Текст книги "Замуж в 30 лет!"

Мода

Должна сделать признание: моду я недолюбливаю.

Сие, впрочем, не означает, что я не интересуюсь ею – как все представительницы моего пола, я изучаю витрины и журнальные фото, желая понять, какие расцветки, длину и фасон предлагает новый сезон. Что ничуть не мешает мне не любить эфемерно-начальственное существо по имени Modus.

Причин на то несколько. Возможно, дело в том, что я по зодиаку Весы и, исходя из моих исследований нашего знака, все мы – ретрограды. Один мой друг-однознаковец, известный журналист, приобрел компьютер только тогда, когда тот стал достоянием школьников младших классов (до этого упрямо писал на устаревшей бумаге). А неустанно сражающаяся с моей косностью мама сказала недавно, дабы меня устыдить: «Ты точно как моя подружка-Весы, которая купила себе три пары совершенно одинаковых брюк и носила их три года подряд!». Так что, при желании, мою нелюбовь можно списать на дату рождения…

Но есть и иные причины. Уже много лет эта самая мода – предмет неразрешимого конфликта между мной, моей мамой и двумя примкнувшими к ней позже подругами. Все они обожают употреблять слово «модно» и еще больше – использовать его как контраргумент в спорах со мной. «Нужно купить тебе такое платье», – тычет родительница пальцем в журнал. «Оно мне не нравится». – «Но это же модно!» – «Но оно мне не нравится». – «Но это же…» – (в случае с матерью две эти фразы повторяются нами минут пять подряд). «Как тебе мой новый ремонт?» – интересуется подружка. «Ты знаешь, я не люблю хай-тек», – отвечаю я. «Но это же модно!» – возмущается она. И в каждой ее букве звенит убеждение: я – безнадежно отсталый от жизни элемент!

Однако я не собираюсь посвящать статью излюбленной теме – непрерывной попытке социума навязать тебе законы и правила. Дело не в том, что я, как и вы, имею полное право отвергать модное платье, если оно не соответствует ни вашей фигуре, ни вашим представлениям об идеальном «я». И не в том, что каждый вправе любить или не любить тот или иной стиль. И даже не в том, что однажды я своими глазами увидела, как сатирическая фантазия Джонатана Свифта, живописавшего жестокую войну «остроконечников» и «тупоконечников» (одни лилипуты считали, что разбивать яйцо нужно непременно с тупой стороны, а другие – что с острой), превратилась в реальность. Увидев в моей прихожей новые остроносые сапожки, подруга-вторая буквально набросилась на меня: «Как ты могла их купить? Сейчас в моде тупые носы!» Я клянусь, от ссоры нас спасло только одно – мое пассивное потрясение. Вместо того чтоб отвечать в том же духе, я круглоглазо внимала ей, пытаясь понять: какие причины заставили ее начать открытую сварку?

Что вообще вынуждает нас покорно следовать моде? Жажда перемен? Ведь каждый новый фасон знаменует новый сезон, и каждая новая зима (весна, лето, осень), как Новый год, как и новое платье – всегда обещает нам новую жизнь и перемены к лучшему. Или привычка подчиняться? Ведь в переводе с латыни мода – это предписание, правило. И меня, например, неоднократно посещала смущающая мысль: вот сейчас где-то сидит человек, чьего имени я даже не знаю, и решает за меня, какие туфли я буду носить в новом году. Но дело не в этом…

А в том, что стоит мне высказать мнение по какому-то поводу, мои подружки лениво отмахиваются: «Да ладно, ты ничего не понимаешь в модных тенденциях». Обидно, черт возьми, когда твое окружение считает тебя отсталой лишь потому, что ты не носишь тупоносую обувь! Последним, заключительным па стало заявление первой подружки, прочитавшей мой последний роман и обвинившей меня: «Ты одела героиню немодно. Никто давно не носит кожаные шорты. Прочитав твою книгу, люди сразу поймут, насколько ты неактуальна».

Сего я уже не стерпела: «Неактуальна? – вскипела я. – А ничего, что это исторический роман? И на мой взгляд, я написала его на всегда актуальные вечные темы. В частности, о том, что ничего нового нет. К сожалению…»

Уж поверьте Весам-ретрограду, отслеживающему модные тенденции с меньшим азартом, чем историю прошлых веков! Быть может, поэтому мне и трудно всерьез относиться к нынешней моде. Так же трудно, как на полном серьезе выслушивать признания моей юной коллеги, утверждающей, что она влюблена. Она уже была влюблена в прошлом сезоне. И в позапрошлом. И говорила те же слова. И совершала те же поступки. Все уже было!

«В моде актуальный и современный хай-тек? – продолжала бурлить я. – Да неужели? Так вот, новомодным он был во времена Агаты Кристи, описавшей его, как любимый стиль Пуаро. Что же касается кожаных шорт, не расстраивайся, через год-два они снова войдут в моду».

Это, собственно, третья причина. Как-то я надолго засела дома писать очередной шедевр. И, помнится, моей последнею мыслью перед погружением в приключенческо-сюжетные дебри была: «Как только закончу роман, куплю себе сапоги. Прежние уже неприлично немодные». Каково же было мое удивление, когда, выйдя из творческого запоя, я обнаружила: мои старые сапоги снова вошли в моду. За время моего затворничества эта дама успела рысью обежать полный круг и вернуться на то же место. Тогда-то я и приобрела демонстративно немодные сапожки с острыми носами. Поскольку я, конечно, Весы… Но не до такой же степени! Мне тоже хочется перемен. И выход каждой новой книги для меня, как начало новой жизни, как Новый год – и дурная примета встречать его в старом.

Увы… Если мои подружки считают несовременной меня, я, в свою очередь, считаю несовременной современную моду. Кем считает меня она, я затрудняюсь и сформулировать. Наверно, склеротичкой. То и дело останавливаясь у витрин, я удивленно открываю рот: «Я ж это уже носила!» А в голове всплывает абзац из «Дневника Бриджит Джонс», которая, меряя в магазине туфли в стиле семидесятых, ощущала себя так, будто вернулась в те времена, когда училась в школе. «И вдруг у меня возникла страшная мысль: это не противное чувство дежа-вю – это точь-в-точь такие же туфли, какие я покупала в шестом классе… Мне вдруг почудилось, что я невинная жертва обмана или марионетка в руках дизайнеров моды – не могут пошевелить мозгами и выдумать нечто новое».

Примерно то же испытываю и я. На беду, у меня великолепная память! К тому же ассоциативная. И, глядя, как нынешние барышни носят шарфы, которые я носила лет в десять, серьги, которые я носила в тринадцать, свитера, которые я носила в пятнадцать, и колготки, которые я носила в двадцать один, – я теряюсь. Что делать: купить новую вещь или снять чемодан с антресолей, где лежит старая – точно такая же? И не могу заставить себя сделать ни то ни другое. Потому как, в моем понимании, эти серьги, свитера, колготки, шарфы неотделимы от меня двенадцати и двадцатидвухлетней. Они – символ моих прежних ошибок, любовей, расставаний, страстей, оставшихся в прошлом вместе с одеждой, которую годы спустя я сочла воплощением моей юношеской безвкусицы. Они – моя прежняя жизнь! И надевать это вновь для меня все равно, что усесться в песочнице и делать там пасочки. Или, того хуже, вернуться к любовнику, отвергнутому еще в 1997-ом.

Но главное, с какой стати впавшее в старческий склероз существо, помнящее лишь о днях былых и забывающее, что в позапрошлом сезоне оно уже предлагало мне этот фасон, – именуется нынешней модой? Почему в 20-х, в 50-х, в 70-х она была символом времени, и увидев на экране обрывок старого фильма, ты мигом определяешь год по фасону женских платьев. И вдруг все смешалось в пеструю кучу – годы, страны, столетья…

У нашего времени словно бы нет своего лица. Человечество точно завязло, не в силах сделать самостоятельный шаг в новый век. И эта проблема шире, чем стены и дизайн платяного шкафа. Как так получилось, что в мире вдруг в одночасье закончились новые фасоны, идеи, идеалы, вопросы – мы вновь и вновь перелицовываем старье?

И хотя как Весы-ретроград я вздыхаю: на седьмом веку существования человечества не стоит льстить себе мыслью, будто на свете осталось хоть что-то, что ты можешь выдумать первым. Как подающий надежды писатель, я отказываюсь принимать этот факт. И моя женская часть присоединяется к писательской.

Слишком похоже на конец света! И на конец моды. Если уж даже модные журналы уверяют нас в том, что эта дама сама донашивает свое имя Modus – предписание, правило, – а на деле давно утратила право на тотальный диктат....

Или на затянувшуюся паузу перед началом чего-то по-настоящему нового, совершенно неношеного, неизведанного, что вот-вот подарит нам припозднившийся век.

Кто знает, может, уже в грядущем году?

Игрушки взрослых детей

Как-то мы с подругой принялись громко и вдохновенно критиковать компьютерные игрушки, в которые так любят играть наши мужчины. «Как можно столь бессмысленно проводить время! Лучше уж вообще ничего не делать, полежать. Книжку почитать! – возмущались мы в унисон, чувствуя себя умными, солидными, взрослыми. – Все-таки мужчины – большие дети!»

Но на резком повороте: «Вот мы, женщины…» – я внезапно затормозила и задумалась: «А в какие игрушки играем мы?»

Украшения, туфли, шляпки, бесчисленные бисерные кошелечки, спичечницы, шкатулочки, позолоченные зажигалки, вазочки и множество ламп, расставленных по всему моему дому, – я сбросила со счетов сразу. Цацки и безделушки – святое. Но стоило мне вспомнить, что я до сих пор мечтаю о кукле Барби, самовосхваляющий текст застрял в моем горле…

В десять лет я увидела эту красавицу в западном каталоге, но когда они появились у нас, мне было поздно покупать себе куклу. Однако, оказавшись в отделе игрушек, я каждый раз подолгу рассматриваю коробки с Барби и Синди, «выбирая» себе самую красивую, в самом сказочном платье, с самым выгодным «приданым». Конечно, я могла б осуществить свою мечту десять раз. Но я ведь взрослая… Правда, я знаю немало великовозрастных барышень, бескомплексно покупающих мягкие игрушки. Мишки, зайки, собачки, большие и маленькие, оккупировали в их квартирах все кресла и диваны. «Будут дети, пригодятся», – отмахиваются они. Но я-то точно знаю, что хочу Барби, вне зависимости оттого, будут у меня дети или нет!

Не помню, когда я впервые поймала себя на этой мысли, наверное, лет в двадцать семь. Я вдруг поняла, что совершенно не чувствую себя взрослой! Не ощущаю никакой разницы между мной семнадцати– и двадцатисемилетней. Да, я намного больше знаю и понимаю. Я вполне по-взрослому вычитываю контракт, прежде чем его подписать, по-взрослому считаю деньги и анализирую свои поступки. Но моя взрослость столь же наносная, как и краска на моем лице. Сейчас я накладываю грим куда более умело, чем в семнадцать лет, что из того? Достаточно смыть верхний слой… Достаточно отбросить в сторону десятилетний опыт и окажется: во взаимоотношениях Я и Мир я по-прежнему нахожусь в позиции ребенка! Все так же обижаюсь на ударившую меня табуретку и иногда даже злобно лягаю «обидчицу» ногой. И знание закона Мерфи «Компьютерная программа выполняет то, что вы ей приказали сделать, а не то, что вы бы хотели, чтобы она сделала» – нисколько не препятствует моему яростному крику в адрес «зависнувшего» компьютера. Я обожаю, когда муж, друзья, мама делают мне «сюси-пуси», умиляясь моим выходкам и глупостям. И если мне плохо, мне все так же хочется очутиться в надежных объятиях и услышать: «Ну не плачь, моя маленькая».

Где же она, та мифическая взрослость, в которую я так верила в школе? Есть ли она вообще, если мне уже тридцать лет, а ее все нет и нет?

«Наверное, – высказала я вполне логичную мысль своей подруге Оксане, – все дело в том, что у меня нет детей. Вот появятся…» «Ничего подобного, – убежденно прервала меня мать одиннадцатилетнего сына. – Думаешь, я чувствую себя взрослой? Я такой же ребенок, каким была!».

«Говорят же: «дети никогда не вырастают – просто игрушки становятся дороже», – заявляет мне муж в ответ на мои безуспешные попытки оторвать его от новой компьютерной игры. Но, боюсь, даже это утверждение безбожно льстит нам, «взрослым». Наличие массы дорогих «лялек», предназначенных для больших девочек и мальчиков – машин, антикварных статуэток, бриллиантовых колец, – ничуть не мешает нам отбирать игрушки у детей. Были бы дети, наличием которых можно оправдать покупку Барби!

Показывая мне многочисленных кукол своей полугодовалой дочери, моя знакомая сказала со смешком: «Вообще-то она с ними еще не играет. На самом деле большинство игрушек родители покупают себе». Приятель мужа подарил сыну руль для компьютерных гонок. Догадайтесь, кто в него «рулит»? Папа! Мой знакомый собирает модели машин, оправдываясь: «Когда-нибудь достанутся сыну». Моя подруга Оксана собирает кукольных бабок-ежек, не оправдываясь ничем – ее сыну они сто лет не нужны. Я коллекционирую елочные украшения и ни за что не подпущу к ним ничьих деток… И от детей нас отличает только то, что мы можем гордо обозвать наши игрушки «коллекцией». Но отличие это такое же иллюзорное, как и наша взрослость.

Люди не вырастают. В детстве нам твердят: «Ты уже большой, ты должен поступать так-то и так-то». С возрастом растет лишь количество требований и социально значимых ситуаций, при которых мы должны вести себя, «как подобает взрослым». И взрослость, по сути, просто набор правил поведения – правил дорожного движения, соблюдая коие, ты можешь успешно преодолеть жизненный путь. Позиция взрослого исчерпывается двумя словами – «знаю» и «надо». Но есть еще два – «чувствую» и «хочу».

«Надо» – вынуждает. «Хочу» – позволяет быть самим собой…

И мы ведем себя по-детски каждый раз, когда можем себе это позволить. Заболев… Разве температура 38 не дает нам права капризничать, скулить и слезливо кривить губы при виде ложки с лекарством? Расстроившись… Наличие неприятностей вполне оправдывает тебя, рыдающую навзрыд, как дитя. Состарившись… Возраст за семьдесят позволяет тебе заявить: «Что вы хотите от меня, я уже старая!» Влюбившись… Любовь – антисоциальна по своей сути. Она – вселенная для двоих, брезгливо отвергающая существования всех иных миров, со всеми их «дорожными» знаками.

«Знаешь, – призналась моя ровесница, умудрившаяся «на старости лет» влюбиться по уши, – я веду себя точно так же, как в девятом классе. Не поумнела ни на грош». На первой стадии любви мужчина и женщина разом впадают в детство. Самозабвенно вспоминают прошлое, признаются в сокровенных ребяческих страхах, радостях и трагедиях. С визгом бегают друг за дружкой, борются, плещутся в воде, дружно строят на берегу замки из песка. Так происходит единение: чтобы стать по-настоящему близкими, нужно отбросить искусственность правил и поз, навязанных нам взрослой жизнью.

Но у любви много стадий, и на этапе серьезных отношений тебя начинает злить, что твой партнер ведет себя как маленький. И я невольно становлюсь в позицию взрослой, распекая его за то, что он играет в компьютерные игрушки, вместо того чтобы… Что? Если б он сидел у компьютера, вместо того чтобы ходить на работу, было бы ясно, чего я так возмущаюсь. Я «знаю»: работать «надо». И вопиющее нарушение «правил дорожного движения» может привести нашу семью к «автокатастрофе». Но нет, сегодня суббота… И меня злит сам факт: он играет! Меня, мечтающую о Барби, меня, собирающую елочные игрушки, меня, которая, приходя в «Макдональдс» каждый раз жалеет, что ей не дали шарик!

Впрочем, наличие целого выводка кукол ни разу не помешало моей подруге Оксане чехвостить меня за то, что я до сих пор не оформила справку в Киевэнерго; не приватизировала дачу; не убираю елку до конца февраля. С не меньшим азартом она наставляет свою семнадцатилетнюю сестру. «Оксана, – не выдерживаю я. – Перестань! Ты ведешь себя сейчас, как взрослая!»

Однажды меня пригласили поучаствовать в ток-шоу, где обсуждались проблемы школьников. Помимо меня там присутствовали сплошные родители и учителя. И слушая их, я преисполнялась все большим и большим ужасом – все они рассуждали, как взрослые! Все повторяли: «Ребенок должен». Никто даже не задумывался, что: ребенок не хочет, ребенку не интересно, у ребенка просто не получается…

Нет, взрослые – это не те, кто забыл, что они чувствовали, будучи детьми, а те, кто отказывается признать: будучи детьми, они чувствовали точно то же самое. «Лечить зубы не хочет никто, – сказал мне мой зубной врач. – Но детей тащат ко мне, хотят они того или не хотят. Взрослые дают себе поблажку гораздо чаще». Намного чаще, чем другим…

Одни из них признают свое право на детскость, иные величаво его отвергают, именуя свои игрушки – коллекцией, санки и коньки – занятием спортом, горькие слезы – нервным стрессом. Но признавать право на «чувствую» и «хочу» за своим ближним не любят ни первые, ни вторые…

Да, все мы «знаем», что существует слово «надо». Но мне известно еще кое-что: в семнадцать лет моя тридцатилетняя подруга вела себя точно так же, как и ее сестра. Да и теперь она такой же ребенок. Сама месяцами не успевает оплатить коммунальные счета… И зачастую мы становимся в позу «взрослого» только оттого, что она кажется нам ужасно выигрышной и красивой. Рассуждая «как взрослые», мы гордимся собой, «как в детстве». Что очередной раз доказывает, мы остались все теми же детьми.

Лишь ребенок способен обозвать «маленьким» другого ребенка исключительно потому, что тот играет в пасочки не с ним! Или же нам просто не по вкусу его игрушки… Ну не люблю я компьютерные игры, вот и все! Неужто нельзя придумать другое развлечение? Например, собирать вместе паззл. Я ж тоже хочу играть и имею на то полное право – я уже взрослая!

Поскольку истинные взрослые – это люди, которые, соблюдая все жизненно важные «надо», легко разрешают себе быть детьми.

И кто им запретит?

Они ж точно «знают», что больше не обязаны слушаться других «взрослых».

Бабий век – сорок лет?

«Мне сорок лет» – называлась первая книга Маши Арбатовой, сразу же ставшая бестселлером. «Мне сорок один, но кто мне их даст?» – назывался последний концерт Лолиты Милявской. Я открываю глянцевый журнал и читаю статью об успешной банкирше: «такая-то такая-то, сорок два года» – стоит текстовка под фото. Хотя, глядя на снимок этой женщины, ей можно дать максимум тридцать с небольшим… Однако она отказалась их принимать!

Быть может, вы не заметили, господа, но в мире произошла революция – дамы перестали скрывать свой возраст.

Более того – они им гордятся!

Конечно, гордость эта приходит не сразу. Она рождается в долгих боях с самою собой. Отвоевывается у не такой уж давней эпохи, где в тридцать лет было принято хоронить свои юношеские мечты, а в сорок – пить за их упокой. Где поговорка «бабий век – сорок лет» считалась печальной данностью, а ее окончание «в сорок пять – баба ягодка опять» не слишком поднимало настроение. Где фраза из культового советского фильма «Москва слезам не верит»: «В сорок лет жизнь только начинается» стала первым «восстанием декабристов», вызывающим уважение, но отнюдь не веру в скорую победу…

И, конечно, те, кому сегодня исполнилось восемнадцать – двадцать пять, все равно будут презрительно отмахиваться «Та… Ей уже сорок!», чувствуя себя на фоне дам бальзаковского возраста наследными принцессами, у чьих ног простирается весь белый свет.

Но лишь женщина, способная с гордостью заявить: «Мне сорок лет!», знает, сколько еще придется пройти этим юным наивным ножкам, дабы их чудесная иллюзия стала сказочной реальностью. Сколько царапин, ушибов и переломов им доведется пережить, карабкаясь по лестнице вверх. И сколькие из обладательниц самоуверенных ног остановятся на полпути и начнут спускаться вниз, не дойдя и до тридцатилетнего рубежа.

В восемнадцать – все мы прекрасные принцессы! Но очень и очень немногие из нас надевают в зрелости королевскую корону…

И, как ни странно, но, мучительно пережив положенный кризис тридцати лет, я самозабвенно влюбилась в собственный возраст. Неожиданно поняв тех (пока не многих) женщин, которые утверждают, что не хотели бы скостить себе ни года и от которых я презрительно отмахивалась раньше: «Та! Но они ж уже старые».

Ибо, оглянувшись назад, я вдруг явственно осознала: ни за какие коврижки я не согласилась бы прожить второй раз свою жизнь от пятнадцати до тридцати!

Заново пройти мясорубку из юношеских чувств и желаний под названием: «Кто я такая и чего я хочу?» Вновь перебороть десятки комплексов: «Я некрасивая. Из меня ничего не получится. Меня никто не любит. Я – ничтожество». Продраться сквозь период студенческого безденежья, когда тебе не на что купить даже кофе и сигареты. Пережить все свои сумасшедшие романы и страстное желание покончить с собой из-за несчастной любви. Еще раз достичь успеха, заработать звездную болезнь и с грохотом сорваться вниз. Обидеть всех, кого я обидела, и, плача, выпросить у них прощения. Снова упасть столько раз, встать и зализать раны… Да лучше просто застрелиться!

Господи, спасибо тебе за то, что мне уже тридцать, и я больше никогда не буду такой дурой, какой была еще в двадцать девять!

Потому что только сейчас мне наконец удалось разложить по полочкам весь концентрированный хаос своих желаний, комплексов, страстей и депрессий. И мир у меня внутри напоминает чисто убранную комнату, где все лежит на своих местах и есть место всему. Я точно знаю, что я обаятельна и привлекательна. Что я талантлива и способна добиться успеха. Что я любима и достойна любви. Свои «минусы» и «плюсы», достоинства и недостатки. Знаю даже, как обратить «минус» в «плюс» и какие достоинства стоит вежливо скрывать… Я – практически гармоничное существо! Это я-то, двадцать девять лет считавшая собственное «Я» клубком злокачественных и неразрешимых проблем!

В детстве мы жаждем поскорее вырасти. Став взрослыми, начинаем бояться постареть. Отчего же никто не объясняет нам, что истинная взрослость начинается там, где таится наш первый страх, и только после тридцати сбываются все твои школьные мечты?

«Когда я вырасту, я стану… (ваш вариант ответа)». «Когда я вырасту, у меня будет… (длинный список сбывшихся желаний)». Поскольку, как сказал когда-то мой любимый актер: «После тридцати женщина лишь начинает быть женщиной! Она уже умеет быть сильной. Знает, как швырнуть себе под ноги любого мужчину, как быть красивой, как нужно себя подавать. А подходя к тридцатипятилетию, превращается в настоящее произведение искусства. В бриллиант, ограненный Крымом, Римом и медными трубами, через которые она прошла».

«Потерпи еще пару лет. У меня было то же самое, пока мне не исполнилось тридцать!», – с уверенностью советую я нынче подругам младше себя, страдающим от тех или иных морально-психологических закавык. И с любопытством размышляю: «А интересно, какой же я буду в сорок?»

Хочется верить: практически совершенной!

Конечно, при этом я не стану моложе. И конечно же, мужчины за сорок всегда буду засматриваться на молоденьких восемнадцатилетних девчонок… Вот только женщина, способная с гордостью заявить «Мне сорок лет!», никогда не окажется жертвой супружнего синдрома «седина в голову, бес в ребро». Несчастной женой, брошенной в канун двадцатилетнего юбилея свадьбы ради молоденькой и хорошенькой. Скорее уж бросит мужа сама и выйдет замуж за молодого красавца, как сделала Деми Мур.

Собственно женский страх перешагнуть за тридцать и, не дай бог, дошагать до сорока всегда был неразрывно связан с боязнью утратить привлекательность в глазах сильного пола. Потому как много веков подряд женская привлекательность была нашей единственной сильной стороной. И еще потому, что, выскочив замуж в семнадцать лет и став к двадцати разведенной матерью-одиночкой, а ближе к тридцати пяти – бабушкой, сохранить женскую привлекательность было почти невозможно.

Сорокалетняя женщина советской эпохи – замученная бытом дама с неухоженной химией на голове и набитой авоськой в руках. Не мудрено, что ее призрак преследует нас до сих пор упрямее, чем «призрак коммунизма»… Какие уж тут самопознание, самосовершенствование и самореализация! Нам с юных лет объясняли: вы должны успеть главное – состоятся как женщины, потом будет поздно – бабий век всего сорок лет! И мы спешили изо всех сил, пытаясь уложиться в заданные сроки, отказываясь ради главного – быть женщиной от второстепенного – быть личностью.

Недавно я подсчитала: если бы я вышла замуж в шестнадцать лет, то к тридцати трем вполне могла бы иметь внуков. Но осознание этой упущенной возможности не вызвало у меня ничего, кроме вздоха облегчения. Стоит ли сожалеть, что я не поскакала в загс с первым встречным в том возрасте, когда априори не могла отличить «белое» от «черного»? Не умела строить отношения. Понятия не имела, как быть счастливой и не быть несчастной. Даже толком не знала, кто я такая и чего я хочу!

Да, сейчас, когда я столь гармонична и умна, мне уже тридцать лет. Но ХХI век существенно удлинил век женский. И вокруг все больше «старых дев», которые вместо того, чтобы заламывать в отчаянии руки, не покладая рук делают карьеру, напевая под нос: «Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца!»

Почему нет? Раз нынешние врачи поблажливо уверяют «старых рожениц»: в наше время не поздно и после сорока. При появлении морщин достаточно заскочить к косметологу. А просматривая старые записи нынешних звезд эстрады, ты с удивлением отмечаешь, что в тридцать лет та же София Ротару выглядела намного старше, чем в сорок! А в сорок намного старше, чем в пятьдесят!

Быть успешной и быть привлекательной стало понятиями-синонимами. Коли ты умна, обладаешь достаточными средствами и развитым вкусом, оставаться молодой, красивой не составляет труда. Это настолько само собой разумеется, что давно перестало быть главным. И, выглядя на двадцать пять, ты бескоплексно говоришь: «Мне сорок лет!», оттого что гордишься прожитыми годами больше, чем моложавым лицом!

Ведь каждый из них был ознаменован победой над собой, социумом, миром и… бабьим веком. Каждый год стал ступенькой на Олимп, взойти на который удалось очень и очень немногим. И теперь, взобравшись туда, ты можешь с полным на то основанием посмотреть сверху вниз на всех восемнадцатилетних принцесс и улыбнуться:

«Кто знает, кем вы станете завтра. Но точно знаю: сегодня королева – я!»