Текст книги "Тело угрозы"

10

Бортач с «Урагана» пошел на вынужденный риск: добираться до «Амбассадора» пришлось, не закрепляя фал на своем корабле: длины не хватило бы, а дальнейшее сближение кораблей было, пожалуй, еще более рискованным. Инженер плыл в пустоте медленно, почти не расходуя рабочее тело микродвигателей, какими был оборудован скафандр, и сохраняя общее направление на американский корабль; точнее сейчас нацелиться нельзя было из-за вращения объекта. Корма «Амбассадора», с двигателем и находившимся рядом Брюсом, раз за разом появлялась в поле зрения инженера, описывала дугу и исчезала, чтобы через две минуты с небольшим возникнуть снова. Насколько инженер успевал заметить, американец пытался, видимо, что-то выправить – судя по ритмичному движению его правой руки, в пальцах которой был зажат то ли молоток, то ли еще какой-то инструмент, с дистанции разглядеть не удавалось. И лишь когда инженер оказался уже совсем близко и стал рассчитывать маневр, при помощи которого, изменив направление своего полета почти под прямым углом, мог бы пристроиться к корме и Брюсу, – лишь тогда он заметил, что американец изменил позу и, судя по положению его шлема, смотрел теперь не на двигатель и вообще не на свой корабль, но на Тело Угрозы – смотрел так внимательно, что, похоже, даже не заметил приближающегося инженера, во всяком случае – никак на это не отреагировал.

– Начинай переговоры, – велел командир, неотрывно следивший за действиями своего подчиненного. – Переходи на частоту его скафандра. Не забыл? Потом снова на нашу – доложишь, что и как.

– Уже пытался, – ответил инженер. – Он на постоянной связи со своим кораблем – видно, у него канал защищен, я вклиниться не могу.

– Вот черт. На что это он там уставился? Зеленых человечков увидел? Погляди-ка, может, что-нибудь поймешь?

– Угу, – буркнул инженер в ответ. Для того чтобы видеть тело, ему надо было изменить свое положение в пространстве, сейчас глыба находилась у него за спиной. Он осторожно включил гироскоп и тут же выключил – чтобы не закрутило слишком сильно. Секунды через полторы отработал назад, и это помогло уравновеситься в новой позе.

Он посмотрел. Увидел. И почувствовал, как холодеют пальцы, все двадцать – хотя совсем не холодно было в пустолазном костюме, обогрев действовал исправно.

– Командир…

– Командир на связи. Что там?

– Их два…

– Кого? Американцев двое?

– К… Тел стало два. Оно разделилось, что ли. Тебе не видно, а вот отсюда… И между ними уже просвет.

– Та-ак… – проговорил командир после крохотной паузы. – Жизнь бьет ключом…

– Не ключом – ломом!

– Поправка принята.

– Это скорее всего они своей ракетой…

– Отставить искать виновных. Давай к нему, сделай что-нибудь, чтобы он тебя увидел, похлопай по плечу хотя бы. Я тем временем срочно доложу на Землю.

– Мы сейчас в тени. – Инженер знал наизусть все часы и минуты сеансов связи.

– Известно. Сейчас буду звать КС – она открыта. Если не дозовусь – стану сигналить в НАСА. Выбирать не приходится. Все, конец связи.

Стало тихо. Инженер еще несколько секунд глядел на Тело Угрозы – пока оно, поворачиваясь, не закрыло собой увиденный только что просвет. Хорошо было бы дождаться, пока закончится оборот, чтобы понять: расходятся ли обе половины бывшего монолита дальше, или взаимное притяжение заставит оба тела снова сблизиться? Хотя, конечно, единым оно больше не станет никогда, но от поведения двойного объекта, как понял инженер, теперь очень многое зависело – да все на свете зависело, если вдуматься…

Впрочем, и не видя еще, он уже представлял, хотя и в самых общих чертах, как поведут себя оба, условно говоря, полушария. Полученный от двойного взрыва импульс, что привел к разлому тела в самом, наверное, слабом, уязвимом месте, распределился, видимо, неравномерно – то есть не растолкал обе половины в разные стороны, но отбросил одну – инженер успел уже заметить, что она явно была поменьше, – от второй, что была раза в два объемней, да и удар шел как бы с ее стороны, и потому (так показалось, во всяком случае) почти не изменила своего движения. Полученный импульс так просто не затухнет, был он явно сильнее, чем гравитация, и тела будут продолжать расходиться, пока взаимное притяжение не уравновесит полученный толчок, разбегание прекратится, а затем начнется и обратное сближение; но медленно это будет происходить, ох как медленно, до сближения с ракетами тела будут все еще расходиться – скоро ясно будет, какова скорость, с которой это происходит, – и таким образом может получиться, что…

Инженер не стал додумывать – пора было завершить маневр сближения, отвлекаться не время было – иначе промахнешь, и придется потом тратить ресурс на торможение, разворот и новое сближение. Маневр удался, корма «Амбассадора» и Брюс в скафандре оказались рядом. Инженер невольно напрягся – как еще отреагирует астронавт на внезапное появление рядом другого существа, – однако Брюс, похоже, засек его раньше и вроде бы ничуть не удивился; и на частоте инженера (выходит, американцы были информированы не хуже обо всем, что касалось российских коллег) проговорил – и даже на смешном подобии русского (который на МКС был как бы другим государственным языком), что следовало расценивать как проявление дружеских чувств:

– Добы дэй, друк.

– How are you? – любезностью же ответил русский (хотя за качество произношения мы и тут поручиться никак не можем). – What’s happening?

– Fucked engine, – сообщил Брюс, и оба они склонились к аварийному месту, сосредоточив на основательной вмятине конусы света обоих фонарей.

Инженер всматривался недолго – картина была ясной. Устройство если и подлежало восстановлению, то уж никак не здесь.

– Sheet, – выразил инженер свое отношение с увиденному. – Ладно, хода у вас нет, связи – тоже, так?

– Anyчто ньет, – подтвердил американец.

Коротенькая пауза, наступившая после этой констатации факта, вызвана была тем, что обоим одновременно пришли в голову почти одинаковые мысли.

Американцу: «Если бы не ваша разэтакая ракета – все было бы в порядке. Ну почему у вас нет таких телескопов, которые могли бы произвести надежный спектральный анализ, не трогая тело руками? Когда же у вас все будет как у людей?..» У инженера же: «Ох уж эта ваша хренова привычка – во все совать свой нос в звездах и полосах! Ну вот какого черта… Мы выпустили ракету – значит была такая надобность, зачем же у вас засвербело – ее перехватывать, да еще таким калибром? А уж если перехватываете – так хоть попадайте, меткачи недоделанные…» Может, конечно, такие мысли и отразились как-то на лицах коллег, но увидеть это нельзя было, и разговор продолжился по линии здравого смысла, а не эмоций. И следующими словами инженера были:

– Есть команда, которую просили вам передать: уходить срочно. Курс задан. Но боюсь, вам ее не выполнить. Наше предложение: мы вас эвакуируем к себе. Вас ведь двое только?

Брюс подтвердил.

– О’кей. Места хватит. Домой поедем вместе. Но добираться придется в скафандрах.

– Все записи, все… Почему нет стыковка?

– Нас тоже немного зацепило. – Инженер свел кулаки в перчатках вместе. – Мы уже думали. Герметичности не будет совсем. Весь воздух сразу – фюить. А в скафандрах не пролезть, сам знаешь.

– Ясно.

– И – быстро. А то попадем под обстрел, чего доброго. Своими же ракетами.

– Да, но. Ты видел? Был один – стал два.

– Видел. Наш командир уже сообщил на Землю. Вашим, в НАСА.

– Спроси его: приказ в силе?

– А ты думаешь?..

– Что я думаю – не важно. Важно – что скажут оттуда.

Инженер подумал самую малость.

– Скорее всего ты прав. Прерываю связь с тобой, вызываю свой борт.

Наверное, Брюс кивнул – но эти шлемы не приспособлены для таких движений.

11

При помощи «Хаббла» Земля заметила происшедшие в структуре Тела Угрозы изменения на несколько минут раньше даже, чем «Ураган» смог выйти на связь с МКС и передать неприятное известие. И за эти несколько минут все участники постоянно действующего закрытого телемоста, находившиеся даже в часы отдыха в постоянной готовности к работе, уже успели дать предварительную оценку случившемуся. Оценка эта была единогласной:

– Хуже некуда.

И в самом деле: вряд ли можно было придумать что-нибудь похуже даже обладателю самой изощренной фантазии – если бы он не захотел, конечно, выйти далеко за пределы реальности.

Участникам моста проанализировать положение и сделать выводы было намного легче, чем людям, находившимся поблизости от расколовшегося тела. К услугам «Командиров Земли» были мозги специалистов и супермощности компьютеров. Так что достаточно было зафиксировать самые первые, начальные изменения, каким подверглось тело, ввести их в процессоры, чтобы компьютеры тут же принялись экстраполировать, прослеживать развитие ситуации, какой она станет через час, сутки, неделю – даже через год, хотя такой срок, разумеется, никого не интересовал сию минуту: речь шла о временах куда более близких.

Получалось, что:

– расхождение новообразовавшихся субтел будет продолжаться еще не менее трех суток; скорость разбегания, постепенно гасимая взаимным притяжением обеих масс, лишь к концу этого срока смогла бы стать нулевой;

– однако все это время, начиная с мига возникновения двух субтел из одного материнского, они образуют систему, которая неизбежно вращается вокруг своего центра. С убеганием меньшего субтела от большего, центр этот, находящийся сейчас в пределах А (такое название было дано осколку помассивнее), перейдет в пространство и будет постоянно менять свое местоположение с увеличением расстояния между обломками А и Б. Вращение двух тел вокруг общего центра вызовет к действию центробежную силу, которой, естественно, в большей степени будет подвергаться легкое субтело Б, и поэтому разбегание будет продолжаться, причем субтело Б станет все больше удаляться от прежней траектории полета материнского Тела Угрозы, правда, в тех временных пределах, которые рассматривались, центробежная сила не успела бы сыграть сколько-нибудь заметной роли в деформации системы; но…

– но еще большую роль в эволюции новой системы будет играть, безусловно, та собственная скорость, которой Тело Угрозы обладало еще до своего разрушения. Скорость эта, как и испытываемое Телом Угрозы ускорение (связанное с искривлением орбиты вследствие солнечной гравитации), претерпела, естественно, некоторые изменения, различные для обеих масс еще и вследствие того, что сила, приведшая к разрушению Тела Угрозы, была приложена к ним как бы в разных направлениях. Этого скорее всего не случилось бы, будь то просто соударение ракеты с телом; но сила взрыва (если только он не готовился специально как направленный взрыв) действует по любому радиусу сферы, в центре которой находится его источник, и практически направления наиболее значительного действия взрыва зависят от конфигурации того пространства, в котором он произошел: в центре шара, допустим, он будет действовать равномерно во всех направлениях, между двумя плоскостями – максимальное воздействие придется именно на эти плоскости, направления же, параллельные им и ничем не занятые, никаких неприятностей не претерпят. В данном же случае (судя по созданной компьютером ретроспективной модели) основному воздействию подверглись одна плоскость (хотя на самом деле она обладала некоторым положительным радиусом кривизны – была чуть выпуклой, иными словами), и почти точно в противоположном направлении – поверхность, которую можно охарактеризовать как вогнутую – с отрицательным радиусом. Моделируя течение взрыва и его воздействие, легко было представить, что же произошло на самом деле: обширная и слегка выпуклая плоскость приняла на себя свою долю энергии удара, некоторую часть которого затем отразила, подобно выпуклому зеркалу, во все стороны; находившееся же напротив углубление, наоборот, сработало подобно зеркалу вогнутому – то есть не только приняло на себя удар, но и, сфокусировав, отразило его на первую плоскость. То есть на долю этой первой пришлось куда больше – а разлом прошел именно между ними (хотя ими, понятно, не ограничился), и рассеивающая плоскость осталась в составе субтела Б, получившего таким образом прибавление скорости куда более значительное, чем субтело А. И таким образом с самых первых секунд независимого существования оно стало удаляться от старой орбиты (которая для субтела А изменилась лишь в незначительной степени) по очень растянутой эвольвенте. Так что двойная система вряд ли должна была просуществовать долго: суммарное воздействие вновь полученного Б ускорения практически сводило взаимное тяготение к величине, которой в данной ситуации можно было и просто пренебречь.

Все это, безусловно, было весьма интересно и познавательно. Однако всех принимавших участие в мосте командиров планеты сейчас интересовало не объяснение того – как и почему нечто произошло: над этим можно будет и потом подумать – если останется время. А им сейчас куда важнее было – не уразуметь, почему возникли две новые траектории, но – каковы эти самые траектории, куда полетит теперь одно тело, и куда – второе, какую долю угрозы забрало с собой каждое из них, а также – что в этой связи нужно еще предпринять, а из нужного – что является возможным, а что – нет, что они способны сделать, а что находится во власти лишь Вседержителя. Поэтому компьютерам немедленно были заданы вопросы – в пределах, конечно, их компетенции. Поскольку каждому было ясно, что не на компьютеры ляжет ответственность за судьбу планеты, а на них, сидевших перед мониторами, – и ни на кого другого. И пусть не они атаковали ракетами тело – но тех людей выпустили в космос и направили именно туда, а не на Марс или еще куда-нибудь, тоже они сами. Так что сейчас им осталось лишь дождаться, пока завершится расчет новых небесных путей, – и немедленно принимать меры; хотя бы для того, чтобы самих себя убедить в том, что меры принимаются. Самым невыносимым сейчас было – сидеть сложа руки; так что пока электроника складывала и вычитала, множила, делила, возводила и извлекала, дифференцировала и интегрировала – верховные люди, каждый на своем посту, отдавали какие-то распоряжения, сейчас вовсе не обязательные, просто для того, чтобы действовать, а не поджариваться на огне незнания, нанизанными на вертел нетерпения.

Дождались наконец: на мониторы загрузились результаты – и в виде чисел, и графические схемы, куда нагляднее показывавшие, кто – где, кто – куда и чем в конце концов сердце успокоится.

Уже через несколько секунд каждому стало ясно: и на этот раз успокоение им не прописано – даже в самых малых дозах.

Вернее, тут, как это нередко бывает в жизни, им предложили сразу две информации, два вывода: плохой и хороший.

Хороший заключался в том, что орбита субтела А, того, что помассивнее, претерпела относительно небольшие изменения, и были они к лучшему: теперь субтело А уже не держало диск Земли на перекрестии нитей своего прицела (если бы у него такой был), но, по расчетам, то ли должна была пролететь мимо – правда, очень близко, вызвав своим пролетом массу неудобств, утащив, может быть, даже какую-то часть атмосферы, вызвав цунами и так далее – но это все же оставляло кому-то хоть какую-то надежду. Кому? Тут же потихоньку были отданы команды: вычислить – кого именно Земля подставит угрозе, кем пожертвует в момент их противостояния. Но куда больше успокаивало то, что субтело А, в общем, не минует точки пространства, намеченной для встречи с ракетно-ядерной армадой, придет лишь с небольшим отклонением в пространстве и времени – настолько незначительным, что ищущие цель устройства каждой ракеты вполне успеют их заметить, идентифицировать и, тратя последнее топливо, выйти уже на окончательный, боевой курс, при этом кассетные успеют вовремя выпустить свои боеголовки. То есть операция как бы состоится.

Как бы?

Вот тут и начиналась вторая новость, целиком относящаяся к субтелу Б. И была она действительно очень плохой. Очень, очень. На беду.

Беда же была в том, что субтело Б с его лихо изогнувшейся траекторией направлялось сейчас вовсе не туда, куда хотелось бы.

Нет, уже первый взгляд на схему как будто успокаивал: Земле встреча с этим обломком никак не грозила, летел он теперь туда, где нашей планеты и не было и уж точно никогда не будет. Их орбиты никогда не пересекутся.

Но те же схемы недвусмысленно показывали, что пересекутся другие пути: субтела Б – и ракетно-ядерной армады. Той, для которой это субтело представляло – по разумению множества ее компьютеров – цель ничем не худшую, чем субтело А; глыба Б теперь стремилась почти точно навстречу ракетам, и они никак не могли на нее не отреагировать.

И они отреагируют. Ударят. Рванут. Разнесут в мелкую пыль, которая где-нибудь когда-нибудь прольется метеорным дождичком – а может, так и будет запылять пространство до конца веков, больше никого по дороге не встретив.

Но рандеву ракет с глыбой А в назначенной точке после этого никак не сможет состояться. Субтело это пролетит назначенное место – и последует дальше, никем не атакованное, не остановленное, не размолотое в крупу.

Потому что связи между Центрами на Земле и ракетами больше не было: слишком уж далеко забрели они и теперь могли жить только своим разумом, который не знает сомнений, а если они все же возникают – он вообще отключается.

Похоже – конец. Таким было первое впечатление. Так что оставалось только молиться.

И в самом деле: способов воздействия на субтело А больше не осталось. Нет, конечно, когда оно будет на подходе, в ход пойдут и лазеры, и, наверное, тот ракетный резерв, что Земля сохранила – хотя и по другим соображениям?

Наверное, да. И, возможно, объединив все это, удастся если и не распылить угрозу, то хотя бы расколоть ее на глыбы помельче.

Но все понимали: а толку что? Ну, грянется о планету не одно крупное тело в одно место, а энное количество тел помельче – в такое же число мест.

Вместо одного большого очага бедствий – куча маленьких.

Из жалости к собачке не отрубайте ей хвост сразу, но по кусочку – такая аналогия, не самая, прямо сказать, удачная пришла в голову российскому президенту, когда он анализировал эту возможность.

Нет, с субтелом А нам не справиться. Только армада могла бы. Но ее перехватит Б.

Единственный способ предотвратить беду – развести Б и армаду в пространстве.

Но это целиком относится к несбыточным мечтаниям…

– Ну, что там?

– На КС приняли информацию с «Урагана». Нам и американцам.

Ага. Видимо, докладывают о том, что, выполняя приказ, легли на рекомендованный курс и удаляются из опасного района.

– Ладно. Оставьте. Ознакомлюсь попозже.

Не хотелось отвлекаться от главных мыслей: что же все-таки можно придумать?

Он подсознательно ощущал: должен быть какой-то выход, должен. Он есть. Но никто его не видит. Какое зрение нужно, чтобы увидеть его? Проклятая должность, подумал он о своем высочайшем посте. Есть время думать только над тем, что делается сегодня, должно делаться, и не остается минут на далекую перспективу. И вообще – где тут всерьез задумываться, когда главным в работе, по традиции, является – заставлять, чтобы исправно и по возможности точно выполняли то, что уже решено. Иначе – какой толк придумывать прекрасные ходы, если все увязнет, спустившись всего на два-три уровня? Поневоле начнешь мечтать о компьютерном правительстве – машины хоть не знают родства и кумовства, не воруют – если их только не заставляют… Тут же он одернул себя: нашел тоже повод для размышлений – сейчас, когда нам и никому другому вообще никакое будущее, кажется, не грозит – оно просто не состоится…

Он машинально взял оставленную бумагу, повертел в пальцах, пробежал глазами текст – поверхностно, не вдумываясь в содержание. Уже повел рукой, чтобы вернуть листок на прежнее место; что-то, однако, заставило прервать движение – неконтролируемый всплеск подсознания. Тогда он прочитал написанное во второй раз – уже внимательно, вдумываясь в слова, стараясь как бы увидеть с небывалой дальнозоркостью, как выглядит то, о чем командир «Урагана» докладывал со свойственной военным людям немногословностью.

Неожиданная ситуация, подумал он при этом. И, может быть… может быть… А?

Два корабля, американский и наш, в пространстве вблизи расходящихся в разные стороны субтел. Американец лишен хода. Поэтому выполнить приказ об уходе из зоны бывшего Тела Угрозы не в состоянии. Ремонт в пространстве возможен, однако требует большего времени, чем отведенное в приказе. Ну, это ясно. Единственным выходом для спасения экипажа «Амбассадора» является эвакуация его, в количестве двух человек, на борт «Урагана», который и должен будет доставить всех на Землю. Командир испрашивает разрешения на эту операцию.

Президент не успел даже подумать «Ну конечно же. Безусловно, надо забрать американцев и лететь к дому», как раздался сигнал. Горячая связь. Еще не сняв трубки, он уже знал, кто это звонит и о чем будет говорить… Ну что же, успокоить его – сказать, что разрешение, нет, приказ на эвакуацию терпящих бедствие уже отдан, президент США может и сам быть спокоен и успокоить всех, кто в курсе дела: никто не погибнет, все благополучно вернутся… Хорошо, внутренне усмехнулся он, что хоть население не получает никакой информации о движении «Амбассадора», поскольку полет испытательный и, следовательно, секретный, на борту все спокойно – значит тревожиться вовсе и не о чем, население приободрять не нужно…

После обычных формул вежливости он выслушал просьбу и уже открыл рот, чтобы сообщить о том, что никаких препятствий к выполнению российским кораблем благородной миссии не видит.

И, неожиданно для самого себя, произнес нечто совсем другое. Чего еще за долю секунды в голове и не было. В сознании. А вот в подсознании, похоже, как раз к этому мгновению и вызрело, и президент США своим звонком как бы нажал на спусковой крючок.

– Разумеется. Но прошу простить: у меня как раз должна начаться связь с командиром нашего корабля, я намерен выслушать его доклад о готовности к эвакуации ваших астронавтов и всему прочему; если вы найдете время позвонить мне через полчаса… Впрочем, лучше я сам побеспокою вас немного спустя. Тогда я смогу поделиться с вами всеми деталями операции.

– О, конечно же. Простите, что потревожил вас в неурочное время.

– Ну что вы, я всегда готов…

И так далее. И конец прямой, сверхзащищенной связи.

Но немедленно – разговор с «Ураганом». Это и в самом деле срочно, потому что надвигается тень, а разговор будет такого характера, что ни через какие чужие спутники и даже через МКС, транслировать его нельзя: только изо рта в ухо.

А пока соединяют – загрузить на дисплей полные характеристики обоих кораблей. Массы. Запас топлива. Максимальная развиваемая скорость при наибольшем допустимом ускорении.

Президент России как раз успел ознакомиться с этой цифирью и прикинуть, когда «Ураган» откликнулся.

– Командир?

– Слушаю вас, главнокомандующий.

Голос спокойный. Это хорошо. Да другого и нельзя было ожидать.

– В каком состоянии корабль?

– В полной исправности. За исключением, как я уже докладывал, стыковочного устройства. Но они переправятся в своих скафандрах…

– Командир, слушайте меня внимательно и отвечайте быстро и точно. Ваша неисправность вообще не позволяет состыковаться с «Амбассадором?» Или только переправлять людей?

– Воткнуться мы можем. Но люки открывать нельзя будет: воздух мигом рванет наружу, потому что из-за деформации останется щель примерно тридцать сантиметров на…

– Значит, вы можете жестко соединиться. Второй вопрос: какую максимальную скорость вы сможете развить, если придется толкать перед собой американца?

– Если разгоняться вплоть до выработки ресурса – кроме тормозного НЗ, конечно, – при максимальном, по медицине, ускорении… – Командир назвал цифры.

– Еще вопрос. С какой скоростью уходит от вас меньший осколок и на каком расстоянии сейчас находится?

– Сообщаю показания локатора…

Президент выслушал внимательно, записывая числа на бумажку – на то самое донесение, хотя разговор, как и полагается, фиксировался.

– Спасибо.

– Следовательно, преследуя его, вы могли бы догнать через…

– Где-то часов через семь-восемь.

– Слишком долго.

– Быстрее не получится.

– А если с использованием тормозного запаса? Мы вас потом в любом случае выудим. Но его надо настичь не позже, чем через шесть часов.

Президент не стал говорить, что тогда корабли – вернее, сочлененный корабль, – будет находиться в не очень приятной близости к ракетной армаде. Нет, теоретически ни одна не должна была отвлечься на такую мелкую цель: ракеты были настроены на поиск и атаку гораздо большей массы. Но у компьютеров, ракетных в том числе, бывают свои глюки… Да нет, ничего не будет. Разойдутся скорее всего нормально: ракеты только промелькнут на экране локатора и пройдут мимо – и корабля, в тот миг уже расчлененного, одинокого, и обломка Б – в очередной, уже в последний раз изменившего направление своего полета.

– Разрешите вопрос?

– Слушаю.

– Что мы должны будем выполнить, настигнув объект?

– Объясняю.

Главнокомандующий объяснял неторопливо, выделяя каждое слово, хотя время связи таяло на глазах. Наконец сказал все. Спросил:

– Как поняли? Еще вопросы?

– Понял хорошо. Вопрос: информировать ли американцев о предстоящей операции?

– Как вы думаете?

– Думаю, да: иначе, узнав, что мы будем цеплять их, они могут захотеть доехать до Земли на своем корабле. Я бы тоже так захотел. Но если информировать – они, самое малое, спросят, в курсе ли их главнокомандование.

– Сперва примите их на борт. А на вопрос отвечайте: информировано и полностью согласно.

– Разрешите выполнять?

– И побыстрее, полковник, побыстрее!

– Так точно – побы…

Все – ушли в тень. Хорошо, что все нужное сказано и – президент не сомневался – будет выполняться. По-уставному: беспрекословно, точно и в срок. Ах, хорошо бы – в срок, подумал он. Именно в срок.

Конечно, подумалось сразу затем, он взял на себя очень немалую ответственность, приняв решение не только за себя, но и за янки. Сейчас предстоит новый разговор с ним. Сообщить о замысле, но только не проговориться о том, что команда уже дана и от его имени. Хотя – есть вещи, о которых политик просто не в состоянии проговориться, иначе он и не политик вовсе, а уличная шантрапа… А янки, безусловно, согласится, как и сам я согласился бы на его месте. Риск, конечно, есть, но ведь на самом деле ничего серьезного людям угрожать не будет – ну, самое большое, побарахтаются в пространстве, возвращаясь на Землю, подольше обычного. Профессиональное неудобство. Зато будет куда вернуться! А вот если они не выполнят…

Президент поймал себя на том, что как-то уж слишком рьяно убеждает себя в полной безопасности трех русских и двух американцев. Похоже, даже у больших политиков сохраняются еще где-то реликты совести. Ладно, не будем больше думать об этом. Заднего хода все равно нет.

– Дорогой друг, – обратился он к американцу, как только Вашингтон откликнулся на вызов. – Я получил полную информацию с наших кораблей и могу вас успокоить: там сейчас все в порядке – и, надо думать, таким же и останется.

Он терпеливо выслушал слова благодарности.

– А теперь, – продолжил затем, – позвольте изложить вам план одной операции, достаточно простой, которая, я полагаю, решит все наши главные проблемы. Хотите выслушать?

– Я, собственно, и хотел говорить именно об этом: судя по докладам, положение создалось, мягко выражаясь, более чем неприятное.

– Моя оценка аналогична. И поэтому возникла идея…

Пришлось объяснять вдвое дольше, чем командиру «Урагана», – не потому, чтобы ум янки был не столь остер, скорее наоборот – потому что у него по ходу изложения сразу же возникали вопросы и вопросики, которые он тут же, не стесняясь, задавал, даже перебивая. «Все-таки американцы – бесцеремонный народ, – мельком подумал русский, терпеливо отвечая. – Мог бы и потерпеть, пока я закончу». Однако отвечал в обычной своей спокойно-вежливой манере.

– …Итак, президент, – могу ли я рассчитывать на ваше одобрение? Как вы сами понимаете, без него я не стану предпринимать ничего; тем более если у вас найдется какой-то лучший способ…

(«Вот этих последних слов можно было бы и не говорить: чего доброго, обидится.)

– …поскольку американцы, как известно всему миру, всегда находят правильный выход из положения. Ну а мы, как обычно, пытаемся угнаться за вами.

(Вот так. Погладить его по шерстке для пользы дела.)

Белый дом ответил не слишком поспешно; видимо, решение требовало пусть и небольшого, но времени.

– Я думаю, вы нашли вполне приемлемое решение проблемы. Оно лучше других – поскольку инструменты для его выполнения находятся уже там, на месте. Тем не менее я не думаю, что следует отказываться от подготовки к старту ракетного резерва – и всего, с этим связанного…

– Ни в коем случае. Все продолжается, как мы договорились.

(«Все, с этим связанное» – это они еще раз-другой-третий пробомбят все те места и местечки, где может находиться ядерное оружие изгоев. Бог в помощь!»)

– И конечно, – американец произнес это с интонацией, указывающей на то, что разговор пошел на коду, – необходимо сделать все, чтобы все люди благополучно вернулись на Землю.

– Об этом мы заботимся и будем заботиться в первую очередь.

Не в первую, конечно, даже и не в десятую, наверное; но не сказать так и не ответить соответственно было бы для политиков их масштаба непростительно.

– Да поможет всем нам Бог.

– Аминь, – почему-то вывернулось слово, которым россиянин и закончил разговор.