Текст книги "Тело угрозы"

5

Кое-какие события последовали уже на следующий день.

В одном из московских территориальных отделений милиции пришлось возбудить уголовное дело по факту кражи со взломом, совершенной минувшей ночью неизвестными лицом или лицами в редакции популярного ежедневного издания – «Вашей газеты».

Злоумышленники проникли в кабинет главного редактора, находившийся в угловом помещении восемнадцатого этажа и выходивший окнами на две стороны: на оживленный проспект Мира и в пустынный ночами Грохольский переулок, так что из окна можно было видеть посадки и оранжереи старого Ботанического сада. Осмотр места происшествия показал, что преступник (или преступники, поскольку вряд ли тут действовал только один человек) проник в кабинет, спустившись либо с крыши, либо из одного из окон помещений, расположенных выше (всего здание насчитывало шестьдесят четыре этажа), – спустились, пользуясь, очевидно, альпинистской техникой, и вырезали одно из стекол при помощи профессионального инструмента. Сигнализация при этом не сработала – как установили вскоре, по той, вероятнее всего, причине, что этой ночью, между тремя часами и половиной четвертого, дом был обесточен – а почему, это еще следовало установить, но вернее всего, кто-то из участников кражи вскрыл трансформаторную будку (замок которой сохранил следы отпирания посторонним предметом) – и, демонстрируя специальные знания и навыки, отключил дом от кабеля; так что, надо полагать, вторжение в кабинет произошло именно в эти полчаса. Убедившись в состоявшемся отключении, находившийся в вестибюле охранник немедленно сообщил об этом в милицию (телефоны не были выведены из строя), но когда подъехала патрульная машина, электричество уже появилось, так что никаких действий немедленно предпринято не было, и факт кражи был обнаружен лишь с началом рабочего дня, когда в кабинете появилась уборщица – она-то и подняла тревогу. Позвонили снова в милицию, а также главному редактору; милиция успела прибыть первой.

Осмотром места происшествия было установлено, что объектом кражи стал сейф главного редактора, вскрытый, вернее всего, при помощи электронной техники, поскольку ни взрывчатка, ни металлорежущие инструменты не применялись. Электроника работала, надо думать, на собственном питании – либо же сейф отперли уже тогда, когда ток был снова включен. Видимо, налетчики не очень боялись постороннего вмешательства. Ушли они скорее всего через то же окно – поднялись вверх либо спустились в переулок.

Помещения всех шести этажей, из чьих окон можно было спуститься к криминальному, были внимательно осмотрены, что не дало никаких результатов: по свидетельству работающих там людей, все там сохранялось в том же виде, в каком было оставлено накануне, ничто не указывало на проникновение посторонних. Ни в обворованном кабинете, ни в других помещениях, ни на осколках стекла не было, разумеется, никаких отпечатков, не сохранилось и иных следов – лишь на двери сейфа удалось обнаружить незаметные простому глазу следы пневматических присосок, которыми, вероятно, к двери крепились какие-то датчики. Преступники пользовались современной техникой – то был первый и пока едва ли не единственный вывод, какой удалось сделать правоохранителям.

Что же касается похищенного, то прибывший вслед за милицейскими операми главный редактор г-н Гречин, находившийся в крайне взволнованном состоянии (что неудивительно), заявил, что в сейфе находилась незначительная сумма денег – что-то около трехсот евро, а также принадлежащие лично ему акции (а точнее – сертификаты, но он назвал их именно акциями) «Вашей газеты» и еще некоторые документы, касающиеся деятельности редакции: в основном – планы, корреспондентские отчеты, еще им не просмотренные, несколько рукописей намечавшихся к публикации статей, а также два или три письма, носивших сугубо личный характер. Некоторые материалы были в рукописях, большинство же – на компьютерных дискетах, разложенных по стандартным коробкам с надписями. Теперь же все полки и камеры сейфа были пусты.

Дальнейший осмотр показал, что документы были изъяты и из ящиков письменного стола – где, впрочем (по словам Гречина), ничего серьезного не было.

Опрошенный о возможных мотивах преступления г-н Гречин показал, что никого лично в совершенном не подозревает, хотя и постарается хорошенько подумать на эту тему. В общем же, он усматривал в этом очередной этап конкурентной борьбы, которая, увы, не так уж редко стала выходить за рамки закона.

С этим небольшим уловом милиционеры и отбыли – писать постановление о возбуждении уголовного дела, оставляя главного редактора один на один с распахнутым сейфом.

Гречин еще несколько минут просидел в своем кресле, не столь удобном, сколь престижном; потом, придя, видимо, в себя, позвонил по прямому телефону на Старую площадь, которую и проинформировал о происшествии. Вернее, только начал докладывать, как разговор странным образом прервался: похоже, собеседник просто бросил трубку, задав лишь единственный вопрос и даже не дождавшись ответа.

Это Гречину не понравилось. Однако он и без подсказок понимал, как ему сейчас следует вести себя: сидеть тихо и никому больше о похищении статьи Минича ни в коем случае не сообщать, как ранее никого не информировали о ее существовании вообще. Главе администрации понадобилось полсекунды для того, чтобы прийти к выводу: объектом кражи был именно этот материал. Гречину для этого потребовалось, как мы видели, несколько минут, что вовсе не удивительно: обокрали-то его, и потому волновался он сильнее и рассуждать логически смог не сразу и не в полной мере.

У него, кстати, был и другой мотив для подозрений: частные письма, о которых он сгоряча упомянул (и теперь об этом сожалел), были от одной женщины, чей муж занимал в стране достаточно заметное положение; носили эти письма сугубо личный, уместно даже сказать – интимный характер, и в случае, если бы они стали предметом гласности, мог бы разразиться скандал в определенных кругах – причем даже публичный. Нравы, бытовавшие в средствах массовой информации, Гречин знал прекрасно, недаром сам был одним из заправил, так что ясно представлял – что бы он сделал с таким материалом на кого-нибудь из серьезных конкурентов.

И, кстати, на одного из таких конкурентов у него самого в сейфе еще вчера лежали очень интересные аудио– и видеозаписи, теперь, естественно, тоже исчезнувшие; и это обстоятельство тоже вызывало сильную досаду и не менее сильные опасения: кто знал, в чьи руки они теперь попадут и не дойдет ли до объекта тех съемок, что именно у Гречина хранился такой взрывчатый материал? И не оттуда ли направлялась рука умелого медвежатника?

Было над чем поразмыслить за чашкой кофе, которую главному редактору, не дожидаясь его просьбы, уже поставили на стол – на красивом подносике и накрытую белоснежной салфеткой.

В отделении же милиции, где едва успели возбудить дело по факту, в тот же день раздался телефонный звонок. Звонили сверху, из министерства.

Из краткого разговора с вышестоящим офицером начальник отделения уяснил:

– что ровно никаких действий по только что возбужденному делу производить никак не следует, и

– что вскоре к нему приедут офицеры из СБ, которым и надо передать все это производство, после чего больше о нем не думать.

Этот подарок судьбы начальник отделения принял с облегчением: висяков у него и так было более чем достаточно, а людей продолжало не хватать – да и те, что были, в большинстве своем работали без перенапряжения. Понятно: за такую зарплату работать с полной отдачей могут только идеалисты, а они в милиции давно повымерли как вид.

Так что когда к нему прибыл старший лейтенант Комар, начальник отделения передал ему тоненькую папочку, в которой, кроме постановления о возбуждении и протокола осмотра места происшествия, лежало еще несколько протоколов: опроса Гречина, охранника, сторожа из Ботанического сада, который мог ночью что-то видеть – однако же ничего не видел, и тому подобное.

Передачу дела оформили как полагается и расстались, взаимно довольные собой и друг другом.

6

Только что описанное происшествие можно, без сомнения, квалифицировать как факт утечки информации. Неприятный факт, однако достаточно легко предвидимый для каждого, следившего за предшествовавшими событиями.

Но примерно в то же время произошла (увы!) утечка и по другому каналу, и мы затрудняемся сказать – какая именно из этих двух грозит более серьезными последствиями.

Дело в том, что уже известный нам Хасмоней, как уже говорилось, был человеком с обостренным чувством любознательности (не говорим «любопытства», чтобы не обижать напрасно достойного работника). Возможно, это было свойственно ему от природы; но если даже и нет, то он весьма успешно приобрел его на своем ответственном посту в редакции: согласитесь, что просто невозможно день за днем и месяц за месяцем проводить, читая письма, адресованные никак не тебе лично, и черпая из них множество информации, порою весьма интересной и даже… гм… пикантной, что ли, – и при этом сохранять свой ориентировочный рефлекс на прежнем уровне.

Вот почему Хасмоней, получив некоторое время тому назад дискету с материалом Минича, прежде чем доложить главному, что ожидаемое получено, бегло просмотрел и быстренько скопировал текст для себя. Дискету с копией, уходя домой вечером, захватил с собой и уже дома внимательно с нею ознакомился. Нет, не следует думать, что такая практика была для него привычной; ни в коем случае. Но на сей раз уже сама процедура получения материала была настолько необычной и даже таинственной и породистый нос Хасмонея уловил столь явственный запах жареного, что оставить дело без внимания он ну никак не мог.

А как только он прочитал (очень внимательно) миничский опус, ему стало совершенно ясно, что в его руки попал взрывчатый материал, и притом в таком количестве, какого могло бы хватить, чтобы взорвать если и не все на свете, то, во всяком случае, очень многое.

Мысли его текли примерно вот по какому руслу: существует крайне важная для всех информация, которую власть, несомненно, пытается скрыть от общества. Какие на то у власти причины – Хасмонея не интересовало, достаточно было уже самого факта утаивания. И то средство информации, что сумеет вопреки препонам донести замалчиваемую истину до масс, получит право на благодарность граждан страны, а также и на защиту с их стороны от всяких возможных осложнений и неприятностей. Которых – понимал опытный Хасмоней – долго ждать не придется.

Это последнее соображение накладывало как бы моральный запрет на передачу полученных сведений кому-то из вполне благополучных СМИ – тем более что такие вряд ли и пошли бы на подобную публикацию, никак не желая портить отношения с властями. Но это Хасмонея никак не смущало. Потому что ему – как и очень многим – была известна такая фирма – а точнее, телеканал, – чьи отношения с властью были испорчены, пожалуй, бесповоротно из-за различного подхода к освещению событий в стране и мире. Отношения были испорчены настолько, что шестьдесят четвертый канал – вы уже поняли, как это СМИ называлось, – по общему мнению, доживал свои последние дни в таком виде и с таким составом работников. Дожидались только, чтобы Гридень, владелец контрольного пакета акций канала, всерьез занялся каким-то сложным делом, какое не позволило бы ему отвлекаться на мелочи. И уже прошел слух, что он собирается переключиться на морские дела. Где и увязнет. Иными словами, шестьдесят четвертому каналу терять было уже нечего: он был обречен. Но сейчас Хасмонею вдруг померещилось, что и против лома можно найти средство.

По его соображениям, публикация такого вот материала должна была остановить карающую, вооруженную ломом руку: погром на канале после такой публикации невольно привлек бы столь пристальное внимание всего света (и к самой информации тоже), какое никак не могло быть в интересах власти; таким образом (думал Хасмоней), «Шахматный» (так в просторечии звался канал из-за своего номера) получит отсрочку, а уж как развернутся события дальше, ведомо было только Господу Богу, без воли которого, как известно, и волос не падает вместе с головой человека.

Вот в результате каких размышлений Хасмоней набрал номер издавна знакомого ему человека, работающего сейчас именно на шахматной кнопке, и, дождавшись ответа, сказал:

– Толя? Хасмоней. Есть для тебя новостишка – пальчики оближешь. Понимаешь, всю эту трахомудию можно поставить на уши… Нет, давай прямо сейчас ко мне. Что? Ну, не помешает. А тут круглосуточный рядом. Да, его самого. Давай. Как говорят наши оппоненты – now!

7

Вот так развивались события.

Но не только так. Бывало, что они и не развивались вовсе.

Вот например: как уже упоминалось, главный редактор Гречин после вторжения позвонил на Старую, чтобы проинформировать. Он и сделал это, но только частично. Как только Гречин сказал, что пропало все содержимое сейфа, глава администрации встревоженно спросил: «А статья Минича?» На этом разговор внезапно прервался, пошли отбойные гудки. Телефон был, естественно, городским; Гречину «вертушки» не полагалось. Главный редактор перезвонил; номер был занят. Гречин обождал немного и позвонил снова – с тем же результатом, а вернее, без него. Со своей стороны, и Старая пыталась восстановить связь, но безрезультатно.

Это можно было бы счесть просто стечением каких-то технических обстоятельств. Однако же…

Гридень разговаривал по телефону с Северным Кавказом, а точнее – с той самой обсерваторией, что с недавних пор поставляла ему хорошо оплаченную информацию. Разговор он, естественно, записывал на пленку – чтобы потом поразмышлять, прослушивая. Новые сведения обещали быть интересными. Человек на обсерватории, едва успев поздороваться, произнес с некоторым возбуждением в голосе: «Так вот, относительно реальной возможности катастрофы…» За этими словами последовало молчание. «Алло! Алло!» – кричал Гридень в микрофон. – Не слышу вас! Перезвоните!» Но перезвона не последовало. Гридень приказал секретарю дозвониться до Зеленой. Сделать это не удалось. Секретарь запросил междугородную, и ему ответили: «Связи нет. Обрыв на линии. Возможно, сошла лавина или что-нибудь в этом роде».

Как говорят, одно событие может быть случайным. Второе уже свидетельствует о системе. Правда, есть и другое мнение: случайностей вообще не бывает, есть лишь события, чьих причин мы не можем объяснить. Лично мы придерживаемся второго варианта. Кстати – и Гридень тоже. Поэтому, услышав о лавине, он лишь усмехнулся уголком рта. Он знал, где возникают лавины такого рода.

В чем же причина таких сбоев связи?

Ясно ведь, что покойный Люциан Иванович в России был не единственным астрономом-любителем. Таких людей, целыми ночами обшаривающих небосвод лучше или хуже вооруженным глазом, достаточно много на Руси. А во всем мире – и еще больше.

Поэтому всякому, кто знаком с ситуацией, было понятно, что «неразочтенная комета» или что это там было, словом, несущее в себе определенную опасность для Земли небесное тело (а все больше становилась уверенность в том, что оно является ничем иным, как сбежавшим спутником Нептуна, ведущим себя совершенно необъяснимым образом) неизбежно будет замечено и другими. И чем ближе оно станет подходить к орбитам планет земной группы, тем вероятнее будет возникновение все новых источников все той же информации, которую каждому сведущему хотелось сохранить в тайне. Причины такого желания, как мы знаем, были у всех разными, однако совпадали в одном: в желании извлечь из создавшегося положения как можно больше выгоды для себя.

Вследствие этого разные люди предпринимали и различные меры, направленные, впрочем, к одному и тому же: запереть информацию, не дать ей всплыть на поверхность и распространиться, выйти из-под контроля.

Если обратиться к фактам, то мы узнаем, что за все ту же неделю не внесенное в каталоги в своем новом качестве небесное тело было обнаружено еще, самое малое, девятью наблюдателями-любителями, действовавшими совершенно независимо друг от друга, а также четырьмя профессиональными астрономами, работавшими в Гарварде (США), Пик-дю-Миди во Франции, на «Хаббле», то есть в ближнем космосе, а также на космической станции, где пользовались астрографом с пятнадцатиметровым фокусным расстоянием. Иными словами – возникло еще чуть ли не полтора десятка источников тревожных сведений.

Тем интереснее становится то обстоятельство, что ни один результат этих независимых наблюдений не стал известен общественности. И даже всемогущие и всеведущие СМИ ни звуком не заикнулись о чем-либо подобном.

Трудно поверить в то, что это было чистой случайностью. И еще труднее – предположить, что ни один из удачливых наблюдателей просто не счел нужным поделиться своим открытием хотя бы с коллегами, застолбить приоритет и получить возможность увековечить свое имя хотя бы в астрономических анналах.

Да нет, каждый из них считал обнародование полученного результата не только желаемым, но просто-таки необходимым. И тем не менее…

Почему же?

Ну, что касается крупных обсерваторий, тут дело обстоит вроде бы проще; представим себе, что еще до того, как объективы телескопов и фотокамер были направлены на интересующий нас район пространства, все эти учреждения получили некое государственное предупреждение примерно такого содержания: наблюдаемое там-то и там-то явление, которое можно принять за неизвестное небесное тело, на самом деле является высокосекретной конструкцией военного ведомства сильнейшей державы мира, и конструкция эта проходит в данное время правительственные испытания по специальной программе. А поэтому всякое упоминание о нем в какой-либо форме категорически запрещается, поскольку вся программа составляет государственную тайну, и всякая попытка разглашения связанной с нею информации будет строго караться по закону.

Трудно, конечно, сказать, насколько поверили – или не поверили астрономы в истинность правительственных заявлений. Они вообще-то относятся к таким явлениям, как политика и все, с нею связанное, со скептической иронией, поскольку масштаб и значение этих явлений и в пространстве, и во времени просто-таки исчезающе малы, если рассматривать их в тех масштабах, какими астрономия привыкла оперировать. С другой стороны, астрономы – тоже люди и вовсе не хотят для себя лишних неприятностей. Так что результат предупреждения свыше оказался двояким: с одной стороны, интерес к наблюдаемому телу со стороны специалистов возрос, наблюдения его и измерения даже усилились (о чем, кстати, их просили те же инстанции, от которых предупреждение и исходило), но никакого выхода в открытую информацию результаты этой работы не получили ни в одной стране – даже в порядке обычного обмена научной информацией между астрономическими учреждениями и организациями разных стран.

Но это касается лишь, так сказать, официальной, профессиональной астрономии. А вот с наблюдателями-любителями было, надо полагать, сложнее. Рассылать им циркуляры такого рода означало бы в первую очередь – привлечь к данному явлению массу людей, которые пока еще не имели ни малейшего представления о приближающемся теле, а значит – и об угрозе, которую оно несло с собою. И если сейчас в запретном направлении смотрели по ночам, допустим, не более нескольких десятков человек, то уже назавтра после такого предупреждения их оказались бы тысячи – и тогда уже предотвратить цепную реакцию разлета информации оказалось бы совершенно невозможно. Тут явно требовались другие методы. А они, как все мы прекрасно понимаем, в распоряжении властей всегда имелись. И незамедлительно начали использоваться.

На самом деле все обстоит достаточно просто. Существует не так уж много способов распространения информации. Письмо, посланное по обычной почте. Письмо с оказией. Факс. Телефонный звонок. Сообщение по е-mail. По компьютерному обмену. Передача текста (а при наличии у вас сканера, то и изображения) в Интернет. И наконец, самое простое: из уст в уста. Что еще? Почтовые голуби, похоже, успели выйти из употребления.

Ко времени, о котором мы ведем речь, существовали уже и были испытаны надежные средства контроля за любым видом передачи информации. В том числе и у нас. Или, может быть, следует сказать – прежде всего у нас, обладающих богатыми традициями в этой области.

Для реализации контроля прежде всего нужен был список охотников за астероидами и кометами. Его долго искать не пришлось, поскольку если не все они, то уж девяносто девять процентов состояли членами Российской астрономо-геодезической организации. И когда авторитетная служба запросила в этой организации поименный список членов с адресами и телефонами, им в этом никак не стали отказывать.

Вслед за этим под контроль была взята переписка этих людей, их телефонные разговоры (по проводной и по сотовой сети), а также их выходы в net и обмен корреспонденцией по е-mail и WWW. Причем это не потребовало от проверяющих большого напряжения: письма по обычной почте в наши дни уже мало кто посылает, люди пользуются более современными способами общения; те же письма, которые все-таки отправлялись наблюдаемыми лицами, неуклонно проверялись, причем для этого при современном уровне техники не нужно было даже вскрывать конверты. Электронная почта, общение с Интернетом и телефонные разговоры (не считая сотовых) привязаны к телефонным проводам, и подключить к ним аппарат, реагирующий на ключевые слова, не представляет, как мы понимаем, сложности. Что же касается сотовой связи, то оказалось, что подавляющее большинство доброхотных наблюдателей ею не располагает – этот вид связи все еще остается дорогим для среднего астронома-любителя, и они как-то обходятся без него. А и если бы – все равно, прослушивать эту связь – дело элементарно простое.

Как только аппараты натыкались на одно из ключевых слов, заданных им («наблюдение»; «небесное тело»; «астероид»; «комета»; «склонение»; «прямое восхождение»; «телескоп»; «обсерватория»; «катастрофа»; «столкновение»; «Минич»; и еще с дюжину других), бумажное письмо изымалось, проводная связь, как мы уже видели, прерывалась на полуслове, и по межгороду вообще не возобновлялась, а по городскому в случае повторения попытки – чаще всего надолго выходила из строя; абоненту, если он начинал волноваться и звонил в ремонтную организацию, сообщалось, что имеет место сбой на подстанции, идет ремонт, закончится он через некоторое время, что делать – оборудование изношено, и недостаток средств не позволяет установить новое – ну и так далее. И, как бы между прочим, проскальзывало: «И вообще не надо телефоном злоупотреблять…»

Это каждому предоставлялось истолковывать по-своему; странно, но, как показала практика, после этого лишь один из каждого десятка наблюдаемых абонентов рисковал вторично передать по телефону ту же информацию: у большинства интуиция срабатывала сразу. С теми же, кто был уличен в рецидиве, разговаривали уже более сурово и жестко, после чего они несколько ночей вообще не подходили к своему телескопу.

Что же касается средств массовой информации, то с ними пока никакой работы в этом направлении проводить не стали – чтобы не возбуждать у них излишнего любопытства. Важнее было не допустить проникновения запретной информации в редакции и на каналы – что, как мы видим, делалось небезуспешно.

Таким образом – а ведь уже третья неделя пошла, – люди, ныне владеющие информацией, могли считать себя монополистами в этой области. Что же касается самого виновника всех описываемых событий, то космическое тело все еще находилось на столь значительном удалении от Земли, что делать какие-то выводы относительно его поведения в дальнейшем пока не представлялось возможным.

Так что люди на планете продолжали жить в приятной уверенности, что им не грозит ничего сверх ставшего уже привычным пакета угроз: ядерных взрывов, отравления природы, лабораторно выведенных смертоносных вирусов, терроризма и прочих мелочей, которыми столь богата наша жизнь в двадцать первом веке.