь поворачивай ко мне. Руки, руки не опускай.

– Я все понял. Не вздумай пальнуть.

Когда тоненькая фигурка с поднятыми руками выступила из сумрака и на нее упал свет из расщелины под потолком, Дайвер опустил оружие. Рукава съехали к плечам, обнажив костлявые руки. Те же темные грязные волосы, закрывающие пол-лица, тот же обветшалый комбинезон с прорехами на коленях. Дикарь поднялся, напоследок шепнув Кире: «Сиди здесь», и двинулся вдоль стены.

– Черт. Ты один?

– Один. С кем мне еще быть? – с вызовом спросил мальчишка. – Они там все уже не люди.

– Ладно. Проехали. Каким чертом тебя сюда занесло?

– Каким чертом, – ворчливо передразнил Дикаря подросток. – Хоть бы спасибо сказал.

– Кто? – От удивления дайвер поднял брови. – Я? Тебе?

– Ты – мне.

– Ну, ты, пацан, даешь. И за что я должен тебе спасибо говорить? Вроде как это я тебя спас.

– Спас он. Давно это было. Ты меня, а я теперь тебя… Руки-то можно опустить?

– Валяй. Только не дергайся. Тебя как зовут, спаситель? – спросил Дикарь, вплотную подходя к подростку. Вблизи тоненький мальчик с темными длинными волосами производил еще более жалкое впечатление. Болезненно тощий, со взглядом загнанной в угол крысы, решившей биться до последнего.

– Малой… Они меня так называли.

– Родители?

– Хрен их всех дери, этих родителей, – внезапно окрысился мальчишка.

– Ладно, не психуй. Чего ты хотел-то, Малой? Голодный ты, может? Так у меня есть…

– Да в гробу я видал твою еду. Тут еды до фига.

Дикарь красноречиво хмыкнул, окинув взглядом тонкую фигурку.

– А чего ты скалишься? – опять взвился Малой. И тут же добавил, почти еле слышно: – У меня это от переживаний. За людей… Обидно…

– Ты же говоришь, тут нет людей.

– Ни тут, ни там. Нигде. – И вдруг крикнул, словно с цепи сорвался: – Один ты остался! Вот и бегу, чтобы тебя предупредить!