Текст книги "Тело угрозы"

Может быть, так, а возможно, и нет.

– Так что у нас там? – двумя часами позже, насладившись покоем, какой изливали звезды, а затем и успев устроить девушку в другой, одноместной каюте, в очередной раз спросил Гридень Кудряша, который не отрывался от другого монитора – того, на который постоянно поступала информация Бломберга. – Как покупаем?

Кудлатый поднял голову, потер усталые, покрасневшие глаза.

– Пора заканчивать. Установилась тенденция к росту. Как только поднимутся еще на три пункта – надо будет стопорить. А вообще-то там осталось и вовсе немного; остальное – главные куски – мы успели перехватить.

– Сколько же у нас набежало всего?

Кудлатый стрельнул глазами по сторонам, и хотя в каюте, отведенной под их личный центр связи, не было, кроме них, ни души, не решился все же называть цифры вслух, а набрал их на своем карманном блокноте, показал и тут же стер – во избежание.

– Ну что же, – проговорил Гридень, – на такой порядок величины мы и рассчитывали. Пожалуй, время откупорить шампанское, тебе не кажется?

Федор Петрович уже запрокинул было голову, чтобы кивнуть, но не довел движения до конца.

– Давай уж дотерпим до конца, – предложил он. – Вот раздолбают глыбу, все страхи пропадут, искать виноватых перестанут, выйдем с тобой на твердую землю – тогда уж отметим. Шампанским в том числе.

Гридень не удивился: он знал, что Кудлатый суеверен; да и сам он, откровенно говоря, верил в приметы – хотя и не во все.

– Будь по-твоему, – согласился он. И добавил: – Видишь, какой я стал сговорчивый?

Кудряш кивнул. Он заметил, разумеется. И это его, пожалуй, беспокоило даже больше, чем приближавшееся со все растущей скоростью Тело Угрозы.

Хотя его людей на борту крейсера было вроде бы достаточно для того, чтобы обеспечить безопасность авторитета, а в случае чего и нейтрализовать Гридня со всем его кагалом, все же он чувствовал: что-то идет не так, как следовало бы, хотя и сейчас считал, что поступил правильно, приняв приглашение нынешнего компаньона: оставайся он на эти дни в России – было бы куда хуже, а для того, чтобы оказаться на какой-нибудь нейтральной территории, время было упущено: очень уж он увлекся биржевой операцией. Все эти обстоятельства казались ему куда более опасными, чем пресловутое тело.

– Надеюсь только, – проговорил он как бы между прочим, – что, пока мы тут бултыхаемся, в Нью-Йорке и Лондоне наши дела – у надежных брокеров? Это ведь не Москва…

– Не волнуйся. Два моих инсайда за много лет ни разу не подводили. Да и тобою направленный инсайд тоже многого стоит. Кстати, сейчас команды им подает человек и вовсе – из ряду вон.

– Я его знаю?

Гридень лишь усмехнулся:

– Сам главный оппозиционер.

Кудлатый только присвистнул.

– Ну ты даешь…

7

Пролеживая койку в американской больнице, где ему исправно заштопали дырку в теле, главный оппозиционер думал все время об одном. И не о том вовсе – кто это устроил ему такие каникулы: найти автора сейчас вовсе не было главным, с этим одно из двух: или можно будет отыскать его и воздать полной мерой после того, как будет достигнут основной успех, или – если успеха не добиться – никакого смысла искать и не будет: все будет проиграно вчистую.

Так что думал он сейчас не о покушении, а об успехе. И всем своим раненным, а потому и более чувствительным ко всему телом воспринимал всякое, хоть сколько-нибудь касающееся его изменение обстановки в мире – а сейчас его касалось абсолютно все.

Еще в день покушения, перед звонком Гридня, ему казалось, что именно сейчас ему нужно было находиться в России и активно действовать. Политик тогда был уверен, что в состав российской делегации на Конференции его уж никак не включат; это, конечно, ранило его самолюбие, но – он понимал – объективно было даже выгодно: сейчас, когда президента вместе со всей головкой в стране не будет, самое время – поднять всю оппозицию, буквально – вывести на улицы, на все телеканалы и на первые полосы всех газет с громогласным протестом против неразумного, сверхрасточительного расходования ядерно-ракетного потенциала; только так и можно было назвать тот самый залп, что столь громогласно разрекламировали на открытии Конференции первые лица основных ядерных держав. Так ему казалось тогда.

Новая информация все изменила. Опасность надуманная, политическая, пропагандистская вдруг оказалась реально существующей. И – судя по сообщенному – избавиться от нее можно было только тем способом, против которого он собирался поднять нацию. Сейчас об этом нечего было и думать. А обнаружив свою ошибку, самым глупым стало бы на ней настаивать. Политика характеризует, ценность его определяет именно умение быстро и правильно перестраиваться. Кремль понял это немного раньше (впрочем, самолюбиво подумал оппозиционер, будь у меня такой уровень информации, я бы еще быстрее сообразил), понял – и предложил мир ценой посольского кресла номер один. Это, кроме всего прочего, свидетельствовало о том, что президент делает в политике явные успехи. Если даже и не сам он придумал такой ход, а кто-то подсказал – хотя бы просто быстрое согласие президента говорило об этом. Теперь, пожалуй, можно бы и попасть на Конференцию – если бы, конечно, процесс смены послов был проведен достаточно оперативно. Там он, кстати, мог бы оказать Кремлю и кое-какую помощь той информацией, которой успел поднабраться здесь.

Однако уже следующий – первый отсюда, из госпиталя, – разговор с Гриднем заставил строить иные планы. Поскольку давний и надежный доброжелатель сказал:

– Пока здоровье ваше не вернется на огуречный уровень, колеса не завертятся, а врачи ваши в наилучшем варианте продержат вас недели две еще, не менее. Да и что вам Конференция? Понимаю, приятная тусовка, но это все – суета сует, успеете еще поблистать – если мир выживет, конечно. А залп, поверьте, состоится и без вашего участия с тем же успехом.

– Тут, без дела, я и в две недели не приду в себя. Мне дело нужно! Работа лечит, а не клистиры.

– А я вам как раз и намерен предложить работу на это, так сказать, выпадающее из программы время. Прямо не выходя из палаты. Кстати, вас, я надеюсь, устроили удобно?

– Не жалуюсь. Только не представляю – что, хотите поручить мне коробочки клеить?

– Выслушайте меня спокойно. За время вашей политической деятельности я спонсировал вас и ваших присных уж не помню точно – насколько, но на достаточно большую сумму, согласны?

– Хотите взыскать долги? – усмехнулся оппозиционер.

– Хочу спросить: вам это приятно было? Просить деньги, пусть и с большим достоинством. Не хотелось ли вам самому…

– По-вашему, я должен был взятки брать? Или продавать секреты?

– Фу! Итак: не хотелось ли вам самому помешать большой ложкой в котле, в котором варятся настоящие деньги? Большие? Не те, что перепадают политикам – хотя для рядового гражданина, и даже для средней руки делового человека суммы эти звучат легендой, – но Деньги с большой буквы?

– Не знал, что наш посол даже и в Штатах может столько заработать. Отмыванием, что ли? Увы, честь, как говорится, дороже.

– Ну-ну, не валяйте дурачка – простите за грубость, но именно этим вы сейчас и занимаетесь. На самом же деле прекрасно знаете, что в мире существуют эти деньги, и понимаете, в общем, у кого они: в глобальных домах. Вот я и предлагаю вам: пока вы в простое, не хотите ли потрудиться на глобализм – высшую стадию развития империализма, как повторил бы классик? Повторяю: не отходя от кассы. Вам просто обеспечат нужный технический антураж – чтобы вы могли делать все нужное. Ваш опыт и здравый смысл… Только не говорите, что вы не финансист: я внимательно следил, как вы распоряжались вкладами спонсоров, и могу лишь выразить одобрение. Сразу же замечу: вашей дипломатической деятельности это не помешает, поскольку сейчас ее еще нет, а в дальнейшем – решите сами. Итак – да?

Политик успел – в общих чертах, конечно, – оценить новую ситуацию.

– Да.

– Я и не сомневался. Тогда слушайте: сейчас, по сути, происходит переход в новые руки больших пакетов акций тех суперфирм, кто еще не входит в глобальную организацию – а такая есть, есть. Вам будет подчинена хорошая группа профессионалов – там, на Западе. Операционной базой станет Банк Четырех Америк – не знали? Теперь будете. Задача ваша на время, остающееся до Конференции и залпа, заключается в том, чтобы…

– Вы не боитесь, что нас могут прослушивать?

– Нет. Я – далеко в открытом море, а с вашей стороны за чистотой связи следят очень внимательно. Подробнее может рассказать мистер Столбовиц.

– Вот как? Я начинаю понимать…

– Не будем отвлекаться. Итак, пока небесное тело предоставляет нам такую возможность…

8

Возвращаясь мыслями к этому самому телу, мы должны предположить, что было причиной нового изменения характеристик его движения. Ракетой с «Урагана» тело было атаковано не фронтально, но и не с фланга, а, как сказал бы моряк, в скулу. Угол атаки был выбран не случайно, а рассчитан на Земле. Предполагалось, что такой удар выполнит сразу два добрых дела: несколько замедлит скорость и столкнет тело с орбиты – пусть и на чуть-чуть, но все же, – в направлении от Солнца, следовательно, опять-таки – замедлит продвижение. Проведение спектрального анализа являлось лишь целью номер три. Экипаж эту задачу выполнил точно, и вовсе не он был виноват в том, что результат оказался не совсем таким, как предполагалось.

Все оправдалось бы в точности, если бы, во-первых, Тело Угрозы имело правильную форму и в полете вращалось вокруг стабильной оси. И во-вторых – если бы американцы не добавили. Однако на самом деле тело, как прекрасно видели наблюдавшие его астро– и космонавты, обладало формой абсолютно неправильной, с выступами и впадинами, было таким, каким, вероятно, откололось неизвестно когда, где и от чего – поскольку свой долгий путь совершало не в водной или воздушной среде и никакие разрушительные силы на него не действовали. И вращалось оно, разумеется, вокруг собственного центра тяжести – однако это вовсе не значит, что ось вращения была устойчивой: напротив, вращение это скорее напоминало кувыркание. Так что заранее рассчитать, как поведет себя космический путешественник после удара и взрыва, вряд ли вообще было возможно.

Ракета ударила не в ту относительно гладкую площадку, в какую была нацелена, а буквально в нескольких метрах от нее – туда, где уже поднимался крутой склон. Таким образом, направление удара оказалось вовсе не таким, какое предполагалось. И последствия его – тоже. Склон, в который ударила ракета, вовсе не был откосом какого-то достаточно массивного возвышения; на самом деле его следует назвать скорее гребнем – достаточно широким, высоким, но, увы, тонким. И мощности боевой части ракеты оказалось достаточно, чтобы раздробить этот гребень на множество больших и малых осколков. Часть их стала сразу же удаляться от тела в пространство, другая – и в том числе самые крупные фрагменты – ударила в само тело именно из-за его неправильной формы и, уже отразившись, тоже укатила вдаль. Большинство их при этом продолжало двигаться в том же направлении, что и само Тело Угрозы, – но с отклонениями в разные стороны; они никакого вреда никому своим разлетом не принесли – пока, во всяком случае; другая же, меньшая часть осколков полетела под почти прямым углом к траектории; и вот два из этих осколков, на беду, зацепили «Амбассадор», а еще три опасно приближались и к «Урагану»; там, впрочем, вовремя успели заметить, что у американцев что-то неладно, и начали маневр уклонения от грозящей опасности. И все же это удалось не вполне.

Меньше всего, на первый взгляд, во всяком случае, пострадало от атаки само Тело Угрозы. В конце концов, и масса его, и скорость были таковы, что все изменения, возникшие в его параметрах в результате взрыва, смело можно назвать едва ли не микроскопическими: в движении и ускорении счет шел на сантиметры и сантиметры на секунду в квадрате; в массе и совсем какие-то, может быть, десятые, а то и сотые доли процента. Исчезающе-малые нарушения; но ведь это только так говорится – «исчезающе»: на самом деле исчезнуть они никуда не могут, и воздействия их будут накапливаться (недаром в этом слове ясно слышатся «капли»): по капле, по капельке, однако же капля камень точит – было бы время! Так что, может быть, и хорошо, что времени до встречи – или до расхождения с Землей – оставалось уже не так много, скорее даже – мало. Сантиметры в секунду вряд ли успеют сложиться во многие километры за ту пару недель, которые нужны стае земных ракет, чтобы долететь – и ударить.

Опять-таки, конечно, – если не произойдет еще что-то неожиданное.

Но сейчас и в земных штабах, и на борту «Амбассадора» и «Урагана» над этими материями не задумывались. Была проблема более актуальная: из двух осколков, как бы покаравших оказавшийся в опасной близости корабль, почему-то лишь один из двух (так показалось вначале, под горячую руку), осмелившихся нанести небесному телу ущерб, первый осколок даже не ударил собственно в корабль, не нарушил его герметичности и, значит, не подверг опасности жизнь экипажа – на данном этапе. Он просто начисто сбрил антенну, ту самую остронаправленную антенну, при помощи которой осуществлялась связь с Землей. Таким образом, Центр и корабль взаимно оглохли и онемели, что и тех, и других серьезно взволновало: приближалось время, когда постоянная и надежная связь потребуется им больше, чем когда бы то ни было.

Но это – одна беда. Вторая была – трудно сказать, лучше или хуже; ясно только, что пришлась она совершенно не ко времени и не ко двору. Заключалась же она в том, что второй осколок, также не вскрыв корабля, ударил тем не менее по двигателю – не так, чтобы совершенно обездвижить «Амбассадор», но достаточно, чтобы заметно ограничить его маневренность. Корабль тоже начал вращаться, и пришлось восстанавливать его ориентацию при помощи рулевых гироскопов. Однако ими совершенно устранить вращение не удалось, хотя оно и снизилось до минимума. Мало того: лишившись, хотя бы на время, возможности управлять своим положением в пространстве, корабль, подчиняясь притяжению тела, сразу же начал пусть и медленный, но неотвратимый путь по орбите вокруг небесного гостя.

Скажем сразу: никакой паники на борту не возникло: астронавты были достаточно хорошо тренированы на возникновение нештатных ситуаций, да и все жизненно важные механизмы и системы не были повреждены – следовательно, было время, чтобы трезво оценить положение и выправить его.

Как только это стало ясным, Брюс принял решение выйти в космос, посмотреть – не осталась ли антенна в сфере досягаемости: изнутри ее не было видно, может быть, она вообще осталась на месте, а нарушен только контакт? Следующим его действием должно было стать обследование поврежденного двигателя и установление возможности его ремонта. Удастся это – можно считать, что все в порядке. Если же нет – тогда придется думать дальше.

Женщине очень не хотелось выпускать его в пустоту, что совершенно понятно. Но она – такой же профессионал, как и сам Брюс, – отлично понимала, что именно с этого надо начинать.

И пока центр НАСА продолжал неустанно вызывать корабль, Брюс облачился в пустотный скафандр и, проделав все необходимые действия, совершил то, что уже не раз приходилось ему делать во время дежурства на Международной КС: вышел, закрепил фал и, не отдаляясь от корабля, прежде всего направился к выходу двигателя, с тем чтобы во вторую очередь добраться до места крепления антенны.

Внешняя камера исправно показывала его на мониторе, за которым внимательно следила Бриджит.

Она не была, однако, единственной, кто с большим вниманием наблюдал за действиями командира «Амбассадора». Потому что почти сразу выход Брюса был замечен и на «Урагане», где пытались сообразить – что именно произошло у американцев и почему они никак не реагируют на вызовы на их частоте, хорошо известной российскому экипажу.

Поняли они довольно быстро: как только «Амбассадор», медленно вращаясь, повернулся к ним той своей стороной, над которой еще совсем недавно возвышалась решетка антенны.

Сейчас ее не было.

После непродолжительного наблюдения ее удалось обнаружить – остатки ее достаточно быстро удалялись примерно в том направлении, откуда тело пришло. Стало совершенно ясно, что это устройство потеряно безвозвратно.

– Теперь с ними не поговоришь, – хмуро проговорил командир «Урагана». – Мы даже не знаем, что с ними. Может, их продырявило насквозь? Хорошо, если успели влезть в скафандры.

– Ну, один-то, во всяком случае, успел.

– Как там наш центр?

– Связи не будет еще сорок минут: спутник в тени.

Командир, услышав эту весть, принял решение самостоятельно:

– Иду на сближение с американцем.

Инженер предупредил его:

– Только на стыковку не рассчитывай. Глухо.

– Это еще почему? У нас же все…

Но инженер успел уже снять показания со всех приборов и прогнать их через компьютер.

– Только что выяснилось – отчего мы тогда дрогнули. Нас чиркнуло как раз по стыковочному узлу. Конфигурация нарушена – немного, но хватит, чтобы отменить стыковку.

Командир кратко высказался, не отрываясь от монитора и едва заметными движениями пальцев направляя корабль к терпящему бедствие. «Ураган» подползал на самой малой скорости, теперь она измерялась уже сантиметрами в секунду. После паузы проговорил:

– Похоже, они и хода лишились – видишь, он там перед дюзой завис. Так что придется тебе, наверное, тоже сходить прогуляться – спросить, что и как, у него же в скафандре, надо полагать, связь действует. Может быть – помочь надо в ремонте.

– Не хотелось бы, – откровенно сказал инженер, – не согласовав с Центром. Нам таких инструкций не давали. Если бы была угроза жизни – понятно, но тогда этот парень действовал бы иначе. А так – он на нас и внимания не обращает. Подождем четверть часа.

– А пока ты соберешься, они и пройдут. Думаю, Центр возражать не станет – теперь, когда обстановка с телом прояснилась. А уж на новый обстрел они теперь не пойдут, хватит с них и того, что уже получили.

– Ты командир, – ответил инженер. – Начинаю одеваться. Но ты, – повернулся он ко второму пилоту, – как только связь установится…

– В тот же миг, – откликнулся тот.

Связь восстановилась точно вовремя. Вызывал Центр управления полетами:

– Передайте обстановку. Видите ли американца? Что у них там могло случиться? Связь с ним у НАСА утеряна. Видимо, был разговор наверху – нам спущено указание оказать всякую возможную помощь – прежде всего в спасении экипажа, если существует угроза.

Командир доложил обстановку.

– Вас самих не задело? – спросили тревожно.

– По касательной, – ответил капитан. – Все в норме, кроме стыковочного узла. Он слегка задет и для использования в таком виде не годится. Имеется заметная деформация.

– Скверно. Ремонт на орбите возможен?

– Руками еще не щупали. Но судя по компьютеру, необходимой точности добиться вряд ли удастся – да и времени понадобится куча. Так что эвакуировать людей оттуда можно будет только в скафандрах, от борта к борту.

И, помедлив, продолжил:

– Что касается спасения – то сколько мы сможем разместить, подумали? Наши возможности вам известны, а их там – шестеро, помнится?

– Всего только двое. Так что не волнуйся.

– Да? Маловато вроде бы… Двоих, конечно, разместим. Сейчас находимся от них в трехстах метрах, дистанцию сохраняю, инженер выходит к ним для получения информации и возможной помощи. Если у вас нет возражений, конечно.

– Никаких возражений. Но есть дополнение: так или иначе, но сделать все нужно быстро. Потому что через три часа с половиной получите приказ отходить от тела и данные по нужному курсу. И вам, и американцам – если у них не восстановится связь. Драпать во все ноги, понял?

– Что, уже?

– Пора. Армада прошла полдороги. Пока еще связь с ракетами есть, но хилая уже, а скоро и совсем… Ты же знаешь – на такие дистанции их телеметрия не рассчитана. Так что возможно некоторое рассеивание. Это не меч летит, а метла. И прутья ее все-таки разных классов, возрастов, есть, как всегда, разброс в скорости – для земных масштабов ничтожный, но на такой трассе… И вообще…

– Вас понял, – доложил командир. – Выпускаю инженера.

– Ты не забыл дать ему белый флаг? Шутка.

– Обойдется. Поднимет руки вверх, и все ясно. Шутка.

– Желаем удачи. Не провороньте приказа на отход.

– Да уж это – никак.

– Конец связи.

9

Ракеты действительно прошли уже половину предназначенного им пути, и пора была вносить последние коррективы в прицельные данные. Можно было, наверное, сделать это и раньше, но тут боролись два противоречивых аргумента: чем раньше скорректируешь – тем больше у каравана, у каждой его ракеты останется времени на новое отклонение, и это плохо. Чем позже – тем меньше вероятность, что поправки будут приняты каждым компьютером и надлежащим образом сработают. Это тоже плохо. Какое из двух зол считать меньшим – мнения разошлись, но в конце концов возобладало второе – по большинству голосов. Американцы согласились, потому что уповали в первую очередь на свои собственные ракеты с великолепной электроникой, россияне – полагаясь на кривую, которая вывезет, а еще больше – на «авось».

Неотрывно следящие за убегающим множеством новых небесных тел телескопы, когда пришло время, констатировали, что решение было вроде бы правильным: большинство – почти девять десятых – выпущенных ракет послушно изменило курс и направилось к новой точке встречи; на этот маневр были израсходованы предпоследние граммы топлива – и теперь в героях ходили те, кто при подготовке старта настоял все-таки на том, чтобы каждый двигатель был запрограммирован на выключение не тогда, когда топливо выгорит досуха, но до этого – чтобы сохранить возможность маневра в пути. Самый же последний остаток надлежало использовать, согласно заложенной программе, лишь тогда, когда цель – Тело Угрозы – будет достоверно опознана и придет пора ложиться на боевой курс.

Но это – в самом конце. А пока – в общем и целом – можно было с облегчением перевести дыхание, что и было сделано во всех местах, где размещались посты Международного центра управления залпом; на самом деле единого центра, в одной какой-то точке планеты, не существовало, но был телемост на частоте, наглухо закрытой для всех прочих, и были так называемые посты, которые этот мост и соединяли, не отключаясь ни на миг.

Не то, конечно, чтобы все прошло без сучка без задоринки: некоторые из ракет, общим числом до двадцати пяти, полученную коррекцию почему-то восприняли как команду на самоуничтожение, которую без малейших колебаний и выполнили. Летели эти снаряды, конечно, не вплотную один к другому, напротив – те интервалы, которые существовали сразу после старта, за время полета изменились, и в том, что так и будет, не сомневался ни один, хоть что-то смыслящий в баллистике. И тем не менее разлетевшиеся на кусочки самоуничтожившиеся ракеты своими осколками ухитрились задеть и еще несколько других, вполне исправных, и тем самым изменить их курс, пролегавший теперь не к цели, а черт знает куда; не к Земле – вот и слава Богу. Еще какая-то часть ракет – а точнее, их компьютеры, – истолковали полученные команды иным образом; они послушно изменили курс – но не на такой, какой предписывался, а сфантазировали новый и помчались куда-то, возможно, к центру Галактики, чтобы подбросить в его огненную печь еще малую толику самораспадающихся элементов. Компьютеры в этом не виноваты; все дело, по нашему мнению, заключается в том, что даже самая современная и совершенная связь порою в своем действии напоминает старинную игру «испорченный телефон», и претензии на это следует адресовать не связистам – конструкторам и операторам, а разве что Творцу – или, куда вероятнее, его извечному оппоненту. Итак – еще несколько боевых единиц выбыло. Но сколько-нибудь заметного воздействия на операцию в целом все это оказать никак не могло.

Именно после того, как команды на коррекцию ушли и были, как уже сказано, приняты, кораблям, на этот миг составлявшим вместе с Телом Угрозы небольшую космическую систему, был направлен приказ уходить от тела и указано, каким именно курсом. Поскольку у главных участников операции не осталось более взаимных подозрений в каких-то нечистоплотных замыслах при высылке к телу кораблей, возвращаться им предстояло по одной дороге. Если бы все было в полном порядке, они наверняка летели бы порознь просто потому, что скорость «Амбассадор» мог развивать большую, чем «Ураган»: американский корабль принадлежал все же к следующему поколению по сравнению с русским – у которого существовали, однако, и свои преимущества. Если бы все было в полном порядке. Но пока на такую благодать не было похоже.