Текст книги "Консорциум"

Глава 3

1

Конечно, Андрей не мог знать всего этого. Просто из интернета он выяснил, что различные спецслужбы давно уже подозревали в совершении профессиональных заказных убийств владельца некоей совершенно респектабельной фирмы, бывшего офицера КГБ. При этом все догадки были исключительно умозрительные и косвенные, ничего доказательного. А попытки наружного наблюдения легко отсекались ветераном, хоть и аналитиком, но вполне владевшим техникой конспирации. Командировки сотрудников в другие города?.. Да, были. Но за всеми не уследишь. Спецслужбы провели операцию внедрения: в фирму устроился работать агент, от-то и поведал, что некоторые работники не в командировки ездят, а берут за свой счет или даже больничные, а сами таинственным образом исчезают…

Ага! – мозги у сыщиков завертелись на бешеных оборотах. И тут как по заказу, один из менеджеров, взяв за свой счет, исчез. Пробили адрес, установили наблюдение – нет дома. Куда делся?! Начальство рвало и метало, запросы полетели во все концы страны… и – неожиданный ответ из одного большого города: у жертвы случайной автокатастрофы обнаружен загранпаспорт на имя разыскиваемого. И общегражданский паспорт на другое имя. И пять штук электронных карточек разных банков. И – пистолет.

Словом, самый классический набор – мечта опера. Столичные сыскари так и взвились, но подозреваемый хозяин фирмы взвился раньше – только его и видели. Планета Земля большая, куда свинтил хитроумный экс-чекист – шут его знает. Ищи-свищи!

Все это Андрей узнал в интернете, где проторчал почти безвылазно несколько дней. А потом глубоко задумался.

Что же это значит?.. – спросил он себя. И ответил: а значит то, что его, доцента Рябко, повело и вывело в торговый центр на киллера затем, чтобы предотвратить чью-то смерть.

Андрей за эти дни перерыл кучу сайтов, где обсуждалась эта тема – большинство сходилось на том, что загадочный покойник прибыл для совершения акции. Кого он собирался ликвидировать? – вопрос иной, тут умники давали волю фантазии, иной раз завираясь до бредовых невозможностей. Находились и скептики; те осторожно вопрошали: а зачем тогда несколько паспортов и карточек?.. Энтузиасты же азартно отвечали вопросом на вопрос: а зачем тогда пистолет?!.. – и спор уносило черт-те куда.

Рябко в дебатах участия не принимал, хотя прочесть постарался все, ничего не упустить. Попытки осмыслить ситуацию заводили в тупик, но внутренне, глубоко, сильно, по-настоящему – он знал, что прав. События сошлись, и он предотвратил убийство. Тот дар, который сперва напугал, выходит, дар спасительный! Пройдет немного времени, и беспокойство вновь затомит, погонит из дому, и череда угаданных случайностей вновь приведет туда, где…

На этом мысль останавливалась. О том, что цена чьего-то спасения есть чья-то смерть, пусть даже смерть убийцы или негодяя, думать не хотелось. Рябко все же был философ и понимал, что такие игры добром не кончатся: не судите, да не судимы будете… Но вообще-то, осторожно говорил себе он – я никакой не судья, а всего лишь наблюдатель судьбы… или, лучше сказать, последнее звено в данной системе справедливости, воздающей каждому по делам его. А раз так, значит, в следующий раз вовсе не обязательно окажусь вестником смерти. Может, совсем наоборот! – соединю судьбы двух людей, давно потерявших друг друга и живущих надеждой встретиться.

Может и так. Но что гадать! А вот подзарядиться надо. Пойти к той самой березе в глубине старого парка, обнять ствол ладонями, постоять, прочувствовать… Отлично! Завтра так и сделаю.

– Сделали? – спросил Макс.

– Сделал, – сказал Рябко.

2

Они все сидели на кухне. Недопитый чай в чашках давно остыл. Сказав: «Сделал», Андрей о чем-то задумался и Максим вежливо вернул его к разговору:

– Простите, и что дальше?

– Что?.. Ах, да! Ну что же, я отправился туда…

Был обычный будний день, и людей в парке было совсем мало. Глубокая осень, сырость, туман… Но Андрею этот сырой и серый день хотелось слушать, как музыку хрустальных сфер: при всех своих философских предосторожностях он был увлечен и даже восторжен перспективами, да и гипотеза сбывалась: прав я оказался, черт возьми, прав!.. Но когда дошел до места, восторги поутихли. Земля и жухлая трава были мокрые, грязные, Андрей замялся… Но делать нечего, он осторожно, по-журавлиному зашагал по траве. Грязь чавкала под ногами, налипала на подошвы, но он упрямо двигался вперед, и прошел метров пять, когда услышал за спиной негромкий голос:

– Андрей Николаевич! – и от неожиданности чуть не поскользнулся. Резко обернувшись, он увидел высокого пожилого мужчину в строгом сером пальто. Лицо значительное, властное.

– Да?.. – на автомате отозвался Андрей.

– Здравствуйте, – скуповато улыбнулся седой. – Стремитесь приобщиться к высшим сферам бытия?

Рябко онемел.

– Простите?.. – только и пролепетал он.

Мужчина беззвучно рассмеялся.

– Надеюсь, вы понимаете, что я здесь не случайный прохожий. Идемте, побеседуем.

Андрею на раздумья хватило пяти секунд. Он послушно захлюпал обратно.

– Здрасьте, – сказал, подойдя. – С кем имею честь?

– Никонов Геннадий Тихонович, – вежливо представился седой. – Пенсионер.

– А в прошлом? – расхрабрился Андрей.

Геннадий Тихонович как-то странно посмотрел поверх деревьев парка, а затем и в самое небо.

– Вот о прошлом, – он взглянул на Рябко, – я и хочу с вами поговорить. Да и о настоящем и о будущем. Предлагаю прогуляться, свежим воздухом подышать.

– Прогуляемся, – сказал Андрей.

3

Через полчаса прогулки обоим стало ясно, что это надолго, и Никонов предложил пройти к нему домой – жил он неподалеку, в стареньком, но и по сей день престижном доме, где простых смертных не селили. Так приоткрылось прошлое хозяина: был он областным чиновником среднего ранга… Но не это было главным в его жизни.

Необычные способности в себе Гена Никонов заметил, будучи студентом политехнического. Он был парень старательный, усидчивый, к экзаменам готовился всерьез, засиживался по ночам. И вот однажды, заучившись до мути в глазах, он лег, заснул как убитый – и во сне понял, что завтра вытянет билет № 26.

Он ни за что не смог бы объяснить, как это вышло. Увидел число 26? Да нет. Услыхал?.. Тоже нет. Это случилось как бы само собой, помимо всех чувств. И Гена даже вздрогнул, проснулся. Запомнил: 26. И вырубился вновь.

Утром, вскочив, он сразу вызубрил этот номер, еще не зная, верить или нет. И помчался на экзамен. Вошел, взял первый же, не глядя, билет. Ну и?..

И, конечно, номер двадцать шесть!

Геннадий посидел для приличия, пошел отвечать. Ответил. Пять!

Потом он долго сидел на скамейке на бульваре – не столько думал, сколько привыкал к мысли о новой своей жизни. Он вправду был человек основательный и решил всерьез отнестись к неожиданно найденному феномену. И чрез несколько недель установил, что может более или менее влиять на события путем психологической настройки, медитации, говоря понятнее. Направлять ход событий в нужное русло. Дела его явно пошли в гору, способного студента заметили в руководстве ВУЗа… и он возликовал, решив по молодости, что нашел магистраль, которая теперь сама поведет его по жизни. Он решил делать политическую карьеру.

Студенту сдуру показалось, что он может все. Энергия била из него ключом. Во время медитаций он переживал восторг, больше всего это было похоже на полет во сне, и каждый такой полет завершался неуловимой подсказкой. Иной раз от Никонова вовсе и не требовалось никаких разгадок, иногда видения выглядели некоей шарадой… неоднозначно, словом. Но всегда интересно.

И вот пришел деть, когда пятикурсника Никонова пригласили в партком института. Там два упитанных дяденьки повели с ним витиевато-покровительственные речи, постепенно наклонившиеся к тому, что вот-де, не худо бы ему, Геннадию Никонову подумать о вступлении в партию.

Молодой человек потупился, скромно пробормотал, что понимает, какое ему оказано доверие… а сам почувствовал себя на седьмом небе. Сбывается, черт возьми! Ведь сбывается же!..

Так началась карьера. Новоиспеченный инженер пошел не на производство, а сперва немного поработал в комсомоле, после чего перебрался во взрослую категорию, в райком. А попозже и в обком.

Начинающий функционер был полон самых радужных надежд. С такими-то талантами, да как попрет он ввысь – смотрите, завидуйте!.. Жил в сладких грезах и сны видел неясно-приятные.

Но все оказалось иначе.

Постепенно, месяц за месяцем, а там уж и на годы счет пошел – Геннадий Никонов стал осознавать, что попал в среду тугую, плотную, где его сверхспособности увязли, как самый наиновейший танк в самом пошлом болоте. Человеческие отношения в этом мире оказались настолько сложными, что он себе такого и не представлял.

Окружающие его мужчины (женщин там почему-то не было) были улыбчивые, сдержанные, приветливые на вид люди – но Геннадий-то узнавал их не на вид, а по сути. Суть оказалась странной.

Конечно, они были не пришельцы, не призраки, а люди как люди. Но жили они не совсем человеческой жизнью. Никто из них никогда не говорил того, что думает. Все знали, что слова других нельзя воспринимать прямо, а всегда нужно искать в них двойное дно. И каждый знал, что любой его коллега может быть осведомителем начальства. А может и не быть. И каждый пытался разгадать невидимую сеть интриг и сплести свою.

Они относились ко всему этому с насмешливым полуазартом картежных игроков – как к особому виду спорта, и никто не обижался, если другой обходил его. Таковы были правила игры, их молча принимали все.

Принял и Геннадий, не мог не принять. Получалось у него ловко, неплохо, но погрузившись в эту обстановку, он с тревогой заметил, что его дар начал угасать. Те чудные полеты и видения, что некогда позволяли предугадать будущее, заметно потускнели и стали какими-то невнятными: он просыпался и не мог толком вспомнить, что видел, так было все смутно и бегло… А на службе его ждали хитроумные ребусы, и он вынужден был ловчить, хитрить и разгадывать происки коллег – что было по-своему занятно, в самом деле походило на состязание, что-то вроде усложненных шахмат… но не того он ждал от жизни. Он завяз в подковерной борьбе областного масштаба. А годы шли и шли, и все быстрей и быстрей.

Дар Геннадия Никонова потерялся в этих годах. То есть, он был, и даже в чем-то помогал, однако, он не развивался, и не тащил уже не очень молодого бюрократа. Геннадий видел, что те, у кого никаких талантов нет, но есть родство и связи, опережают его в карьере, даже если они моложе и начали позже.

Он начал горько прозревать, что дал маху и занялся не тем. Что его чудный дар был предназначен для чего-то иного: науки, искусства… творчества, короче говоря, разумного, доброго, вечного. Да! Чем дальше, тем яснее сознавал он, что это так. Но сознавал и то, что менять жизнь уже поздно. Он попал в колею… скорее, даже в секту, откуда назад дороги нет. Войти, нельзя выйти. А у него уже семья, дети… и никаких вольностей он себе позволить не может. Он связан.

И он продолжал жить в секте. Осторожно, не высовываясь, не подставляясь. У него была неплохая зарплата, отличный соцпакет, но главное – положение и все же связи. Игры, в какие играл он сам и его окружение, не выплескивались за пределы касты, а сама она была надежно огорожена от неопрятного, грязноватого, нетрезвого мира системой льгот и охранных грамот.

Геннадий – давно уже Геннадий Тихонович! – вжился в обстоятельства. В них мало что переменилось и после распада СССР: он и его сослуживцы были сотрудниками обкома КПСС, стали сотрудники канцелярии губернатора, партбилеты оставили дома… и делали примерно то же, что и раньше.

Но жизнь брала свое, на службу приходили молодые, стариков потихоньку выдавливали на пенсию. В какой-то момент Никонов почувствовал, что поджимают и его, и брыкаться не стал, хотя и поддаваться тоже. Цеплялся за работу до тех пор, пока начальство – тоже новое – не намекнуло так прозрачно, что прозрачней некуда. Дальше тянуть было нельзя, и Геннадий Тихонович ушел на заслуженный отдых.

4

Он всегда вел здоровый образ жизни, и ощущал себя лет на десять моложе. Пенсия приличная, самочувствие превосходное… и тут он вдруг подумал: а не вернуться ли к тому, утраченному в молодости?.. Привыкнув не впадать в эмоции, он стал занялся этим, никому и слова не сказав. Жене объяснял примерно так: пройдусь по магазинам, по хозяйству кое-что присмотрю… а сам просто отправлялся бродить по улицам, пытаясь вызвать в себе те давние, почти забытые чувства. Спешить ему было некуда, он ходил прогулочно, память его трудилась.

Он прошел хорошую школу жизни и понимал, что если и вернется нечто, то случится это само собой. Какой-то внешний толчок – и мир и время сами переменят ход. Не надо торопить. Надо ждать. Он ждал.

И дождался.

Однажды в мае Геннадий Тихонович пустился на привычную прогулку. Весна, солнце, синее небо, сирень!.. На душе было так отрадно, хотелось улыбаться, чуть ли не петь. Пошел, куда глаза глядят и ноги идут… и так вышел к старинному небольшому особняку – ныне лекторию общества «Знание». На двери виднелась скромная, едва ли не рукописная афиша, Никонов заинтересовался и подошел.

Объявление гласило: сегодня, в 17.00 состоится лекция на тему: «Человек и планета Земля. Загадки и нераскрытые возможности». Лектор – доцент университета такой-то.

Никонов долго стоял, смотрел, понимая, что вот оно, то самое, чего он так долго ждал. Он тут же и купил билет за какую-то смешную цену. И в 17.00 был в полупустом зале.

Лектора это обстоятельство совершенно не смутило. Моложавый стройный мужчина в элегантном светлом костюме вышел с улыбкой, непринужденно поклонился и начал рассказ.

И с первой же минуты Геннадий Тихонович с потрясением, в восторгом… с черт-те чем еще! – понял: вот оно! Сбылось.

5

Рябко прервался на полуслове. Лицо напряженно застыло.

Тревога перекинулась на Диму.

– Что? – почти выкрикнул он. – Что такое?!

Андрей сидел, не двигаясь и даже не моргая. Но вот моргнул. Очнулся. Правда, лучше от этого не стало – нехорошая бледность изменила, заострила лицо, и сам он весь точно осунулся под незримым грузом.

– Худо, ребята, – не стал он впустую утешать друзей. – Худо! Я думал… но нет, похоже, они нас нашли.

– Кто? – Макс резко подался вперед.

Но Андрей не ответил. Вскочил, громыхнув табуретом.

– Ну, парни, теперь забота у нас простая: ноги в руки и ходу!

Макс ничего не понял, кроме того, что надо слушать Рябко и не рыпаться. Дима хотел было убрать со стола: чужая-квартира как-никак… но Андрей цыкнул на него: некогда! – и они выбежали прочь.

На улице Андрей тормознулся на миг, вслушался – и махнул рукой: туда! Пустились бегом влево.

– Скорей, – задыхаясь говорил Рябко, – только скорей!.. Сейчас дворами… вот так, быстро, аккуратно…

Максим инстинктом догадался, что в такой обстановке надо делать, а не думать. Не думал и Рябко: он просто знал.

Но ему пришлось туго. Макс с Димой, молодняк, неслись как лоси, а вот философ, последний раз сдавший зачет по физкультуре на четвертом курсе, скоро стал хватать воздух ртом как рыба.

– Стой… стойте!.. Ребята, стой! – совсем выдохся.

Остановились. Андрей кое-как отдышался.

– Вот что, слушай меня… Объяснять некогда. Вот ключи, запоминай адрес.

Он продиктовал трижды, хотя у Димы давно уже выработалась профессиональная память на адреса. Он кивнул, взял ключи.

– Значит, ждем вас там?

– Да. Но…

– Что – но? – напрягся Макс.

– Если меня долго не будет… А, ладно! Мигом туда, и ждете меня. Все!

6

Андрей не хотел, да и не мог сказать им всего.

Просто-напросто он и сам не знал всей обстановки. Он знал, кто охотился за ними, догадывался, что этим гадам нужно. Он остро ощутил, что они в охоте на них. Но где они конкретно, что может случиться в следующий миг – этого он знать не мог. Поэтому и принял решение разделиться. Ребят отправил в надежное место, а сам…

А сам еще не знал, что делать. Погоня ощущалась, но как-то вроде бы отступила, потеряла остроту. Это хорошо?.. Да как сказать. Это могло значить, что группа преследователей разделилась, возможно, решила работать методом сети, рассыпавшись по одному, каждый из которых включал режим реактивного поиска. Стало быть не очень-то и знают, а? Гадают, ищут…

Это несколько ободрило Андрея, но он отлично знал, что бдительности терять нельзя. Решил приостановиться, прокачать ситуацию.

Присел на лавочку у подъезда. Поиск, работавший у него почти бессознательно, автоматически, показывал примерно то же: снижение уровня опасности до смутного, неясного чего-то. Андрей работал очень тщательно, но ничего, кроме того, что есть, не уловил. Ну и ладно!

Он ощутил огромную усталость и позволил себе расслабиться. Ладно! посижу, отдохну и домой…

И только тут вспомнил, что домой-то как раз и нельзя.

И на запасную квартиру тоже – ребят туда отправил. Что делать?..

Ну, что делать! Выход один – к Никонову. Приеду, расскажу, будем думать, что дальше. В конце концов, может, не все еще потеряно. Даже наоборот, после случившегося все опомнятся, поймут, что натворили, что может произойти потом… и может, даже удастся вернуть все на прежний уровень. Ну да ладно, что там, петь за упокой не будем, а вопросы, конечно, надо разруливать с Никоновым.

Рябко не стал звонить старику, решил сразу ехать к нему. А эти морды если и следят, если даже и точно вычислят, туда и не посмеют сунуться. Они тоже не идиоты.

Итак, к Геннадию…

Андрей не успел додумать – опасность полоснула, как ножом.

Что за черт?!

Он побледнел, хотел вскочить, и не смог. Грубая тяжесть навалилась на спину, на плечи, голос хрипло шепнул в ухо:

– Сиди! Не рыпайся.

И сильная рука ловко охватила шею, сдавив горло.

Дурак! Болван! – какими только словами не покрыл себя Андрей. И уж конечно, рыпнулся. Но чужая рука сжалась как стальной обруч.

Ах ты, гад!

Андрей яростно дернулся, в шее вдруг что-то хрустнуло.

И?..

И случилось что-то такое, чего никогда с ним не было.

Тяжесть исчезла. А он легко встал… или нет, даже не встал, а как-то его приподняло, какая-то сила, и он стал расти, расти, расти, земля стала уходить от него… и вот он уже достиг второго этажа, и тут женский голос отчаянно крикнул:

– Андрей!

И женщина заплакала, и он неожиданно узнал Марину, свою бывшую жену.

Он не увидел ее, только успел удивиться: как она здесь оказалась?! – и вмиг позабыл о ней, потому что какой там второй этаж! – он понесся в небо, чувствуя изумление и радость, а через мгновенье это стало счастьем, и он рассмеялся, чувствуя как растворяется в безмерном пространстве, полном теплого света…

Здоровенный детина с бугристыми плечами борца замер в растерянности.

– Блин, – пробормотал он, – это чего… Слышь! Чего это он?..

Другой, с острым, злым лицом склонился к человеку, обмякшему в руках амбала. Склонился – и побледнел.

– Идиот, – выдохнул он. – Кретин!.. Да ты ж ему шею сломал! Все, труп. Ты что натворил, урод?!

Тот совсем струсил. На тупом рябоватом лице выступил пот.

– Да ты че! Я ж не хотел… Я так, прихватил малость, он как рыпнется, ну я слегка поджал, а он того… Я чуть-чуть только, а он…

– Чуть-чуть! – передразнил остролицый. – Сила есть, ума не надо… Ты думай, как ты жмешь, башка баранья! Ты ж не на соревнованиях!..

Борец засопел виновато. Тело он все так же держал в объятиях, со стороны взглянуть: подвыпившего дружка облапил… Остролицый огляделся.

Он соображал быстро. Редкий народец маячил поодаль, на них никто не обращал внимания. Подъезд?.. Так, кодовый замок фигня. Подскочив, он за пять секунд разобрался с этой механикой. Метнулся вновь к скамейке.

– Так, берем быстро! Будто бы поддатого тащим.

– Ага, ага… Айда!

Они мигом втащили мертвеца в подъезд. Там было темно и пусто.

– Сюда! – свистяще шепнул главный, и они бесшумно свалили тело под лестницей, у входа в подвал. И быстро вышли, без лязга прикрыв дверь.

– Идем спокойно, не привлекая внимания, – процедил остролицый.

– Ага, – здоровяк ссутулился, хотел оглянуться, но спохватился и зашагал хотя и напряженно, но размеренно.

– С шефом сам будешь объясняться, – бросил спутник так же вполголоса.

– А?.. А, ну да, ясно, – поспешно согласился неразумный силач.

Метров сто шли молча. Затем амбал робко спросил:

– А это… ты как думаешь, он… ну, того…

– Как отреагирует?

– Ну да.

– Не знаю, – сухо ответил остролицый. – Откуда же я могу знать? Не обрадуется, это точно, а дальше… Ладно, хватит болтать впустую! Давай вон тот дом обойдем, потом в гастроном, а оттуда в машину. В случае чего запомнят, что мы из магазина вышли…

И ушли.